***
Иногда Дин думал, что он все-таки умер и вся его жизнь — это один сплошной грёбаный кошмар, что повторяется раз за разом, стоит лишь сделать ещё один круг по этой адской петле. Удивительно, но там, на этом пути, он никогда не встречал монстров, но зато всегда, всегда, ощущал языки пламени на своей коже. Как тогда. Как прямо сейчас. Импала медленно подкатилась к дому и остановилась почти там же, где останавливалась утром, совершенно не обращая внимания на столпившихся на улице зевак и федералов. Яркие сигнальные огни мягко огладили блестящую черную поверхность Детки и скрылись в ночи, спугнутые резко открывшейся дверцей. Дин почти вывалился на землю и было ринулся к сторону домика Мэри, но запнулся посреди дороги, увидев вместо двух этажей «Американской мечты» лишь догорающую древесину. Ещё утром крыльцо сияло белизной довольно свежей краски, встречая Винчестера на своем пороге не особо приветливо, а сейчас оно тлело в грязи и лужах, образовавшихся на аккуратном зеленом газоне от напора пожарного гидранта. Дин не видел Сэма, по-чудовищному скрючившегося на переднем сидении машины, не замечал, как длинные пальцы брата отчаянно вцепились в, чудом пока еще не поседевшие, волосы и не слышал воя отчаяния, что вырвался из чьей-то глотки. Из его или Сэма — сейчас было не так уж и важно. Не тогда, когда перед глазами снова догорал дом, ласкаемый рыжими языками пламени. — Мэри… Реальность обрушилась на Винчестера неожиданно и со всей подлостью — просто упала сверху и придавила с собой так, что затрещали шейные позвонки. Дину не нужно было подходить к копам или пожарным, представляясь ненастоящим именем, прикрываясь выдуманной историей, чтобы знать, почувствовать — Мэри больше нет. Мост окончательно сгорел. Тот самый, который охотник подпалил пять лет назад, захлопывая двери в Нью-Йоркской однушке, оставляя за пошарпанной дверью конопатую девчушку (девушку, охотницу, которой не страшно доверить прикрыть свою спину) вместе с неуместными, глупыми, совсем наивными юношескими мыслями о том, что могло бы быть между ними, существуй они в какой-то иной реальности. А может быть и в этой — не будь Дин таким трусом, отцовским солдатиком, вымуштрованным по всем законам военного времени. Но сейчас это больше не имело никакого значения, ведь с каждым порывом ветра в голове ярким пламенем выжигались воспоминания о ней. Те, что были и те, что так и не появились на свет. В голове была пустота, там все шумело, смешивая звуки, цвета и запахи, и Дин отстраненно подумал о том, что наверное так себя чувствует Сэмми во время очередных приступов. Что именно образ Джессики он видит огненных всполохах и именно её голос зовет его так глубоко, откуда совершенно не хочется возвращаться… бедный братишка. На Сэма было страшно смотреть, но Дин все равно сконцентрировался на его бледном лице, понимая, что от треска древесины его уже начинает тошнить. Сейчас охотник как никто другой знал, что именно вертится в гигантской, полной мозгов, голове брата. В-И-Н-А. Именно так, заглавными буквами, на весь чертов экран. Чувство вины за то, что не предотвратил то, что видел, хотя и понятия не имел, что именно это значит. Сэмми поднял испуганный взгляд на Дина и так и застыл, словно олененок перед мчащейся вперед фурой… он опустил голову вниз и волосы упали ему на лицо, не позволяя больше видеть и считывать эмоции, а после он вылез из машины, совсем как какое-то пещерное чудовище и, аккуратно прикрыл за собой дверцу. Сэм выглядел пожевано, и Дин какими-то урывками вспоминал то, что произошло минут двадцать назад — как брат выскочил из Импалы, чуть ли не засунул старшего на водительское сидение, а сам хлопнулся на пассажирское, сжимая в руке блокнот, что он утащил в одном из мотелей. На пожелтевших листках были какие-то слова и каракули, при помощи которых, еще спутанное после кошмара сознание Сэма, пыталось доказать Дину, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Что прямо сейчас они должны быть в другом месте, даже если уже будет слишком поздно. Брат сделал шаг, судорожно сжал дрожащие пальцы в кулак, и, стараясь не смотреть на дом, поднял блокнот. На листке заглавными буквами, черными потекшими, от частых подчеркиваний, чернилами, было написано лишь одно слово:«Ребенок»
— Джентельмены, это место оцеплено, прошу вас покинуть территорию… — голос внезапного полицейского — совсем не старого дядьки, что может быть на пару лет был старше самого Дина — ворвался в голову словно пуля, заставив Винчестера-старшего наконец-таки прийти в себя. Он болезненно выровнялся и пока ещё совсем пусто и тупо уставился на мужчину, который, впрочем, увидев их двоих, озабоченно нахмурился. — Вы знали пострадавших? — Да, — выдохнул Сэм, равняясь с братом. — Мы э-э-э, родственники. — Да, родственники, — подтвердил Дин, дернув головой, словно отмахиваясь от мухи и с силой потер переносицу, уставившись на копа. — Мы… Мэри… ребенок. Где ребенок? Питер? Он… с ним все… Разумом Дин понимал, что может случиться всякое. Дом горел почти до тла — не факт, что среди обгоревших обломков смогут найти взрослого… взрослое тело, не говоря уже о ребенке, но уверенный взгляд Сэма и этот чертов блокнот, что он теперь прятал за штаниной, от цепкого взгляда полицейского, говорил охотнику об обратном. — Да-да, мальчик легко отделался, — растягивая слова произнес полицейский, все еще оценивая братьев и не понимая, можно ли доверять им или нет. — Сейчас он у кареты «скорой помощи»… мистер, простите, стойте! Вам сюда нельзя! Эй! То, что говорил страж правопорядка, Дин пропустил, оставив разбираться с этим Сэма. Брат и его фирменное занудство, особенно в правовой сфере, не раз выигрывало для старшего кучу времени — иногда казалось, что Сэмми сможет защитить самого Дьявола, став его адвокатом и выиграв дело против Бога. «Оправдан» — строчили бы на всех первых линиях ангельских газет и трубили во все горны эти чертовы херувимы, только если бы они существовали. Но их не было — и сгоревший дом был тому отличным доказательством. Охотник крупными шагами пересек немалый путь до, скрытой в тени кустов, кареты «скорой», не обращая никакого внимания на всевозможные препятствия. В его голове был лишь четырехлетний мальчуган и воспоминания о нем самом, в точно таком же возрасте вынесшим из огня младшего брата. Да только вот у Питера никого не было — не было за что цепляться (Дин все еще помнит какое на ощущение одеяльце Сэма), не было на цем концентрироваться (на детском дыхании и плаче, что заставляло чувствовать себя живым), не было больше н-и-ч-е-г-о. Ни любимой спальни, ни заднего двора с игрушками, ни мамы, целовавшей его перед сном. У Питера теперь тоже больше не было Мэри. Дин сделал последний рывок и замер как вкопанный, когда увидел коричневые вихри волос, чуть ли не по самую макушку укрытые оранжевым медицинским пледом. Маленькое личико было испачкано в пепле, грязи и саже, а щечки расчерчены четким следом от слез. Мальчик держал в руке игрушечного Вукки, с перемотанной ярким детским пластырем лапой, и о чем-то рассказывал девушке-медику, доверчиво склонившейся к маленькому Питеру, попутно отмечающую что-то в своем бланке и почти на него не глядящей. Мир остановился и сузился ровно до этого момента, где существовал лишь Дин и почти что пятилетний шкет, до одурения похожий на него самого в детстве. Винчестер не знал, что ему сказать или сделать — он просто застыл на месте, как идиотская статуя — но ему повезло, потому что Питер решил все сам. Мальчик замолчал и, переведя внимательный взгляд на него, сорвался с места, закричав лишь одно слово: — Папа!