Хочешь, укушу?

      Руфь переживает, потому что её берут не на все «вылазки» по устранению очередной сверхъестественной херни. Переживает не из-за собственной слабости, её самомнение хоть и раздутое, но не в таких случаях, а из-за неизвестности. Случается так, что Винчестеры уезжают на одно дело, но за ним следует второе, третье и так далее, в итоге, их может не быть в бункере неделями, едва ли не месяцами. А она что? А она сидит на месте с Джеком, спасибо, что не одна. Иногда заглядывает Кас, и на этом все приключения заканчиваются. О, Руфь бы с удовольствием куда-нибудь выбиралась, но у Сэма с Дином достаточно много недоброжелателей (ненавистных врагов всех мастей, что с лёгкостью выпустят ей кишки). С Джеком безопаснее, но чёрт, лишние риски не за чем. Тем более, Сэм каждый раз перед отъездом берет с Руфи обещание, что она не будет творить какую-нибудь совершенно неразумную, глупейшую глупость, если только не будет жизненно важной необходимости. И да, Руфь держит слово, поэтому все уже их с Джеком «вылазки» — это дорога до магазина, аптеки и обратно. Это максимум часа три, и то, если очень сильно постараться и заблудиться по пути обратно. Чем заниматься ещё? Выбор, мягко говоря, невелик.       Она делает всё, что можно. Благодаря этому самому свободному времени в бункере появляется вязаный фиолетовый плед, пара странных свитеров, акриловые краски и несколько не самых удачных картин, стена с их общими фотографиями, тысяча разных настолок, и значительно пополняется художественными произведениями библиотека. В общем, скучно. Одна радость — звонки Сэма. Руфь не выпускает телефон из рук в ожидании заветной мелодии (допустим, что рингтон на Сэма у неё особый, в этом нет ничего позорного, и что такого в том, что так больше никто не делает?). Обычно Сэм звонит вечером, когда все дела заканчиваются и когда им с Дином не нужно гоняться за очередной нечистью. И тут — самое теплое, самое радостное. Винчестеры, конечно, те ещё живчики, но мало ли. Особенно сильно бьется сердце, когда ни от одного, ни от другого не было и банального малюсенького сообщения несколько дней подряд. Никому. Кто знает, куда они могли опять вляпаться.       Сэм обязательно звонит, иногда — по видео-связи. Они часто после таких исчезновений побитые и измученные, случается, что с довольно ощутимыми травмами, но главное — живые. Сэм обычно говорит тихо и мало, больше слушает, но Руфи много и не надо, только знать, что всё хорошо или, по крайней мере, не очень плохо. Иногда Сэма вырубает прям во время разговора, он засыпает быстро, объясняя это несоизмеримой усталостью и голосом Руфи, что действует на него успокаивающе. Говорит, будто бы снова дома, рядом с ней, а не где-то на другом конце страны. Девушка не сбрасывает вызов, продолжает смотреть, как он спит, и действительно кажется, что никуда они не уезжали; она всё говорит и говорит, о какой-то ерунде, неоднократно повторяясь, но не смолкая — Сэм как-то упомянул, что так ему спится куда спокойнее, и кошмары приходят не так часто. Это — меньшее что Руфь может сделать. Она могла бы говорить так всю ночь, но Дину тоже нужно спать, он-то и завершает все разговоры, когда наконец-то укладывается, бросая усталое:       — Завтра договорите. Спокойной ночи, — Руфь отвечает тем же, но уже чёрному экрану телефона.       Это не меняется. Никогда. Ещё Сэм каждый раз извиняется за то, что пропал. Руфь бесполезно ему говорит, что она совершенно не обижается на него, понимает, что им было не легко, и именно в этом причина, но Сэм неизменно произносит:       — Прости, правда, прости, — каждый раз одно и то же. Слишком щепетильно и чувственно, и у Руфи сердце сжимается до размера атома от необъяснимой нежности к этому дураку. Он ещё смотрит так грустно, словно правда виноват, что не держаться невозможно, а если прибавить к этому её собственную тоску, то становится совсем невыносимо. Кажется, Кроули называет Сэма лосём, но Руфь готова поспорить с демоном, потому что Сэм — настоящий щенок, в лучшем значении слова. Господи, его глаза это отдельное произведение искусства, а его печальный взгляд окончательно сносит ей голову. Спасибо тому гению, который придумал видео-звонки.       Сэм скучает. И чем ближе возвращение — тем сильнее. Особенно — во время дороги, когда всё, что они делают — это едут, едут и едут, когда нет ничего, на что можно было бы отвлечься. Сэм все больше шлёт фотки, совершенно разнообразные фотки, начиная со спящего Дина, заканчивая разрисованным дорожным знаком. Он делится с Руфью всем, что можно обсудить, банально — даже погодой. Руфь не в состоянии переносить всё это спокойно, на её лице расползается та самая глупая влюбленная улыбка, которую сдержать вообще никак не получается. Джек непонятливо косится на неё, и Руфь не может не поделиться с ним:       — Сэм и Дин скоро приедут.       Парень улыбается точно так же, и они вместе принимаются ждать. Винчестеры возвращаются всегда голодными, так что Руфь тратит последние часы до их появления на кухне, обучая Джека банальным вещам в приготовлении чего-либо более сложного, чем омлет.       И вот — заветный щелчок со стороны входа. Скрип дверь. Руфь спешно убавляет мощность плиты и бросается встречать семью. Она бы прям с разбегу прыгнула в объятья к Сэму, но тот прихрамывает, рука у него забинтована, под глазом заметный такой синяк. Ей несколько приуменьшили масштаб последствий. Снова.       Оставив всё выяснение обстоятельств на потом, Руфь как можно аккуратнее прижимается к Сэму, её притягивают ближе, и, как такое вообще могло произойти, она совершенно забыла, как охрененно Сэм целуется. От него пахнет дорогой, бензином и дешёвым шампунем с придорожных мотелей (у них есть специфический запах, это достоверная информация), он морщится, и Руфь поздно спохватывается, что всё-таки неосознанно затронула больную руку. Сэм дрожит, и Руфь надеется, что это не от температуры.       — Фу, — бросает Дин, проходя мимо, — хоть бы детей постеснялись. Джек выдает, видимо, что-то очень смешное, потому что смех Дина ну очень громкий, но ни Руфь, ни Сэм не слышат гениального потенциала этой фразы, они слишком заняты друг другом. Посмотрев на Винчестера немного дольше, ем пара секунд, девушка не может не отметить, что кожа у того стала куда бледнее, лицо — уже, или ей так кажется на контрасте с синяком? Сэм в неё не замечает никаких изменений, он просто смотритсмотритсмотритсмотрит и не может оторвать взгляд.       — Я скучал.       — Я тоже.       Потом все по традиции — душ, ужин и сон. Дин всё также многозначительно смотрит, стоит Сэму пододвинуть стул и сесть к Руфи ближе. Он отпускает свои извечные шутки, но за эти полтора месяца девушка так соскучилась по ним двоим, что даже ни кажутся не такими раздражающими. Она смеётся и показывает Дину язык:       — Раз тебе так не нравится, останешься сегодня без сладкого.       — Не уверен, что Сэм будет в восторге, если мне перепадёт того самого «сладкого», — пошло и банально, но как же Руфь по этому соскучилась. Дин в восторге от своей шутки. Сэм её игнорирует, доедая порцию. Джек, ну, Джек просто не всё понимает.       — Ну, значит пирог придётся есть нам втроем, — Руфи нравится то, как Дин чуть не падает со стула. Не одному ему смеяться с чего-то настолько детского и глупого.       — Эй! Ты не сделаешь этого!       Бункер словно наполняется жизнью. Винчестеры ещё раз рассказывают о деле, уже более полно и эмоционально, сто процентов упуская кое-какие подробности, да и ладно, чёрт с ними. Дин ну очень ярко описывает его героическое сражение с ведьмой, Джек слушает его с едва ли не раскрытым ртом — Винчестер нашёл свою публику. К тому времени как раз допекается пирог, Руфь только успевает его порезать, как Дин хватает кусок, конечно же, обжигаясь.       — Ощень фкусно! — говорит Винчестер, и его сложно понять из-за того, что он не успевает всё прожевать. Руфь смеётся, потому что это смешно.       В скором времени они расходятся. Сэм сразу заваливается на кровать.       — Ты не представляешь, как я соскучился по чему-то мягче, чем доски. У меня так болит спина, — его почти не слышно из-за подушки, в которую он уткнулся — Руфь по интонации понимает, что Винчестер жалуется, догадаться на что — не сложно.       — Спина? — уточняет она, садясь рядом, на что получает утвердительное мычание. — Массаж? — Сэм отказывается. Девушка лишь пожимает плечами. — А раздеться ты не хочешь? Будешь спать так?       — Буду, — голос у Сэма сонный, тягучий. — Не хочу шевелиться. Хочу тебя себе. — Руфь не понимает, откуда у него вдруг силы на резкие движения, но Сэм, перевернувшись, поднимается и прижимает к себе, плюхаясь назад.       — Сэм? Ну ты чего. Я ещё не умывалась, — она смотрит на мужчину, на его расслабленное лицо, чуть шевелится, чтобы вытащить руку и проводит по чужим волосам, Сэм ластится навстречу.       — Не уходи. Пожалуйста, — сегодня придётся поспать с косметикой, понимает Руфь, потому что отказать такому Сэму — преступление против мира. Он весь изнеженный, уже расслабленный и совершенно ничего не воспринимающий. Теперь он как большой кот, и у девушки проскальзывает мысль, что сравнивать своего парня с животными — не самое нормальное явление, а это, на минуточку, уже третий раз, и всё разный. Пора либо прекращать, либо определяться с видом. Руфь продолжает его гладить по голове, и Сэм чуть не мурчит.       — Не уйду, — Сэм уже сопит и вряд ли слышит её, но это и не важно. Сэм вернулся, вернулся спустя долгие шесть недель, и Руфь совершенно без разницы, что сейчас делать, главное, что с ним, главное, что близко.