Навсегда твоя

В отношениях любой пары рано или поздно наступает так называемый кризис. Иногда в этот капкан попадает кто-то один, и второй отчаянно пытается понять причину, вытащить любимого человека. Но бывает и так, что руки опускаются сразу у обоих. У кого-то по квартире разносятся крики и звон битой посуды, которая летит во все стороны, норовя полоснуть по ноге в отместку. Другие же просто молча проклинают тот день, когда всё это началось и жаждут, чтобы один из них закончил отношения. Но в обоих вариантах необходимы два человека, при чём существующих в одном пространстве. Пчёлкины практически не жили вместе уже неделю. Юля, конечно, приезжала вечерами домой, но не сказать, чтобы очень уж ждала возвращения мужа с работы. Она готовила на одну персону, спала по центру кровати и мало заботилась о том, как свою жизнедеятельность внутри их дома будет осуществлять Витя. Девушка ни на секунду не считала себя виноватой в конфликте, хотя и понимала, что своей реакцией только раззадорила злость супруга. По правде говоря, он выбесил её не меньше. Конечно, по-началу Юля даже как-то была рада, что Пчёлкин её приревновал. Но, обдумав всё, она задалась вопросом: почему? Она не давала поводов в действительности считать, что у неё может быть другой мужчина. Да, была эта их игра «Приревнуй меня к каждому столбу», но они оба были её участниками и приступали к очередному раунду лишь в качестве прелюдий к последующему сексу. Всерьёз допустить, что Пчёлкина пошла «налево» было из разряда фантастики, а потому подозрения мужа неприятно полоснули ядовитым клинком по сердцу. Витя ночевал дома за неделю три раза, и каждый на диване. При чём в одну из ночей он так и не появился, а лишь пришёл под утро принять душ. Мысль о том, что нужно будет видеть, слышать, разговаривать с женой, выворачивала наружу. Она умудрилась за один короткий разговор вытащить два главных страха Пчёлкина: измена с её стороны и тот факт, что девушка была лучшим человеком, чем он сам. И если второе было ещё терпимо, ведь он за годы своей работы научился выключать Витю, который был вполне себе нормальным человеком, умеющим любить и сострадать, и включать Пчёлу — беспринципного бандита, которого интересуют только бабки, то с первым был полный провал. Раз за разом он прокручивал в голове то, как Юля усмехалась, глядя ему в глаза. Её это «А если и да» эхом отскакивало по черепной коробке. Пчёлкин изобрёл для себя самого идеальный способ мазохизма: представлять, как твою жену трахает другой, целует, как она кончает под ним. Он думал об этом постоянно. Даже секс со Светой стал жёстче, потому что Витя пытался словно отомстить жене, доказать, что она проебалась, заведя любовника. По большому счёту, ему было плевать, есть тот у неё на самом деле или нет, ведь в своей голове Пчёлкин уже всё решил. В ту ночь, когда Витя не пришёл ночевать, а заявился лишь под утро, он спал в офисе. Они долго сидели с Белым в кабинете и пили коньяк, обсуждая семейную жизнь и вообще её смысл. Саша нашёл его, тот самый смысл, в безграничной любви к жене и сыну. У Пчёлкина же один из этих пунктов отсутствовал. Они говорили и про любовниц, с ухмылкой замечая, что те, так же, как и жёны, были подругами. — Пчёл, а у тебя со Светкой как, серьёзно? — спросил Белов, закуривая. — Конечно нет, ты чё, — выдохнул дым Витя, который уже успел сделать пару затяжек. — Я с Крыловой никогда не разведусь, чё бы ни было. — Нахера тогда другую трахаешь? — А ты? Они оба молчали, погружённые в свои мысли. И Саша, и Витя жён своих любили какой-то безусловной любовью, а потому ответить на такой простой вопрос не могли. Ведь если бы чувства ушли, можно было бы понять. Но при таком раскладе измены становились совсем бредом. Белов уехал домой часа в три ночи, сказав, что Ольга через несколько дней улетает в Штаты и ему косячить никак нельзя. Пчёлкин же остался ночевать в офисе. К слову, это была единственная из трёх ночей, которые он провёл не дома, когда спал на диване в кабинете. В два других дня после работы Витя ехал к любовнице. Юля жарила яичницу из одного яйца и следила, как кофе-машина наполняет одну кружку обжигающим напитком в тот момент, когда муж вошёл в квартиру. Девушка лишь приподняла бровь и покачала головой, вспоминая, что не видела его, кажется, дня три или четыре. Пчёлкин молча прошёл на кухню и стал рыться в холодильнике. — Есть чё-нить пожрать? — О, не знала, что мы разговариваем, — тянула гласные Юля. — Есть хлеб. — С чем? — С удовольствием. На этом, собственно, разговор любящих супругов, которые через несколько месяцев будут праздновать третью годовщину свадьбы, был окончен. Пчёлкин с силой захлопнул дверцу холодильника и, схватив пиджак, вылетел из квартиры. Юля же закончила готовить и села завтракать, стараясь скрыть от стен кухни и себя самой то, как нервно тряслись руки. — Внимание, объявляется посадка на рейс Москва-Нью-Йорк, номер 139, — объявлял неприятный скрипучий голос на весь аэропорт Шереметьево. — Это ваш? — спросила Юля, оглядываясь на Белову. — Ага, но время ещё есть, — Оля шла следом за подругой, которая вела за руку Ваню, и думала, насколько та гармонично смотрится с ребёнком. — Вань, мороженное хочешь? — Хочу, — кивнул мальчик, зная, что Юля купит ему всё, что он пожелает. — Нет мороженого, — осмотрев все лавки с журналами и газетами, ответила Пчёлкина. — Спасибо. Юля обернулась на Ольгу, и они обе рассмеялись. Девушки уже много раз обсуждали, что умением отвечать Ваня пошёл в крёстную. Он периодически говорил родителям что-то поперёк, требовал, а Пчёлкина его подначивала, мол, так и надо с ними, держи в ежовых рукавицах. — Ты сейчас куда? — спросила Оля, когда вся троица направилась к стойке регистрации. — Да к маме надо заехать. Мы с ней толком и не общаемся в последнее время. — Чего так? — А, ты же знаешь, — махнула рукой Юля. — Она после свадьбы к Вите начала относиться так, словно он на её глазах младенца съел. Всё говорит мне, что он монстр, и от него бежать надо. Белова ничего не ответила. Потому что сама несколько раз была невольным свидетелем разговором матери и дочери. Сказать, что это было ужасно — ничего не сказать. — Ладно, мы пойдём регистрироваться. Я тебе позвоню, как долетим, — обнимала подругу на прощание Оля. — Хорошо, только не забудь, — опустившись на корточки, Юля обняла Ваню. — Давай там, учи английский, потом мне журналы переводить будешь, хорошо? — Будет сделано, — кивнул мальчик и крепко обнял любимую Юлю, которая была для него не только крёстной мамой, но и лучшим соперником по части игры в машинки. Квартира в Черёмушках с годами не менялась. Только её хозяйка становилась всё более суровой, а на лице стали появляться признаки возраста. — Привет, — проходя в коридор, произнесла негромко Юля. — Ты без уголовника своего? — С порога решила поругаться? — Я вещи своими именами называю, — Ольга Николаевна прошла на кухню. Юля последовала за ней, не снимая плащ и обувь. — Я, конечно, понимаю, у некоторых денег столько, что свиней кормить можно, но у меня домработницы нет. Сама полы мою, — ядовито процедила мать. — Я просто не на долго, у меня тренировка, — пытаясь сохранить хоть сколько-то спокойный голос, ответила Юля. — А могла бы сама выступать! Но ты же у нас решила, что твой Пчёлкин — пуп земли. Ради него можно жизнь угробить, из спорта уйти. Юля ненавидела эту тему. Если после свадьбы Ольга Николаевна ещё старалась не говорить о муже дочери плохо, то когда девушка рассказала об окончании спортивной карьеры, начался сущий ад. Мама обвиняла во всём супруга, кричала, что это он её заставил и прочий бред. — Да когда же ты поймёшь, что он здесь не при чём? Это было моё решение! — со сталью в голосе ответила дочь. — Ты сама-то хоть в это веришь? Да он из тебя сделал непонятно что! Как жена бандюгана выглядишь. — А я она и есть! — взорвалась Юля. — Сюрприз, мамочка! Меня заебало твоё отношение к моему мужу и браку, понятно? Я вышла за него замуж, я его выбрала! Хватит поливать грязью людей только потому, что тебе так хочется! — Когда тебя твой уголовник выкинет, ты куда прибежишь? — брызгалась ядом Крылова. — Правильно, сюда! В эту самую квартиру. А он тебя бросит, вот увидишь. Найдёт лет через пять помоложе и кинет. Потому что они все так поступают. — По своему опыту говоришь? — Юля всегда била по самому больному. — Ты себе что позволяешь, сопля? Забыла, кто с тобой на тренировки ходил, да денег на костюмы давал? — Ох, бедная ты, несчастная! Муж бросил, дочь тварью неблагодарной оказалась. Да как тебе живётся-то тяжело? Прав был отец, ты трупы больше живых людей любишь. — Пошла вон, — заорала Ольга Николаевна, указывая девушке в коридор. — С удовольствием. Иди ты в задницу, мамочка! Дверь за Юлей захлопнулась. Она так устала от этого за три года. Постоянные ссоры, упрёки, недовольные взгляды на Витю, если они приезжали к матери вместе. Ей надоело быть хорошей, правильной дочерью. Она тоже живой человек, и ей тоже бывает больно. Вот как сейчас. Октябрь, 1997 год После отъезда Беловой с сыном в Америку Юля и Тамара стали общаться совсем близко. Ольга им звонила, рассказывала, как и чем живёт, но всё равно это было не то. Пчёлкина же с Филатовой почти везде ездили вместе. Несколько раз Юля созванивалась с Юрьевой, которая теперь переехала и тренировалась в Париже. Девушкам делить было нечего, и давняя дружба становилась только крепче. Юля и Тома завтракали в новом кафе на Никольской и пили кофе, разговаривая обо всём и ни о чём. Так часто бывает перед серьёзным и трудным разговором, когда один из собеседников старается оттянуть время. — А с Витей как у вас дела? — старалась аккуратно подойти к теме Тамара. — На счёт ребёнка не разговаривали? — Том, ты издеваешься? — изогнула бровь Юля. — Мы за эти два года нормально поговорили один раз, и то это было больше похоже на попытку переорать друг друга. — О чём вы так спорили? — Я развод просила, — Юля поймала на себе изумлённый взгляд подруги. — Да не смотри ты на меня так! Прекрасно знаешь, что у нас не отношения, а жопа. — Ну он тебя любит же, Юль, — зная характер Пчёлкиной, Тамара старалась найти хоть какой-то аргумент. — Как-то по-своему, но любит… — Вся его любовь заключается в деньгах на карточке и украшениях, — демонстрируя три новых кольца на пальцах, ответила Пчёлкина. В отношениях действительно было всё плохо. Юля не преувеличивала. Они жили как соседи, с тем лишь исключением, что вечерами ложились в одну кровать, если Витя приходил домой, конечно, и занимались сексом. Но это было скорее желание просто разрядиться, чем дотронуться до человека, сделать ему и себе приятно. Нет, у них была и страсть, ведь оба по-прежнему считали друг друга привлекательными и хотели, и поцелуи. Но всё это было больше похоже на ссору, чем на признание в любви. Юля часто рассказывала Томе о том, что она переживает за их семью. Особенно, когда смотрела на них с Витей через призму отношений Филатовых. На контрасте всё становилось ещё хуже. Пчёлкина пыталась уже где-то год придумать, как сохранить отношения, вдохнуть в них жизнь, но ничего не получалось. — Том, что у тебя с лицом? — Юля заметила, как глаза подруги забегали. — А что, испачкалась? — пыталась рассмотреть Тамара себя в отражении сервировочного ножа. — Нет. Ты так выглядишь, будто человека убила. Давай рассказывай, что стряслось. — Юль, я не хотела тебе этого говорить, да и Валерка запретил. Но всё же скажу, — Филатова тщетно пыталась собраться с мыслями и сказать как можно более деликатно неприятную новость. — Мы тут ходили в казино… ну, помнишь, которое на Арбате? — Ну-ну, продолжай, — нервно сжимала и разжимала кулаки Юлия. — В общем, я зашла в ВИП-зал, а там Пчёлкин и Белов с бабами. Валера мне потом сказал, что у них это давно уже всё, года два как. Попросил тебе не рассказывать ничего. — Блять, — выдохнула Юля. — Сука, я даже не думала об этом. Вот сука! — Юль, — Тамара видела, как на лице Юли расплывается горькая усмешка, — я правда не хотела ничего говорить, но ты так переживаешь за вас с ним, а он… — Том, ты всё правильно сделала, — вставая из-за стола, сквозь зубы ответила Юля. — Я поеду, ладно? Расплатись, пожалуйста. — Хорошо, — протянула Филатова, глядя в удаляющуюся спину Пчёлкиной. Это было как взять стебель розы с шипами голыми руками и сжимать, надеясь, что острые иголки перестанут распарывать кожу, пригладятся. Смотреть на капли крови, текущие по запястью, и уповать на то, что всё будет хорошо. А после, раскрыв ладонь, вопить от боли, потому что остатки колючек кое-где застряли. Она не верила, не хотела верить, хоть и понимала, что рано или поздно такое может произойти. Но не сегодня, не сейчас. Всё плохое всегда должно произойти когда-то потом и не с тобой. Но реальность жестока. Юля ощущала себя сейчас той самой ладонью, а свой брак- розой, с которой нерадивый флорист забыл срезать шипы. Пчёлкина села в машину и помчалась домой, не обращая внимания ни на что. Ей было плевать на то, какой сигнал светофора, стоял ли гаишники на обочине. Шестерёнки в её голове забегали так быстро, что мозг норовил просто не выдержать напряжения и взорваться. Она перебирала воспоминания о его задержках на работе, о возвращении под утро, о пустой постели рядом, словно папки в ящике. Одна за одним картинки проносились перед глазами, складываясь в общее полотно: муж изменял ей. Два года. — Алло? — рявкнула Юлия в телефон, который трезвонил уже пару минут без перерыва. — Юль, привет, — Белова нервно сглатывала. — Ты не с Витей? — Нет. — Я до Саши не могу дозвониться. Не знаешь, где он? — Понятия не имею, — голос был такой металлический, что можно было порезаться. — Но я его увижу попозже, могу передать, чтобы тебе позвонил. — Спасибо большое, — с облегчением выдохнула Оля. — Там Ванька что-то разбил, я побежала, пока. Откидывая трубку на пассажирское сидение, Пчёлкина ехала в квартиру на Цветном, чтобы подготовиться к небольшому спектаклю, который сулил разрушение брака и реки слёз.