Ah, my sweetest love

      Сколько себя помнила, Нанами всегда отдавала своё сердце музыке. Окружённая тишиной и умиротворением в просторах деревушки, где-то далеко за пределами городской суеты и забот местных жителей, единственным своим спасением тихая и робкая маленькая Харука находила игру на фортепиано со своей бабушкой… Да, и правда. Оглядываясь назад, Харука отчётливо могла вспомнить, как спокойствие городской жизни нарушало громкое, отрывистое звучание нот, отдаваясь таким же теплом в груди. С этим же чувством девушка впервые познакомилась и с Хаято, её единственным и любимым кумиром… Когда она впервые услышала его песню — ну, это была любовь с «первого прослушивания». Конечно, кто-то мог сказать: «что ты нашла в этом причудливом Хаято?», но Нанами это не волновало. Песни айдола тронули её до самой глубины души… Казалось, он пел её же словами, общался со слушателями через песни на её же языке. Неспроста Нанами всегда говорила, что музыка способна творить чудеса с сознанием людей, направлять их к исполнению собственных желаний… Кто, если не она, в действительности испытал это на себе? Стремясь однажды написать такую песню, которую с гордостью сможет исполнить Хаято, девушка шла за своей мечтой и в конце концов… оказалась здесь. Кто бы мог подумать, что простушка из деревни будет обладать исключительным талантом к музицированию и станет единственным и ведущим композитором одной из самых популярных (на данный момент) айдол-групп в Японии — ST☆RISH? Так ещё и что Нанами сделает одним из участников группы Ичиносе Токию, что раньше выступал под именем самого Хаято? Нанами иногда и самой не верилось, что она своими собственными силами, этими тоненькими немощными ручками, которые пианистка никогда не опускала, и только своей искренней любовью к музыке смогла всего этого добиться… Когда Харука прокручивала у себя в голове всё, что с ней произошло за последние годы, у неё голова начинала немного идти кругом.       Вот и сейчас… Сочиняя новую сольную песню для Токии, Нанами всё время, что было несвойственно для неё, отвлекалась на собственные назойливые мысли, что не давали покоя. Конечно, это был уже далеко не первый раз, когда Нанами писала композиции для дорогих ей ребят из ST☆RISH, однако… В этот раз Ичиносе попросил Нанами лично написать для идола песню, так сказать, на досуге, отдельно от планов на артистов Саотомэ. Вот это-то и не давало юной пианистке покоя. Получается, это личный сольный проект Токии, музыку для которого он поручил написать Нанами… Стоило ей только раз напомнить себе об этом, как у Харуки тут же начинали трястись коленки. Конечно, девушка всегда была слишком эмоциональной и нервной. Так тут ещё и такая важная работа, и ей нельзя подвести Ичиносе…       По правде так было практически всегда, как Нанами приступала к работе над песнями Токии. Конечно, пианистка любила всей душой каждого из состава ST☆RISH: они, словно звёздочки, светили ей свысока, светили разными цветами… Все они были прекрасны по-своему. Поэтому Нанами так любила группу, для которой готова была всегда писать композиции, пока время их славы не пройдёт насовсем. Однако, когда она думала о Токии… Она понимала, что любит его чуть иначе. Нет, так нельзя — она это понимала и даже неосознанно каждый раз вырисовывала у себя в сознании образ Шайни Саотомэ, с жаром твердящего: «ни-ка-кой романтики между композитором и певцом!!!».       «Можете не напоминать, директор Саотомэ…»       Девушка уже смирилась с тем, что её чувства к брюнету немного другие, и с досадой думала об этом… Ведь этим она предавала ребят из ST☆RISH, верно?.. Она же всем, что у неё было, уверяла друзей, что не могла выбрать ни одного из них, вот и написала для шестерых сразу песню, а сейчас… стало понятно, что она душою выбирала только одного. Это же было так несправедливо, верно? Нанами было стыдно за саму себя, но она ничего не могла с собой поделать (ну, хотя бы фактически она не нарушала правило Саотомэ…). Всё же, что-то их с Токией объединяло… Когда девушка слушала его песни — да и когда она слушала Хаято, — она… она словно находила в них частичку себя и своих чувств. И ей уже просто невозможно было избавиться от крохотной мысли, что именно музыка добавляет в её служебные отношения с Ичиносе что-то более личное.       Так или иначе, сейчас Нанами сидела на скамейке за общежитием ST☆RISH с нотными листами и карандашом в руках, искала вдохновение для новой мелодии Токии в лёгком предсумречном ветерке и оранжево-розовом небе… Может, красивые виды смогли бы натолкнуть её на незабываемый мотив, как это обычно и случалось? Однако в такие часы, когда вечер сменял полдень, становилось ощутимо холоднее, к чему Харука была как правило не готова… И именно в тот момент, когда порыв ветра заставил Нанами поёжиться и поправить растрепавшиеся короткие волосы, кто-то подошёл к девушке сзади и опустил на её плечи плотный, тёплый пиджак тёмно-синего цвета. — Не позднее ли уже время для прогулок? Простудишься ведь, — прозвучал над головой мелодичный, нежный голос, который невозможно было спутать с каким-либо другим… Каждый раз этот голос согревал Нанами лучше любого пухового одеяла. — А? Ичиносе-сан?.. Ну что Вы, не стоило… — промурлыкала Нанами, наблюдая, как Токия занимает место на скамейке рядом с ней. — Нет, всё в порядке. Всё же, никто из ST☆RISH не хочет, чтобы с простудой слёг наш единственный композитор, — брюнет слегка улыбнулся, и где-то в глубине его тёмных синих глаз заискрилась нежность и теплота, словно на дне такого же тёмного бездонного моря. Каждый раз для пианистки это было завораживающее зрелище — видеть, как обычно безэмоциональный Токия за секунду превращал свой холодный взгляд в полный заботы и нежности.       Нанами тихо рассмеялась: — Спасибо, Ичиносе-сан… — Ну, что ты там пишешь? — словно заботливый наставник, юноша направил свой взгляд на записи в руках пианистки. — А, это ваша будущая сольная песня… Я только начала, поэтому простите, она ещё пока не готова… — Нанами-сан… — взгляд Токии снова испытал перемены и теперь выражал глубокое сочувствие и беспокойство, — что ты, не извиняйся. Я же сам тебя об этом так внезапно попросил… К тому же ты не обязана так много работать для этого. В конце концов, у тебя ещё много проектов с другими ребятами, а моя просьба может и подождать. — Да нет… — Харука задумчиво опустила взгляд, накрывая тёмно-янтарной пеленой свои яркие жёлтые глаза. — Знаете, когда дело касается написания песен для Вас или других ребят из ST☆RISH или Quartet Night… Я правда просто не могу остановиться. Это была моя мечта с детства — написать такую мелодию, которую когда-нибудь сможет исполнить Хаято. А сейчас я пишу песни для стольких прекрасных людей, что мне и самой не верится, что они хотят исполнять именно мои песни, — усмехнулась пианистка, — я готова постоянно сочинять для Вас композиции, Ичиносе-сан. Мне даже кажется, что это больше заряжает меня энергией, чем наоборот — отнимает сил. Всё же, я не могу сидеть спокойно, зная, что у меня есть возможность писать песни для любимых айдолов, — с улыбкой заверила Нанами, положив руку на сердце. — Поэтому… Не беспокойтесь за меня, Ичиносе-сан! Я сделаю всё возможное, чтобы Вам понравилась и подошла новая песня. Всё возможное, чтобы Вы пели с удовольствием и радостью на душе…       Девушка улыбнулась так искренне, как могла, ведь знала, что её слова определённо достигнут Токию. Ведь не он ли едва погряз в отчаянии и потерял возможность испытывать счастье во время выступлений?.. В свою очередь Нанами была именно той, кто вернул ему надежду и желание петь так, чтобы заряжать радостью и своих слушателей.       «Не важно, от лица Хаято или Ичиносе Токии… Я хочу, чтобы Вы пели!»       Именно в тот день и в тот момент Токия вспомнил ребятишек из больницы, которые пели вместе с ним — их улыбки и лица, оставшиеся в памяти, напоминали о том, к чему была направлена страсть в душе Токии… к музыке. В конце концов, именно ей юноша хотел ещё с детства посвятить свою жизнь. И не раз, когда чувствовал себя потерянным или с головой ушедшим в тоску, музыка спасала сердце Ичиносе. Это — всё, что у него было.       В тот день… Нанами вернула душе Токии то чувство, которого ему так давно не хватало… Напомнила о том, что действительно имело значение. Она подарила ему веру, она спасла его, как и однажды песни Хаято помогли болезненной девчушке из глуши.       «Должно быть, это некого рода чудо, » — вот, что всегда думал об этой связи с Харукой Ичиносе. Ведь если бы не пианистка, его бы и не было сейчас в составе ST☆RISH.       В такие моменты, когда Харука улыбалась айдолу с такой теплотой и любовью и когда слёзки уже мелькали в уголках её глаз, Ичиносе каждый раз слышал эхом отдающийся у себя в голове голос: «я хочу, чтобы вы пели!.. Пожалуйста, не переставайте петь!..», миражом он видел перед собой улыбки мальчишек и девчонок в больничных халатах. Он готов был поклясться, что и у него сейчас будут глаза на мокром месте. Нанами только своей улыбкой дарила ему силы двигаться дальше и продолжать быть айдолом. — Вот как… На самом деле, я понимаю тебя, Нанами-сан, — ответил с еле заметной улыбкой Ичиносе, чем вобрал на себя внимание собеседницы, — когда занимаешься тем, что дорого твоей душе, ты готов отдать всего себя любимому делу и работать без устали. Но я прошу тебя, только не переработай. Мы все переживаем за самочувствие нашего одарённого композитора, — Токия снова посмотрел на Нанами и одарил её тёплой улыбкой. — Ичиносе-сан… — девушка слегка покраснела, — конечно! Простите, что заставила беспокоиться Вас!.. Но не переживайте: обещаю, со мной всё будет в порядке. И ребят из ST☆RISH я не подведу!.. — заверила пианистка. — Я никогда и не сомневался, — тихо добавил Токия, отведя взгляд в сторону.       Харука ещё пару секунд не могла отвести взгляд от лица собеседника, любуясь и восхищаясь им, как бесценной работой да Винчи. Всего через пару мгновений бывших одноклассников встретил идущий откуда-то со стороны озера лёгкий ветерок, который, однако, со временем набирал обороты. Девушка только сейчас заметила, что небо потемнело ещё сильнее, а вокруг стало так тихо, словно все, кто есть на свете, оставили этих двоих наедине… В этот момент, подхватив дуновение ветра, будто аккомпанемент, Токия аккуратно подступил к напеву знакомой мелодии:

Ах, протяну руку только тебе, Ветра этого шум вокруг нас… Сердце бьётся моё…

      И снова ангельский голос айдола захватил сознание Нанами, заставляя затаив дыхание вслушиваться в чувственность и каждую тонкость поставленного вокала Ичиносэ… И почему только его пение так завораживало и сковывало, отчего страшно было даже шевельнуться, лишь бы ненароком не прервать этот сладостный ручеёк звуков? Вокал Токии — определённо был его инструмент, игрой на котором за многие годы путём тренировок и беспрерывной работы айдол овладел в поразительном для слушателей идеале.       Харука прикрыла глаза от удовольствия, полностью отдавшись исполнению давно знакомой и невероятно близкой ей мелодии… Всё же какой успокаивающий был у Токии голос — заслушаешься, и не заметишь. Нанами каждый раз чувствовала, что ком к горлу подступал, когда она внимала пению своего друга… Прекрасный вокал, как у соловья, — он беспощадно пленял душу Нанами, прорываясь в самые отдаленные уголки её ранимого сердца. Девушка невольно начала подпевать, добавив Токии в исполнение свой негромкий, словно дрожащий на ветру, девичий голосок:

Ты прекрасна собою, так что больше не плачь, Вверх подними взгляд! Ах, моя любовь!

      Песня подтолкнула собеседников повернуться ближе друг к другу, а их голоса соединились в умиротворяющий унисон: они оба — конечно, только мысленно, — посвятили друг другу эти последние строчки. Закончив, Харука радостно рассмеялась, в то время как на лице Токии также блестела искренняя улыбка, которую он словно боялся выпускать наружу перед друзьями и даже самыми близкими. — Тебе очень нравится эта песня, не правда ли? — спросил Токия, зная наперёд, что в этом вопросе он прав. — Да! Конечно! — Харука вся искрилась счастьем и не стеснялась так ярко улыбаться, подобно солнышку, прямо в лицо более сдержанному Ичиносе. Пока девушка удерживала на плечах юношеский пиджак, порывавшийся сорваться с плеч из-за ветра, Токия неохотно залюбовался этой картиной. — Знаешь, Нанами-сан, я… — начал парень, чем немного насторожил пианистку, после чего ещё и выдержал небольшую тревожащую паузу, — …люблю твои песни. Твой голос и твоё пение, — зрачки Нанами в этот момент слегка сузились — девушка чувствовала, как всё её естество трепетало, слушая эти слова.       Но что бы ни было на душе Токии, он не нарушит правило, данное директором — нет, ничто не заставит сорвать с лица эту маску и немного перейти грань, даже если и его сердце разбивалось на осколки, говоря так чудовищно мало по сравнению с тем, что на самом деле он чувствует.       Как обычно, он держит пожар своей души в ледяной непроницаемой клетке.       И всё жё… — Однако… — Токия встал с места и повернулся к Нанами, — то, что я чувствую к тебе, я хочу выразить именно в этой песне. Прошу, пусть это не давит на тебя слишком сильно, но… Я с нетерпением жду, чтобы её исполнить и поделиться с тобой частичкой того, что я чувствую. — Ичиносе-сан…       Оставив девушку в недоумении внимать его речи, юноша подошёл к Харуке и со своей фирменной сдержанной улыбкой провёл кончиками пальцев по её персиковым волосам, заправив непослушную прядку за ухо. — Ах… — Харука слегка одёрнулась, чувствуя, как холодок и ряд мурашек пробежался вниз по её щеке и шее. Что было приятно. И всё же девушка смело, пускай и немного робко вместе с тем, и с некой надеждой смотрела своим жёлтым янтарём в глубокое синее море Токии. — Доброй ночи, Нанами.       Айдол, пусть и любуясь прекрасным и юным личиком Харуки, всё же скрепя сердце распрощался с девушкой таким образом. Токия направился в сторону общежития, оставив собеседницу наедине… с ураганом, что творился у неё на сердце. Харука сжимала в дрожащей руке оставленный идолом на её плечах пиджак, словно это был её спасательный круг, пока нотные листы с редкими записями трепетали под ладонью другой руки, словно собственное горячее сердце. Харука опустила голову и обессиленно взялась руками за свои щёки…       …И как же ей теперь быть, зная правду? Как ей быть, когда эта правда найдёт свое место в реальности?..