Навсегда твоя

Осень, 1994 год Есть такие женщины, которые жить не могут без работы. Они находят её себе везде, куда бы ни отправились. И есть такие мужчины, которые любят рядом самодостаточных и состоявшихся дам. Пара Юли и Вити подходила под оба данных описания. Они сложились как пазл, грани которого идеально подходили друг к другу. После Нового года всё шло размеренно. Юля тренировала, Витя занимался рабочими вопросами и схемами. Как и обещал, Пчёлкин научил жену водить и почти не боялся выпускать её на дорогу. Пару раз он садился к ней в машину на пассажирское сиденье и, демонстративно пристёгиваясь, брался за ручку двери. Юля лишь смеялась и специально опасно ездила, хотя одна себе такого не позволяла. Летом она уехала на сборы только на две недели. Лида и Вобла просматривали младших, кто на что способен, а потому особо там Юле делать было нечего, и они с Ваней поделили этот месяц между собой. Как оказалось, на сборах пьют не только спортсмены, но и тренера, поэтому Юля трезвой вечерами не засыпала. В августе Пчёлкины вместе улетели на неделю в Париж. Юля показывала мужу свои любимые места, хвасталась тем, как обустроила квартиру, а Витя говорил, что прекрасно всё помнит, ведь сам это оплачивал. Они гуляли по набережной Сены и рассматривали журналы, которые продавались в палатках прямо перед собором Парижской Богоматери. Среди кипы разных выпусков «Vogue» Юля обнаружила два, которые сразу купила: обложку одного украшала Грейс Келли в день свадьбы с князем Монако, а второго — сама Пчёлкина и Ситкин. Продавец, взглянув на фотографию и следом на покупательницу, расплылся в улыбке и отказался брать деньги, говоря ей что-то на французском. Юля улыбалась и пожала тому руку, когда он ей протянул ладонь. Витя стоял рядом и смотрел на жену с неприкрытым восхищением, что даже так далеко от России её узнают. Новый спортивный сезон начался для Юлии Александровны с уже привычной традиции: выбор музыки для произвольного и оригинального танцев. Только в этот раз нужно было подобрать мелодии для других пар и поставить им программы. Всё чаще девушка пропадала допоздна в Ледовом, а потом, приезжая домой, сидела в гостиной и переслушивала варианты. Иногда она вставала и в каких-то хаотичных движениях двигалась по полу, на ходу придумывая рисунок танца. Пчёлкин, стоя в дверном проёме и наблюдая за этим, думал, что жена однозначно сходит с ума. Юля не смотрела телевизор, ей было не до того. Иногда, если вечером Витя его включал, она краем уха слышала что-то, но особо ничем не интересовалась. Поэтому, когда по новостям стали крутить, что произошла стрельба в московском дворе и разыскивается Александр Белов, девушка об этом не знала. Оля, которая могла бы ей рассказать, не звонила. Тамара была в Испании, а Витя ничего не сказал, придя вечером домой, надеясь, что всё уладится и Юлю не нужно будет прятать так же, как Ольгу с Ваней. Он пришёл поздно, был нервный и непрерывно жевал жвачку, отвечая на десятки телефонных звонков словами «да», «нет» и «не знаю». Пчёлкина, видя, что от любого вопроса муж может взорваться, молча накормила его ужином и старалась не трогать лишний раз. Утренний лёд сегодня был особенно трудным. Ребята прокатывали Звёздный вальс и почти все падали на маховом моухоке, слишком сильно отклоняясь назад. Юля уже и с Ваней показала, как нужно, и вставала по очереди с каждым из ребят в пары. Ноль эмоций. Ей казалось, что ещё немного и она придушит всех за то, что они не в состоянии сделать элементарных вещей. Никогда ещё так хорошо она не понимала Лиду и Воблу. В свой заслуженный перерыв девушка решила съездить где-нибудь перекусить. Уже садясь в машину, она ответила на телефонный звонок от Вити, который неожиданно решил услышать голос жены посреди белого дня. — Алё, Юль? — старался говорить как можно спокойнее Пчёлкин. — Ты где щас? — Вышла с тренировки, в машину сажусь. — Иди обратно в Ледовый, сядь там где-нибудь и не выходи никуда, поняла меня? — Где сесть? — Юля вообще не могла понять, о чём речь и почему муж такой нервный. — Я не знаю, блять, — сорвался всё же на крик Витя. — В тренерской, хоть в туалете, где угодно. — Что происходит? — страх стал подкрадываться откуда-то со спины, обнимать за плечи и тянуть к себе. — Слушай и не перебивай меня, — затараторил Витя. — Сейчас приедет Антон, постучит пять раз: сначала три и потом ещё два. — Я буду в тренерской, — решила уточнить она. — Хорошо. Так вот, никому больше дверь не открывай, услышала? Аккумулятор из мобилы вытащи, никому не звони. Если надо будет мне набрать, то скажешь Тохе, ясно? — Да, — всё, что смогла выдавить из себя девушка. — Я люблю тебя, маленькая моя. Главное, ничего не бойся, всё хорошо будет. И Пчёлкин отключился. Она несколько секунд смотрела прямо перед собой, а потом вылетела пулей из машины, на бегу её закрывая и вытаскивая блок питания из телефона, как сказал Витя. Юля забежала в пустую тренерскую, закрывая за собой дверь, и села на стул, нервно перебирая в руках связку ключей. Девушка прекрасно понимала, что произошло нечто действительно серьёзное, но никакие конкретные предположения в голову не лезли. Пчёлкин в последнее время стал часто говорить, что скоро всё наладится, что бизнес будет легальным и прочее, а потому этот весь кипиш никак не укладывался в её картину мира. Пять ударов в дверь. Три сразу и два после перерыва. Пчёлкина аккуратно вставляет ключ в замок. — Кто? — спрашивает Юля, не поворачивая тонкий металл, чтобы дверь открылась. — Юль, это я, поехали, — из коридора отвечает Антон. Она уже успела написать записку, что у неё ЧП и на вечернюю тренировку приехать не сможет. Они ехали куда-то за город в полной тишине. Только один раз у Антона зазвонил телефон, и, судя по разговору, это был Витя. Потому что кому ещё он мог сказать фразу «Да, она со мной, всё в порядке». Хитров привёз её в какой-то дом, который был больше похож на сарай, честно говоря. Кое-где на стенах была плесень, а окно забито деревяшками. Антон оторвал верхнюю рейку, чтобы было видно дорогу. В этом «доме» существовала одна комната, которая была щедро украшена единственной пружинистой кроватью с тонким матрацем, столом, двумя табуретками и печкой-буржуйкой. Также имелся туалет на улице, в который желания заходить не было абсолютно никакого. Юля осматривалась в жилище и увидела, как Хитров тащит из машины два пакета. — Юль, я машину отгоню за дом и вернусь, ладно? — спросил он, ставя пакеты с продуктами на пол. — Да пожалуйста, — махнула рукой девушка. Желания общаться не было никакого. Не то, что бы её раздражал Антон. В данный момент Юлю бесила все эта ситуация. Она сидит в какой-то глуши, вынужденная дышать затхлым воздухом в этой конуре. Пока с Пчёлкиным неизвестно что и где. Когда Хитров вернулся, девушка уже лежала на матраце и смотрела в потолок, надеясь уснуть. — Юль, тебя Витя, — протягивая ей трубку, сказал Антон. — Да? — голос Пчёлкиной был бесцветный. — Любимая моя, потерпи пожалуйста. Накат серьёзный. Мы всё решим, и я тебя заберу, хорошо? — старался как можно более ласково говорить Витя. — Да, — безучастно ответила жена. — Я люблю тебя. — Я знаю, — сбросила звонок Юля. Антон её не трогал, не разговаривал. Молча сидел и ждал дальнейших указаний. Пчёлкин часом раньше позвонил ему и сказал увезти куда подальше жену, пока до неё никто не добрался. Парень заявил, что есть старый дом-сарай у бабушки в районе Ивантеевки. Витя ответил, чтобы тот вёз Юлю в него. — Ты меня удивляешь, — вдруг произнёс Антон. — Чем же? — усмехнулась девушка. — Я думал, истерить будешь, рыдать, как все девки. — Они знали друг друга задолго до того, как Хитрова к ней приставили, а потому общались как старые знакомые. — Извини, что не оправдала ожидания. — Не, ну я думал, будешь меня вопросами задалбливать: что происходит, когда это всё закончится и всё такое, — продолжал Антон. — Какой смысл задавать вопросы, на которые не получишь ответа? — вздохнула Пчёлкина. — Знаешь, я когда читала «Герой нашего Времени» Лермонтова, так горько плакала. Мне лет семнадцать было или шестнадцать, не помню. Представляла, как Печорин целует холодные губы Бэлы, пытаясь привести её в чувство, сидит у её постели, пока та пылает в предсмертной агонии, как называет её «своей джанечкой». — Кем? — переспросил Антон, который произведение не читал. — Это душенька по-нашему. А она отвечает ему, что умрёт. Читала, как она просит его в полу-бреду поцеловать, а тот встаёт рядом на колени и касается её губ. Молодая, цветущая, она так за жизнь цеплялась, как будто за ниточку. — А что потом было? — Хитров слушал её, словно маленький ребёнок сказку перед сном. — Она умерла. Он не проронил и слезинки у её постели, представляешь? И вообще без эмоций всё время был. А потом сел на холме и захохотал. — Может, он того, башкой тронулся? — Нет, — покачала головой Юля. — Меня тогда так поразила его реакция: ну как можно смеяться, когда у тебя умер любимый человек? Кощунство же. А потом я повзрослела и неожиданно выяснила, что сама так реагирую на стресс. У меня нет ничего. Пустота. Поэтому, можешь не ждать истерик и слёз. Я сломаюсь потом, когда пустота заполнится. Она отвернулась на бок к стене и скрутилась в клубочек. Юле хотелось, чтобы никто не трогал её, чтобы просто отстали и не замечали, пока она заполняет пустоту гневом, злостью и обидой. Девушка плавно провалилась в сон. Наконец-то. — Юль, — толкал Пчёлкину в плечо Антон, пытаясь разбудить. — Юля, вставая. — А? — резко подкинулась она. — Что с Витей? — Всё нормально. Он позвонил, попросил домой тебя отвезти. Просыпайся. — Пять минут — и я готова, — кивнула Юля, приходя в себя. — Я в машине подожду. Девушка понятия не имела, сколько проспала: может пять минут, а может часов. На улице уже было темно. В сделанную Хитровым щёлку она увидела полумесяц и россыпь звёзд вокруг. Ей хотелось как можно скорее убраться из этой проклятой халупы. Вид облезлой краски на стенах вызывал рвотный рефлекс. Она чувствовала, как в лёгкие уже проникла плесень, покрывавшая стены в углах под потолком. Пробралась незаметно вниз, пока Пчёлкина спала, и попала через носоглотку в организм. Уже пустила свои поры по стенкам внутренних органов, заражая те чем-то ядовитым. Это была не просто плесень и гниль. Так чувствовалось отчаяние. Перед тем, что Юля ничего не может исправить. Не способна повлиять на жизнь мужа. А значит, и своя собственная жизнь ей не принадлежит. Её безопасность и покой зависит от того, что происходит у Вити на работе. А учитывая род деятельности супруга, вообще ни о каком спокойствия речи не шло. Она вдруг резко осознала, что Антон, ждущий сейчас в машине — её охранник! Не просто водитель, а, мать его, телохранитель! Ей реально каждый день может грозить опасность, а Пчёлкина даже не подозревает об этом. Признавать реальность, особенно когда она паршивая, чертовски неприятно. Юля чувствовала, как горечь обиды на мужа собирается на кончике языка. Эта субстанция была её собственной слюной, но сейчас жидкость стала вязкой и терпкой. Девушке хотелось сплюнуть её. И желательно прямо в лицо Вите. Чтобы и он ощутил. Чтобы почувствовал, какого это. Ведь если он до сих пор занимается всей этой грязью, которую называет работой, то Пчёлкин явно не понимает, какую боль приносит близким людям. Они ехали в Москву молча. Юля думала о том, насколько быстро меняется жизнь. За каких-то десять минут обычный день превратился в сущий кошмар. Она думала о Пчёлкине, об их семье. Такие сюжеты обычно переписывают в сценарии и снимают фильмы, которым зрители рукоплещут, но тихо радуются, что на их судьбы это не похожи. Какого вообще чёрта режиссёр-придурок взял её в это кино, да ещё и на главную роль, невзирая на отсутсвие актёрского образования? Почему она должна прятаться где-то, убегать? Ответ Юля знала. Потому что сказала в ЗАГСе «Да», прекрасно понимая, за кого выходит замуж, и осознанно сделала этот выбор. Но они ведь не Бонни и Клайд, в конце-то концов. В квартире было тихо, свет везде выключен. Прямо в обуви она прошлась в спальню, в гостиную, на кухню. Никого. Ванна сухая, значит, Пчёлкин не заезжал домой. Вернувшись в коридор, Юля сняла сапоги и аккуратно поставила один к другому, выровняв почти что по линеечке. Стянула перчатки и положила те на тумбочку. Повесила на плечики пальто и убрала в шкаф. Медленно, словно гуляя, зашла в гостиную и поставила первую попавшуюся кассету. Из динамика полился голос Ветлицкой. …Останься со мною ещё несколько минут. Я знаю, под утро часы бешено бегут… На шведской стенке в рамке золотого цвета стояла свадебная фотография. Юля и Витя с бокалами в руках счастливо улыбались в камеру, обнимая друг друга. Пчёлкина рассматривала ее пару секунду, а потом лёгким, будто погладила, движением скинула на пол. Аккуратно перешагнула стекло и пошла дальше. …посмотри в глаза, я хочу сказать: я забуду тебя, я не буду рыдать. Я хочу узнать на кого ты меня променял… Около дивана кофейный столик. На нём стоит ваза с белыми пионами, которые подарил ей муж три дня назад, потому что захотел, чтобы Юля улыбнулась. Фарфор вдребезги разбился о стену, вода брызнула ей на ноги, а цветы разлетелись по комнате. …Но больше не звони и меня не зови, я забуду про всё, что ты говорил. Я верну тебе всё, что ты подарил… В коридоре на тумбочке стояла статуэтка-сердечко, привезённая ею из Болгарии. Она полетела в пол, расколовшись пополам. …Мой мальчик, твой голос звучит у меня внутри. Последний день летний стоит молча у двери… Найдя на кухне его коньяк, Юля хлебнула прямо из бутылки. Обжигающая жидкость текла вниз по горлу, обволакивая. Тонкая струйка стекала по подбородку, капая на водолазку. Тыльной стороной ладони Пчёлкина вытерла его и кинула бутылку в раковину. Смахнула со стола стеклянную пепельницу, наблюдая, как та летит в кухонный гарнитур, но не разбивается, а лишь окурки теперь валяются, раскиданные по полу. …Но больше не звони и меня не зови… Ветлицкая не успела допеть. Юлия, вернувшись в комнату, схватила двумя руками магнитофон и швырнула в стену. Не было слёз, дрожи, не было ничего. Кромешная темнота и пустота. Ключ в замочной скважине повернулся дважды, и Витя зашёл домой. — Юля? — крикнул он из коридора. — Да, любимый, я в гостиной, — ровно произнесла девушка. Войдя в комнату, Пчёлкин сразу всё понял. Он не успел её успокоить, наговорить какой-нибудь чуши, что всё хорошо. Они смотрели друг на друга так, как смотрят люди, которым нечего сказать. Которые смирились. Витя быстро сократил между ними расстояние и, взяв её лицо в ладони, поцеловал. Грубо, требовательно. Она отвечала с тем же рвением. Витя потянул жену за волосы, открывая себе доступ к шее. Он кусал и сразу зализывал следы зубов. Она шипела и впивалась ногтям в его плечи. Пчёлкин скинул с себя пальто и дернул Юлю, разворачивая и прижимая к стене всем своим весом. Он быстро расстегнул пуговицу и молнию на её джинсах, рывками стягивая их вниз. Скользнул пальцами под резинку белья и стал входить медленно, аккуратно, удивлённый, что даже в такой ситуации она уже была влажной. — Я знаю всё, что ты скажешь, — продолжая целовать и кусать шею, говорил Витя. — Ненавижу, — съедая окончание, ответила Юля. Он вставил в неё палец на одну фалангу и замер. Она попыталась качнуться бёдрами, но Пчёлкин прижал жену к стене другой рукой. — Любишь, — выдохнул Витя. — Скажи, что ты меня любишь. — Люблю. — Он улыбнулся и продолжил входить в неё. Юля дрожащими руками раздевала его, пока супруг растирал костяшками пальцев слёзы, которые текли по её лицу. Освободив Витю от брюк и белья, девушка провела рукой вдоль его члена. Пчёлкин не выдержал и закинул её левую ногу себе на бедро, раздвигая губы языком и целуя куда более яростно, чем до этого. Указательным пальцем поддел бельё Юли и отодвинул в сторону. Она шипела и извивалась от его прикосновения. Соленые слёзы смешивались с тушью и дорожками бежали по лицу. Витя бы так хотел, чтобы она никогда больше не плакала, а особенно из-за него. Он провёл вдоль её промежности и толкнулся сразу во всю длину, вызывая у жены вздох вперемешку со стоном. Юля хваталась за его плечи, пока он двигался резко, быстро, заставляя любимую хныкать и запрокидывать голову, ударяясь о стену. Её движения навстречу и звуки, которые девушка издавала, вызывали в нём желание сделать ей так хорошо, как не было ещё никогда, словно в компенсацию за всю причинённую боль. Одной рукой Витя сжал её горло и чуть изменил угол входа, отодвигаясь правее. Это не было просто желание заняться сексом. Это была похоть в чистом виде. Животная, разрушающая. — Да, ещё… пожалуйста… — срываясь, кричала она. — Скажи, что будешь рядом, — отрывисто выдыхал Витя, ускоряясь, — не уйдёшь. — Никогда… — в стоне ответила Пчёлкина. Он наклонился и быстро поцеловал её в губы. Просто чудо какое-то, что все ещё не кончил. Витя взял жену за подбородок и дёрнул. Слишком грубо, но сейчас это было как нельзя кстати, наверх, заставляя смотреть ему в глаза. Казалось, что Юля вообще уже ничего не соображала, настолько расфокусированным был её взгляд. Он толкался ещё глубже, ударяя её в стену всё сильнее, но на это было наплевать. Две пары тёмных от желания и возбуждения глаз смотрели друг на друга, не отрываясь, пока Пчёлкин вбивался в любимую женщину. Это было что-то больное — так хотеть друг друга. Ненормальное. Вплотную прижав Юлю к себе, он вошёл максимально глубоко, двинулся ещё дважды и застонал ей в шею, громко и протяжно. Они стояли так, привалившись к стене и пытаясь отдышаться, ещё пару минут, пока Пчёлкин не взял опять её за подбородок и, глядя прямо в глаза, не сказал: — Ты пообещала, что не уйдёшь никогда.