Навсегда твоя

Весна, 1991-й год. У Юли Крыловой день не задался с самого утра. Сначала она умудрилась почти проспать тренировку. Спасла её от этого происшествия лишь мама, отчаянно трезвонившая в дверь. Обычно спокойная Ольга Николаевна в этот раз, как никогда, настойчиво давила на дверной звонок, поднимая дочь с кровати, в которой, если бы Юля могла, провалялась бы весь оставшийся год. Не то чтобы так было принято в их семье — приходить в семь утра в гости, но сегодня намечались контрольные прокаты в костюмах, потому родительница пришла спозаранку, собираясь примерить на дочь платье для обязательного танца. Крылова искренне любила кататься именно в костюмах. Было в этом нечто торжественное, будто переливающиеся стразы могли добавить внутренней уверенности, а отсутсвие макияжа с причёской снимало любую ответственность за грязно выполненные элементы. Набегу застёгивая молнию облегающей кофты и допивая обжигающий чай, Юля летела в ванную комнату, спеша почистить зубы и хоть немного привести себя в порядок. Она просыпала настолько редко, что подобные забеги заставляли кончики пальцев трястись, будто первыми слышали недовольный крик тренера, абсолютно всегда сопровождающий опоздание спортсменов. Пока мама поправляла нижнюю часть костюма, придирчиво отмечая про себя уровень юбки, девушка плескалась холодной водой в лицо и периодически вскрикивала из-за иголок, кое-где ещё торчащих и, естественно, колющихся. Ольга Николаевна рассчитывала спокойно дошить на руках во время завтрака дочери или, на худой конец, в попутке по дороге в Ледовый дворец. В планы женщины совершенно не входило орудовать иголкой на крутящейся, словно по-другому умываться было бы скучно, Юле. Выскочив из квартиры, мать и дочь потеряли минут десять в попытках поймать машину «на руку», но, как назло, все проезжали мимо. Возможно, в этом крылась главная подлянка мира: если ты куда-то спешишь, абсолютно всем с тобой не по пути. Ольга Николаевна с обезумевшим взглядом, резко повернувшись к дочери, схватила её за руку, тараторя так, что Юля едва успевала разбирать слова. — Я газ забыла выключить, по-моему! — встревоженный взгляд матери метался от лица девушки к окнам её квартиры. Юля всучила маме в руку пять рублей на дорогу и, заверив, что времени ждать больше нет, натурально побежала на тренировку. Как оказалось, чайник стоял на пробковой подставке под горячее, а газ был выключен. На всякий случай мать девушки проверила воду, конфорки, утюг и форточки. Не то чтобы кто-то мог влезть на восьмой этаж, однако перестраховаться — не лишнее. Время всё же неспокойное. Девяностые с каждым днём всё отчаяннее доказывали: перестраховка — отличная привычка. Юлия залетела в Ледовый за пять минут до начала разминки и, минуя раздевалку, сразу побежала в сторону «сушилки», где хранились сумки всех спортсменов и сушились вещи после тренировок. К слову, она была последней. Выдавали опоздание её пара коньков да синий мешок с надписью «Ice skate», стоявшие в гордом одиночестве. Подхватив сумку на плечо, она взяла коньки в руку и, сняв чехлы, проверила лезвия. Целы. Конечно, заходили сюда только свои и ключи имелись исключительно у членов группы, но кто знал, чего ожидать перед стартами. Заходя в раздевалку, Юля поздоровалась со всеми разом, чмокнула девочек в щёки и заняла своё место. Каждое действие происходило на автомате, даже взмах руки парням казался отрепетированным движением. Как-то так повелось, что каждый ещё несколько лет назад выбрал, где ему комфортно сидеть, и негласно застолбил этот участок лавки. Само собой, никакие таблички или надпись «здесь была Юля» отшлифованное дерево не уродовали. Парни сидели вместе, занимая угол и половину прямой лавки, девочки же расположились напротив. Изменения происходили лишь в субботу, когда случалась общая тренировка с младшей группой. Впрочем, малышня из уважения не посягала на места старших, а если и занимала их по-незнанию, то никто никого не выгонял. В тесноте, да не в обиде, как говорится. Юля слабо себе представляла конфликт на почве недостатка места. Даже в те моменты, когда острые локти сидящей рядом мелкотни впивались под рёбра Крыловой, она лишь зыркала и продолжала шнуроваться, абсолютно молча. В конце концов, никто, кроме федерации, не был виноват в ничтожно маленьких каморках. Совершенно точно ставить это в вину спортсменам было бы глупо. Вообще, отношения в команде походили на иддилические. То ли тренера так построили уклад, то ли просто само сложилось, однако как таковых конфликтов никогда не происходило. Бывало, конечно, кто-то цапался с кем-то по-мелочи, но это скорее были споры и недопонимания, чем конфликты. Каждый знал: на льду мы — соперники, в раздевалке — друзья. Некоторые за грань дружбы иногда выходили, и чувства на льду перерастали в романтические отношения в жизни. К этому все относились с пониманием. Спортсмены, подобно актёрам, изображая любовь в программе, периодически заигрывались, и это выходило за пределы площадки. Казалось, влюблённый взгляд во время выхода с поддержки подпитывался не нежной музыкой, а произрастал из самого сердца. Впрочем, винить в этом фигуристов — глупо. С кем знакомиться или ходить на свидание, когда у тебя с утра до вечера тренировки, а спишь ты либо на лавке в перерыве, укрывшись пледом, либо приходишь домой поздно вечером и валишься без задних ног? А если даже и найдёшь того везунчика, который встретит тебя где-нибудь вне льда, то при всём желании на свидания с таким графиком не походишь. Иногда, правда, начинались отношения с хоккеистами, коих девочки-фигуристки очаровывали своим катанием, красивой фигурой, выточенной спортом, или на сборах с кем-то знакомились. Но опять же, где время-то взять для отношений? Наверное, именно по этой причине многие пары на льду перекочёвывали в семейные. — Юль, идёшь? — спросил Дима Ситкин — партнёр Крыловой. Он всегда поторапливал Юлю и, разумеется, всегда получал от неё недовольный, но понимающий взгляд. Вот как сейчас. — Да, только волосы заберу, — пробормотала Крылова, зажав в зубах три шпильки. С Димой Юлия каталась в паре уже пять лет и к своим девятнадцати успела пережить весь спектр чувств по отношению к парню: ненависть, любовь, дружбу, царившую по сей день. Он был старше её на два года, что в фигурном катании, а особенно в танцах, разницей считалось идеальной. Ситкин с Крыловой встречались давно, однако так, пару месяцев, и то случилось это четыре года назад. Детская первая влюбленность. Те самые чувства, по ошибке принятые ими за нечто реальное. Ребятам тогда поставили программу «Ромео и Джульетта» на произвольный танец, что и сподвигло молодых людей поверить в чистую, всеобъемлющую любовь друг к другу. Потом, когда они расстались, конечно же, каждый винил другого и зализывал раны, обвиняя партнёра в предательстве да разбитых чувствах. Впрочем, обида, как и мираж влюблённости, прошла, оставляя после себя редкие шутки относительно прошлого пары. Через год Дима начал общаться после очередных соревнований с Машей Марковой, занимающейся у другого тренера. Ситкин ухаживал, приезжал к ней каждый день после второго льда на одном из последних троллейбусов. Они гуляли по вечерней Москве, обсуждали, как поженятся, когда Марии исполнится восемнадцать. Так и случилось, собственно. Они сыграли свадьбу, и новоиспечённая жена, быстро забеременев, ушла из спорта в семейный быт. Дима же продолжал кататься, завоёвывать медали и разряды, что одновременно радовало и огорчало супругу. У Маши, как и у любой другой спортсменки, кроме фигурного не имелось ничего. Она скучала по спорту, естественно, пытаясь смириться с тем, что ребёнок появился у них обоих, а жертвовать всем пришлось именно ей. Маша приходила на Димины тренировки иногда с сыном, которого назвали Женей, наблюдала за мужем с трибуны. Только через несколько месяцев таких походов забросила это дело, осев дома. Дима же начал ухлёстывать за Катей, занимающейся в той же группе, где он сам. Пожалуй, единственным человеком, пытающимся вправить Ситкину мозг, оказалась партнёрша. Крылова кричала, отчитывала его, говорила, мол, вести себя так — подлость, однако жене ничего не рассказывала. Разрушенный брак друга от собственных рук для Юли был куда большей бедой, чем измены Димы. Переодевшись в одежду для ОФП, Крылова зашла в зал, где вся группа разминалась без надзора тренеров. Парни, откровенно филоня и делая вид, будто заняты хоть чем-то, обсуждали вчерашнюю игру Киевского «Динамо» с «Шинником». Они перебивали друг друга, практически захлёбываясь словами, создавали настолько громкий шум, что хотелось выгнать их на улицу. Девочки, растягиваясь, болтали про новый лак для волос, который достала хореограф. Он был с блёстками, переливающимися на свету всеми цветами радуги. Подобного до этого в руки девчонок никогда не попадало. Девочки говорили, будто Людмила Владимировна привезла его из Франции, куда ездила недавно с труппой балета, которой тоже ставила классический танец и хореографию. А, может, смогла достать в «Берёзке», кто ж знал? — Юль, а ты завтра после тренировки сразу пойдёшь к Власову на день рождения или домой сначала? — спросила Ольга Юрьева — партнёрша будущего именинника. — Не знаю, — Крылова пожала плечами. Она тихо простонала в складочке, чувствуя, как прохрустел каждый позвонок. — Думаю, сначала домой. А что? — Можно я тоже у тебя соберусь? Мне домой тащиться лень, — взмолилась девушка. — Без проблем. Обычно все и всегда собирались дома у Юлии, ибо она была одной из немногих, кто жил без предков, к тому же, её квартира располагалась близко от Дворца спорта. Родители девушки давно развелись. Отец, что называется, ушёл с одним чемоданом. Мама же, будучи заслуженным работником прокуратуры СССР, по связям выбила себе двухкомнатную квартиру, оставив однушку в Отрадном дочери. Они, в целом, могли жить вместе, обеих никогда не бывало дома, но новая квартира оказалась в Черёмушках, откуда добираться до катка было весьма проблематично. За десять минут до начала ледовой вся группа из восьми человек побрела в раздевалку готовиться к выходу на лёд. Зайдя в помещение, Юля заметила маму на своём месте, уже заботливо повесившую чехол с костюмом Димы на крючок. Так было заведено: мужская половина пары отвечала за музыку и весь инвентарь на соревнованиях, а в вотчину девочек входили костюмы. Мамы других спортсменок тоже оказались в раздевалке, негромко общаясь между собой и перекидываясь какими-то шутками. Только завидев заходящую дочь, Ольга Николаевна оставила невесомый поцелуй на щеке Юли, всё же отпечатав перламутровую помаду. Крыловой пришлось трижды провести тыльной стороной ладони, чтобы оттенок коричнево стёрся с лица. Быстро переодевшись, Юля поправила култышку на голове, зашнуровала коньки и вместе с остальными вышла на лёд. Это был новый спорткомплекс, а потому из раздевалок вело два выхода: непосредственно к ледовой площадке и в коридор. Видимо, заливочная машина только-только скрылась за воротами. Влажный, покрытый водой лёд, отсвечивал яркие лампы под самой крышей. Создавалось такое ощущение, будто он приглашал фигуристов к себе. Тренеры ещё не заняли свои места. Они всегда выходили через несколько минут после начала, позволяя юным талантам покататься в своё удовольствие, похохотать и подурачиться. Крылова искренне любила те минуты, в которые кровожадный спорт немного отставал, давая ей возможность побыть обычной девчонкой, пришедшей с друзьями на массовое катание. К слову, девушка не бывала на нём ни разу за всю жизнь. Задрав голову наверх, к трибунам, Юлия увидела, рассевшихся в ряд мам. Обычно родителей не пускали на тренировки, но в моменты прокатов тренерский состав делал послабления, разрешал посмотреть, как катаются чада. Крыловой это никогда не нравилось. Ольга Николаевна обладала тяжёлым взглядом, можно сказать, отпечатком профессии, а Юля это всегда воспринимала на свой счёт, думая, будто делала что-то не так. Она становилась скованной, зажатой, что, само собой, не шло на пользу дела. Сегодня пришли все тренеры: Лидия Михайловна, Светлана Николаевна и Иван Владимирович, который почти всегда утреннюю пропускал. Лида, как называли её между собой спортсмены, громогласно постучала рукой по бортику, что означало либо её крайнее недовольство, либо призыв всех подъехать. Так как от начала тренировки прошло только несколько минут, второй вариант был куда более жизнеспособным. Рассыпавшиеся по льду фигуристы моментально отреагировали, подъехали к борту и встали полукругом, слушая слова тренера. — Так, сегодня прокаты обязательного, — громко начала Лида. — А мы и не догадывались, — пробубнил себе под нос Дима, однако стоящие рядом Юля с Ольгой услышали, тихо рассмеявшись. — Я вижу, тут некоторым весело? — тренер грозно посмотрела на воспитанниц. Один такой её взгляд — и глаза девушек приковались к кривой дорожке не до конца высохшего льда. — Раз так, то первыми Крылова и Ситкин, после них — Юрьева и Власов. — Поехали-поехали, разминаемся! — прокричала Светлана Николаевна, получившая кличку «Вобла» среди спортсменов за неестественную худобу. — Шестишашки рука-в-руке и пару серий аргентинского, быстро! Спортсмены, неспешно, отъезжали от борта, за которым тренерский состав доставал и включал в розетку магнитофон, искал нужную кассету с музыкой для обязательного в этом сезоне «Аргентинского танго» и переговаривался между собой. Ребята разбредались по льду, попутно перекидываясь словами, пытаясь урвать последние минуты перед началом тренировки. — Кирюх, а кто у Власова завтра на дне рождения будет? — обернувшись, спросила Юля у Кирилла, катающегося в паре с Катей. — Слушай, ну, он говорил, что все наши и ещё ребята, с которыми мы в футбол гоняем иногда, — пожимая плечами, ответил парень. — Я их знаю? — Да боксёры, на диспансеризации познакомились года два назад, — принялся объяснять Кирилл. — Валерку Филатова и Антона Хитрова помнишь? — А, точно, вспомнила! — Крылова цокнула языком, словно не могла понять, каким образом настолько важная информация умудрилась пропасть из её памяти. — Вы общаетесь до сих пор, что ли? — Ну так, бывает, — Леонов вновь пожал плечами. Он звучал мягко, в какой-то степени ласково, что от слуха девушки не скрылось. Она широко улыбнулась, разглядывая друга. — Власов с ними трётся переодически. — Болтовню прекратили и поехали, живо! — прогремел на весь лёд голос Воблы, и спортсмены, как ошпаренные, разъехались по своим парам, начиная разминку. По ледовому разливались песни «Ласкового мая». Девчонки подпевали и катались в такт, кивая головами. Парни же делали вид, будто вообще понятия не имели, что за розовый вечер такой, почему он смотрел в окна, беспечный, но на припеве сдавались и тоже тихонько напевали слова. На разминку ушло непозволительно огромное количество времени — пятнадцать минут, после чего Лида похлопала по бортику. Все вышли со льда, устроившись на скамейках. Иван Владимирович, которого ребята называли просто Ваней, ведь ещё несколько лет назад он сам был спортсменом и занимался у этих же тренеров, пригласил на лёд Юлю с Димой. Хотя, что значит пригласил? Ухмыльнувшись, мотнул головой в сторону льда, тут же подхватив кружку обжигающего чая, пар от которого поднимался сантиметра на три. Ребята скинули кофты, надеты поверх костюмов, и вышли на старт. Партнёры заняли начальную позицию, постояли ровно пять секунд, и полилась музыка. Со стороны могло показаться, что это всё легко, играючи просто, но только спортсмены знали, сколько нервов и труда вложено, чтобы танец выглядел так, будто не требовал никаких усилий. Остальные пары, сидящие на лавках, были заняты перевязыванием шнурков и разговорами между собой. Родители, как заворожённые, наблюдали за Крыловой с Ситкиным, а тренеры с напряжением следили за каждой дугой, вырисованной фигуристами на льду. К концу второй серии Юля ощутила невероятное облегчение, словно на ней висел какой-то долг и теперь остался сброшенным с плеч во время кроссроллов. Мысль, что на эту тренировку они с Димой уже отстрелялись, грела похлеще чая, который пили тренеры. Закончив танец в финальной точке, девушка услышала аплодисменты со стороны трибун, посвящённые им мамами, пришедшими посмотреть. Крылову всегда удивляло и забавляло это восхищение простыми элементами непосвящённых людей. — Ко мне, — подозвала Лида, и ребята тотчас оказались возле неё. — Маховый маухок никуда не годится, рёбер вообще не видно было. Скрещенное шассе — хорошо, молодцы. Кивнув, пара оттолкнулась от бортика, попутно стараясь отдышаться и переглядываясь. Никто никого не обвинял в грязно выполненных элементах, но оба явно поняли, над чем станут работать в ближайшие дни. За столько лет рука об руку разговоры казались пустой тратой времени и сил. Оставшаяся часть тренировки прошла за прокатом остальных трёх пар и отработкой элементов, которые были сделаны не так, как требовалось. Что удивительно, мамам довольно быстро наскучило обычное течение тренировки. Словно надетые поверх костюмов форменные кофты сборной воровали красоту фигурного катания, делали его абсолютно неинтересным зрелищем. Ольга Николаевна покинула трибуны одной из первых, помня, насколько сильно дочь ненавидела вот такие столпотворения во время тренировок. Утренний лёд сменился хореографией и растяжкой, после которых ноги отваливались. Хотелось просто лечь, больше никогда не вставая. Наверное, расписание и программы тренировок создавали не от балды, однако Крылова считала, что главной целью тренерского состава являлась смерть самых слабых из группы. Видел Бог, Юля была готова пасть замертво. Дождавшись окончания, все спортсмены побрели в раздевалку, собираясь насладиться заслуженным отдыхом. Будничная рутина в группе выглядела следующим образом: ледовая, ОФП или хореография, дневной сон на лавках и обед, вечерняя ледовая тренировка. Сегодня ничего не отличалось, а потому после полуторачасового второго льда фигуристы разошлись по домам. Махнув на прощание вахтёру, самозабвенено следящему за порядками и, что уж греха таить, искоса смотрящему телевизор в фойе, Юля выскользнула из массивных дверей. Крылова тащилась по знакомым с детства дорожкам, глупо улыбаясь при мысли, что завтра можно поспать на час подольше, ведь тренировка всего одна и та в девять утра. Попадающие под подошву ботинок камешки она отпинывала от себя, вдыхая весенний воздух полной грудью. У подъезда девушка встретила бабушек-соседок, поздоровалась с ними и влетела по ступеням к лифтам. Где-то в спину она услышала «Умница», но даже не оглянулась. Казалось, весь подъезд знал, чем занималась Крылова с самого детства, и каждый житель соседних квартир гордился ею, будто родной. Зайдя в квартиру, Юля повесила чёрное пальто, привезённое из Загреба в прошлом году, куда она ездила на чемпионат Европы. Весенние дожди остались в прошлом неделю назад, теперь пальто не нужно было аккуратно вешать возле батареи, надеясь, что оно высохнет к утру. На кухне Крылова зажгла свет, включила телевизор, по которому начиналась программа «Взгляд», и с экрана улыбался Листьев. Краем глаза смотря сюжет про какого-то парня и живущую в его квартире лошадь, девушка хихикала над разворачивающейся лав стори, параллельно разогревая макароны по-флотски, приготовленные вчера вечером. Порывшись на антресоли, она достала банку маминого лечо и не без труда открыла её. Под следующий сюжет Юлия уже поглощала ужин, закинув ноги на табуретку, между делом потягивая забившийся голеностоп. К началу музыкальной части передачи девушка вымыла посуду, дослушала песню и выключила телевизор. Она приняла душ, подставляя лицо под тёплые, словно парное молоко, капли, отправившись после этого спать. Уже с закрытыми глазами и укутавшись в верблюжье одеяло, которое кололось даже через ткань пододеяльника, Юля подумала, что на день рождения пойдёт завтра в бежевом костюме, привезённом всё с того же чемпионата Европы.