Берлинская кровь 4

      Октябрь подходил к концу. Ночи стали холоднее, и Гюнтер начал мёрзнуть под тонким одеялом. Хоть его организм и привык к такому холоду, всё же порой Гюнтеру хотелось ощутить тепла, которого очень не хватало.       Конкретных новостей о дате его слушания и о том, какой приговор ему всё же вынесут, Гюнтер не слышал. Слухи ходили разные, но и эти слухи ничем не подкреплялись. Альбрехт проводил ещё один допрос, но на тихие вопросы Гюнтера ответить не смог, делая вид, что не слышал их. От Ильзы Гюнтер тоже больше не получал писем, что также удручало и без того отвратительное состояние души.       Снег в этом году решил пойти раньше. В один из октябрьских последних деньков Гюнтер с удивлением обнаружил тонкий белый слой на земле, когда смотрел в окно.       Он вдруг почувствовал ненависть к этому белому одеялу, которое растает через несколько часов, потому что холод ему осточертел. Ему осточертела невкусная еда и еле тёплые напитки. Ему осточертело, что раз в неделю ему позволяли обмыться в почти холодной воде.       Он так хотел свободы. И делать то, что ему пожелается. Порой, Гюнтер представлял, как Ильза встречает его за воротами, они едут в гостиницу, где он приводит себя в порядок, а потом они идут в ресторан и едят там до отвала и пьют столько, сколько в них влезет.       Гюнтер потёр руки и засунул их в карманы, наивно полагая, что так пальцам станет теплее.       «Глупо», — думал Гюнтер, — «для этой камеры нужны толстые перчатки».       Внезапно послышались чьи-то громкие крики и шаги, переходящие в бег:       — Сюда, ещё один готов.       Это было не ново. За последние три недели, с тех пор, как начался жуткий холод, Гюнтер то и дело слышал, что кто-то да умер. И каждый раз, просыпаясь по утрам, он радовался, что это был не он.       Дверь скрипнула, и Гюнтер обернулся, видя перед собой юного солдата с наручниками в руках.       — Пройдемте со мной, пожалуйста. — Сказал юнец ещё совсем мальчишеским голосом.       Гюнтер мысленно удивился такой вежливости и спокойно подошёл к парню, протянул ему руки и стал ожидать, пока солдат защёлкнет кольца на его запястьях.       Его вывели в коридор и повели по привычному маршруту, который означал только лишь одно: очередной допрос.       По пути Гюнтер увидел, как из другой камеры вышел врач в чистом белом халате, а за ним двое солдат, несущих на носилках тело, прикрытое чёрным мешком, из-под которого выглядывали потемневшие конечности.       Гюнтер отвёл глаза в сторону, подумав, что обмороженные ноги выглядели жутко, и посочувствовал бедняге, который не дождался суда. Хотя, это ещё с какой стороны посмотреть, кому из них повезло больше. Быть может, это Гюнтеру стоило сочувствовать.       Рихтера привели в знакомый кабинет, и Гюнтер даже порадовался тому, что сможет провести несколько часов в более тёплом помещении.       Альбрехт уже сидел за столом и вчитывался в лист бумаги. Гюнтер сел напротив, и Альбрехт попросил молодого бойца оставить их наедине.       Как только дверь за солдатом закрылась, Альбрехт посмотрел на Гюнтера и спросил:       — Как твои дела?       Брови Гюнтера взлетели вверх до немыслимой высоты.       — Не смотри на меня так, — махнул рукой Альбрехт, — сегодня я могу поговорить с тобой немного иначе. Аппаратура, которая стояла здесь на прослушке, дала сбой, и её отправили на диагностику. Поэтому допрос я провожу сегодня так рано.       Гюнтер промычал.       — Как видишь, я всё ещё жив. Но это похоже ненадолго. Конечности отмерзают с каждым днём.       — Совсем худо?       Гюнтер кивнул.       — Ладно, я что-нибудь придумаю.       Гюнтер никак не прокомментировал последнюю фразу Альбрехта, вместо этого сказав:       — Снова будешь допрашивать? Что на этот раз? Я уже, кажется, ответил на все вопросы. Или всплыли новые факты, о которых я даже не знаю?       Альбрехт поджал губы.       — На самом деле я просто хотел поинтересоваться твоими делами и спросить о том, где сейчас генерал-фельдмаршал Майер? К сожалению, его не нашли ни живым, ни мёртвым.       Гюнтер неловко пожал плечами.       — Я не знал о его планах. Мы никогда не обсуждали личную жизнь.       Альбрехт кивнул.       — Ты знаешь, когда состоится суд? — Внезапно спросил Гюнтер. Раз уж сегодня нет прослушки, то можно немного пооткровенничать.       — В четверг в девять утра. — Ответил ему Альбрехт.       — А какой сегодня день недели? — Рихтер понятия не имел ни какое число, ни какой день недели. Знал лишь только, благодаря разговорам охранников, какой месяц на дворе.       — Вторник.       Значит у него есть ещё два дня, чтобы насладиться жизнью.       — Послушай, Альбрехт, — неуверенно начал Гюнтер, — у меня есть одна просьба к тебе.       — Всё, что угодно. — Решительно ответил Альбрехт.       — В городе есть одна особа. Её зовут Ильза Беккер. Я знаю, что она остановилась в местной гостинице. Девушка приехала ради меня. — Гюнтер немного смутился. — Я хотел бы, чтобы она присутствовала на судебном заседании. Если меня приговорят к смерти, то я должен увидеть её на прощание. — Он сказал это так горестно, что у Альбрехта тут же изменилось лицо. Гюнтер не знал, о чём думал его старый друг, но видел в его глазах сочувствие.       — Рано делать такие выводы. Зигфрид, конечно, ещё тот мудак, но и я не лыком шит.       — Зигфрид? — Переспросил Гюнтер. Имя казалось ему очень знакомым.       Альбрехт кивнул.       — Да, Зигфрид Мая. Представляет сторону обвинения.       — Мне кажется, я его знаю.       — Возможно. Он командовал группой разведчиков, пока те не попали в плен. Всех их позже немцы повесили в лесу.       — Кажется, Майер что-то про него говорил. Какой-то скользкий тип. Вроде как работал и на американцев, и на Советский союз, и даже поставлял информацию Гитлеру через десятые лица. Но это только слухи. И как же он тут оказался?       Альбрехт пожал плечами.       — Сам не знаю. Наверное, напросился. Он не любит нацистов. Для него ваши суды, как для голодной собаки кость. Поэтому я мало верю в то, что он как-то связан с Гитлером.       — В такое время никому нельзя верить. Каждый ищет выгоду. Он может ненавидеть нас, но никто ведь не отменял того факта, что он мог подзаработать за разглашение ценной информации. Каждый выживает как может.       — Я думал об этом. Но у меня нет никаких доказательств того, что Зигфрид может быть предателем. И к тому же судить будут вас, и суду не будет никакого дела до стороны обвинения.       — Речь будет идти о преступниках, и ты будешь доказывать, что мы — не они. Представь настоящего преступника.       — Гюнтер, — Альбрехт тихо вздохнул, — всё это очень сложно. И как я это сделаю? Я ведь ничего не знаю о Зигфриде! Думаешь, он позволит своим скелетам выйти наружу?       — Ты можешь хотя бы попытаться. — Горячо возразил Гюнтер. — Наведи справки, не поверю, что у тебя нет хороших знакомых. Нам нужно копать под него. Я думаю, нет, я даже уверен, что он не так чист на руку, каким хочется сейчас казаться. Ты говоришь, он ненавидит нацистов? Думаю, что он лицемер.       — Может ты и прав, Гюнтер. Зигфрид работал на всех одновременно и неизвестно, что за его плечами. Ладно, я подумаю над твоими словами.       Они поговорили ещё о работе Рихтера чисто для формальности, а затем Альбрехт отпустил Гюнтера.

***

      После обеда Альбрехт заглянул в архив. Он не думал, что найдёт что-то о Зигфриде, что подорвёт его репутацию, но решил хотя бы поближе узнать своего противника. Возможно, какие-то записи или военные дневники могли бы натолкнуть на мысли.       Зайдя в архив, Альбрехт стал водить пальцем по пыльным полкам, где стояли личные досье сотрудников, в поисках буквы «М». Когда глаза его наткнулись на знакомую фамилию, Альбрехт вытащил тощую папку, в которую был подколот всего лишь один лист, представляющий из себя анкетные данные.       — Чёрт, — пробормотал Альбрехт, — этот козёл не наврал. Он и правда надёжно спрятал все свои скелеты.       Порывшись ещё в архиве и не найдя там больше ничего, Альбрехт вышел из пыльного помещения в расстроенных чувствах.       Он ничем не сможет помочь своим товарищам. Суд состоится в четверг, и даже если он и мог бы по своим связям нарыть что-то на Зигфрида, то это заняло бы большее количество времени, нежели два дня. Он попросту не успел бы к началу суда.       Возвращаясь в свой кабинет, Альбрехт прошёл мимо двери кабинета Зигфрида, из-за которой доносились голоса и смех, а затем остановился. Обернулся. Долго смотрел на дверь, будто бы хотел загипнотизировать её. А потом в его голове зажглась идея.       Ведь он мог найти компромат на Зигфрида в его собственном кабинете. Это было куда более вероятнее, чем искать информацию в архиве или за пределами этого здания.       И Альбрехт решил, что сегодня ночью он проникнет в помещение и постарается найти что-нибудь, что обличило бы Зигфрида Мая.       К позднему вечеру Альбрехт дождался, когда Зигфрид покинет работу. Он наблюдал за ним из окна своего кабинета, предварительно спрятавшись за шторами, и, когда Зигфрид окончательно покинул территорию, Альбрехт пошёл вниз, к посту охранника.       — Эй, дружище, — сказал Альбрехт, подойдя ближе. На посту сидел ещё один юный солдат по имени Виктор. — Не подсобишь мне в одном деле?       Виктор прищурился:       — Что за дело?       — Понимаешь, — протянул Альбрехт, — мы с господином Зигфридом Мая обсуждали послезавтрашний суд у него в кабинете. Как только наши споры утихли, мы с ним распрощались, и я отправился к себе за вещами. Пока я собирался, то обнаружил одну неприятную для себя вещь: я оставил очень важные документы на столе господина Мая. Мог бы ты одолжить мне ключ от его кабинета? Я только заберу документы и сразу же закрою его.       Виктор напрягся. На лице его читалось сомнение.       — Вы не можете входить туда без разрешения господина Мая. А я не могу дать вам ключ от другого помещения.       Альбрехт покачал головой.       — Я всё это прекрасно понимаю. Но от этих документов зависит будущее. Между прочим, твоё будущее, дружище. — Юнец нахмурился. — Не смотри так на меня, — усмехнулся инспектор, — не могу сказать тебе, что там такого важного в этих документах. Гриф секретно. Но они нужны мне, иначе всё пропало.       Но Виктор был непреклонен. И тогда у Альбрехта оставался только один вариант.       — Сколько? — Задал вопрос Альбрехт.       — Что — сколько? — Удивлённо переспросил Виктор.       — Сколько ты хочешь получить за то, что дашь мне ключ без ведома господина Мая?       Виктор задумался. Глаза его блеснули интересом.       — Сто рублей, — через минуту раздумий сообщил Виктор. У Альбрехта едва не отвисла челюсть.       Какая наглость! Сто рублей — это ведь целое состояние. И куда этому юнцу девать эти рубли, если он находится на немецкой земле?       Альбрехт, конечно, не стал уточнять, как и не стал торговаться со стоимостью услуги. Раз Виктор был согласен на взятку, Альбрехт, скрипя зубами, отдаст ему последнюю сторублёвую купюру.       Получив деньги, чуть ли не трясущимися от счастья руками, Виктор отдал ключ Альбрехту и велел тому долго в чужом кабинете не задерживаться.       Альбрехт преодолел путь до кабинета Зигфрида очень быстро и также быстро проник внутрь. В кабинете было темно и очень жарко.       Альбрехт на ощупь прошёл к столу и включил настольную лампу, чтобы не привлекать внимание светом от лампы на потолке.       На столе у Зигфрида царил порядок, и Альбрехт понял, что копаться в этом порядке нельзя. У Мая слишком цепкий взгляд, он бы сразу заподозрил, что кто-то находился в его кабинете без его ведома.       Альбрехт задумался. Где Зигфрид мог хранить документы? Мужчина огляделся. Сейфа в кабинете не было, что задачу упрощало. Альбрехт посмотрел на стол и решил начать с верхних ящиков.       Просмотрев три ящика, Альбрехт с неудовольствием обнаружил, что ничего стоящего внутри них не было. Он почти отчаялся, когда заглядывал внутрь последнего четвёртого ящика, как вдруг заметил, что дно у ящика было немного кривоватым.       Альбрехта очень заинтересовал этот факт, и он, достав перочинный нож, поддел им дно, которое с лёгкостью поддалось.       — Двойное дно, — пробормотал Альбрехт, убрав дощечку, — а ты хитрый жук, Зигфрид.       Достав стопку каких-то документов, Альбрехт сел на стул и принялся изучать их содержимое. По мере прочтения этих документов, у Альбрехта перехватывало дыхание, пульс участился, а рот открывался непроизвольно.       Оказалось, что Зигфрид Мая был ещё тем подлецом, лгуном и предателем. Он работал и на своих, и на чужих. Среди документов Альбрехт нашёл письма, адресованные ему от Гитлера, кое-какие фотографии, доказывающие причастность Зигфрида к сливанию информации, деньги, а также поддельные документы на случай, если немцы всё же выиграют войну.       — Вот же двуличная сволочь, — изумлённо проговорил Альбрехт в пустоту. Он находился под впечатлением, и теперь ему нужно было переварить всю ту информацию, которую он только что получил.       Информация, которая могла бы помочь ему оправдать Гюнтера и других ребят.       Альбрехт вернул всё на свои места и вышел из кабинета, не оставляя за собой никаких следов. На проходной он поблагодарил Виктора, отдав ему ключ, и повертел папкой в доказательство того, что он действительно говорил правду.       Уже по пути домой Альбрехт снова и снова прогонял письма Гитлера, его слова и его благодарности Зигфриду за оказанную помощь.       Он думал о том, как много предателей повидала его вторая Родина и думал, что таких предателей нужно казнить в первую очередь.