КАССИОПЕЯ

//How To Disappear Completely - Oressa//

Гладкий корпус телескопа покрыт бликами звёздного сияния. У меня приятные ассоциации, и руки немного дрожат. Уютно устроившись в темноте на сидушке, прикреплённой к устройству, я обладаю сразу двумя привилегиями — любоваться звёздами в мощный телескоп и видеть их собственными глазами, не искажённые плотностью и причудами атмосферы нашей Земли. Делаю снимок.  Видимый участок одного из рукавов Млечного пути похож на проблески света в грозовом небе. Казалось бы, небрежно размазанный по холсту космического пространства, он статичен в своём спокойствии. Однако где-то там в центре нашей Галактики, невидимом за облаками пыли и газа, идёт активное образование звёзд, пока она кружится в танце, вращая своими многочисленными рукавами.  В надёжных объятиях Билла я чувствовала себя самой яркой танцующей звездой, разгораясь от каждого прикосновения и даже тогда, когда он просто смотрел на меня сверху-вниз своим покровительственным, горячим взглядом, способным раскалить металл добела. Свежие воспоминания множатся между нами, как молодые звёзды в центре Млечного Пути, рассеиваются и оседают здесь, в космосе, вращаясь в моём сознании снова и снова. Уверенные пальцы жадной ладони сминают мою грудь, а губы — долго не выпускают. Смотрю, как каждой частью тела исчезаю за его жаждущим горячим ртом, уже не разбирая, воспоминание это или фантазия. Всё вмиг стало таким правильным и целостным, что мне уже не хочется, гадать, из каких недр чувствительности и впечатлительности берутся мои яркие фантазии. Хватаюсь за корпус телескопа, представляя плечи, чтобы не упасть, чтобы просто уткнуться лбом, закрыть глаза и вспоминать, вспоминать…  Я вижу в нём себя. Себя его глазами. Билл лишь на секунду скрыл от меня блеск своей довольной улыбки, когда через голову натягивал майку одним простым движением. И вот уже и молния комбинезона бежит вверх, и всё возвращается на круги своя, и мы снова астронавты, а не любовники. Но как могу я, как могу я теперь делать вид перед всеми, что мы не растворились друг в друге, сталкиваясь звёздами?..  Смотрю вглубь. Настраиваю резкость. Ничтожность видимого участка Галактики в масштабах Вселенной поражает воображение. Млечный Путь — лишь точка в сверхскоплении Девы, а оно, в свою очередь, лишь крохотная часть Ланиакеи — чудовищного суперкластера вселенской паутины. Абсолютно всё, что мы видим, является частью большего, пока сравнение не выходит за рамки обозримого, за рамки допустимого, уверенно занимая нишу теоретического. Чувствую уют и безопасность в тисках корабля при виде ровного свечения гигантских звёзд и величественного горно-грозового пейзажа Млечного Пути. Однако по-настоящему уютно становится, когда Билл здесь и сейчас целует меня в шею, обнимая за плечи — его руки обвивают меня, словно мягкий плед, но в жёсткости проступающих мышц, которые я с упоением щупаю практически машинально — истинная безопасность. Пусть там в сотнях и тысячах световых лет от нас сталкиваются галактики, разгораются красные и синие звёзды, белеют карлики, зияют жуткой чернью бездонные дыры, а прямо здесь и сейчас мне до слёз хорошо.   — Что нового в рукаве Персея? — Билл наклоняется над моим плечом, чтобы заглянуть в окуляр телескопа, всё ещё приобнимая меня за плечи, как будто ему вообще нечего опасаться. По правде говоря, пока мы так далеко от Земли, никто нам ничего не сделает. Мягко прижимаюсь губами к его скуле, пока Билл рассматривает звёзды. От него нежно пахнет нашим обычным бортовым шампунем, Земным морем и совсем немного машинным маслом — снова возился с очередными устройствами, которые помогут нам в развитии базы на Марсе. Одним взмахом ресниц его взгляд встречается с моим. Неспособная выдержать пронзительной глубины этой далёкой и в то же время такой близкой туманности, легонько трусь кончиком носа о его нос. Билл приникает ближе, и я с облегчением выдыхаю, одновременно наполняясь его дыханием. Он втягивает мои губы, прежде чем я успеваю скользнуть языком по его, полным и горячим. В неторопливом поцелуе чувствую, как Билл покровительственно  перемещает руку мне на живот, и внутри разгорается пламя. Крепче хватаюсь за корпус телескопа, беззвучно скребу пальцами, не раскрывая глаз, теряя равновесие. Оторвавшись, опускаю взгляд — не могу смотреть ему в глаза, лишь нежно поглаживаю по шее, пробираясь между короткими прядями выше к затылку, отчего Билл чуть запрокидывает голову, как кот, отдавшийся любимой ласке. Замечаю, как постепенно его взгляд застывает, путешествую где-то очень далеко в глубинах космоса. На скулах играют галактические блики, делая его лицо совершенно неземным.  — Видит ли нас кто-нибудь оттуда?.. — тихонько бормочу, глядя вместе с ним на Млечный Путь и видимый нам один из его участков — рукав Персея. — Не уверен, мы ведь спрятаны в рукаве Ориона. — Сюрприз в рукаве.  — Вижу Полярную Звезду слева.  — Билл указывает через стекло. — Отведи правее, покажи себя… Обязательно разговаривать так двусмысленно? Краснею немного и навожу телескоп на область расположения созвездия Кассиопея. А вот и я. Недалеко от Малой Медведицы, на кончике хвоста которой повисла Полярная Звезда, созвездие Кассиопея виднеется даже невооружённым взглядом через большое обзорное окно. — А вот и я… — Какая красавица… — Билл комментирует, заглядывая в телескоп, и, мне кажется, все звёзды там вдали, расположившиеся буквой «W», засияли ярче.  Даже в туманном хаосе есть системность, группы, названия и даже возраст. А я… А я не помню ничего, кроме своего имени. Где взять такой телескоп, чтобы изучить себя?  Вдали виднеется вращающийся на боку Уран — гигантская сфера из газа и льда, и от неопределённости меня вдруг охватывает чувство непреодолимой тоски, пустоты и тьмы. Здесь, в этом царстве сфер, даже рядом с Биллом, я всё ещё впадаю в панику, изучив, казалось бы, весь мир вокруг себя, но так и не поняв собственной сути. Почему в моей голове так темно, и почему просветы кажутся воспоминаниями, которых не было? Хорошо, что он сейчас не видит моего лица, иначе заметил бы растерянность, с которой я бегаю глазами по стеклу в поисках ответов, но вижу лишь спокойный пейзаж Млечного Пути. — Ты знаешь, что древние славяне верили, что та часть галактики, которую они видят, это дорога, по которой идут их предки, и называли её Гусиной дорогой? — рассуждаю, стараясь развеять дурные мысли и не выдать собственного напряжения.  — Ну, ты видела, как они грациозно вышагивают, потягивая крыльями? Будь у меня ферма, я бы тоже назвал звезду именем любимого Гуся. Представляю Билла фермером с гусем в руках, и моё тревожное состояние сходит на нет, уступая умилению. Сотни лет назад, называя небесные тела предметами быта и домашними птицами, люди понятия не имели, что парочка астронавтов в будущем будет говорить о них, совершая свою первую миссию на Марс. Возможно и о нас через сотни лет будут беседовать два сверхсовременных человека, попивая межгалактический кофе на базе где-нибудь на Kepler-22b.  — Поразительно, что на Земле ещё остались люди, которые верят, что она — плоская. — Поразительно, что на земле ещё остались люди. — Билл… — и рыдать и хохотать хочется от его юмора. Билл посмеивается беззвучно, щекоча мне дыханием ухо.  — Раньше они вообще думали, что весь мир вращается вокруг Земли. — Некоторые до сих пор думают, что мир вращается вокруг них! — Ты же не на меня намекаешь, нет? — с наигранной настороженностью уточняет Билл (как будто его это вообще стало бы парить).  — Нуууу……… — задумчиво тяну, и Билл принимается легонько щипать меня за бока, заставляя извиваться, но ни за что не выскользнуть из его объятий. — Вот как, значит? И не стыдно тебе? Ты в курсе, что, согласно мифу, Кассиопея за своё поведение была привязана к креслу, обреченная кружиться вокруг Северного Полюса, переворачиваясь головой вниз? Хихикая и ёрзая, вспоминаю, что он точно так же щекотал меня во сне перед полётом. Игриво и знакомо. А ещё интимно, потому что, как только прекращается щекотание, я чувствую его руку между своих ног и инстинктивно их сжимаю, втягивая воздух через зубы с тихим характерным свистом.  — Бииилл… — Ты первая начала… — бормочет он, покрывая мою шею влажными горячими касаниями губ. Выдыхаю в шорохи, запрокидывая голову Биллу на плечо в ответ на мучительно медленные движения его пальцев. Горячая ладонь обжигает через  ткань, но я пылаю сильнее. — Поднимайся, Звёздочка. Ты засиделась тут… — Билл берёт меня за руки и тянет за собой, отступая к выходу. Краснею и сияю в ответ, как самая яркая в космосе звезда.

|||||

Джек хмурится всё утро (если в нашем положении вообще возможно выделить утро, ведь мы не видим ни рассветов, ни закатов, и между днями нет практически никакой разницы, если только мы сами не развлекаем себя разной деятельностью). Морщинка между его бровей стала похожа на раскол в почве, и я вижу, как он буквально ломает голову над какой-то задачей. Даже сейчас, разводя витамины в воде, он причитает себе под нос, как на самом деле было бы неплохо выпить кофе, много кофе, литры кофе. Мы ограничены в потреблении этого напитка, поэтому все и каждый страдаем, как представители кофейной нации — в космическом путешествии вреда для здоровья и так достаточно, не хватало ещё проблем с давлением и сердцем.  — Выглядишь уставшим. Над чем ты там бьёшься всё утро? — спрашиваю я, отпивая свой минерально-витаминный коктейль.  — 3D принтер для ёмкостей барахлит. Простые прямоугольные и округлые держат воду идеально, а вот изогнутые с соплом подтекают. — А в инструкции… — Инструкцию я посмотрел первым делом.  — Давай я погляжу, правда мне только пару раз приходилось на нём работать… — С ним там уже возится Фергюсон, надеюсь, разберётся, потому что я уже натурально задолбался.  — Джек захлопывает крышку отсека, достав оттуда пару пачек с персиковым пюре. Лёгок на помине, командир появляется на пороге нашей столовой, разводя руками. Джек обречённо кивает, поджав губы и бросает ему пачку. — В любом случае, спасибо за помощь, кэп. — с собственной пачкой в зубах, он плетётся на выход, и Фергюсон лишь виновато пожимает плечами. — Я лучше разбираюсь в «железе», чем в цифровой технике. Ну, попроси ты Билла, Картер, он быстрее с этим разберётся. — Конечно. Он со всем разбирается очень быстро, — бормочет Джек, но слышу его только я, потому что Фергюсон кривит губы, явно решив, что приглушённый коридором комментарий расстроенного Картера не стоит внимания.  — Что на него нашло… Он витамины свои выпил? — Выпил. Просто сказывается долгое время в тесном пространстве, нас же предупреждали об этом. Попробую ему помочь… — решаюсь я, понимая, что толку от меня тут будет мало, но бросать его одного тоже неправильно.  — Смотри не попади под горячую руку! — напутствует командир.

|||||

Джек поднимает голову и вздыхает, и непонятно, то ли это вздох сожаления, то ли облегчения, что я пришла к нему на помощь. На столе в лаборатории перед ним разложены инструменты и инструкции, а капризный принтер почти разобран, и возле него накопилось немало испорченных ёмкостей с небольшими тестовыми лужицами воды. Молча беру бумажное полотенце и промакиваю стол. — Я уже извёл кучу материала типа PETG и SBS. В принципе, в готовые бракованные формы можно налить раствор того же пластика в растворителе, но у нас не так много растворителя,… не для этих целей. — жалуется Джек.   Заправляю волосы за уши и принимаюсь рассматривать детали механизма формирования слоёв, и задача быстро начинает казаться непосильной и мне самой. Может, дело всё-таки в настройках? — Знаешь, зато нам точно есть, чем заняться. Мы же с ума бы сошли без работы. И пусть это будет единственной серьёзной поломкой за наше путешествие.  — пытаюсь искать плюсы, понимая, что с принтером какая-то либо очень банальная, либо очень серьёзная муть. — Мне лично в таких условиях хочется продуктивнее проводить свои дни, а в особенности совестно становится за бездарно убитое время на Земле, за все те дни, когда бездельничал, откладывая на потом важные дела… — Да чёрт бы его побрал! — взрывается Джек, всплеснув руками, когда новый образец снова выходит с дырками. Интересно, он вообще слушал меня всё это время? — Скарсгард. 3D-принтер выделывается. Можешь посмотреть? — обречённо произносит Джек в микрофон своего наручного браслета. В груди у меня разливается приятное тепло. Освобождаю место за столом и пересаживаюсь к саженцам салата, которыми должна была заняться сегодня — они нуждаются в витаминной подпитке, как и мы. Капаю раствор из большой пипетки на каждый корешок, и уже через пару минут слышу знакомые шаги. — Проблема с софтом или железом? — заявляет Билл с порога. Он спокойно закатывает рукава, уверенно подходит к принтеру и усаживается перед ним, будто работает за этой машиной каждый день, и, сдаётся мне, именно эта его бесцеремонная уверенность во всём и есть ключ к успешному решению большинства задач. А ещё к ответу на вопрос, почему Джек рядом с ним всегда словно уменьшается в размерах. Не то, чтобы он был прямо намного его ниже, но язык тела моментально выражает некоторую зажатость и напряжение.  — Я проверил настройки, там всё стандартное. И PETG, и SBS печатал без проблем, а теперь эти дырки выдаёт… Влажные волосы Билла спадают ему на лоб — похоже, мы выдернули его из душа после занятий в спортзале. Украдкой подглядываю за его действиями, пока раздосадованный Джек трёт лицо.  — Что ты делаешь? — недоверчиво спрашивает он. — Проверяю параметры. — Я же сказал, они стандартные, я ничего не менял.  — Так может стоило? При заданной толщине стенок температуру можно выставить и выше 230 для лучшей спайки слоёв.  — Поднять температуру на пару-тройку градусов? — цитирует Джек с абсолютно нескрываемым сарказмом, и первые секунды мне кажется, что я ослышалась. Зато он, очевидно, не ослышался, когда Билл говорил мне это, и очень хорошо запомнил. Делаю вид, что ничего не слышала, но пауза между ними двумя просто невыносима. Хочу обернуться и посмотреть, но и так уверена, что он пристально смотрит на Джека. — Да. Именно так. — отвечает Билл и продолжает ковыряться с принтером. — Знаешь, я тут просматривал записи с камер наблюдения… — тихо говорит Джек, очевидно думая, что я не слышу. — Много интересного увидел?  — Весьма. — Что ж. В следующий раз смотри внимательнее — ты явно упустил точный градус, — провокационно говорит Билл, увлечённо рассматривая готовую ёмкость.   С меня хватит. Хотят обсудить это — пусть говорят прямо. — Немедленно перестаньте разговаривать так, будто меня здесь нет! — оба мужчины вмиг затихают и оглядываются в мою сторону, как нашкодившие дети. Спрыгиваю с высокого стула и просто покидаю лабораторию, потому что наблюдать, как эти двое кусаются — далеко не лестное зрелище. Крохотный укол стыда всё же касается моего сознания, но я тут же гоню его прочь, потому что никогда ещё не чувствовала себя правильнее — чем когда я с Биллом. Пусть Картер жалуется кому угодно, пусть нас накажут. Ни за что не стану отрицать своей тяги к Биллу, это бессмысленно и глупо. 

|||||

— Ну что? Починили? — спрашивает Фергюсон, откладывая книгу — в полном умиротворении он сидит в командном блоке перед бесконечным космическим пространством и несколькими мониторами со стабильно горящими огоньками.  — А, не знаю… мальчики ссорятся.  — выдыхаю я, занимая место в боковом кресле. На приборной панели красивая схема ближайших небесных объектов, а ближний поисковый радар демонстрирует прекрасное ничего.  — Ничего серьёзного? — Отросшая борода немного потеряла в лоске, но он всё так же подтянут и бодр. — Ничего. Сами разберутся. — Сама не уверена, разберутся ли, потому что всякий раз, когда эти двое оказываются рядом, вокруг гром и молнии. Несколько секунд на лице командира отображается тревога, но, оценив моё напускное безразличие, он усмехается.  — Конечно ссорятся, нам в полёт отправили такую красавицу!  — Да не в этом дело…  — краснею, хотя дело действительно совсем не в этом.  — Просто меряются сарказмами. Опускаю глаза и замолкаю на время, пальцами обхватив подлокотники кресла, чувствуя на себе пронизывающий взгляд командира, буквально считывающий всё, чего я не могу произнести. — С этими вспышками на Солнце на корабле повредилась часть видеозаписей с камер, — как бы между прочим сообщает Фергюсон, внимательно убирая невидимые пылинки со своего колена. — Джек посчитал, что они в порядке, а я сказал ему: «Ну нахрена слать на Землю битые файлы?» И удалил их.  Не сразу понимаю, к чему он это говорит, но очень скоро чувствую, что готова прокусить свою нижнюю губу и провалиться сквозь корпус корабля прямо в открытый космос, и если Фергюсон ещё хоть что-нибудь добавит, я просто убегу.  — С.спасибо. — За что? — с невозмутимым, неприкрыто поддельным удивлением он оборачивается ко мне, и я просто решаю слинять отсюда, пока моё лицо не озарило нам путь до Марса своим алым сиянием. Не похоже, что он говорит осудительно, тогда почему мне так стыдно?! — Пойду, — выбираясь из кресла, что-то невнятное делаю руками в воздухе, наверное, чтобы обдать лицо ветерком и успокоить распалившиеся щёки. — Проверю, кто выиграл турнир по сарказму.  — У меня нет сомнений. Спейсгарду палец в рот не клади!

||||| 

Кончиком пальца медленно веду по его припухшим губам. Даже в приглушённом свете вижу, как они раскраснелись, потому что мы целовались без перерыва минут пять. Зелёные глаза прикрыты в затуманенном блаженстве, но сквозь ресницы опасным блеском сияют две раскалённые звезды. Подушечкой пальца чувствую нижние зубы, Билл чуть шире раскрывает рот, а я — ноги, сидя на нём. Гладкий язык словно манит за собой, и вскоре губы смыкаются вокруг моего пальца.  Мучительно медленно поднимаюсь и опускаюсь на нём, придерживаясь за красивые широкие плечи, пока Билл сидит на постели со мною сверху. Длинные руки блуждают по моей спине в постоянном тесном контакте, оставляя невидимые пылающие следы.  Выгибаюсь навстречу — мне так нравится прижиматься к его гладкой груди… Упругая кожа переливается космосом при каждом движении мышц. Просто не могу перестать изучать его: высвобождаю палец и прокладываю влажную дорожку по подбородку к рельефному кадыку.  — Фергюсон, кажется, тоже всё знает… — думать сейчас чуточку проще, чем разговаривать и даже дышать, поэтому шепчу. — Абсолютно пофигу. — Билл сглатывает и затем облизывает губы, и я чувствую, как его движения подо мной становятся очень ощутимыми, вынуждающими двигаться быстрее.  Колени горят, рассеянно оглядываюсь на смятую простынь, чувствуя, как мышцы ног слабеют, но он возвращает положение моей головы точно напротив своего лица. Жарко выдыхаю в его губы от восхитительного давления внутри. Во мне будто вращается Галактика, разгоняя свои планеты до раскаляющей скорости, и как только этот вихрь становится невыносимо сладким, Билл буквально выскальзывает, приподнимает и разворачивает меня к себе спиной, укладывается на спину, а я… Я растекаюсь, как на постаменте, разогретом под палящими лучами солнца. Чувствую дыхание у себя за ухом и колени, широко раздвинутые между моими. Над нами обшивка потолка каюты, которая становится прозрачной по мере того, как растёт скорость движений подо мной. Сильные руки опутывают искусительными змеями, разгоняя бури тепла по телу, словно дотошно проверяя, всё ли на месте. Мне даже не нужно смотреть — вижу их всем телом, запрокинув голову Биллу на плечо, как в наркотическом угаре. Мне даже не нужно двигаться — в этих путах я раскрыта звёздам, но не могу пошевелиться. Грудь сминается в его ладони, кожа на животе стиснута почти до жжения, не могу дышать и слышу сбивчивое дыхание Билла.  Ощущения такие яркие, что передо мной, подобно озарению, снова возникает видение, яркость эмоций в котором не уступает тому, что я чувствую сейчас в его руках. Такую дрожь, такое кипение в крови вызывает гнев, и я очень сильно злюсь на него. Билл получает по щеке, и та багровеет ярче участков моей кожи, где он беззастенчиво хватает. Он не трёт щеку досадливо, а лишь виновато поджимает губы, и я вихрем отворачиваюсь, чтобы убраться прочь из бара в свете ночных огней. Он остаётся за мной, остаётся позади, как и сейчас, фактически жарко дыша мне в шею, пытаясь остановить, но я не слышу ни слова, только его дыхание, пока руки хватаются, хватают, держат, но в итоге отпускают… Во мне вскипает лава слёз, отчаяния и ещё тонна совершенно незнакомых эмоций, с которыми совершенно невозможно совладать — настолько они реалистичны и тяжелы. Не понимаю, что происходит, физически ощущая лишь удовольствие на контрасте с совершенно дикой злостью, навязанной мне видением. Хочется кричать…  Билл целует меня возле уха, кончиками зубов скользит по скуле, а горячая ладонь предупредительно движется по моей грудной клетке и шее, пока не добирается до губ. Пальцами он гладит мой рот и только тогда я ощущаю вибрацию собственных губ — он пытается заглушить мои неосознанные стоны. Затыкаюсь, кусая его за палец, и Билл со свистом втягивает воздух через зубы. Меня бросает в дрожь, она распространяется тяжёлой волной по всему телу, прокатываясь по груди и рёбрам, парализуя мышцы живота и со всей силой обрушиваясь на ноги. Мне кажется, я вся трясусь, задыхаясь от любви, и умираю под обжигающим звездопадом… Лёжа в полуобморочном состоянии без возможности пошевелить ни ногой, ни рукой, не могу не думать о собственных мыслях. Голова чудит со мною с того самого момента, как я встретила Билла, будто внутри повернулся какой-то тумблер. Попытки анализировать тягу к нему идут крахом, ведь вот он передо мной, человек не выходящий за рамки физических стандартов; человек, чьё сердце качает кровь и насыщает ею органы; человек с парой сотен костей, на 50% состоящий из воды.  В моей ладони его рука просто огромная, рассеянно вожу пальцами по линиям, продолжая своё изучение, едва восстановив силы. Билл лежит на боку, подпирая голову рукой, и его торс в такой позе похож на произведение искусства. Если продолжу трогать его, мы выдохнемся, и будем не в состоянии выползти из каюты, чтобы заняться работой.   — Билл… — М? — Расскажи, что-нибудь о себе? Что угодно.  — он не меняет позы, но заметно напрягается, и я робко придвигаюсь к нему поближе, будто он собирается мне шептать на ухо. Он молчит не демонстративно, а словно пытается выбрать, что же вообще готов поведать. — Просто мне самой… нечего о себе рассказать… — Я знаю. — Знаешь? — Я понимаю. — Билл сглатывает и вздыхает.  — Ты всегда любил самолёты? — Я всегда любил скорость. И механизмы, на которых эту скорость можно максимально развить.   — Почему? — «Почему?» — Билл удивлённо вскидывает брови, но вскоре снова расслабляется, и его взгляд покрывается дымкой с искристым мерцанием азарта от рассказа о любимом деле. — Несмотря на, ну или «из-за» высокого роста я в школе не мог быстро бегать. Я неплохо освоил восточные единоборства и, по словам учителя Лю, я был в этом быстр, как понос тигра, но вот быстро бегать… не моё. На всех этих унизительных эстафетах меня обгоняли всякие ушлёпки из соседних классов, и вот тогда-то отец купил мне велосипед… Я быстро потерял к нему интерес, потому что дорос до мотоцикла и не расставался с ним до самой лётной академии. Гонки на мотоциклах показались полной фигнёй, когда я сел за штурвал истребителя. Наверное всё дело в возможности управлять чем-то сложным и опасным одновременно, подчинить себе риск, а не поддаться ему… — И сколько у тебя часов? — Около полутора тысяч. — А сколько полётов в космос? — Три. Ты разве не изучила моё досье, Стивенс? — А ты что, изучил про меня всё? — Конечно. Женщина на борту — надо знать, с кем имеешь дело… Цокаю языком и толкаю его в грудь, но Билл в ответ лишь слегка покачивается, улыбаясь во все зубы. Некоторое время мы просто смотрим в пространство между нами — на маленький участок смятой простыни. Даже такому закрытому и осторожному Биллу есть, что рассказать, а мои воспоминания похожи на кисель из фантазий, и его густота становится невыносимой, чем больше я думаю о своём месте в этом мире. — Так жаль, что я почти ничего не помню, но Хелен говорит, что это полезно для психики… — Она права. Я бы и рад иногда не помнить ничего. Мне неловко, но до смерти любопытно, потому что я чувствую себя отрезанной от какой-то общей информации. — Билл… а почему Фергюсон тогда за завтраком извинился перед тобой?.. Билл вздыхает, от той яркой улыбки не остаётся и следа. Он точно не хочет об этом говорить. — …ты говорил, что… Ты потерял свою девушку? Жену?.. Нашла, когда спрашивать об этом, Кассиопея. Билл смотрит в стену справа от себя, и я вижу его напряжённый профиль.  — Я облажался, и моя невеста погибла. — отвечает Билл с напускным холодом, будто это что-то обыденное — наверное, так проще произнести это. — Фергюсон знает её, потому что был и её командиром, и нет, она погибла не в космосе.  Не могу и не смею больше ничего спрашивать, подтягивая простынь к себе поближе, когда Билл принимается одеваться. — Прости… — какая же я дура, господи. — Ты ни в чём не виновата, Звёздочка. Я лажаю не только в беге, но ещё и в отношениях, — застёгивая штаны говорит Билл с колким раздражением, словно он сам себе противен, но жутко чувствую себя и я, несмотря на ласкательное слово, которое он использовал. В растерянности подбираю майку и натягиваю её, не глядя.  — Просто не хочу больше об этом говорить. Я забылся с тобой. Пусть так и останется. Слова повисают в воздухе и дрожат, дрожь идёт и по корпусу корабля, а наши браслеты, как взбесившиеся принимаются сигнализировать о тревоге, соревнуясь с общей сиреной Starship. Я молниеносно одеваюсь и вслед за Биллом вылетаю из каюты в коридор, заполненный красным свечением сигналов тревоги. Это совсем, совсем не похоже на солнечную вспышку…