Может быть

***

Куинн с трудом разлепляет глаза и тут же зажмуривается от яркого света. К горлу подкатывает тошнота. Тело ватное и его качает даже лежа. Отлично. Уже рассвело, а он еще даже не протрезвел. К полудню у него будет эпическое похмелье. Капитан пытается перевернуться на бок, качка усиливается и он понимает, что падает, но его подхватывают знакомые руки. Ой, лучше не думать сейчас, почему он узнает дока по прикосновениям. В губы упирается край стакана и Куинн с наслаждением делает несколько мелких глотков. Тошнота отступает, но головокружение не уходит и капитан со стоном утыкается лицом в подушку. - Надеюсь, капитан, у вас нет морской болезни. Мозг с трудом обрабатывает слова профессора. Отмечает только, что голос у Хайнека необычно сиплый, будто сорванный от крика. “КАПИТАН!!!” Капитан подскакивает на койке и резко садится. Корабль. Они были на корабле. Взрывы. Крики дока в динамиках. Яркая вспышка и удар в борт подлодки. Куинн проводит руками по груди и животу, просто чтобы убедиться, что все на месте. Как он выбрался? Глаза все еще жжет, но летчик торопливо обшаривает взглядом незнакомую тесную каюту. Стена напротив обклеена журнальными вырезками, в основном какими-то фотографиями. Две узкие койки у противоположных стен. Между ними, под иллюминатором, небольшой металлический столик, заваленный бумагами, книгами и каким-то барахлом. Поверх всего этого внимание привлекает пустая кобура. Наконец Куинн сосредотачивается на Хайнеке. Док сидит напротив, чуть наклонившись вперед и просто смотрит. Выражение его глаз скрыто бликующими на солнце очками. Требуется пара секунд, чтобы капитан осознал, что профессор отчего-то гладко выбрит. Из-за этого он выглядит одновременно моложе и более уставшим. Без бороды четче очерчивается линия подбородка и отстраненно капитан думает, что человек с такой внешностью определенно мог заинтересовать Мими. Глупая, неуместная мысль. - Док, что, черт возьми, со мной произошло? - Куинн потирает ладонью затылок, рука спускается вниз и он обнаруживает на шее пластырь. В животе разливается холод и капитан, будто в замедленной съемке, наблюдает как Хайнек вынимает из кармана и ставит на стол прозрачный пузырек. На дне блестит знакомый круглый осколок металла. - Сколько меня не было? - Четыре месяца. Куинну кажется, что корабль качнуло сильнее и он ненадолго теряет концентрацию. Когда он снова приходит в себя, док почему-то уже сидит рядом, обняв капитана за плечи.

***

Ему снится сон. Белый цвет заполняет все его поле зрения. Точно по центру, хотя и с несколько заваленным горизонтом, он видит две фигуры. Бэнкс и Хайнек. Бэнкс делает шаг вперед, тянется к поясу. Профессор дергает рукой и капитан слышит негромкий хлопок. Агент вскрикивает и падает в снег. Куинну точно снится сон, потому что ни в какой реальной вселенной док не мог бы застрелить агента ЦРУ посреди снежной пустоши.

***

На пирсе их встречает Хардинг. Его недовольное лицо обрамляют красные от мороза уши. Куинна еще слегка покачивает, большую часть пути он проспал. Толком поговорить так и не получилось, на все вопросы док отвечал односложно и уклончиво. Генерал переводит тяжелый взгляд с одного подчиненного на другого и обратно. Вопреки ожиданиям, Хайнек обходится без колких замечаний, молча протягивает Хардингу папку. - Где он? - Генерал не уточняет, о ком речь, а профессор не спрашивает. - Погиб. Все в отчете. Если бы у Куинна был такой опыт, он бы почувствовал себя ребенком, стоящим рядом с родителями, обсуждающими непонятные ему вещи. Хардинг кивает, разворачивается и делает взмах рукой, приглашая их идти следом. Капитан безотчетно хочет взять дока за руку, но тот легко подталкивает Куинна ладонью в спину и полученный физический контакт естественно заменяет желаемый.

***

Два дня карантина на базе проходят в том же молчании. Им выделяют одну палату на двоих. Куинна допрашивают, но как-то больше для галочки. Осмотр у врача занимает полчаса, с результатом: совершенно здоров. Хайнека в медчасти держат больше пяти часов. Все это время Куинн сидит на кровати и гипнотизирует взглядом дверь, стараясь не пускать в голову мысли. Док может быть ранен. Док может быть истощен. Дока могут запереть в подвале и выбросить ключ. Дока могут… Очевидно, медитировать Куинн не умеет. Профессор возвращается в палату, как будто ничего не произошло. На вопрос о самочувствии пожимает плечами: - Не могу сказать, что у меня болит что-то, что не болело и раньше. На третью ночь Куинн не выдерживает. Слыша, что док все еще ворочается в темноте, капитан обнимает подушку, поворачивается на бок и набирает побольше воздуха в грудь. - Док, то что я видел… Оно было… - Морской дьявол. - Что? - Куинн выдыхает и с воздухом из него уходит накопленная решимость. - Ты видел Mobula birostris. Гигантского ската, известного также как морской дьявол. И фосфоресцирующий морской планктон. Скаты мигрируют небольшими стаями. То, что моряки приняли за НЛО, было особенно крупной особью. Треугольное, огромное и светится от планктона и корабельной иллюминации. Куинн садится на кровати и крепче сжимает подушку чувствуя, как наворачиваются слезы. Отчего-то сейчас ему кажется, что док его сильно обидел. Наверное, думает он, это из-за того, как легко профессор нашел объяснение чему-то, взбудоражившему Куинна до глубины души. Никакой мистики. Никаких инопланетян. Пришелец оказался совой. Корабль оказался скатом. И сейчас док объяснит, что никто его не похищал. И Куинна тоже не станет. Потому что ни одно разумное объяснение не включает в себя Куинна в здравом рассудке. Хайнек снова ёрзает на кровати, шелестит грубым одеялом, вздыхает. - Вам повезло, капитан. Вы, возможно, последний, кто видел что-то подобное. Мы все поставили с ног на голову и вполне вероятно, что к моменту, когда мы спохватимся… Если мы спохватимся и не угробим себя сами… Их может уже не быть. Никто раньше не встречал морского дьявола так далеко к северу, но мы взрываем одну бомбу за другой и со дна поднимаются существа, о которых мы даже не подозревали. Вам очень. Очень повезло. Снова шуршит одеяло и яркий свет ночника ослепляет капитана. Хайнек садится напротив, так же, как тогда на корабле. На этот раз очков на нем нет и он не смотрит прямо. Взгляд профессора блуждает по плитке пола, он часто моргает, будто силясь что-то вспомнить. - Я не должен был вас отпускать, Майкл. - Док переводит дыхание. - Вы едва не погибли. - Еще один рваный вздох. - Если бы они не телепортировали чертовы бомбы…

***

Мысли и чувства капитана в полном хаосе. Прямо сейчас он испытывает острый приступ ревности. Он пока еще не понял, кого к кому ревнует: Ханека к наблюдающему их врачу или наоборот. Куинн достаточно часто получал травмы, чтобы доктор Беннет отлично его запомнила и он был бы не он, если бы не предпринимал попыток флирта. Вот только красивая женщина смотрела на него как на неодушевленный предмет и поблажки в режиме карантина капитану даже не моргали. А у Хайнека под матрасом - фляга с бурбоном. - На третий день мы потеряли сани. Даже не спрашивай, как. - Док широко взмахивает рукой, едва не сбивая с тумбочки ночник. - К счастью, большая часть припасов уцелела. И в целом… в целом мы дошли почти без проблем. До места добрались уже к вечеру. - Хайнек делает большой глоток из кружки. - Там было это… поле. Силовое поле, как в фантастических книгах. Оно окружало камень… Что-то вроде обелиска. Я предложил отдохнуть до утра, изучить его получше. Но Уильям… Он просто не мог ждать и я… я пошел следом. Не могу это описать точно, но мне показалось, что мне вскипятили мозги. Это длилось по ощущениям совсем недолго, может, пару секунд. Но когда оно ушло, Уильям уже был мертв, а ты был там, без сознания. И поле исчезло, и камень тоже, и мы были просто там, как будто ничего не произошло. Ну… - Док задумчиво заглядывает в кружку и взбалтывает содержимое. - Не считая Уильяма. Дальше ты знаешь. Он махом допивает остатки бурбона и смотрит на пустую кружку в своих руках, будто не знает, что делать дальше. У Куинна, к счастью, есть на этот счет некоторые идеи и он подливает другу еще алкоголя. Профессор наконец разговорился и в его рассказе виднеется только одна значительная прореха. - Где-то между этим местом и тем, что я помню, ты как-то дотащил меня до корабля. - Кхм… - Хайнек снова крутит кружкой и пожимает плечами. - Я тебя… донес. - Донес? Майкл не может не улыбаться. Из всех бредовых заявлений, которые он слышал от профессора (а это очень много бреда) конкретно это звучит самым неправдоподобным. - Если вы собираетесь предложить этот ответ генералам, то советую подумать лучше. Док широко улыбается в ответ, разводит в поражении руками и все-таки задевает лампу. Бурбон выплескивается на лампочку и с громким хлопком комната погружается во тьму.

***

- Вы шутите. Хардинг рассматривает медицинское заключение, будто оно написано иероглифами. На самом деле, это почти так. Доктор Беннет не щадит его больную голову и отчеты сдает исключительно в рукописном виде. - Я, честно сказать, сама поражена. Это какой-то нечеловеческий уровень самодисциплины. Моя бабушка говорила, что тело человеческое - храм Господень. Если это так, то доктор Хайнек выстроил долбанный готический храм. В спринте он проиграет даже вам. Но на длинной дистанции выносливость феноменальная. Конечно, бесследно для здоровья этот фокус не прошел, но да: ваш астрофизик действительно сам доволок капитана Куинна до корабля. Генерал морщится то ли от богохульства, то ли от того, что его как-то сопрягли с доктором Хайнеком. Но это заключение снимает последний вопрос.

***

На третий день их наконец выпускают из карантина. Доктор Беннет долго шепчется о чем-то с Хайнеком, потом он убегает, чтобы позвонить жене, но возвращается и они уже вместе идут на финальную встречу с Хардингом. Куинну все еще не верится, что их вот так просто отпустят и, когда в кабинете генерала он видит Бэнкса, капитан даже не особенно удивлен. ЦРУшник сидит в кресле, вытянув вперед ногу и сложив руки на навершии трости. Вид у Бэнкса какой-то... обиженный? - Вот, доктор, - Хардинг сразу переходит к делу, указывая на агента. - На вас поступила жалоба. Хайнек вопросительно поднимает брови и никак не комментирует это заявление, так что генералу самому приходится внести ясность. - Агент Бэнкс жалуется, что вы в него стреляли и из-за вас он едва не погиб. Вид при этом у Хардинга невероятно довольный и Куинн ни секунды не сомневается, что генерал использовал слово “жалуется” намеренно, чтобы больнее уколоть агента. Сам капитан находится в замешательстве: обрывки сна крутятся в мозгу, но по-прежнему не желают становиться правдоподобными, настолько абсурдной кажется вся ситуация. А док тем временем пожимает плечами, будто речь идет о каком-то незначительном недоразумении: - Как я отметил в отчете, я находился в состоянии спутанного сознания и не был уверен, что данный инцидент имел место в реальности, а не являлся галлюцинацией. По моим смутным воспоминаниям, я стрелял в приступе паники, приняв агента Бэнкса за белого медведя. Поскольку белые медведи в Антарктиде не водятся, я счел и все остальное плодом помутненного воображения, однако отметил это в отчете, так как подобный эпизод может быть полезен при исследовании… Куинн смутно осознает, что прямо сейчас у него наверняка совершенно неуставное выражение лица, а док все продолжает говорить. Чушемолка запущена на полных оборотах и капитан знает, что если его не оборвать, сам Хайнек может генерировать поток слов бесконечно. Бэнкс на выступление профессора смотрит из кресла с нескрываемой ненавистью, а у генерала на лице - почти обожание.

***

Следующую неделю Куинн ночует в гостевой комнате у Хайнеков. По вечерам они с доком сидят на террасе, курят, цедят бурбон или пиво, болтают ни о чем или вовсе комфортно молчат. Потом капитан наконец находит новую квартиру и коробки с вещами удается вывезти из гаража всего за один заход. Их тревожно мало, так что Мими укладывает в багажник еще два чемодана и сует Куинну в руки горшок с кактусом. Вечером, открыв один из чемоданов, капитан обнаруживает, что в нем, поверх каких-то еще вещей лежит яркая фланелевая пижама. Он клянется себе, что никогда в жизни не наденет это, но все равно широко улыбается.