Несовершенство формы

Разговор родителей Карла пугал Якумо настолько, что в пещере он провел несколько ближайших дней, выходя лишь ради охоты глубокой ночью. В теле человека сложнее было охотиться, но сложности отвлекали Якумо от мыслей. Ему было бы слишком страшно вернуться снова к людям, зная, что, чем больше будет он с ними общаться, тем сложнее будет скрывать свою настоящую сущность и личность. Но к людям его тянуло просто невообразимо. Якумо думал, как было бы здорово стать частью этого шумного общества, понимать больше вещей, что обычны, привычны и неудивительны для людей. Помогать другим, приносить им пользу в благодарность за то, что они позволили ему стать частью своего мира. Возможно, думал он, рассматривая в тусклом свете луны фрески, где его ужасный предок нагоняет страх на людей, разверзнув ядовитую пасть и повергая рыцарей короля в бегство, он никогда не сможет при всем желании стать таким же, как остальные люди. В конце концов, Якумо не был создан в своей натуре человеком. Даже, думал он, внешне не был до конца похож на одного из них. Он видел отражение в воде, размытое, различая бледное лицо с печальными жёлтыми глазами, змея, что обвился вокруг его уха. Он отличался, и слишком сильно. От загорелого румяного Карла, слегка упитанно выглядевшего рядом с сухим изломанным острыми углами Якумо. От его родителей, от каждого в деревне, кого он успел увидеть. Ему очень страшно было, но так манила возможность снова увидеться с Карлом, и, возможно, оттого он не решился уйти от воды, лишь сидел, болтая босыми ногами в лёгкой утренней прохладе реки. Если бы только он увидел его сбитые колени да блестящие глаза, остался бы. Но Якумо быстро исчез, стоило кому-то из мужчин заметить его. Змеиная ловкость спасала в такие моменты скорее инстинктивно: после стольких камней, что летели в него от охотников, змей научился и уворачиваться, и прятаться от глаз в приятной прохладной полутьме. Прятаться в теле человека было сложнее, но, если убегать быстро, можно было оказаться в лесу и относительной безопасности раньше, чем произойдет что-то нехорошее. Карл вдали тащил какие-то неизвестные для Якумо здоровые штуки, тяжелые и оставляющие за собой следы на сухой земле. Он не знал других детей в этой деревне и, хоть как любому человеку казались одинаковыми змеи, для самого же змея, скорее, люди были на одно лицо. Якумо понимал разницу в возрасте, понимал внешнюю разницу в поле, но все, кто были одного пола и возраста, в его глазах различались едва ли, кроме Карла и его семьи. Тех, кого он уже видел однажды и чьи имена постарался запомнить. Подходить к ним вновь он побоялся из-за прошлого разговора, подслушанного им, и Карл выглядел занятым и обеспокоенным, так что пока, прячась в густых кустах, Якумо просто следил. Листья странно щекотали лицо, а ветки грозились проткнуть истощавший в человеческой форме бок. Иногда появлялась беглая мысль, на секунды пронзавшая мысль мальчика: вернуть все обратно, забыть о людях и унять эту страсть стать равным им, вернуть змеиное тело, которое и требует меньше еды, и дает охотиться без страха остаться очередной ночью голодным, и в целом… привычнее? Правильнее. У него выходило бороться с этим, но не со страхом перед людьми. Не со страхом того, что может ждать его, если он станет частью этого общества, не будучи до конца таким же человеком. Отчасти он завидовал, отчасти сожалел и лишь вздыхал с тягостью, и на этот вздох отвечал лишь тихий качающий веточки ветер, ласковый и теплый по-весеннему, такой, будто еще немного и счастливое раздольное лето, когда охотиться проще, хоть ночь и отчаянно коротка. Перед тем, как провести день в темной и уютной пещере, Якумо прошел дальше, к той части реки, где обычно не бывало людей. Зверей здесь хватало, и для людей они все были одинаково опасны, как и для него самого, но он привык к этой жизни, и жить, будучи хищником, среди других хищников, было проще, чем среди людей, человеком притом не являясь. Под его босыми ногами скрипели листья, трещали ветки и каждый мелкий шорох отдавался не слишком приятным в теле ощущением. В конце концов, проведя время в этом теле, к змею стало приходить понимание, насколько же слабы и хрупки люди. Как мало нужно, чтобы расцарапать бок просто посидев в густых кустах, как неприятно кусают пауки, и как много опасностей он просто не замечал раньше. Руки местами были покрыты мелкими царапинами из-за множества мелких животных, что норовили напасть, и наверняка многие укусы на теле были ядовитыми, и не случилось с Якумо ничего лишь от природного иммунитета. От наличия собственного яда? Немногих, кому хватало наглости проникнуть в его пещеру и попробовать отведать его, он по привычке кусал, ожидая, пока тело окончит биться в конвульсиях, иногда, истошно вопя. В человеческом теле это было сложнее, но все еще хорошо работало. Иногда, когда страх оказывался сильнее контроля юного змея, темная аура, защищавщая его еще в яйце, вырывалась наружу, прохладным фиолетовым обнимала дрожащего Якумо, ласково и спокойно, пока бесплотные змейки обвивают тело своей добычи и прокусывают кожу. Такую добычу Якумо ел не глядя, закрыв глаза и после, заглотив, вытирая слезы в уголках золотых глаз. Им повезло ведь, что они едва ли разумны, крысы или мелкие птицы, что осмелились напасть на лежащее прохладное тело, приняв за падаль. Однажды, боялся он, змейки, что защищают его в такие моменты, станут намного сильнее, а он не всегда сможет их контролировать. И однажды, он верил, что это совсем неизбежно, угроза будет со стороны человека. Люди все еще боялись Великого Змея, и то, что в этом лесу они редко бывали, помня, как эти места были его обителью, логовом зла. Они растерзали бы любого его потомка, едва хватило бы даже намека на то: таких же желтых глаз, схожести со змеями, долголетия, что досталось от далекого предка. Возможно, даже отсутствия страха и ненависти к ним? Он не знал и боялся узнать, где именно начнется та самая грань. *** Для Якумо эта пора дня была ранней, он лишь просыпался, удивленно понимая, что с привычной периодичностью не нужно сбрасывать кожу, для людей это был вечер. Солнце ласково, золотистым отливало на речной ряби, тихо щебетали птицы и вдали, где возвышались дома, слышался гул людского быта. Лето с каждым днём было все ближе, и тёплые дни перемежались с дождливыми. Небо выглядело совершенно ясным и беззаботным, но листья были по-приятному влажными и с тонких травинок капли ещё падали на землю с тихим ласковым звуком. Было тепло, но не настолько, чтобы земля успевала быстро просохнуть даже после лёгкого дождя. Прохладный воздух, влажный и ароматный как всегда после дождя был невероятно манящим. В такие вечера Якумо любил прятаться в тенях, пользуясь тем, что солнце светило тусклее и в его свете силуэты уже начинали походить на нечто иллюзорное и лживое, что легко спутать или вовсе не различить. Он все ещё слишком боялся выйти навстречу к людям, если не боялся больше, чем до того, как осознал, как даже внешне он отличается от людей. Он смотрел так долго, что люди разошлись по высоким деревянным домам, в окнах тихо зажегся свет, ласковый, тёплый и непривычный. Не такой, как солнце, на которое к вечеру Якумо выползал, будучи ещё маленьким змеенышем. Как у охотников костры или как в доме у Карла. Солнце, которое люди подчинили себе. Их тела хрупкие, думал змей, сравнивая нынешнюю свою оболочку с прошлой и отмечая, как за прошедшую неделю набил себе несколько синяков с непривычки и содрал немного кожи на локте. Там болело и, стоило лишь ослабить бдительность, снова вылезали маленькие эфемерные змейки, обнимали, вылизывали кожу и, казалось, боль ненадолго уходила, раны затягивались чуть быстрее, пока по неосторожности не откроются снова. Такое Якумо замечал лишь в моменты своего бессилия, когда к утру он возвращался в пещеру со скудной добычей из пары крыс да задушенных птичек. Такого хватило бы ему, будь он все ещё змеем, но человеческое тело было крупнее и требовало чуть больше. И, сколь приятно и успокаивающе его заслуженная одним фактом рождения сила качала юного змея в заботе, столь он боялся её и не мог удержать лишь в моменты слабости. Змейки, что окружали в его моменты, окутанные темной аурой, были похожи и на самого Якумо, останься он в форме змея. Небольшие, чёрные, с чешуйками, отливающими рыжевато-золотым. Знакомых змей Якумо узнавал именно по окрасу и узору на чешуйках, но те, что появлялись из его темной ауры, не отличались между собой и, хоть Якумо не мог толком увидеть себя целиком в змеиной форме, те части тела, что он ещё мог увидеть, имели идентичный окрас. - Мальчик, ты потерялся? Я отведу тебя домой, тут опасно? Его, скрывшегося в тени, никто не замечал обычно, особенно когда солнце уже скрывалось за горизонтом, но в этот раз он услышал голос за спиной и, судя по всему, голос был женским, взрослым. Тяжёлым. Якумо сам не заметил, как вжал голову в плечи, стараясь выглядеть ещё более незаметным, чем был - Не бойся меня, я не собиралась тебя обидеть.