Зверобой

в которой Стефани терпит настоящее фиаско, кое-кто засыпает на лекции, а Алиса проваливается в кроличью нору.

/~/

      То утро не предвещало ничего необычного.       Птицы, разбуженные первым настоящим теплом дождливого Лондона, восторженно пели и изображали бурную деятельность, трава зеленела, а улицы только-только ожили под ногами офисных клерков.       Жизнь текла своим чередом, не смотря на ранний час и отсутствие рвения что-либо делать по утрам. Уже в шесть часов утра Стефани Амалия Брайтвуд сидела за облюбованным ею письменным столом на чердаке мадам Трике́ и пыталась сочинить детективный роман, достойный внимания даже непредсказуемого читателя нулевых¹. Слова никак не хотели складываться в предложения, мысли текли вяло и были похожи на загустевший кисель, они тормозили и без того еле крутящиеся в голове шестерёнки. Стефани потрясла головой и ощутила полнейший ступор. На какую-то долю секунды ей показалось, что всё: и кисель, и шестерёнки выпали, высыпались куда-то, и она уже почти захотела это записать, как телефонный звонок прервал её размышления.       — Алло?       Привычка брать трубку даже при незнакомом номере была, как всегда, чрезвычайно полезна. Её престарелые и не очень родственники, имеющие особенность чуть ли не каждый месяц отдыхать где-нибудь за границей с уверениями, что "нет рук надёжнее, чем у мадам Трике" и "мы телеграфируем тебе, дорогая", постоянно звонили с номеров отелей и гостиниц, не желая тратить время или, скорее, деньги на использование мобильного.       — Амалия, милая, это ты? — Слишком высокий и от того комичный голос Катарины, мачехи девушки, каждый раз вызывал приступы немого смеха у Стеф.       Однако же, смеяться в шесть с небольшим утра, да ещё перед целым днём унылых лекций, как-то не хотелось. Поэтому она просто зевнула:       — Да, Катарина? Это я. Я искренне сомневаюсь, что у нас есть ещё родственники, способные выдержать Ваши визги с утра пораньше.       Визг в трубке стал, казалось, ультразвуковым.       — Во-первых!! — кричала распалённая женщина, одаривая Стеф новой порцией писка. — Я же просила называть меня мамой!!       Где-то на заднем плане по ту сторону провода тяжело вздохнул папа. "Ну уж нет, звать тебя так я не буду ни за что и никогда!" – подумала девушка и ещё раз зевнула.       — А во-вторых, опять ты пишешь свои бульварные романы с утра пораньше, вместо того, чтобы усердно заниматься!       И да, мисс Брайтвуд не была благодарна своей мачехе за то, что вместо факультета Журналистики и Слова отправила её на Экономику и Право. Теперь её "писательское поприще" пошатнулось и куда-то съехало. "А так хочется стать известным автором детективных романов", — часто вздыхала Стефани. Зато теперь здорово получается качать свои права, как бы смешно это ни звучало.       — Я полагаю, что Ваш отпуск не задался. Обычно Вы не цепляетесь ко мне, по крайней мере, во время Вашего "законного отдыха". И отдыха от чего? От должности жены богатого мужа? Забавно. Вы, Катарина, такая смешная!       Бесить мачеху не входило в её планы, но надо было что-то делать.       — Я звоню тебе, неблагодарная, потому что я отказываюсь больше платить за твоё жалкое образование! — Стефани промолчала о том, что поступить куда она хотела, ей так и не удалось.       В горле застрял неприятный комок.       "Неблагодарная?! Да, я, конечно, не ангел, но до девятого круга Ада меня ещё никто не опускал! Пришла в нашу семью, пользуется нашими деньгами, а сама и в ус не дует, ведьма!"       Стефани уже набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы воззвать к справедливости или же отцовской совести, когда Катарина продолжила, заставив девушку подавиться своими словами на месте.       — И вот ещё что, — совсем уж по-хозяйски сказала она. — Твою квартиру в Белфасте мы продадим. Ты уж извини, Амалия, — девушка дёрнулась, как от пощёчины, и скривилась. Она ненавидела своё второе имя. — Но мне понадобится кругленькая сумма. А о твоём проживании позаботится мадам, хорошо?       И тут уже она не выдержала.       — Нет, не хорошо! Ничего, чёрт Вас подери, не хорошо!! Крутишься тут, крутишься, стараешься, стараешься, а Вы!!! — Возмущённый взмах руки отправил стакан с ручками и карандашами в недолгий полёт. — А Ваша "Мадам" даже не знает, что такое дети и как с ними жить!! Отвела мне какие-то лошадиные стойла, хотя у самой дом ломится от богатств!!       Было слышно, как отец что-то проговорил Катарине, и как она начала прикрывать трубку рукой.       Разозлённая девушка продолжала:       — Живёшь как бедная родственница, да при живом отце!! Папа!! Папочка, забери меня отсю...       Звонок прервался. Видимо, хитрая дамочка решила оставить эту часть жизни своей падчерицы при свете одних лишь ночников.       Стеф скрипнула зубами и отшвырнула телефон в сторону. Тот мягко стукнулся о тумбочку и приземлился на жёсткий матрас металлической кровати.       Девушка замерла, поглощённая тяжёлым чувством. В ней тысячами жужжащих молний вились мысли. Как? За что? Почему? И если на первые два вопроса её любимая Ба ответила бы: "С сахаром" и "За всё хорошее", на последний вопрос напрашивалось злобное "Во имя Сатаны".       Сатана, как и ожидалось, был занят и помочь ничем не мог.       Солнце осторожно заглянуло в оконце напротив стола, примирительно касаясь щеки Стефани своим тёплым лучиком.       Пора было собираться на ненавистные лекции. Девушка кинула первую тетрадку в рюкзак.      Утро оказалось просто сказочным.       До первой пары юная Брайтвуд добиралась полтора часа. Сначала метро никак не хотело везти куда нужно, потом аудитория искалась удивительно медленно, а под конец девушка вообще чуть не сломала ногу на одной из университетских лестниц.       Пропустив в свою гневную тираду пару бранных слов, за которые дома, в поместье, она обязательно бы схлопотала от Катарины, Стеф широким шагом влетела в класс, глазами выискивая своё привычное место за партами.       Вот откуда-то с пятого ряда ей помахал голубоглазый Ким, а чуть ниже ей улыбнулась вишнёвогубая Айрис.       Соседи по учёбе ей действительно попались замечательные. Ким, можно сказать, был отличным наставником в спорте и различных "болтологиях", как их называл отец, а Айрис оказалась незаменимым гидом в мир точных наук. Даже обычное общение с ними было в радость, и Стефани с лёгкой ностальгией хранила те минуты, когда лучик солнца на набережной искрил зайчиками в золотистых волосах Кима, а белый мрамор массивного ограждения так мягко подчёркивал тёмную матовую, почти шоколадную кожу Айрис.       Набережная реки Темзы стала для трёх студентов последним приютом. Они очень часто собирались там, как воробьи, садясь рядком на редко стоящие лавочки, гуляя то в одну, то в другую сторону вдоль реки или просто устраиваясь поудобнее на траве, покрывавшей склоны-спуски к набережной, и лениво переговаривались, подставляя лица холодному северному солнцу. Или дождю, как повезёт. Природа очень непредсказуема.       Стефани легонько махнула рукой, не занятой никакими сумками, в ответ и тихо проскользнула мимо преподавательского стола.       Учеников было немного, и их всех можно было бы сосчитать пальцами одной руки, если, конечно, позабыть о той "вечной" троице, которую так обожает Господь², но так остерегаются учителя.       Усевшись рядом с всеведущей Айрис и получив одобрительный хлопок по плечу откуда-то сверху от Кима, Стеф наконец смогла расслабиться. Ребята хитро переглянулись, а Этра́че бойко спросила:       — Тяжёлое утро, да, звёздочка?       И Стефани ещё раз подумала, что Айрис просто чертовски проницательна.       — Да, — Она перевела взгляд на начавшую лекцию преподавательницу. — Бывало, естественно, хуже.       Ким снова напомнил им о том, что идёт урок, стукнув обеих девушек ладонями по макушкам с высоты своего пятого ряда. В ответ ему раздалось грозное шипение, поспорить с которым не смогла бы и кошка. Осборна это, впрочем, мало впечатлило.       — Давайте вы заглушите свои тарахтелки и послушаете, что говорит миссис Джонс. О том, чтобы переписать всё у меня, вы можете забыть, юные леди!       — Я и без Вашей помощи справлюсь, милостивый сэр! — также бойко ответила Айрис. Иногда Стефани начинало казаться, что между этими двумя что-то происходит.       — А я просто хочу поспать, хотя бы чуть-чуть, Ким! — Брайтвуд тут же понизила голос, чтобы остроухая миссис Джонс ничего не услышала. — Я проснулась в полшестого, только чтобы написать пару прогнивших строк! И, между прочим, Катарина снова нашла, к чему придраться.       Все трое устало вздохнули.       Лекция тянулась ещё медленнее, чем дорога к аудитории. Миссис Джонс — худая, невысокая, но властная женщина тридцати лет, с постоянно собранными в тугой пучок волосами цвета пшеницы и раскосыми очками, за которыми скрывались приятные умные глаза — была необычайно внимательна к деталям. Конечно, она часто обращала внимание своих студентов на всякие полезные мелочи, неустанно повторяя: "Дьявол в деталях!"³ Однако сегодня... Вселенная решила взять отгул. В этом были уверены все сидящие в зале.       Стефани, ещё пять минут назад старательно записывающая каждое слово в общую тетрадь, обклеенную стикерами с Суперменом, уже клевала носом. Сон не хотел отступать, буквы сливались, мешая сосредоточиться, а все звуки превратились в давящую на уши, вакуумную подушку. Спать хотелось неимоверно.       Она тяжело вздохнула, побеждённая, и сложила руки перед собой, опуская на них уставшую голову. Через несколько секунд, как голова коснулась рук, Стефани Брайтвуд крепко заснула.       Ни добросовестные тычки в бок от Айрис, ни хлопки по спине от Кима не могли вырвать её из царства сна. Она забылась, исчезла и улетела куда-то очень-очень далеко. Где она находилась в тот момент, было трудно сказать. Точно не в Лондоне. Не в Лондоне, нет.       Она уснула, и снилось ей, будто она почему-то Алиса⁴, побежавшая за белоснежным кроликом в таких же белоснежных перчатках и провалившаяся в тёмную глубокую нору.

\~\