Got a Chance to Start Again (I was born for this)

— НЕТ! — закричал Гарри. Мир замедлился почти до полной остановки, когда заклинание Беллатрисы устремилось к Сириусу. Сириус был последней семьей Гарри. Это его вина, что тот вообще оказался здесь, а не в безопасности на площади Гриммо. Если Сириус умрет, это будет только его вина. Он не мог этого допустить. Гарри бросился вперед, не замечая, что двигается намного быстрее, чем должен был. Он оттолкнул крестного в сторону, позволив заклинанию вместо него поразить себя. Сила проклятия подтолкнула его к Завесе, чей шепот, казалось, становился все громче и громче. Гарри не хотел умирать. Последнее, что он увидел перед тем, как упасть в Завесу, был мир, вспыхнувший пурпурным пламенем. Затем все почернело.

***

Когда Гарри проснулся, он оказался в довольно грязном переулке. Он со стоном поднялся, больше всего удивившись тому, что остался жив. Проведя рукой по лбу, Гарри только и смог, что моргнуть, увидев черную субстанцию, похожую на чернила, которую он вытер вместо пота. Безумно оглядевшись, его глаза остановились на осколке разбитого зеркала рядом с мусорным баком через переулок. Он подошел и осторожно поднял его. Гарри замер, увидев свое отражение. Потом он оглянулся. Не увидев никого позади себя, он наклонил осколок, чтобы посмотреть, остался ли вид прежним. Ничего не изменилось. Но… в этом не было никакого смысла. Гарри был почти уверен, что у него не фиолетовые волосы. Или фиолетовые глаза — хотя они были такими же яркими, как и его прежние. Он подмигнул. Отражение тоже. Он улыбнулся. Как и фиолетовые волосы и глаза незнакомца. Он сморщил лицо, бледно подражая тому, как выглядит Амбридж. Его отражение сделало также. — Какого хрена? — тихо пробормотал Гарри, а затем слегка вздрогнул, ожидая, что Гермиона материализуется позади него и шлепнет за ругань. Сколько бы раз он ни объяснял, что Дадли часто ругается, а иногда они выскальзывают из него случайно, Гермиона никогда не позволяла ему ругаться в Хогвартсе. Летом она даже отправила ему несколько писем, чтобы напомнить ему не ругаться, хотя больше ничего по приказу Дамблдора не посылала. Тот факт, что она не появилась из-за угла, лишь подтвердил то, что он подозревал. Он был один. Гарри попытался вдохнуть от внезапного внезапного осознания. — Хорошо. Ты в порядке. Ты просто немного заблудился, вот и все. — Он снова посмотрел на осколок зеркала. — Хорошо. Итак, ты немного растерялся, и у тебя почему-то фиолетовые волосы и глаза. Ничего страшного, кто-нибудь найдет тебя достаточно скоро, если ты останешься на месте. Он просто сидел и дышал несколько мгновений. Как только он снова успокоился, то снова посмотрел на свое отражение. Вместо того, чтобы смотреть на довольно отвлекающий фиолетовый цвет, он посмотрел на свой лоб. По нему была размазана та же самая черная жижа, которую он вытер с лица. Поморщившись, Гарри приподнял челку. Его шрам был воспален, и оказалось, что изначально именно из него сочилась черная субстанция. Гарри решил просто надеяться, что это не означает ничего важного, а затем провел десять минут, оттирая грязь со лба. Ему удалось стереть большую часть рукавом, но в конце концов пришлось облизать пальцы и стереть таким образом остатки. Гарри был просто благодарен, что ему не пришлось с них ничего слизывать. Это напомнило ему о палочке. Где она? Вернувшись туда, где приземлился, Гарри огляделся. Проверив весь переулок и свои карманы, он признал свое поражение. Где бы он ни был, он застрял без палочки. Он застонал, потирая лицо, но застыл, так как его рука не коснулась очков. Еще один осмотр показал, что он их не носил. Впервые за много лет Гарри не носил очков. Он был без очков, но видел лучше, чем когда-либо мог вспомнить. Все трещины в стене переулка резко выделялись, тогда как раньше было бы счастьем, если бы он увидел хоть какую-то разницу. Он мог даже разглядеть отдельные мешки с мусором, а не представить их как одну массу, слившуюся воедино. Он мог видеть газету на пороге черного хода магазина в нескольких футах от него. Вопреки тому, во что люди (Снейп) верили, Гарри делал все возможное в классе. Было немного трудно, когда он едва мог разобрать вещи, которые были в футе от его лица, не говоря уже о том, чтобы читать указания с доски в передней части класса. Ему едва удалось уговорить своих друзей прийти к компромиссу сидеть посредине класса. Гермионе нравилось быть впереди, чтобы получить все впечатления, в то время как у Рона, казалось, возникала аллергическая реакция каждый раз, когда он думал о том, чтобы сидеть впереди любого класса. Вздохнув, он взял газету и развернул ее. Надеясь, что скоро вернется к своим друзьям. Гарри уставился на дату на бумаге. Он моргнул. Ничего не изменилось. Он снова моргнул. Нет, на газете все еще было то же самое. — Это… это не может быть правдой, — Гарри почти задыхался. Дата — 5 июня 1976 года— дразнила его со страницы.