В другой Вселенной

—Знаешь, в чём состоит преимущество католической церкви в наши прогрессивные времена? — спрашивает Вадик в перерыве между немелодично насвистываемыми песнями, которые сейчас звучат из каждого кибер-импланта. Олег качает головой, не отвлекаясь от попытки очистить нож от крови: он понятия не имеет, что вкололи себе эти психопаты, но на состав и плотность оно явно повлияло. Вадик матерится себе под нос, у него те же проблемы. —Теперь и рубашку в мусор, — вздыхает он наигранно горестно, запуская руки в разрез на плоти их сегодняшней цели. Нарочно выламывает стек пальцами, грубо и неаккуратно, так как это мог бы сделать непрофессионал, и недовольно шипит, вытаскивая маленькую коробочку на свет. — Так вот, сейчас католики и их идеология — прекрасное средство, для того, чтобы убрать любое неугодное дерьмо. По крайней мере, пока политики бодаются по поводу «поправки о свидетелях», — Вадик подкидывает стек на ладони, мелкие капли гранатовыми пикселями оседают на некогда белой рубашке. Олег хмыкает, соглашаясь — ножу, похоже, пришёл конец. Вадик широко ухмыляется. —В ультразвук фиганёшь минут на десять, всё отойдёт. Препарат новый, физиологические эффекты старые, — замечает он, поднимаясь в полный рост. Убирает стек в контейнер для перевозки и оглядывает заваленное телами помещение. —Неплохо порезвились, — констатирует, подходя к деревянному распятию, неровно обагрённому кровью (судя по характеру пятен — из перерезанного горла). Улыбается паскудно и ещё не высохшими пальцами соединяет капли в похабный рисунок. Олег тяжело вздыхает: тратить время на подобное ему кажется бессмысленным. —Не кривись, Поварёшкин, — бросает Вадик через плечо. — Лучше подойди сюда и прикоснись к бессмертной человеческой глупости. Олег подходит и тянется к Вадику, то ли чтобы поиздеваться, то ли чтобы увести отсюда. Тот легко перехватывает руку и кладёт на шершавую поверхность креста. Говорит, давя своей — грязной, липкой, обжигающе горячей. — Во времена начала колонизации планет религия отступила на задний план, во времена начала эры видоизменённого углерода — почти умерла. Но вот мы здесь, и она смотрит на нас своими мёртвыми глазами. Потому что её подняли из праха, отряхнули и прибили к кресту те, за кого мы пачкаем руки. И это восхитительно в своём абсурде, — голос Вадика звучит ниже чем обычно и более хрипло. Так, словно он возбуждён. Олег поджимает губы. — Нам пора. Вадик пожимает плечами, скидывая с себя флёр серьёзности, и шало улыбается. — Чур я поджигаю.