Черная Легенда. Постскриптум

Кипелов долго пытался понять, о чем говорят Михаил и Маврин, но так и не смог — большая часть того, что он узнал шесть лет назад, успела стереться из его памяти, да и тогда он не сказать, чтоб много понимал. Пока коллеги обсуждали, что делать с ним дальше, и что-то сканировали руками, Валера вспоминал, как шесть лет назад оказался под управлением темной силы, которую сам же когда-то давно и призвал — вспоминал первый раз за все это время. Все годы, что прошли с тех пор, ему не хотелось помнить, как его телом и сознанием управляло жуткое, чужеродное существо, в то время, как его собственное сознание скорчилось где-то в углу и только бессильно наблюдало за происходящим. Пережитый ужас и был истинной причиной, почему Кипелов сразу, как темная тварь была побеждена, а он сам пришел в сознание, разогнал всех, кто был к этому причастен, и был с ними груб. Пережитый же ужас повлиял и на брак — давно уже державшийся на плаву по инерции, он развалился в 2016 году окончательно, без упреков и сожалений. Валера недолго оставался один — давно знакомая ему молодая и интересная женщина быстро нашла дорогу в его сердце и дом, и вот уже они без шума расписались в кругу самых близких — никого из бывших одногруппников на свадьбу не пригласили, включая Маврина. Женя не подозревала о страшной истории, приключившейся однажды с ее новоиспеченным мужем, и Кипелова это устраивало — он и сам не хотел об этом вспоминать. Если бы не незаменимость Лёши Харькова во всех отношениях, то Валера бы прервал и этот контакт — однако Лёшу было некем заменить ни в группе, ни в жизни, да и сам басист не особенно рвался поностальгировать о приключениях или пофонтанировать своими «особенностями» — в общем, Кипелов постарался забыть навсегда всё то, участником чего он вынужденно был по своей же вине. Не в последнюю очередь из нежелания вспоминать магическую историю Кипелов наотрез отказывался от любых приглашений — лишь однажды он принял одно, на двадцатилетие группы Маврин — но все контакты и вопросы, кроме непосредственно репетиции и выступления, он предпочел решать через Лёшу, а с самим Сергеем так и не обменялся ни единым словом. Харьков не особенно радовался тому, что должен служить «передастом», но предпочел не обострять и без того не самую легкую ситуацию. Валера не чувствовал, что произошедшее с ним оставило какую-то травму — нет, он просто хотел навсегда выкинуть из жизни все потустороннее, паранормальное, и сделать вид, что ничего никогда не происходило — благо, все возможности для этого у него были — до сегодняшнего дня. Стремительно теряющий силы Кипелов не смог достаточно достоверно передать Маврину тот ужас, который охватил его, когда он понял, что с ним происходит что-то сверхъестественное снова. Заорал он не сразу: вначале увиденное в зеркале сковало его горло ледяным ужасом, который не давал и слова выговорить, и только через пару минут Валера, вцепившийся руками в умывальник, начал кричать — тогда-то его и услышала жена. Поняв, что никто из числа тех, кто обладает магическими способностями, не видит творящегося с ним, Кипелов действительно надеялся на то, что это «пройдет само» — настолько он не хотел обращаться за помощью даже к всегда отзывчивому Маврину и привычному Лёше, настолько он боялся повторения жутких приключений. Однако следующим утром, почувствовав резкое ухудшение, откладывать уже не стал. Пока Валера вспоминал все, что привело его сюда, Маврин с Житняковым вели долгую утомительную дискуссию о том, как им нужно снимать проклятие. — Ну ты видишь, что эманации этой хрени исходят из него самого, и найти автора я не могу! — восклицал Михаил, экспрессивно размахивая руками. — И вообще, я после двух выступлений подряд задолбался и ещё не отошел, я могу и не заметить чего-то. — А я не задолбался? — отвечал Маврин, закуривая новую сигарету. — Вместе играли, так-то. Но мы же не можем оба не замечать чего-то очевидного. В конце концов, мы можем позвать кого-то ещё, пока Валерка не сдох. Житняков неприятно улыбнулся на последнюю фразу, и Кипелов вздрогнул — всегда благожелательный, уважительно говорящий о нем в любых интервью Миша вдруг на секунду явил всю свою злость на вечно висящий у него над головой дамоклов меч «с Валерой было лучше» и обиду на поведение Кипелова после избавления того от темной твари. Кипелов знал и раньше, что Михаил его не любит, но теперь из-под его маски вечно дипломатичного, положительного типа вдруг глянул уверенный в себе, жесткий человек, который не то что не уважал Валеру, но и откровенно ненавидел. — Да, я не хотел бы, чтобы он сдох рядом с моим домом, как минимум. — Хихикнул Житняков, и тут удивился даже Маврин, не питавший иллюзий по поводу Миши и его отношения к предшественнику. — Пора признать, что мы не вывозим и позвать кого-то ещё. Что скажешь по поводу Приста? Житняков снова спрятался за маску и жутковатое впечатление погасло. Маврин поразмыслил и вынул из кармана телефон, чтобы написать своему тезке, согласно кивая: — Как минимум, он не откажется сразу, увидев имя Валеры. *** Потянулись часы, которые Кипелов пережил терпимо уже только благодаря тому, что рыжий гитарист время от времени подкармливал его. Миша сходил домой и вернулся уже на машине, все вместе они куда-то ехали, ждали, к ним подсел Прист, они снова куда-то ехали… Валера молчал, стараясь не тратить силы, и просто принимал, что с ним снова возятся, как с несмышленым ребенком, что вокруг происходят разговоры, которых он не понимает, и он больше является объектом изучения, чем личностью. Большую часть времени всех разъездов он просто смотрел в окно. День, который начался так рано и так скомкано, постепенно близился к концу — за окном неуклонно смеркалось, и Валера уже окончательно потерялся в происходящем, но спрашивать о том, что будет дальше и что планируется сделать, почему-то стеснялся — боялся, что на него снова будут смотреть с презрительной снисходительностью и пытаться объяснять на уровне детского садика. Очнулся он только в момент, когда обнаружил себя сидящем на пеньке в какой-то лесопарковой зоне, а вокруг него встали в круг все три мага и делали какие-то странные пассы у него над головой. Напротив него стоял Попов, и Валера, подняв голову, вдруг уловил что-то странное в его глазах — как будто тот увидел нечто, чего увидеть не планировал ни при каких раскладах. Прист вдруг опустил руку, резком жестом толкнул кончиками пальцев Валеру в лоб — и больше Валера ничего не помнил: только черную пустоту. *** Маврин, увидев маневр Приста, опешил, опустил руки: — Ты что творишь? — спросил он Попова, который уже ловил завалившегося набок Валеру и аккуратно укладывал того на траву. Житняков тоже опустил руки и недоуменно заморгал, вопросительно глядя на своего учителя. — Я? Ничего особенного я не творю. — спокойно ответил Прист, удостоверившись, что Кипелов лежит удобно и безопасно. — Просто временно его отрубил, потому что оставлять одного его сейчас нельзя, а поговорить нам надо. — Мы всё это время говорили при нем, и тебя ничто не смущало. — протянул Михаил. — Ты что-то нашёл? — Ну… Как тебе сказать… — Сергей вдруг уселся рядом с бессознательным Кипеловым и жестом пригласил остальных последовать его примеру. — Как есть — так и скажи, не интересничай! — раздраженно буркнул Маврин, садясь на траву, скрестив ноги и переплетя пальцы рук. — Как ты думаешь, Мишенька, почему ты не мог зафиксировать автора проклятия? — неожиданно сладким голосом поинтересовался Попов. — Потому что я неопытный идиот? — предположил с улыбкой Житняков, в свою очередь приземляясь рядом с Мавриным. — Да нет… — Прист выдержал паузу. — Потому что автор — это ты. *** — Что?! — Хором переспросили Житняков и рыжий. — А вот так. Ничего не припоминаешь, Миш? Такое нельзя натворить случайно. — Попов посерьезнел и поглядел ученику в глаза. — Так проклясть можно только с явным желанием это сделать. Житняков, потрясение которого выглядело совершенно искренним, задумался, а Маврин тихо уточнил: — А почему не заметил я? — А потому что ты плохо знаешь мишкины, как это принято сейчас говорить, вайбы. А я его учил, и мы гораздо чаще контактируем. Я этот фон ни с чем не спутаю. — Спокойно пояснил Прист. — У меня, в общем, две новости — хорошая и плохая. — Плохую я уже понял… — протянул Маврин и снова — который уже раз — закурил. — А хорошая? — Хорошая — мы очень легко это снимем, причем, скорее всего, ни ты, ни я напрягаться не будем. Поработает автор. — Прист снова взглянул на Мишу и тот немного поежился — взгляд учителя был непривычно жестким. — Я… Я не могу вспомнить, чтобы что-то такое делал, правда. У меня в последние дни и времени шаманить особенно не было, не до того как-то было, вы же оба знаете. Репетиции, подготовка, шоу, фэны — ну… Я не мог же. — как будто убеждая самого себя, тихо проговорил Житняков. — Я просто не мог сделать что-то подобное. — Вспоминай, Мишка. Иначе у тебя на совести к утру будет труп. — Попов пошел ва-банк, не выбирая выражений и не пытаясь смягчить. — Это нельзя было сделать случайно. Маврин напряженно молчал, пытаясь представить Житнякова создающим страшные черные проклятия со старыми гримуарами и, вероятно, даже жертвами — и не смог. Миша казался удивленным, растерянным — но и Маврин, и Попов знали, как умело вокалист играет дурачка, и не были до конца уверенными в том, что видят. К Житнякову вдруг начали приходить отрывочные воспоминания. …Кипелоооооооооов!!! — кричит пьяный фанат на шоу, на котором Кипелов даже не предполагался… …а вот Валера это пел лучше, этот их новенький слишком правильный и академичный… — привычка читать комментарии в Ютубе под своими выступлениями здорово портит нервы… …а как вы относитесь к своим предшественникам? — снова, снова, снова спрашивают на интервью журналисты, которые, кажется, даже издалека не видели предыдущих интервью… …скучный он какой-то, без души, я вот на Кипелове вырос, а Житняков его только косплеит! — и зачем он только полез читать тот чат с телефона сына Дубинина, что он там хотел нового увидеть? …Кипелов… Кипелов… Кипелов… Везде, из каждого утюга, десять лет без нескольких дней, Миша слушал, как множество людей, минуя Беркута, сравнивает его с великим, каноническим предшественником, и злость, яростная черная злость копилась в нем, а Миша не давал ей выхода, привыкнув держать негатив в себе, и не делиться им с миром, всегда сохраняя лицо свое и группы. Даже после обмена любезностями между Арией и Кипеловым на Ютубе, даже после бесконечного нытья фанатов о Валере перед долгожданным тридцатипятилетием, на которое Валера даже и не думал идти, Миша не позволял себе резких высказываний даже в кругу посвященных. Он искренне постарался забыть, что именно он, фактически, спас жизнь Валере, потому что никогда, никто из поклонников не поверил бы в это, и сам не хотел об этом лишний раз вспоминать, боясь загордиться — или пожалеть. Миша напряженно пытался поймать момент, когда черная ненависть могла так мощно выплеснуться из него, а Маврин незаметно зажег в руках огонек, чтобы разогнать спустившуюся на музыкантов ночь и не отрываясь рассматривал его. Валера мирно и тихо лежал между Житняковым и Пристом, а Прист изучал мишино лицо. — Мне кажется, я вспомнил. — медленно произнес Житняков и снова пересекся взглядами с Поповым. — Крест. — Крест? — переспросил Маврин, вскинув голову. — На последнем шоу? — Да. — Спокойным, чуть подрагивающим голосом ответил Миша, переводя взгляд на Маврина. — Когда страховка не застегнулась. Я вспоминаю, как я взлетаю, держась за крест, и ремни эти болтаются, а в зале какая-то сволочь призывает Валеру. И кажется… Я тогда подумал что-то очень нехорошее. Что-то очень злое. — Дело-то было недавно, почему ты так долго вспоминал? — Прист продолжал изучающе смотреть на ученика. — Не уверен… Не знаю. Наверное, не хотел об этом думать. Потом все стерлось — сцена, празднование, потом домашние дела. Наверное, я решил, что просто… Просто подумал. — Житняков извлекал из себя каждое слово с не меньшим трудом, чем утром это делал Валера. Признаваться в чем-то подобном, хотя всем уже было известно, что он натворил, было тяжело и неприятно, но в глубине души Михаил испытывал тайную радость, что наконец он как-то смог отомстить Кипелову за всё, чем тот отравлял его жизнь. Миша раньше и не предполагал, как много негатива скопилось в нем, таком отходчивом, легком и спокойно относящемся к любому бреду вокруг него, и был удивлен, какая жуткая темная сила изошла из него в момент, который удалось вспомнить. Маврин припомнил, что в описанный Житняковым момент ему показалось, что зал вокруг как-то померк, подернулся серой дымкой, но решил, что ему показалось — дымка рассеялась в то же мгновение, и могла с равным успехом оказаться неудачной игрой светотени или неполадкой дыммашины. Теперь гитарист понял, что ему не померещилось. — Ну, автора и момент наложения проклятия мы наконец нашли. Если тебе верить, то это и правда вышло случайно… Интересно, как так адресно и успешно вышло, в таком случае. Снимать будешь? — поинтересовался Прист у Михаила, который перевел взгляд на Кипелова. Возникла неожиданная пауза. Маврин и Попов смотрели на Мишу, а тот смотрел на Кипелова. Житняков поднял голову и вдруг снова улыбнулся — точно так же, как тогда днем, когда его улыбка испугала Валеру — жутко, непривычно, с несвойственным ему психопатическим взглядом: — А надо ли? — тихо спросил он.