ПРОЩАЙ

Говорят, лишь потеряв, мы понимаем, насколько на было дорого то, что мы имели. Все счастливые моменты, что мы пережили вместе, стали преследовать меня. Прямо сейчас, когда ручка касается этого чистого листа, моя любовь к тебе, Кира, воспылала с новой, еще большей силой.

***

Я выхожу из ванной, вытираю мокрые от воды волосы, пользуясь махровым полотенцем, а затем направляюсь в комнату, чтобы надеть свежую футболку, которая лежит на кровати. Мой взгляд падает на окно, и я на минуту замираю, чтобы в памяти отложились нарисованные утренним солнцем узоры на стекле. Когда руки лезут в карманы, а широкая улыбка растягивает губы, я счастливо вздыхаю. Кажется, это ощущение именно то, что я искал всю жизнь. Вздрогнув от неуверенного стука в дверь, я нахмурился. Но голос Киры дал мне повод для улыбки. Я совершаю крупные шаги к двери и, отперев ее, моментально стираю эту улыбку с лица. На пороге стоит Кира: дыхание тяжелое, кажется, она пробежала километры, чтобы добраться ко мне; в глазах стоит сожаление и горечь, улыбка до боли кривая. В этот страшный миг ноги шатенки подкашиваются, отчего она летит на пол, не в состоянии держать себя на ногах. Но мои руки быстро хватают ее тело, стремящееся к полу с угрозой нанести ушиб. — Господи, Кира, что с тобой? — она не отвечает сразу. — Я вызову врача! — я пытаюсь пошевелиться, дабы достать телефон, но Кира судорожно хватает меня за руку. — Это не поможет, Кирилл, уже никогда не поможет. — слезы, которые она удерживала всеми силами в глазах, все же выкатились и теперь дрожали на ее щеках. — Что ты такое говоришь? Врачи тебе помогут, я буду рядом, если ты… — девушка приложила палец к моим губам, скривившись от боли, видимо, в голове. — Мне жаль… — ее прерывает тихий всхлип. — Кира, я не понимаю… — мои глаза начинают резать слезы, которые потихоньку вырываются наружу, и я никак не могу их остановить. — Кирилл, — сероглазая улыбается сквозь печаль в глазах, протягивает руку к моему лицу и затевает поглаживать щеку, по которой летят и капают на футболку слезы, — я с минуты на минуту уйду туда, откуда нельзя никак вернуться. — ее голос переходит на шепот, словно она боится, что я услышу это. — Нет… нет, Кира. — я открыл рот, несколько раз повторив вышесказанное, но шатенка заставила меня замолчать, когда несколько раз кивнула. — Таблетки… — начал вспоминать я. — Твое состояние в первую прогулку… Неужели это все… — она едва пошевелила губами, чтобы ответить мне утвердительно на вопрос, который еще не успел сорваться с губ. Я захотел отодвинуться, дабы подняться и уйти от правды, но молниеносно ко мне пришло осознание, что это могло быть последнее прикосновение к ее телу, наполненному жизнью. — Я вылечу тебя, Кира. — девушка захотела возразить, но я, заметив это, продолжил, думая, что дело именно в этом: — Деньги есть. Я отдам все, что у меня есть. — Кирилл, милый, это не излечимо. — девушка, к которой вернулся небольшой поток сил, немного приподнялась. — Я пыталась… — она опускает взор, чтобы, как мне стало ясно, не встречаться со мной взглядом, будто ей было стыдно за то, с чем справится ей было не под силу. Теперь я плакал навзрыд. Мне было так худо, что я не мог говорить, и только сквозь слезы мне удалось сказать: «Кира, я не могу поверить». Некоторое время девушка задумчиво молчала, а тишину во время этого рассекали наши всхлипы. — Кирилл, — Кира взяла в ладони мое заплаканное лицо, поднимая со своей груди. — у меня есть просьба, но если ты откажешься, то я пойму. Ты не обязан этого делать. — мое лицо исказилось в заинтересованности, и затем-таки я быстро закивал. — Проводи меня к морю, пожалуйста. — я выдохнул и поцеловал ее теплые ладони, соглашаясь с просьбой. Я находился недалеко от моря, к которому тянуло Киру, поэтому идти пришлось недолго. Я не стал обращать внимание на странные взоры людей, которые очень редко встречались нам на пути. Я просто шел к берегу, крепко удерживая с каждой секундой терявшую силы девушку. Совершенно измученная неизлечимой напастью, она садится на песок, когда ее серые глаза засветились радостью от увиденного моря, словно ей приходилось видеть его впервые. На улице стояло утро, но солнце уже касалось нашей кожи, даря ему частичку тепла. Людей на пляже еще нет, но иногда влюбленные пары проходят рядом, чтобы полюбоваться восходящим солнцем. Борясь со слезами и проигрывая, я устремил взгляд на наши сплетенные руки, когда девушка спокойно, будто не знает, что у нее мало времени, произносит: — Прежде чем я покину тебя, Кирилл, пусть правда выльется наружу… — моя слабая улыбка померкла, но я молча ждал новых слов. Впрочем, девушка не стала долго меня мучить и заговорила снова, когда заметила мой устремленный на нее взгляд. — Ты стал первым, кому я смогла показать свои слезы и открыть свое сердце. — ее голос в очередной раз сорвался на шепот. — Поэтому ты убегала? Получается, ты раньше не испытывала подобных чувств. — в голос раздумывал я. — Я убегала, чтобы эти самые чувства не овладевали мной. Знала, что такое произойдет, не хотела, чтобы ты страдал. — она опускает голову, а затем добавляет, но намного тише: — Но мне не удалось убить эти искренние чувства. — Господи, Кира, — я вцепляюсь в плечи шатенки, прижимаю к себе и застываю, наслаждаясь ее дыханием, которое через минуту все реже касается моей шеи. — Я люблю тебя, — ощущаю ее улыбку, когда она выговаривает эти слова, едва не давясь слезами, — но пообещай мне: ты будешь счастлив. — я скривился от мысли про счастье после этого, но Кира тут же дотягивается к моему лицу слабеющими руками, глотая ком в горле: — пообещай. — срывается с ее губ, прежде чем ее глаза медленно закрываются, и я успеваю ответить так, как бы ей того хотелось. Мои руки начинают судорожно трястись, когда лицо опять заливается горячими слезами, а губы шепчут имя девицы, которую я так люблю. До того, как дыхание прекращается, сероглазая обдает мою кожу болезненными строками: «сохрани меня в своих словах, сохрани меня, не забывай».

***

Дорогая Кира, говорят, время лечит. Но нет. Возможно, кто-то нашел в нем спасение, но мне не удалось излечиться от боли, которую привнесла твоя смерть. — дописываю я, прежде чем вздрогнуть от неожиданного касания. Обернувшись, я едва успеваю скрыть мокрые тропинки, проделанные слезами, от Андрея, на устах которого гаснет горькая улыбка. — Ты устал, Кирилл. Тебе бы отдохнуть. — парень хлопает меня по плечу, и я поворачиваюсь к надгробию Киры. Андрей оставляет свою руку на моем плече, как это бывает, когда он намеревается меня успокоить. Я уверенно киваю. Тогда его рука соскальзывает с моего плеча, и глаза темноволосого блуждают по тучам, зависшим над нашими головами. Я распрямляю плечи и глубоко вдыхаю холодный воздух, стараясь утешить неутешимую дрожь в своих легких. — Я уже сделал то, чего хотел. Но мне нужна еще минутка. — Некрасов одаряет меня понимающим взглядом перед тем, как скрыться из поля моего зрения. Я поднимаюсь с места, поморщившись от боли в ногах, привнесенной мне долгим нахождением в одном и том же положении. Оглядев дневник, подношу его к надгробию и оставляю возле него, затем-таки засовываю руки карманы. — Я сохранил тебя, Кира: сохранил в своих словах, мыслях и сердце. — голос в моей голове звучит ровно и спокойно, но на самом деле тот напряжен и наполнен жгучей болью, с которой я никак не могу справиться. Раздается раскат грома, вспышки молнии освещают мое бледное лицо, по которому в ближайшие секунды начинает бить холодная летняя дождевая вода. Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю и начинаю слушать этот шум, пока с губ не слетает вопрос, что сквозь шелест дождя не слышен даже мне самому: «неужели злишься, что за целый год я так и не сумел почувствовать себя счастливым?» Зная, что отыскать ответ на этот вопрос невозможно, я распахиваю глаза, и теперь лишь грустное «прощай» режет тишину, обретенную после того, как я отошел от могилы Киры.