КАССИОПЕЯ

ЭПИЛОГ

Земля.

В аэропорту Техаса чудовищная жара. Асфальт плавится, а самолёты стоят вдоль взлётной полосы строем запыхавшихся собак. Мой приземляется бодро, ещё не успевший накалиться после ледяного воздуха Анкориджа. Сухой жар бьёт прямо в лёгкие, и я с трудом дышу первые минуты. Так бывает и с людьми, впервые попавшими в заполярье, где температура в несколько раз отличается от привычной, и воздух обжигает их лёгкие, как мои сейчас обжигает жара. Это первое путешествие за четыре года и, если посмотреть, не помню, чтобы я вообще когда-нибудь куда-то летала. Полярная база НАСА на Аляске — мой дом и мир, где никогда не бывает жары. Я привыкла к пронзительной белизне скрипучего снега, хрустальному морозу и прозрачному воздуху. Техас же чем-то напоминает Марс. Мой маленький чемоданчик отправляется в багажник чёрного автомобиля, несмотря на то, что я предлагаю забрать его в салон, и тот со щелчком закрывается. Автомобиль мягко выруливает с парковки и уже через несколько мгновений ровно движется по шоссе, как звездолёт в бескрайнем космосе. — Рад, что ты подумала над моим предложением, — Стеллан выбирает особую фигуру речи, как будто у меня одновременно есть выбор и нет. — Он потерял слишком многих. Я готова подарить ему единственное, что могу. У меня есть только одна просьба. Снисходительный наклон головы вызывает у меня неприятное чувство собственной никчёмности, но я слишком взволнована, чтобы подвергать анализу микропроявления эмоций человека рядом со мной. Стеллан ждёт. — Я хочу встретиться с ним. — Нет, — мужчина резко отворачивается к окну, и будто для усиления ударения в коротком отказе он беззвучно хлопает себя по колену, как если бы ожидал, что я об этом попрошу. С тех пор, как командир первой пилотируемой миссии на Марс вернулся на Землю, я с восхищением наблюдаю за его жизнью в сводках новостей, но мне никогда так и не удавалось встретиться с ним лично. Мой род деятельности в принципе связан с наблюдением, поэтому я была очень удивлена, когда Стеллан Скарсгард обратился ко мне со своей странной просьбой. Я всегда жила с уверенностью, что рано или поздно должна буду пойти на определённую жертву — так гласит пункт моего контракта с организацией — но мне пообещали безопасность. — Хоть разок? — Весь наш план может сорваться, если он поймёт, кто ты и зачем ты здесь. Я еле уговорил его… Он подозрителен и полон скептицизма. Не хочу чтобы он закапывал себя вот так. По крайней мере он сможет преподавать. А со временем, может, даже станет прежним… Он никогда не станет прежним. — Он не узнает. Он практически ничего не видит, да и имеет ли это значение? Я не выдам себя ничем. Он даже не знает меня. — Зато он знает эти….! — начал было Стеллан, но вовремя осёкся. — Извини, но встречи не будет. У меня только одна попытка помочь ему и исполнить свой долг, другой уже не будет. Упрямство и отвага — качества, помогающие мне отлично выполнять свою работу. Смелость, с которой я каждый раз лезу в ледяную пещеру или опасный древний разлом уже не раз привела к интересным открытиям в области микробиологии ледников. Последующая работа в лаборатории — не менее опасная, но и не менее интересная часть исследований, где я рискую каждый день, но никогда не жалею об этом. Поэтому я игнорирую отказ Стеллана и после пары непринужденных бесед с работниками центра НАСА во время экскурсии по этой цитадели космических исследований, после очередного визита в лабораторию на приём к харизматичному доктору с красивым разрезом глаз, я узнаю, где коротает вечера Билл Скарсгард, и отправляюсь туда при ближайшей возможности.

|||||

// Sharon Van Etten — I Told You Everything //

Непривычно видеть ночную пустыню, не покрытую искрящимся инеем и льдом. На мне ничтожно мало одежды, но то и дело возникает желание снять обувь и просто идти босиком по остывшей почве. Вдалеке ярко сияют огни небольшого городка, тем не менее переполненного туристами из-за своего расположения недалеко от центра НАСА. Маленькое здание бара с настежь открытыми ангарными воротами словно пытается вывернуться наизнанку, уже вытолкнув из себя на улицу пару длинных барных стоек и столиков, кое где заполненных посетителями, но редеющих по мере того, как стрелки старых часов на стене в крытой части здания приближаются к трём часам утра. Внимательно ищу Билла глазами, но встречаю лишь заинтресованные хмельные взгляды подуставших выпивох и подозрительный прищур бармена. Пока он не успел спросить, не ищу ли я кого-нибудь, заказываю себе немного бурбона, как если бы пришла специально за ним. Я привыкла к крепким напиткам на Севере, но сегодня прошу побольше льда. Холодные капли конденсата скатываются по пальцам, и мне отчаянно хочется приложить этот стакан ко всем частям своего утомлённого жарой тела. А ещё — как можно быстрее найти Билла, пока я не привлекла внимание кого-то неуместного на данный момент. Билл расположился спиной ко всем, на улице за одиноким столиком в дальней части, в тени, почти сливаясь с тёмным пейзажем ночной техасской пустыни. Огни бара подсвечивают дым его сигареты, спешной струёй покидающий лёгкие, когда Билл наклоняется мягко унять предупредительный рык золотистого ретривера под столом. Пёс, должно быть задремал, но проснулся, завидев меня. Сглатываю клубок волнения, вмиг подступившего в горлу. Я так долго мечтала об этой встрече… Как попытаться не выглядеть глупой фанаткой? Я слышала, он их особо не жалует и просто уходит своей дорогой, не сказав ни слова, либо ограничившись «Прошупрощения, мнепора». Никаких фото, никаких автографов, никаких комментариев. Поправляю платье, потому что оно вдруг кажется слишком коротким. Пёс замолкает, но внимательно следит за моими действиями, пока Билл легонько чешет его за ухом, глядя куда-то во тьму. Он берёт со стола очки в скруглённой оправе и надевает их. Я знаю, что в них он видит максимум — мой размытый силуэт, пятнышко света в темноте. — Привет. Можно я присяду? За стойкой стрёмные типы пялятся. Мне неуютно. Билл едва заметным жестом позволяет мне сесть за его столик. Он в чёрной рубашке поло и лёгких хлопковых штанах. Трудно поверить, что этот человек прошёл через такой ад, но во всяком случае его тело заметно восстановилось после экстремального исхудания. Он выглядит спортивным и здоровым, но я могу только представить, в каком состоянии его душа. Ведь о глазах я всё знаю. Глядя на едва начатый стакан виски, думаю, это не первая его порция. Сам же Билл больше выглядит уставшим, нежели пьяным, как если бы погрузился на такой уровень тьмы, когда никакие соблазны уже не способны поселить в его сознании временную иллюзию веселья. — Тогда зачем ходишь по барам одна посреди ночи? — ему абсолютно всё равно, как это звучит, но я всё же слышу нотки искреннего недоумения в голосе. И подозрения. — … ты журналистка? — Не журналистка. Я в небольшом отпуске. Приехала погреться. — отпиваю немного местного бурбона, но Билл не повторяет мои действия, он ограничивается глубокой затяжкой сигареты. Почти не вижу его глаз, но чувствую прямой, внимательный взгляд через бликующие стёкла очков. — Почему не Гаваи? Он не подловит меня. Решаю не мудрить лишнего и быть честной на сколько это возможно. Пожимаю плечами. — Мне нравится Техас. Он будто инверсия заснеженной тундры, только без снега и льда. Это напоминает другую планету, особенно сейчас, ночью… — мы долго смотрим вдаль, но там лишь тьма и неясная линия горизонта, но на небе рассыпаны тысячи звёзд, холодных и горячих. — Я приехала из Аляски, где изучаю микроорганизмы и вирусы во льдах. — То есть теоретически ты можешь стать той, с кого начнётся очередная пандемия и конец света? — Билл делает глоток виски, а я чувствую на своей лодыжке мокрый нос его ретривера, и это ощущение вызывает во мне добрые чувства. Посмеиваюсь, представляя грандиозный зомби-апокалипсис. — Войду в историю! И существа, которые прилетят сюда через тысячу лет, будут знать, кто всё это устроил. Билл снимает очки и легонько трёт глаза — прижимает пальцы к закрытым векам лишь на мгновение, будто, когда они откроются, он станет лучше видеть. Он возвращает очки на место. Делаю ещё глоток, не способная оторвать глаз от мужчины перед собой. Хочу, чтобы он снял очки, хочу смотреть в его слепые глаза, растерявшие зеленоватый оттенок. Пока могу. — Сними очки… — Зачем. — Будешь лучше меня видеть… Понятия не имею, почему говорю это, но как только он неожиданно повинуется, я чувствую свою душу обнажённой, и ночной ветерок вызывает мурашки на коже. Билл плохо видит меня сейчас, но смотрит прямо в глаза, будто с его зрением нет никаких проблем. Хотела бы я сказать ему, что совсем скоро он снова увидит этот мир, но уже без меня, но это не будет иметь значение, ведь он едва знаком со мной. Но всё равно кажется, будто всю жизнь. Зачем я с ним встретилась? Начинаю жалеть о своём решении. Не о том, что благодаря мне он снова будет видеть, а о том, что его больше не увижу я. По какой-то непостижимой причине я знаю, что должна отдать ему своё зрение, как если бы оно уже когда-то являлось драгоценной частью его жизни. Делаю большой волнительный глоток бурбона, практически осушая стакан под его пристальным взглядом. Какие…знакомые глаза. — Расскажи какой-нибудь невероятный факт о космосе? У самых губ Билла загорается и гаснет огонёк, и окурок отправляется в пепельницу, и я почти уверена, что тема закрыта. Немного погодя, будто тщательно взвешивая мысль, он всё же обращает её в слова, окутанные клубами сигаретного дыма, который он выдыхает в сторону. — На Марсе есть огромный небоскрёб, погребённый под поверхностью. Мне хочется хихикнуть, но у Билла такое серьёзное лицо, поэтому я лишь немного смущаюсь и опускаю взгляд на свой полупустой стакан. — Такого не может быть. — Конечно, не может, — снисходительно улыбается Билл, но улыбка эта совсем не лёгкая. Замечаю, как он рассеянно крутит между пальцами кусочек то ли камня, то ли металла. Билл задерживает взгляд на звёздах, и я знаю, что он думает не только о своей операции. — Как тебя зовут, «нежурналистка»? — спрашивает Билл, заинтересованный и уязвимый. Он понятия не имеет, что это последняя наша встреча. Об этом не знаю и я, как и о том, что совсем скоро я буду беззвучно рыдать у палаты, где Билл впервые за два года увидит мир таким, как видел его раньше, и слыша, как Стеллан разрывает наш так называемый контракт, оставляя меня слепой и никому не нужной навсегда. — Андреа, — представляюсь более привычным и простым для людей именем, хотя мне бы очень хотелось услышать, как он задумчиво произносит, слепыми глазами взирая на звёзды: «Андромеда».

// M83 — We Own the Sky //