Закон парных случаев

Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. А где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. А где твой чёрный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. В.C.Высоцкий.

Молодой человек лет семнадцати в белой футболке и светлых джинсах вышел из метро и быстро шагал по улице. Лёгкий встречный ветерок шевелил его длинные светлые волосы. Прохожих не было. Недавний дождик слегка смочил асфальт и траву, смягчил остатки изнуряющей дневной жары и прибил пыль. На город опустились темно-синие сумерки, почти уже ночь, теплые и влажные. В мокром асфальте отражались фонари, окна многоэтажек и фары редких машин. На недостроенном доме с огромного, ярко освещенного плаката, молодого человека привычно приветствовал белозубый парень в оранжевой каске. Под парнем красовалась надпись: «Всем купившим квартиру в этом доме — бейсболка в подарок!» Идти совсем недалеко — три квартала по улице, потом, не доходя до светофора, свернуть во двор и вдоль дома до седьмого подъезда. Там его встретит добрейшая Зинаида Артемьевна, женщина, у которой он снимает комнату и которая заботится о нем, как о родном внуке. Может быть, потому что нет у Зинаиды Артемьевны своих внуков и не было никогда. Ее единственный сын Андрей сразу после призыва в армию в 1986-м попал в Чернобыль, потом был комиссован, провел два года в больницах и умер от лейкемии. А за ним вскоре умер и муж Зинаиды Артемьевны, так и не оправившись от горя. Зинаида Артемьевна как-то раз достала фотографии, чёрно-белые, пожелтевшие, и роняя слезы, рассказывала, какими замечательными они были, ее сын и муж. Вот с фотографии смотрит грудничок из коляски, на следующем снимке — мальчик лет десяти в узеньких плавочках с удочкой на берегу реки, а вот подростковая компания за празднично накрытым столом и он, второй справа, держит девушку за руку. Следующее фото — подтянутый жизнерадостный парень в парадной военной форме с автоматом, а рядом — интеллигентный мужчина средних лет, видимо, отец. «Это на присяге», — со вздохом поясняет Зинаида Артемьевна. И последнее фото. На нём измождённый, худой, лысый человек неопределенного возраста в пижаме, с глазами того мальчика с удочкой. На заднем плане — облупившаяся стена и никелированная дужка панцирной кровати… С этими мыслями молодой человек свернул во двор. Зинаида Артемьевна, наверное не спит, смотрит Олимпиаду, хоть и поздно уже. Интересно, что у нее сегодня на ужин? Двор после улицы, освещённой фонарями, показался совсем темным, свет редких окон лишь обозначал неясные силуэты деревьев и кустов. При очередном шаге нога наступила на что-то мягкое и скользкое. Вот засада, как он забыл, двор же раскопали весь! Он же видел утром, как вокруг подъехавшего трактора толпились рабочие. А теперь вместо асфальта во дворе, длинной темной полосой угадывалась канава с бруствером из обломков асфальта и глины, раскисшей после дождя. Эх, надо было другой дорогой идти. Но обходить дом, чтобы подойти с другой стороны не хотелось, дом длинный, в нем подъездов явно больше десяти, его седьмой был где-то посередине. Ладно, попробуем пробраться тут. Осторожно ступая по мокрой глине, стараясь не запачкать кроссовки и не поскользнуться, он пошел в обход, мимо остатков детской площадки, заставленной машинами. Из-за кустов, преградив ему дорогу, вышли трое. Их лиц не было видно и во что они были одеты тоже было не разглядеть, но в их силуэтах, в их неспешной развинченной походке чувствовалась угроза. «Угораздило же» — мелькнула мысль. Он не испугался особо, может просто не успел, лишь появилась лёгкая, но противная слабость в коленках, да сердце застучало чаще. «Может обойдется», — подумал он. — Эй, ты, далеко собрался? — не вынимая сигареты изо рта, сипло начал разговор один из троицы, долговязый парень в спортивных штанах и футболке. — Домой иду, а что? — как можно спокойнее ответил молодой человек. — Притормози, разговор есть, — парень подошёл вплотную, затянулся сигаретой, и окурок, посланный щелчком, рассыпался фонтаном оранжевых искр в кустах. — Слышь, а чё у тебя волосы как у бабы? Ты не пацан что ли? — с вызовом продолжил он, выпустив струю дыма в лицо собеседнику. — Нормальные волосы, тебе-то что? — спокойно ответил молодой человек. — Слышь, а чё ты грубишь? — Я грублю? Ты спросил — я ответил. А в чём, собственно, дело? — Спросил?! Ха! Я с тебя ещё не спрашивал, а ты уже базаришь. Ты бессмертный, что ли? — Слушай, тут такое дело, — глухим голосом вмешался второй, невысокий и коренастый. — Нам срочно позвонить надо, а мобила сдохла, дай твою. — У меня нет телефона, — соврал молодой человек, понимая, что давать «мобилу» в руки этой троицы точно не стоит. — Чё ты гонишь, — с напором перебил первый. — Ты же нормальный пацан, не нищеброд какой, в двадцать первом веке живёшь, сейчас мобилы у всех. Да ты не ссы, мы позвоним и отдадим. У нас даже симка своя. — Нету, сказал же, дайте пройти, мне домой надо, — начал терять терпение молодой человек. — Успеешь домой, тебе чё, с пацанами в падлу побазарить? — встал на пути третий из компании, до этого молчавший. В правой руке он держал бутылку пива. Телефон в кармане предательски «блямкнул» уведомлением. — Ну вот, а говоришь нету, — обрадовался второй и ласковым тоном продолжил: — Нехорошо так делать. Пацан пацана ведь не обманывает. Мы с тобой по-хорошему, а ты поджал для братвы? Давай доставай, — тон стал угрожающим. — А то мы сами достанем. — Я же сказал уже, не дам я телефона, надо — звоните со сво… Он не договорил, в глазах ослепительно вспыхнуло от удара по лицу, от чего он отступил назад, едва не споткнувшись об подставленную ногу, и, резко сделав шаг вперёд, нанес ответный удар. Противник увернулся, однако удар всё же достиг цели, хоть и пришелся во что-то мягкое. Мощный толчок в грудь отбросил молодого человека назад, но он опять устоял. И в этот момент в его голове черно-красным пузырём взорвалась боль. Разрастаясь, она оглушала и застилала глаза чёрной пеленой, словно стекающей с макушки на затылок, глаза и уши. Окна домов, детская площадка, силуэты кустов и машин поплыли вниз, темнея, как экран в конце эпизода в старом фильме… …Чьи-то руки касаются его головы, он лежит на чем-то мягком и трясущемся. Прикосновения, хоть и причиняют боль, одновременно и уверенные, и какие-то добрые. От тряски тупая боль ощущается как будто по всему телу. Болит голова, болят плечо и бедро справа, болью в грудной клетке отдаётся каждый вдох. Молодой человек приоткрыл глаза и как сквозь туман увидел над собой трясущийся яркий плафон и болтающийся на крюке пластиковый пузырь с прозрачной жидкостью. — Где я? — сделав усилие, спросил он, пытаясь приподняться на локтях. Получилось тихо, и голос был чужой, как будто говорил не он, кто-то другой. — Лежи-лежи, — быстро сказал откуда-то сбоку молодой энергичный женский голос. — Ты в машине «Скорой помощи», самое страшное уже позади. Мы едем в больницу. Расслабься, закрой глаза. Сейчас лекарство подействует и болеть будет меньше. — Марина, давление в норме? Сатурация? Здесь ещё салфеткой промокни… Ага, вот так, — руководил мужской голос. — Ещё тампон и накладываем повязку. Нет, не такой, гемостат есть? Давай его и готовь бинт для «чепца». — Вещи мои где? Телефон? — снова подал голос молодой человек. — Вещи твои с нами, только грязные, в глине всё, потом разберёшь. Телефон не попадался, но мы и не смотрели особо. Ты лежи, главное — жив, кости целы, а всё остальное купишь, — сказал тот же мужской голос. «Вот так. Не обошлось…» — мелькнула было мысль, но тяжело навалилась усталость, он закрыл глаза, проваливаясь не то в сон, не то в забытьё… — Евгений Васильич, Женя! — окликнула выходящего из дверей приёмного покоя мужчину в форме «Скорой помощи» высокая статная женщина в белом халате, курившая в стороне от крыльца. — Ох, Анютка, сколько зим! — обрадовался врач и кивнув своей спутнице, — Сообщи что мы освободились, я сейчас, — подошёл к женщине. — Ну что, всех дураков вылечил? — спросила она, с любопытством разглядывая доктора. — Аня, мы не лечим дураков, мы лечим психиатрических больных, а с дураками медицина бессильна, а порой опасна. Ты как? — Жень, да шучу я, шучу. У меня всё нормально, работаю вот. Ты-то к нам какими судьбами, вроде у нас профиль совсем не твой? — Так «оптимизация» же, бригад не хватает, нам теперь обычные вызовы тоже дают. Вот и вам пациента привёз — ЗЧМТ, сотрясение, ушибы, переломов вроде нет. Избит в уличной драке. Кого-нибудь из наших видишь? — Да не, где я их увижу — дом и работа. «…Как Содом и Гоморра» — мысленно продолжил про себя доктор словами песни из любимой в молодости группы «Крематорий». — Андрюшку недавно встретила, — продолжала женщина. — Точнее, он меня увидел на остановке и до дома подвёз. Его сейчас не узнать — Мерседес, золотые очки, парфюм. Они с отцом центр открыли, богатых алкашей прокапывают, у него же отец нарколог, как вытрезвители закрыли он на улице оказался, пришлось крутиться. У Андрея сын растёт, да ты знаешь, наверное, — собеседница затянулась и бросила окурок в урну. — Не, не знаю, я давно никого из наших не видел. Большой сын? — Как? Ты про Витьку не знаешь? Ему лет десять уже! Эх, редко мы видимся, редко… Андрюша рассказывал, что у сына в кружке юных натуралистов цыплёнок обожрался, думали помрёт, так, представляешь, Витька его прооперировал — вскрыл зоб, промыл и зашил. И цыплёнок, прикинь, выжил! — В десять-то лет?! — изумился доктор. — Ага! Женя, это наследственность, Андрюха же хирургом в поликлинике работал, — засмеялась словоохотливая Анютка. «Шестая, останавливаемся, пишем вызов. В зале ожидания Белоруссого вокзала, женщина, около сорока лет, психоз. Учетная или нет, не известно. Вызывает охрана. Адрес надо?» — эхом отозвался в ночной тишине металлический голос из рации «Скорой». — Ну вот, это уже наш профиль, — устало улыбнулся врач, — Анютка, извини, труба зовёт, очень рад был увидеться! — сказал он и торопливо зашагал к машине. — Пока, Жень, заходи! — женщина посмотрела ему вслед и направилась к крыльцу.