Жизнь в Калиронкге

— Будь проклят этот песок! — мужчина за сорок, поправив тканевую повязку на лице, пришпорил скакуна. — Как этот идиот мог послать меня туда?! Больше некому, говорит! Он хочет, чтобы я, беспомощный, унижался перед своим же врагом! — всадник шлёпнул коня шпорой и хлестнул поводьями. Поднималась сухая пыль, и животное стало задыхаться. Странник остановился, всматривался вдаль — город уже недалеко. Мужчина стукнул, под углом, левую руку ребром правой, словно он отрубал кусок мяса: значит, одёрнул себя. Выдохнул. Стал гладить гриву. — Прости, Якрих. Ты не виноват в тяжести моей судьбы. Давай, отдыхай, — похлопал по шее и стал ждать, закрыв глаза и также восстанавливаясь. По истечении четырёх минут мужчина вновь провёл жилистой, уже начавшей терять свою крепость рукой и стукнул бока подошвами сандалий (с этим животным странник уже сроднился, и тело его подавало такие сигналы помимо ступней, что конь начинал шаг). — Давно я тебя, Якрих, купил. Год назад получил плату за задание, я рассказывал тебе о нём, — конь перешёл на рысь после стука шпорами. — Соседний князь очень нас невзлюбил. Адрейк Славный, как его звали купцы, очень много тративший на иностранных мастеров и инженеров, ходил на нас войной. Пускал разведчиков. Мне было велено вручить Адрейку грамоту после очередного крупного восстания крестьян и пригласить его к нам. Я добрался к нему, и, знаешь, этот князь — такой человек хороший! Потчевал меня славно: предложил и мясо, и даже морскую рыбу и, ты не поверишь, — конь не слышал слов всадника, поскольку нёсся по песку, и казалось, ждёт приближения города сильнее хозяина. — он предложил мне, послу, икру! Но за всем этим, разумеется, последовало предложение присяги. Я, раз уж с тобой, отказался. И Адрейк через месяц явился к нам. И ведь какое дело, родной: схватили князя, обозвали грешником, предателем рода — а я ведь знаю, знаю, никакой он ему не родственник — и порядков. Приговорили его. Я спрашиваю: за что, ведь Адрейк человек не злой, народ свой ценит. Молчи, говорят, не тебе решать, каков человек. Этот, продолжает, людей голодом переморил, податями задушил. Но, клянусь тебе, Якрих, да и сам ты видел: ныне закрепощённые говорили: хорошо всё было, пока синезнамённые, наши то есть, не пришли. И эта бестия, пользуясь мной, говорит: Бог тебя родом видным не даровал, чтобы судить — и я закипаю, слышишь, чуть не готовый поднять мятеж, как в старые-добрые, против сквернителя трона. Но нет, Якрих, меня щедро оградили. Там и новое поручение взял, и тебя прио… нашёл, Якрих. Уже показывался город величественный, огороженный одной стеной без ворот (выбитые камни свидетельствовали об осаде), и другой стеной, кремлём, охранялся царский дворец. Каменные вышки на разном расстоянии от города предупреждали о пожарах, и глубокие рвы, стянувшись вокруг стены, подобно змее, ограждали город, и готовые к осаде, как известно уже по войне, сосуды с маслом и смолой, висели настороже. — Вот оно, друг мой. Логово врага. Пожрали нас, гады, чтобы людей поработить. Проскочим, друг, задавим со всех сторон. Конь не слышал всадника. Всё его внимание было сосредоточенным на самом себе. Якрих уставал от зноя, сухости, и ему требовался отдых. — Постой же! — одёрнул коня посол. — Нет, скачи дальше. Заметят. Нельзя нам подозрений вызывать, друг, — похлопал по сильной шее. — Не заметят они нас, я верю. Подъехали к воротам. Один стражник, завидя гостя, оставил стену без своего упора и приблизился к спешившемуся всаднику, который распахнул свой капюшон и опустил повязку. — Кто таков? — Приехал в Храм великий зайти. Дочь моя больна тяжко, понимаете, кровь моя бесследно пропадает… — мужчина приподнял руки, сложил их в молитвенном жесте. — Каждый год люди мрут, что исправить. Нельзя каждым несчастным в город заходить. — Пусти, прошу Бога ради. Хозяйство моё погибает, её замуж выдавать надо, жениха в наш дом пустить, детей нарожать... Помрёт всё, коли не вымолю ей здоровье. Не допустите нашей смерти... — тише сказал он. Стражник вздохнул, глянул на наскучившую пустыню. — Обожди, старик, — вправду - тайным послом был мужчина, которому, с показавшейся густой бородой, обыкновенно давали больший возраст. — Далеко твоя деревня? — Трое суток о́тсюда, — мужчине было тяжело смотреть на скучающих солдат, ещё тяжелее — не плюнуть если не в лицо, то хоть в ноги, и уж приходилось одёргивать своё желание расправить могучие плечи. — Пустите, Богом молю вас, страдает дочка, гибнет дом наш. Хоть лошади передых дайте. — Звать тебя как, старина? — чтобы не выпустить грязную, полную земельной инфекции стрелу взгляда, пришлось сощуриться, как бы от песка, и натирать левый глаз. От этого стражникам пришлось ждать. — Окрестили Борлумом. — Иди, старик. Лошадь внутри оставишь. Посол сердечно - лишь на вид - поблагодарил стражников. Пройдя через мост, мужчина стал искать конюшню. Нашёл здание опрятного и надёжного вида, и навстречу ему вышел мальчишка-подросток. Он забрал коня и, выслушав высшие требования к уходу, удалился. Мужчина зашёл внутрь и там встретился с парнем весьма статным для своей молодости. Посол повторил условия для коня и положил на стол означенное количество монет. Он прислушался и, убедившись в отсутствии чужих ушей, спросил, как рано может выехать. Хозяин усмехнулся в ответ на осторожность посетителя и облокотился на стол. — У вас, я так понимаю, срочное дело? — получил утвердительный кивок. — Тогда договоримся на половину пятого утра и один золотой. Мужчина прищурился, захмурел и спросил, что входит в цену. Лояльность, отвечал хозяин конюшни, и сама услуга. Знает таких путников. Мужчина возразил — одну выносливую душу можно обменять не на одну ночь с услугой, а на надёжный щит. И хозяин поинтересовался: откуда крестьяну знать о цене щита. Сошлись на десяти серебряных вместо двенадцати. Посол потянулся к кошельку, откуда достал монеты и, составив стопкой, подвинул к парню. «Благодарю за сотрудничество!», — и после этих слов хозяин конюшни ушёл в размышленья, кем этот приходящий может быть. Такие влияния и богатства доступны не каждому. Пришедший после мальчишка, получив три серебряка, с горящими глазами убежал в город. Посла не было в этот момент внутри - он начал искать ночлежку или трактир. — Ты — Рацен?! — закричал кто-то на площади. Посол прекратил шаг, прислушался. Оставшиеся на вечерней прогулке, начавшейся с хмеля, люди, разнося пьяный смрад, заволновались. Гул, чей-то визжаще-кричащий голос, топот и возня заставили стражу разнимать толпу, арестовывая некоего мужчину, отводя его в башню. Посол убрал руку от сердца, прошептал: «Хвала вам, небесам. Спасли». Посол вновь пошёл и в который раз посмотрел на своё молодое лицо, напечатанное на плакате. Настоящий Рацен, постаревший, начавший седеть, хлопнул себя по щекам и возобновил поиски. За дверью дома приятной, крепкой наружности выделялись, в сравнении с тавернами, высокие потолки, позволяющие ходить не сгорбившись перед хозяином. Войдя, Рацен понял, к чему поставили такие потолки — сам владелец был рослым мужчиной. Освещаемый свечами и камином оранжевый от света зал приветствовал посетителей, предлагал хорошую еду, доброе пойло и мягкую постель. Рацен сел за деревянный стол, и к нему подошла расцветающая от молодости девушка. Посол спросил ужин и постель. Он осматривал посетителей, вспоминал боевых товарищей. Южанин, прекрасный всадник Низар, энергичная и бойкая Карха, дочь северного короля, жертва обмана родственников и умелый учитель Мательд... Где они сейчас? Покойны ли или, вынужденные вновь бороться за лучшую жизнь, идут в бой? Умер ли кто? Такие кружились его мысли. Девушка поднесла тарелку с какой-то мясной кашей. Рацен украдкой взглянул на неё. — Ваши светлые волосы напомнили мне бывшую спутницу, — и тут же сжал запястье. Зря рот открыл. — Ох. Благодарю! — девушка в синем, свободном платье оглянулась, посмотрела на зал и наконец села рядом с Раценом. — Скажите, какой она была? Волосы девушки красиво блестели при свете свечей. Круглое, чистое лицо привлекало своей молодой силой. Горящий взгляд этих милых глаз возрождал в стареющем теле желание. Рацен бросил взгляд на хорошо сложенную фигуру и хлопнул себя по руке. «Нельзя». Он закипал. — Она была надёжным другом мне и моему товарищу. Сильная и храбрая личность. Есть, чему у неё поучиться. Оставьте меня. — Но почему? Разве вы не хотите поговорить со мной? — она чуть наклонилась, протянула свою ладонь к руке мужчина. Он посмотрел в её глаза. Всё разрешилось. — Куртизанка, уйди от меня. Девушка начала возмущаться. Поднявшись, облокотившись на стол, нагнулась и зашипела. На плечо легла широкая ладонь, послышался шлепок ниже спины. — Крошка, идём со мной, — девушка ударила подошедшего локтем, что тот закашлялся. Поднявшиеся из-за стола направились к товарищу, а один парень побежал в хозяйскую комнату. Девушка кричала, звала о помощи, когда её схватили за волосы и уткнули головой в стол, зажали рот ладонью. — Уберитесь отсюда и не тревожьте мой стол, — рыкнул на группу Рацен. Закалившийся, жёсткий взгляд посла встретили сперва дерзко, затем напряжённо. Разгорячённые мужчины подняли голову девушки, ткнули её стену, зажали руки за спиной и повели наверх, нагнув торс. За ними поспел бегущий с ключом парень, даже парнишка. Рацен доел свой ужин и пошёл к хозяину (девушка не успела ни взять денег, ни дать ключа), спросил, в какую комнату пошла компания и взял ключ для дальней от них двери. Поинтересовался об умывании, согласился на негретую воду за полцены. Рацен умылся, поднялся, чувствуя свежесть и нарастающую из-за нагревания тела после холодной воды сонливость. Жилая комната не предлагала ничего особенного: кровать, тумба, крючки. Рацен запер дверь, разделся, взбил перину, лёг на постель и уснул. Сквозь четыре комнаты слышались мужская возня, крики, стон, плач девушки. Рацена это не тревожило. Снился замок. Первый и самый родной. Староста деревни, благодарящий за уход и благополучие. Сияющее прошлое треснуло при гуле рога. Он проснулся от громкого, во сне, звука, и как обычно - рано: часы говорили о начале пятого утра. Рацен оделся, проверил, все ли вещи на месте: он ощупал карманы висевших балахона, брюк. Письмо не пропало, монеты лежат в сохранности. Замечательно. Мужчина оделся, повторно охлопал себя, вышел и, направляясь к лестнице, услышал всхипы. Хозяин конюшни вывел Якриха. Мужчины кивнули друг другу, и Рацен, вскочив на коня, зашагал к мосту. Стражники спали. Мужчина, пройдя первую каменную башню, почувствовал уход тревоги и потянулся. Конь ступал к солнцу. И там, в далёкой стране, Рацен выполнит два важнейших, в первую очередь для своего будущего, поручения.