Черная Легенда. Постскриптум

— Задай ещё какой-то глупый вопрос, Миш, — слегка раздражаясь, ответил Прист. — Конечно, надо! — Нет, ну вы сами подумайте, — все так же медленно, изменившимся голосом продолжил Михаил. — Что мы получим, что мир получит от того, что он продолжит жить? Он… Все так же будет пытаться всех использовать во имя себя, им все так же будут мне тыкать, будут отравлять нам все шоу, вызывая его в то время, когда он даже не ответил на приглашение. Он даже уже не может петь, как раньше, он почти потерял тот самый голос, о котором столько криков. — Миша!!! — укоризненно воскликнул Маврин. — Что ты такое вообще говоришь? Да, Валера не лучший в мире человек, но он человек. И не он виноват в том, что люди постоянно к месту и не к месту его поминают. Рыжий гитарист встал на ноги и начал расхаживать, продолжая тему: — Если бы я не был так уверен, что это ты сам, а не что-то в тебе, я бы после таких слов посадил тебя на аркан и отволок бы к Володе или Алику. Но ведь это ты. Как ты можешь в принципе думать, что его можно не спасать? — Серёга, а в чём дело? Почему ты его так внезапно полюбил? — Житняков поднял глаза и цепко следил ими за Мавриным. — Думаешь, тогда, шесть лет назад, тварь ошибалась, говоря нам, что его не надо спасать? Думаешь, тварь лгала, говоря нам всем о том, что нас ждёт, если Валерий выживет, и о том, что в принципе с нами происходит от его существования? — Блядь… — Маврин остановился и встретился взглядом с Михаилом. — Давай мы начнем следовать советам всей нечисти, которую встречаем? — Я не прошу следовать советам ВСЕЙ нечисти. Я бы просто хорошенько подумал о том, что та тварь не была так уж далека от истины. Иначе почему мы все так реагировали на её слова? Михаил с Сергеем продолжали сверлить друг друга взглядами, а Попов вдруг весь подобрался, напрягся и тихо начал плести какой-то заговор, стараясь не подавать виду. Освещение перемещалось вместе с бродящим Мавриным, в чьих ладонях продолжал метаться красный огонёк, то подсвечивая рыжего, то бросая отблески на Житнякова, и когда рыжий встал, освещало их обоих дрожащим, неверным светом. — Я не думаю, что побывав в его теле и так хорошо зная наши больные места, оно тогда нам лгало. — Житняков, казалось, был твердо настроен убедить коллег в том, что снимать проклятие не нужно. — А я всё ещё думаю, что не стоит терять человеческий облик и брать на совесть чью-то смерть. Как ты сможешь после этого петь? — негромко проговорил Прист, не прекращая плести заклинание. — Откуда мы знаем? — не реагируя на вопрос о вокале, продолжал Миша. — Может быть, так действительно будет лучше. — Лучше?! Кому? — Маврин окончательно потерял терпение и сорвался на крик. — Ты понимаешь, что такое смерть? А смерть от проклятия? — Будет лучше нам. Нас перестанут тыкать им, все закончится. Он… Ему не будет хуже. Он при жизни был легендой и умрет ею. — Миша внезапно закашлялся и побледнел, но уверенно стоял на своём. — Он и так бы скоро умер. — Убийство! Житняков, это убийство! — Маврин продолжал орать, не заботясь, услышит его кто-то или нет. — Ты меня вообще не слышишь? Это повлияет на тебя! У тебя дети, жена, Бугаев, блин, Ария, кот, в конце концов! Как ты сможешь с ними всеми взаимодействовать, зная, что на твоей совести труп?! — Ну… Как-то, наверное, смогу. — Миша снова закашлялся. — Я же раньше не пробовал. — И не надо!!! — Маврин завопил так, что огонь в его руках погас, а с деревьев вокруг посыпались листья. — Просто сними это ёбаное проклятие, если не умеешь — мы тебя научим!!! — Не хочу. — Миша третий раз закашлялся, побледнел ещё сильнее и замолчал. Привыкнув к темноте, Прист увидел, как Маврин, разинув рот, смотрит на вокалиста, а тот смотрит в землю и вертит в руках ключи от машины. — Господи, да почему стараюсь я? Прист, образумь своего ученика! — Рыжий беспомощно посмотрел на тёзку. — С ним точно что-то не так, а времени у нас всё меньше. Прист повел себя не совсем так, как предполагал Маврин: внимательно взглянув на Житнякова, он спокойно спросил: — Миш, а как ты себя чувствуешь? — Я? Отлично я себя чувствую, — неуверенно ответил Михаил. — А что? — А мне кажется, не очень. Кашель какой-то нехороший, Миш. И в целом… — Что — в целом? Хочешь сказать, что я не хочу снимать проклятие с этого… — Миша кивнул в сторону лежащего Кипелова. — Потому что со мной что-то не так? — Да так… — Прист держал в руках полностью готовое заклинание и рассматривал ученика. — Что-то показалось. Маврин недоуменно глянул на тёзку: — Мы сейчас выясняем Мишкино самочувствие или Мишкину мотивацию, я что-то не пойму? — Мы сейчас выясняем, что нам делать с проклятием. И кажется, я понял. Закончив фразу, Попов вдруг внезапно раскрыл ладони и из них вылетел комок энергии, плотно переплетенной, как клубок ниток. Прежде, чем Житняков и Маврин опомнились, клубок врезался в Михаила, развернулся, опутал его, как коконом — и больше, кроме черного забытья, Житняков, как и Валера, ничего не помнил. *** — Прист, ты тоже ебанулся? — ошарашенно обернулся к Попову Маврин после того, как Миша, закутанный в кокон энергии, отрубился и упал на землю. — Да не парься ты, — Прист, тяжело вздохнув, встал на ноги. — Нормально всё. Ты бы ещё час вел с ним дискуссии о добре и зле, а за это время умер бы не только Валера, но и я — от скуки. Ты не видишь что ли, что с ним? — Эм, — запнулся Маврин. — Видимо, не вижу. — Всё отвратительно просто — проклятие получилось действительно непреднамеренным, но настолько сильным, что шибануло по обоим. И Мише скоро тоже наступил бы пиздец. Пока вы дискутировали, я его ещё раз просканировал, и этот его заскок — оттуда же, откуда все остальное. Видел, как он начал бледнеть и кашлять? От близости проклятого им ему стало плохо. Ты так увлекся риторикой, что забыл его посмотреть, вот и всё, — Попов подошёл к Маврину и хлопнул его по плечу. — Ну что, тёзка, нам теперь надо как-то погрузить в Мишкину машину два бессознательных тела. Маврин, получив объяснения, подобрал упавшие рядом с Мишей ключи от машины, и молча направился к ней. Подогнав ее поближе к месту дисклокации музыкантов, он помог Попову устроить обоих вокалистов на заднем сидении, накинуть на машину отвод глаз и сел за руль сам. На пассажирское нырнул Попов: — Поехали, Гагарин! — Куда? — спросил Маврин, совершенно искренне не имея идей. — К Володьке, куда ж ещё. Кто ещё сможет все это помочь нам разрулить? Алик вообще скажет, что обоих проще добить, а Рита у чёрта на рогах. Можно вызвонить ещё Леху кипеловского, потом хоть домой его доставит, а то у обоих сил-то первое время не будет. — Ну вот этим ты и займешься, — резюмировал рыжий, заводя машину. *** — Ёб вашу мать… — Холстинин с отвращением посмотрел на бесчувственные тела в машине, спустившись к коллегам из дома. — Я думал, что вы пошутили! — К сожалению, нет. — буркнул Маврин, уже уставший, голодный и с раннего утра толком не отдыхавший. — То есть, вы хотите сказать, что все это говно, которое в них обоих — это все Мишаня от злости начудил? — Сканируя вокалистов, уточнил Холст. — Дай дураку стеклянный хуй… — Не злись на него! — влез Попов. — Он же просто перегрелся от всей этой хрени, Валеркины выходки последние, опять же, плюс идиоты в зале на юбилее. Ну кто угодно бы закипел! Наш ещё долго терпел. — Так-то оно так, да вот только знает же, что с его способностями нельзя такое выпускать наружу, особенно случайно. Взрослый же человек… — продолжал сканировать и бухтеть Володя. — Ну он же должен понимать! Ты его технике безопасности не учил, что ли? — Да первым делом! Но все же, за столько лет у человека накипело… — Серёга, ты уже второй раз делаешь отсылку на Валеру, ты знаешь? — слегка разрядил обстановку Маврин, в глубине души тоже злой на Житнякова. — Ну а что такого, если Миша ПЕРЕКИПЕЛ? — заржал Попов. Маврин тоже чуть расслабился и засмеялся, как и Холст. — Ну что, получится починить творение вокалиста? — спросил Маврин у закончившего диагностику Володи. — Да получится, конечно. Сигарету дай, — номинально бросивший Холстинин никогда не упускал возможности перекурить с кем-то за компанию. — Сейчас только вспомню, что делать. Последний раз такое говно я видел лет двадцать назад. — Девятнадцать, если быть точнее. — Прист хорошо помнил, как неопытная ведьма из числа поклонниц навела проклятие на Беркута и бедный Арчи чуть не умер до первых арийских гастролей. — О, а я не в курсе! — Маврин заинтересовался. — Вы такое уже видели? — Было дело. — усмехнулся Холстинин. — Такой силы случайно и без опыта именно в чёрной магии — это редкость, но с нашими вокалистами — уже тенденция. — Расскажете? — Конечно, как разберемся с этими двумя. *** Через час Кипелов открыл глаза, и, как несколько лет тому назад, окружающие с замиранием сердца ждали этого. Привычные голубые глаза Валеры смотрели сонно и озадаченно — особенно когда он увидел рядом с собой Житнякова в отключке, Холстинина и Лёшу Харькова, приехавшего забрать лидера группы и помочь подтереть последствия. Кипелову было решено не рассказывать причин его «проблемы» — да тот и не рвался узнать подробности. Валере было достаточно того, что это его больше не затронет. Его вполне устроило объяснение, что Мише неожиданно стало плохо, и что все остальные, конечно же, здесь для того, чтобы ему помочь. В награду за помощь Холстинин, отведя Валеру в сторонку, настоятельно попросил того больше не пытаться раздувать старый конфликт, и тот, довольный, что все сверхъестественные неприятности снова его оставили, щедро пообещал Володе все, что тот пожелает. — Друзьями мы все ещё не будем, — объяснял Володя, — Но на старости лет уже стыдно копаться в говне двадцатилетней давности. Я тоже жалею, что выплеснул тогда эмоции на камеру. — Да, конечно! — Валера уже искал глазами Лёшу, заболтавшегося с Мавриным, и отчаянно хотел просто уехать домой. — Четное слово, больше никаких старых скандалов. Кипелов с Харьковым уехали, и настало время пробуждать Мишу. Тот открыл глаза и тоже, как предшественник, удивился — однако меньше, чем Валера. Довольно быстро ему объяснили, в чем была проблема, и Миша, шокированный своим поведением под действием проклятия и в принципе самим его фактом, хотел было уезжать домой, но тут Маврин напомнил Попову и Холсту, что они обещали рассказать похожую историю — и Житняков тоже захотел ее послушать. — Ну, если теперь все в сознании, то можно и ко мне, — предложил Холстинин. — Только пожрать у тебя можно? — спросили его хором окончательно оголодавший Маврин и потерявший много сил Житняков. — Закажем что-нибудь, — махнул рукой Холст, и все музыканты поднялись в квартиру Володи, заинтригованные историей, которую собирались рассказать хозяин дома и Прист.