Переплет Энтони Локвуда

      Что хуже? Не чувствовать ничего или горевать о том, чего не помнишь? Уходит ли печаль с печальными воспоминаниями? И если нет, в чем смысл отказа от них? Если на место печали приходит пустота, не значит ли это, что с воспоминаниями мы отдаем часть своей души?       Подобные мысли были неотъемлемой частью обучения Эмметта Фармера переплетному мастерству, несмотря на лихорадку, неизменно одолевавшую лучших перелетчиков, и на очевидную тягу к книгам, он долго не принимал своего призвания. «Не хочу быть тюремщиком даже для красивых книг», — говорил он Середит, своей наставнице. Старуха с белыми седыми волосами и невыразительным лицом, с терпением относилась к Эмметту отчасти потому, что самого его однажды переплели.       Дарне-старший, отец его возлюбленного, имел пренеприятную привычку стирать воспоминания, которые могли причинить вред ему или его репутации. Так, к примеру, неблагочестивые занятия со служанками старик превращал в извращенные рассказы на застекленной полке. Книга Эмметта Фармера не удостоилась даже такой чести: она лежала в гостиной, на обозрения всех. Впрочем, парни не любили вспоминать о прошлом. Последующие несколько лет они колесили по миру то в попытке укрыться от Дарне-старшего, — напрасной, ибо кто захочет вернуть причину своего позора, — то в поисках работенки для Эмметта.       Информация о переплетчике передавалась от клиента к клиенту, и порой такового приходилось ждать неделями. И все же рассказы о старых временах, когда о переплете знал самый заядлый отшельник, пугали Эмметта. Рыцари-тамплиеры, крестовые походы и сами крестьяне, бегущие от книг как от огня — будь это вся сейчас, они бы легко вычислили его. Да, да, Орден Тамплиеров не что иное, как общество рыцарей, призванных уничтожить перелетчиков и их работу.       Позволить миру узнать о переплете? Найдутся ли люди не желающие избавится от горестей? Порой принимая очередного посетителя, Эмметту виделось, что лишь что-то по-настоящему ужасное заставит человека посетить переплетную.              Но как бы то ни было, с момента придания старого мастерства огласке, оно стало спасение Лондона, и одновременно превратило город контрастов, чая и королевской власти — в кладбище стертых воспоминаний.       Эммет думал об этом, стоя посреди книжного магазина. Он приходил сюда каждый раз, когда сомневался в правильности затеи. Пальцы нащупали знакомый корешок, но ничего не почувствовали. Этот роман — подделка, книга, выдуманная человеком — один из немногих, нравился Эмметту. Переплетчик прикрыл глаза; здесь он мог наслаждаться запахом новых книг, пустых книг, не несущих в себе горя и страха. Переплеты проглатывают, затягивают в свой собственный мир, заставляя переживать эмоции персонажей.       — Эмметт Фармер?       Эмметт вздрогнул, невольно подтвердив правильность сказанного.       — Мне бы не пришло в голову занимать время такого мастера, но моя дочь… Сэр Фармер, она так горюет! Ее последний парень…       — Прошу…       — Увянет цветочек! Мы бы обратились к Батимеру, да этот поганец уж чуть было не продал ее последний…       — Сэр!       Эмметт резко обернулся и рвано выдохнул. Мужчина лет пятидесяти, хозяин магазина, попятился назад, и Эмметт отметил пустой блеск его глаз — признак, что и сам он не раз прибегал к переплету.       — Сэр…       — Август Дилбер.       — Сэр Дилбер, если вашу дочь уже переплетали, я не могу гарантировать безопасность процедуры.       — Бросьте! Нам говорили это во второй, и в третий, а она до сих пор в полном порядке. У нас есть деньги и,       — он обвел рукой магазин, — что захотите.       Эмметт отпрянул, спиной наткнулся на полку. Несколько книг шумно упали на пол. Или слишком тихо стало в магазине. Он осознал, что все: хозяин, сотрудники, покупатели — ждут ответа.       Он быстро возвращает упавшие книги на полку и направляется к двери.       — Буду рад поговорить в моей мастерской. Завтра. Хорошего дня, Сэр Дилбер.       Эмметт не смотрит на лицо мужчины, полное надежды, на посетителей, важно кивающих и приговаривающих что-то вроде «вот он человек с добрым сердцем». Ведь он не таков. Не откроет дверь, не упустить в мастерскую ни завтра, ни через неделю. Рассказывать о вреде переплета все равно, что об опасности наушников: все знают, но никто не воздерживается.       До мастерской Эммет добрался быстро. Это двухэтажное здание он не любил: приходилось платить за два этажа, а ведь ему с головой хватало нескольких комнат. Правда в том, что какую бы услугу не оказывали переплетчики Лондону — их сторонились. Никто не желал соседничать с Эмметтом Фармером, а сам Эмметт не желал жить там, где работает. По этой причине они с Люцианом ютились в Лондонской квартире последнего. Тесной, с маленькой кухоньке, служившей и гостиной, и кабинетом.       Он не успел повесить пальто, как колокольчики на двери оповестил о приходе клиента. Темноглазый, бледнолицый парень, лет двадцати — двадцати двух, но уже с сединой в волосах, отличался от привычной клиентуры и неподдельным спокойствием, и родом деятельности. Энтони Локвуд был агентом.       — Добрый вечер, сэр Локвуд. Прежде, чем мы начнем, я должен убедиться, что вы согласны?..       — Да, да. Но при записи я не упомянул… — парень принялся похлопывать себя по карманам, пока в конце концов не вынул сложенный пополам лист. — Адрес.       — И вы бы хотели заказать доставку?       Эмметт все больше и больше нервничал. По правде, он чертовски боялся этого переплета.       — Не совсем… Это могила.       Переплетчик наконец повесил пальто и отступил к двери кабинета.       — Я доплачу…       — Не стоит, — резко прервал его Эммет и поспешил объяснить: — Это стандартная процедура. Заказывая переплет, вы также оплачиваете и услуги хранения… или доставки. А теперь, прошу за мной.       Он отпер дверь, и клиент последовал за ним в тихую, скромно обставленную комнатку: небольшой стол, и два стула. Эмметт занял один и указал на свободный.       — Теперь можете рассказать, — промолвил он, коснувшись ладони рассказчика.       — Люси, — начал Энтони Локвуд, — никто не думал, что она вернется.