Соперник

- Что? – тем не менее, переспросил я, хотя на слух никогда не жаловался. - Что слышал! – гавкнула Соколова, она, видимо, тоже в курсе, что не жаловался. Ну уж нет! Чтобы женщина на меня орала? Да я такое позволял только маме. И только когда мне было пять лет. Я решительно подошел к Юльке и нахмурил брови для пущей грозности. - Ну-ка повтори! – приказал я, и она сразу как-то стушевалась. – Вот то-то же! – не сбавлял я обороты. – Это кто еще здесь трус! Юлька сразу вскинулась, зашипела как гадюка Горгона, тьфу ты, медуза Горгона, ну в смысле, как змея на голове медузы Горгоны – короче, вы меня поняли. - Я в отличие от некоторых, - выделила она последнее слово, - не пишу письма в газетенку и не жалуюсь на то, что кто-то ходит с чемоданчиком. - Я тебе уже сказал, что это была шутка, - терпеливо, как маленькому ребенку, объяснял я, готовый гнуть свою линию до победного. - Шутка? – воинственно переспросила она и начала деловито складывать газетку. – Ну и отлично. Пойду почитаю Тане, а лучше Галине Николаевне – посмеемся вместе. Пусть знает, какие разносторонние у нее сотрудники! Черт! Откуда только в твоей голове такое количество неуемных идей?! Я пытался придумать что-нибудь серьезное, солидное, чтобы раз и навсегда обезвредить эту бомбу ускоренного действия, но на ум почему-то приходили лишь способы, ведущие прямиком к взрыву. Тогда я решил действовать от противного, на свой страх и риск. - Считаешь, что шутка удалась? – я нагнал на себя невозмутимости, не спеша обходя стол, словно собирался выпить еще кофе. – Думаешь, им понравится? Она опешила, замерев на месте и посмотрев на меня своими большими синими глазами. А у меня в голове завертелось: «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой…» Черт, Соколова, и что в тебе такого, что жизни с тобой нормальной нет? И без тебя – тоже, что хуже всего. Однако я скрутил себя в кулак и с улыбкой сказал: - Ну, раз ты так считаешь, значит, так и есть… Я доверяю твоему вкусу, - на всякий случай добавил я. Вишенка на торте. Юлька бросила газету на стол и молча вышла из буфета. Я скосил взгляд на серебристого виновника всего этого безобразия, затем на желтую прессу и вздохнул. Победа почему-то не грела.