Попаданцы. Опыт Альбуса Дамблдора

      Старый волшебник с мальчиком на руках аппарировал в свой дом в Годриковой впадине. Там было как оборудование для обнаружения попаданцев, так и комната-ритуальный зал для их изгнания. Ритуал был не так уж сложен. По крайней мере, для него не требовалось кровавых жертвоприношений или определённых фаз Луны, планет и звезд, лишь пентаграмма на полу и заклинание изгнания на латыни. Можно было начинать хоть сейчас, но Дамблдор обычно не упускал возможности узнать от попаданцев что-то новое, зачастую путём легиллименции. Он ничуть не гордился этим, но на начальных этапах невозможно было обойтись без знаний о попаданцах, не стремившихся те самые знания разглашать.       Здесь был особый случай. Этот попаданец был силён, просто необычнайно силён, что смог засечь даже прибор, на котором это обычно сделать проблематично из-за недоработок и его неточности как измерительного прибора. Так что, не дожидаясь, пока Гарри очнётся, Дамблдор усадил его в кресло. Магические верёвки сами сделали своё дело, довольно мягко, но крепко привязывая руки и ноги мальчика к подлокотникам и ножкам кресла. Здесь же будет происходить изгнание, и фиксация в любом случае нужна, учитывая то, что, когда большая часть попаданцев уходила, тело начинало биться в конвульсиях. — Кто Вы? — вдруг произнёс Гарри, уже успевший очнуться и осмотреться. — Я изгоняю тех, кто пришёл в чужое тело из другого мира. Альбус Дамблдор, если тебе это о чём-то говорит. Откуда ты пришёл? — Из другого мира. — И кем ты там был? — По ситуации.       Дамблдор разочарованно вздохнул, словно и не ожидал ничего иного от этого диалога, проверил надёжность верёвок и то, что они не причиняют вреда мальчику, а затем направил на попаданца палочку, мысленно произнося заклинание. Чужой разум с лёгкостью, весьма подозрительной, открылся вторжению, ничего не скрывая. Здесь пронеслись воспоминания из детства и юности, где попаданец, ещё не грозная сила, пытался выучиться магии, теряя родных и друзей, затем — суровое Испытание, заставившее облачиться в чёрный, в цвет собственной магии, балахон. Потом годы уединения в попытках постичь магическое искусство, настоящая некромантия, годы безуспешных попыток добиться результата и короткий миг победы. А в конце была разъяренная толпа, желающая сжечь жилище мага вместе с ним. И только после этого пошли воспоминания от лица Гарри.       Вынырнув из чужих воспоминаний, старый волшебник потер висок. Легилименция не была безболезненной в том числе для читающего чужое сознание. — Ну что, понравилось? — протянул попаданец. — Меня больше волнует вопрос: почему ты не стал защищать своё сознание? — А кто сказал, что я не защищал? — Но я не почувствовал ни малейшего признака щита. — Разве защититься можно только щитом? И потом, у мальчика в голове нормальный щит не удержится, способностей-то чуть меньше, чем ноль. — Тогда зачем показывать свою жизнь, если не эти воспоминания требуют защиты?       Попаданец лишь молча усмехнулся в ответ. — Ты… Нет… Не может быть… Неужели ты трикстер? — ахнул Дамблдор, поражённый своей догадкой, полученной при переосмыслении предыдущих ответов попаданца и его поведения. — Ты придумал жизнь того мага в мельчайших подробностях, чтобы скрыть настоящие воспоминания. — Мне казалось, ты будешь думать дольше. Поздравляю. — Не стоит, это было несложно. Думаю, я больше ничего не смогу от тебя получить, так что готовься, я отправлю тебя в родной мир.       Дамблдор уже начал готовиться к ритуалу изгнания, как попаданец вновь заговорил. — Я уже давно путешествую по мирам, и никогда ещё моё присутствие не считали опасным настолько, чтобы изгонять. Я не причиню вреда этому миру, что бы вы там себе не думали. — Любой попаданец вызывает лишь разрушения, особенно трикстер, для которого это сродни работе. — Я умею то, чего никто из вас, смертных, не может! Я в одиночку мог бы сотворить здесь новый, более прекрасный мир без болезней и войн! Взамен прошу немногое — лишь власть над всеми волшебниками и нескольких красивых девушек. Выгодно ведь, правда? — От лица всего магического сообщества отказываюсь. С улучшением своего мира мы и сами справимся, твои услуги здесь не требуются. — Я мог бы оживить твоих родных! Родителей, сестру… — Откуда ты узнал? — уверенность директора уже не была так непоколебима. — Я знаю всё, — загадочно произнёс он. — Тогда ты должен знать, что я давно похоронил своих родных и не намерен их воскрешать, — старый волшебник как будто пытался убедить в этом самого себя. — Ну разумеется… Ты лжец, Альбус Дамблдор, имей мужество не лгать себе! — Слова трикстера, сама природа которого — ложь и обман.       С этими словами Дамблдор прекратил обращать внимание на слова попаданца и зачитал заклинание на латыни. Длиной оно было почти на страницу пергаментной бумаги, поэтому старик сосредоточился, ведь сбиться означало начать сначала. В первую минуту ничего не происходило; попаданец ухмыльнулся, словно уверившись, что у волшебника ничего не выйдет, но вдруг выгнулся на стуле и закричал. Этот вопль заглушал слова Дамблдора, но тот лишь продолжал читать, и слова звучали особенно угрожающе на фоне чужого крика.       Наконец наступила тяжёлая тишина, как будто из мира исчезли все звуки. Ритуал изгнания был закончен, и мальчик затих, откинувшись на спинку стула. Директор, которому ритуал также дался нелегко, на негнущихся ногах подошёл к Гарри и убрал связывающие путы. Ребёнок шевельнулся и сел более удобно. — А я Вас помню, сэр! Вы — Альбус Дамблдор, охотник на попаданцев… Я помню, что было, но я как будто не мог пошевелить своим телом. — Нет, Гарри, я не охотник, — вздохнул старик. — Просто забочусь о безопасности мира. Ты попал под влияние существа, мыслящего иначе, чем люди. Очень опасного существа из другого мира. Но теперь оно тебя не потревожит. — Спасибо! — с искренним восторгом ответил мальчик. — Получается, Вы как супергерой! Я однажды смотрел фильм про супергероев. Вернее, Дурсли смотрели, а я подсматривал, сэр… А я смогу научиться так делать? Спасать людей от этих существ, одно из которых было во мне? — Тебе лучше не помнить обо мне и о магии для твоего же блага, мальчик мой. Воспоминания о том, что в твоём теле был попаданец, могут травмировать тебя на всю жизнь. Но я могу их заблокировать, чтобы они больше тебя не побеспокоили, — Дамблдор опасался, что Гарри, узнав о магии раньше, чем перед походом в Хогвартс, мог всё же узнать о своей роли в магическом мире. Но его незнание было бы его же защитой от соблазнов неизведанного мира, а значит, должно было быть сохранено. — Значит, я забуду? Вы ведь всё равно сотрете эти воспоминания, да? Это потому что… Потому что у меня нет никаких способностей? Но поверьте, они есть! Я умею делать необычные вещи… — Нет, что ты, Гарри, я верю, что ты очень необычный мальчик. Просто ты пока не осознаешь, насколько это тяжёлая ноша — быть вместилищем попаданца. Я не буду стирать твои воспоминания насовсем, только заблокирую, и обязательно предложу тебе вернуть их, когда тебе будет, скажем, семнадцать, — старый волшебник умел убеждать, даже не прибегая к магии, и сейчас он старательно использовал свой талант, чтобы Поттер согласился на блокировку воспоминаний. Альбус даже готов был действительно предложить Гарри восстановление памяти, если они оба доживут до его семнадцатилетия. — Наверное… Наверное, Вы правы, сэр, — медленно согласился мальчик. — И если Вы не лжёте, то я согласен, чтобы Вы заблокировали мне воспоминания. — Хорошо, мальчик мой. Приготовься, это может быть немного неприятно.       Легиллименция была не так болезненна, если впускавший в свой разум человек не сопротивлялся. Именно для этого важно было убедить Гарри, что ему ничего не грозит. Дамблдор действовал осторожно. Неаккуратное вмешательство могло повредить неокрепшее детское сознание, а волшебник этого точно не хотел. Сверх необходимого он не делал, только поставил блок на воспоминания и взглянул на общее состояние личности. Его внимание привлекло нечто странное, тёмное и неестественное в сознании Поттера, но директор списал это на последствия схватки с Волдемортом, так как не понимал природу этого сгустка тьмы и не имел возможности провести эксперименты. После окончания работы над воспоминаниями мальчик пару раз сонно хлопнул глазами, затем закрыл их и засопел. Альбус тяжело вздохнул и вместе с мальчиком аппарировал в дом Дурслей. Аппарировать с бессознательным человеком было трудно и опасно расщеплением, но Дамблдор умел делать это безопасно для обоих, имея годы практики за плечами.

***

      Петунья Дурсль была зла. Аларик видел это по её глазам и вполне понимал бедную женщину: он тоже не был бы в восторге, если увидел, как двое незнакомцев вместе с нелюбимым родственником разнесли его дом. Впрочем, сейчас невыразимец занимался как раз минимизацией причинённого ущерба, когда миссис Дурсль завопила: — Прекратите использовать это в моём доме! Иначе я вызову полицию и мужа! — Что именно? — поначалу даже не понял Фейт, продолжая уборку. — В смысле — что именно? — опешила Петуния. — Что прекратить? — произнёс мужчина, одновременно чиня сломанное кресло. Он действительно не понимал, что женщина имеет в виду. — Это, — взвизгнула миссис Дурсль. — Эту свою… Магию. — Без неё я здесь месяц буду возиться с уборкой, — Аларик отвлёкся и укоризненно взглянул на миссис Дурсль. — А многие вещи вашей семье придётся покупать заново, ведь ручной починке они не подлежат. Подумайте о своём семейном бюджете, если уж Вас не заботит моё время.       Блондинка замолчала и села на край уже восстановленного дивана, всем своим видом выражая недовольство сложившейся ситуацией, но больше не кричала, когда Фейт использовал магию. Тот, в свою очередь, аккуратно восстанавливал всё, что можно восстановить. Трудности возникали лишь с техникой, которая была в большинстве своём несовместима с магией. — Телевизор придётся менять, — заметил мужчина, разглядывая треснувший экран. Петунья лишь кивнула, но ничего не сказала. — Вы сможете себе это позволить? — Разумеется, — фыркнула женщина.       Невыразимцу не понравился тон, с которым говорила миссис Дурсль, и он едва сдержался, чтобы не высказать это. Останавливало его лишь то, что она женщина, маггла и хозяйка дома. — Выкинуть мне или сами справитесь? — грубее, чем говорил раньше, спросил он. — Как-нибудь сами, — отказалась от помощи волшебника Петунья. — Готово, — мрачно заключил мужчина, убирая палочку во внутренний карман трансфигурированного пиджака, когда гостиная приобрела первоначальный вид. — Я выйду покурить на задний двор? — А если Вас увидит кто-то из соседей? Что они подумают? — М-да, действительно. Придётся ждать здесь, без телевизора. Может, чай заварите? Заодно себя успокоите. — Молока и сахара нет, муж с сыном как раз уехали в торговый центр за продуктами незадолго до вашего прихода. — И скоро они вернутся? — Думаю, вечером. Дадличек всегда заходит поиграть в автоматы, — при словах о сыне голос женщины наполнился нежностью, и стало понятно, что его она любит больше всего на свете. — Прошу прощения, а Дадличек — это муж или сын? — задал вопрос невыразимец, не знавший этого достоверно. — Ну разумеется, это сын! — воскликнула женщина, искренне не понимая, как можно было не догадаться. — Мало ли, вдруг Вы так мужа называете, — неопределённо пожал плечами Аларик. — И, судя по всему, светленький толстенький мальчик на фотографиях — это сын, а светловолосый полный мужчина — муж.       Петунья иронии волшебника не поняла. Впрочем, его юмора обычно не понимал никто, поэтому часто принимали за обычный риторический вопрос или высказывание. Так и сейчас, женщина подумала, что её незваный гость просто уточняет, и пустилась в рассказы о своей прекрасной, идеальной и полностью нормальной семье. Фейт слушал миссис Дурсль вполуха, задумавшись о своей работе и не замечая даже того, что она замолчала, словно ожидая ответа на какой-то вопрос, но, так его и не дождавшись, фыркнула и, встав с дивана, вышла из комнаты. Вышел из состояния задумчивости невыразимец только в тот момент, когда в комнату аппарировал старый волшебник с Гарри Поттером на руках. — Мальчик поспит, — объяснил он. — А нам уже пора. Ах да, нужно попрощаться с милейшей хозяйкой дома. — Уверен, она будет рада, если мы уйдём, не прощаясь, — заметил Аларик.