Юки-онна

      Юки Сора отложила очередной документ и принялась разминать затёкшие кисти рук. Расходы, приходы, распределение миссий и финансовые потоки клана — всё это требовало её неусыпного контроля и внимания. И кто бы что по этому поводу не говорил, со своей работой госпожа справлялась просто отлично.       Разумеется, это требовало от неё определённых усилий. Всё же совмещать должности супруги главы — а что бы ни думала по этому поводу дурёха-Сузумэ, место главной госпожи всё-таки было должностью — и казначея клана было весьма непросто. Мало кто знал, но великая химэ редко когда позволяла себе поспать дольше пяти часов. Она ложилась не раньше полуночи, а вставала ещё до рассвета.       Вот и сейчас… Сора задумчиво поглядела в окно, в котором среди ветвей сакуры просматривался и клочок неба. Тёмно-синее, почти чёрное, всё ещё усыпанное искорками звёзд, оно, казалось, принадлежало ночи, и лишь самый краешек небесного покрывала уже начал окрашиваться в алый цвет зари.        Наступал новый день.       Женщина устало потянулась, разгоняя по телу бодрящие потоки чакры, и довольно усмехнулась. Всё шло как нельзя лучше! В доме в кои-то веки воцарился пусть хрупкий, но мир, казна клана была полна, а дочь радовала успехами в освоении хьётона. Но, самое главное, женщина, наконец, обрела наследника. Годы терпеливого ожидания принесли свои плоды, и малыш Хидики, к рождению которого госпожа приложила свою изящную ручку, наконец, по праву мог считаться её собственным сыном. Даже Сузумэ не смогла ничем ей помешать! Тот переполох месячной давности, когда виновной оказалась ставленница главной наложницы, сильно подорвал влияние «любимицы» на Кэйташи. Да и с Мисаки удачно вышло. А то уж больно хорошо стала себя чувствовать «имото». А это чревато…       Сора прекрасно помнила, какой гордой и независимой вошла в этот дом «цветущая» госпожа, как был очарован ею Кэйташи, позабывший тогда о своей ненаглядной Сузумэ. И как юная Мисаки надменно смотрела на неё, законную жену, одним лишь взглядом обещая: «я займу твоё место!». Вот ещё! Можно подумать, цветок может стать садовником!       Сора-химэ помнила это. Помнила и то, как притворно сетуя на отсутствие рук и горящие заказы, отправила надменную выскочку на миссию, с которой та не должна была вернуться.       Госпожа готовилась тяжело скорбеть вместе с Кэйташи о безвременно почившей красавице. Даже была готова взять на воспитание её дочь! Всё же политический капитал лишним не бывает. Каково же было удивление великой химэ, когда «цветущая» вновь переступила порог этого дома. Израненная, истощённая, но всё ещё живая. Одним своим появлением порушившая её планы! Тогда муж впервые поднял на Сору руку, обвиняя её во всех бедах…        Каким чудом выжила тогда Мисаки, химэ не знала. Не иначе, как кто-то из Ситифукудзин расцеловал её в тот день на удачу! Впрочем, так получилось даже лучше… Не быстрая смерть, но длительное угасание. Затяжная болезнь капля за каплей вытянула силы из строптивой девицы. Красота покинула её, а вместе с ней ушла и благосклонность Кэйташи.       Сора-химэ никогда не врала самой себе, а потому признавала, что здоровая, полная сил Мисаки была опасным противником. И её выздоровление было госпоже ни к чему. Ни к чему было нарушать только-только устоявшийся баланс сил, и когда доверенные слуги доложили госпоже о пропаже Чинацу-химэ и попытках скрыть это главной служанки, та лишь пристально посмотрела на верного слугу и печально посетовала, что матери не сообщили о таком важном деле…       Определённо, Соре-химэ было не к чему выздоровление этой женщины. А раз так, можно ведь и «помочь» бедняжке… «В конце концов, когда жасмин поднимается слишком высоко, хороший садовник подрезает ветви!»       Из задумчивого состояния госпожу вырвали негромкие хлопки крыльев. В окно влетел почтовый голубь и, приземлившись на стол перед женщиной, стал нервно перебирать лапами.       — Ну-ка, что тут у нас, — пробормотала она и ловким движением схватила птицу. Схватив пернатого вестника, она аккуратно отцепила от его лапки небольшую записку.       Выпустив недовольно курлыкнувшего голубя, Сора несколько раз пробежала по посланию глазами и раздражённо заметалась по комнате. Биджу! Только этого не хватало! Всё ведь было так хорошо! Наконец, успокоившись, химэ глубоко вздохнула и громко хлопнула в ладоши. За дверью засуетились, и через пару минут в комнату тихо вошла неприметная женщина.       — Что угодно моей госпоже? — спросила она, склонившись в низком поклоне.       — Приготовь моё платье из малахитового шёлка. Поможешь одеться! После чего отправляйся на кухню и прикажи готовить сегодня званый ужин да топить бани! Да пошевеливайся! — властным тоном отдала распоряжения Сора-химэ. Ей предстояло много работы.       На столе осталась лежать тонкая полоска бумаги, на которой любопытный взгляд смог бы разобрать следующее: «Наследник возвращается домой. С ним Кагуя».

***

      Я с трудом доползла до футона и рухнула на него как подкошенная. Сил не было никаких! Последние метры до комнаты доползала исключительно на морально-волевых. Ибо как ещё объяснить тот факт, что до самых дверей умудрилась держать спину прямо и идти ровно, я не знаю. Хотя… в последнем я была не уверена: уже в самом конце моего феерического пути меня знатно штормило. Чудо, что вообще дошла без посторонней помощи!       Вы спросите, что такого случилось?       Сущие мелочи! То-сан решил провести со мной тренировку! Всего лишь… биджеву… тренировку!       С какого перепугу Кэйташи вдруг воспылал ко мне родительской любовью и решил одарить своим вниманием остаётся загадкой. Не иначе как совесть проснулась. Однако, что бы не послужило причиной, последствия были налицо. Так меня ещё ни в одной жизни не гоняли!       Развалившись на футоне звёздочкой, я невольно погрузилась в воспоминания…       Урок у Цубаки-сенсей проходил как обычно. Я уже заканчивала обязательный комплекс упражнений, поэтично именовавшийся «полётом журавля», готовясь перейти к занятиям каллиграфией, как вдруг внезапно раздавшийся голос отца выбил меня из равновесия.       — Выше ногу! Ты недостаточно тянешь «хвост» вверх, от чего твоя позиция неустойчива! — прокричал он.       От неожиданности я покачнулась. Удержаться на плавучем бревне на одной ноге и без того было непросто, но я пыталась! Раз, другой — я делала взмахи руками, пытаясь удержаться на ускользающей опоре, но всё было тщетно. С громким «ой» я со всего размаху плюхнулась в небольшой илистый пруд. Карпы в ужасе попрятались кто куда, а то-сан заливисто рассмеялся.       Когда вся чумазая, как поросёнок, в облепивших меня водорослях я, наконец, выбралась наружу, успокоившийся было отец снова расплылся в улыбке, а Цубаки-сан недовольно поджала губы. По-моему, лишь присутствие веселящегося главы помешало ей устроить мне очередной выговор.       — Посмотри на себя, Чи-тян! Ты похожа на каппу! — продолжал потешаться Кэйташи, и я невольно заулыбалась ему в ответ. Удивительно, но у этого обычно хмурого человека была невероятно обаятельная улыбка.       Тем временем ко мне уже спешила одна из близняшек с сухим полотенцем в руках. Кику, судя по ямочкам от улыбки.       — Прошу вас, госпожа, пойдёмте! Кими уже ждёт с запасным комплектом, — ну, точно! Она! Я всё ещё иногда путала сестёр: те были совершенно одинаковы с виду, и мне приходилось ориентироваться лишь по характерным для них жестам. — С вашего позволения, Кэйташи-сама.       С этими словами она подхватила меня под локоток и, не слушая ничьих возражений, — коих, впрочем, и не было — поволокла меня переодеваться. В помещении вместе с тазом горячей воды и чистой одеждой нас уже и в правду ждала Кими — более серьёзная версия Кику — недовольно поглядывающая на веселящуюся сестру. Будучи старше близняшки на целых полчаса, она считала своим долгом напоминать той об ответственности, и периодически одёргивала свою шебутную копию.       — Вечно ты копаешься, Кику! Посмотри! Госпожа из-за тебя вся продрогла! — недовольно выдала она и тяжело вздохнула. Ну, положим, не продрогла и уж точно не из-за Кику, но спорить с Кими? Нет уж, увольте…       — Прости, не-чан! — вот и сама хохотушка это понимает.       Приведя себя в порядок, я поспешила вернуться к Цубаки-сан и ото-сама, уже что-то обсуждавшим между собой.       —… Да, господин, я вас поняла, — с поклоном сказала моя наставница. Похоже, я как раз застала конец их беседы.       — В таком случае… О, а вот и ты, Чи-тян. Надо же, и даже на каппу не похожа. Попрощайся с Цубаки-сенсей, и идём.       — То-сан? — недоумение в моём голосе можно было черпать ложкой.       — На сегодня твои занятия с наставницей закончены, — я с ещё большим непониманием воззрилась на отца. Как это? У нас что, кто-то умер, а я не в курсе? С каких это пор глава клана отменяет мои мучения с госпожой-занудой, да ещё и приходит лично сообщить об этом? — В этот раз твою тренировку проведу я.       А, ну теперь-то всё сразу стало понятно! Интересно, он по голове недавно не получал? Спросить, что ли…       Несмотря на всё своё непонимание ситуации, я, как было велено, вежливо распрощалась с Цубаки-сенсей и последовала за Кэйташи. Тот привёл меня в небольшой крытый зал, весь отделанный деревом и начал пояснять.       — Для начала, покажи мне свои навыки в тай. Я хочу увидеть, чему ты успела научиться за последние полгода, — сказал то-сан и встал в центр зала. Вот оно что, решил проверить, насколько хорошо я усвоила рукопашный бой? Мысленно хмыкнув, я встала напротив мужчины и приняла стойку. — Нападай!       Команда ещё не успела отзвучать, а я уже рванула в сторону Кэйташи. Тайдзюцу клана Юки подразделялось на два основных направления: пассивный путь и активный. Пассивный предполагал практические полное отсутствие наступательных техник и основывался на уклонении и использовании сил противника против него самого. Активный же, или, говоря по-другому, наступательный путь в основном состоял из яростных атак и стремительного маневрирования вокруг оппонента. Меня, как вы понимаете, учили последнему.       Разгоняя чакру по телу — за последний месяц я неплохо так поднаторела в этом деле — я делаю быстрый рывок, стараясь зайти за спину противнику, и… красиво отлетаю обратно от аккуратного толчка.       — Ещё раз!       Снова встаю. Сближаюсь. Пытаюсь совершить удар в прыжке, и тут же улетаю за спину отца. На ходу разворачиваюсь и бью по ногам, пытаясь воспользоваться образовавшимся преимуществом, и… обидно падаю от простейшей подножки!       — Ещё раз!       Встаю. На этот раз не бегу сразу вперёд, а начинаю резкими рывками, хорошенько сдобренными чакрой, перемещаться вокруг главы. Рывок. Ещё один! Я совершаю обманный манёвр, делая вид, что готовлюсь бить по ногам, после чего резко прыгаю вверх, пытаясь достать до шеи противника. Мимо! Крепкая ладонь плотным кольцом сжимает мою ногу и с лёгкостью отшвыривает хлипкое тельце на пол.       — Ещё раз!…       — Ещё…       — Ещ…       Когда, наконец, прозвучало заветное «достаточно!», я едва не падала от усталости. Чакры оставалось совсем на донышке: все эти рывки с прыжками немилосердно расходовали мои и без того невеликие запасы. С начала тренировки прошло всего каких-то полчаса, а по ощущениям казалось, что я отмотала четырёхчасовой урок тай от Цубаки-сенсей. Жуть!       — Тебе стоит сменить стиль обучения, — хмурясь сказал то-сан. — Активный путь — не твоё, Чинацу. По крайней мере, в ближайшие лет семь. Тебе не хватает силы и длины конечностей для полноценной отработки ударов.       Можно подумать, я его выбирала! Ну, то есть… выбирала то я, но не я нынешняя, а прошлая Чинацу-тян. Ей, видите ли, нравилось, как круто получается у Дэйчи-ни. А я теперь мучайся. Поди объясни Цубаки-сенсей, что, видите ли, передумала…       — Я поговорю с Цубаки-сан о смене твоей программы обучения, — вторя моим мыслям, произнёс Кэйташи. — Мне не нравится, что она зарывает в землю твой потенциал. А теперь поднимайся!       Я недоумённо воззрилась на Кэйташи: что, опять?!       — Сейчас я покажу тебе базовый комплекс движений, который ты будешь отрабатывать с сегодняшнего дня! — с этими словами он принялся лёгкими, текучими движениями перемещаться по залу.       Одна позиция, другая, третья… седьмая… я как заворожённая следила за перемещениями мастера боя по паркету. Да уж, Дэйчи было до него как до Луны! В движения ото-сама не было ничего от порывистого, атакующего стиля, которому меня учили до этого. Не было ярости ветра. Скорее уж… Я прислушалась к своим внутренним ощущениям, нащупывая ту тонкую иллюзорную ниточку, позволившую мне месяц назад ощутить, наконец, чакру, и пораженно замерла. Вода!       Движения ото-сама были водой. Текучей, бесконечно изменчивой водой. Гибкой, струящейся, никогда не останавливающейся на месте.       — Опустоши свой разум, Чинацу. Будь бесформенной. Когда воду наливают в чашку — она становится чашкой, в чайник — чайником, в бутыль — она станет и им. Изменяйся, подобно воде, Чинацу. Будь водой!       Вынырнув из воспоминаний, я попыталась встать, невольно поморщившись от боли в натруженных мышцах. Тренировка с то-сан продолжалась ещё несколько часов, в процессе которых я под чутким руководством Кэйташи отрабатывала и запоминала только что увиденный комплекс «семи танцующих ручьёв».       За один только урок с ото-сама я получила больше, чем за два месяца возни с Цубаки-сан. Но биджу и все их хвосты вместе взятые! Как же это выматывает!       В комнату тем временем вошли близнецы, которые, поклонившись, принялись раскладывать на полу какие-то свёртки и коробочки. Из одной из них была извлечена красивая канзаши, а из другой…       — У нас, что? Гости? — сёстры доставали мой праздничный комплект одежды.       — Чинацу-химэ… — начала Кими.       — Госпожа… — тут же подхватила Кику.       — … нам сообщили,…       — … что сегодня возвращается ваш брат.       — Намечается ужин по этому поводу.       — И среди слуг ходит сплетня…       — … что молодой господин будет не один! — как обычно хором завершили близнецы.