Ведьмино отродье (hag born)

      Проснулся он от того, что сырая утренняя прохлада пробралась под тонкое одеяло, которым он был укрыт. В палатке было полутемно, и он не сразу понял, где находится, несколько секунд в недоумении разглядывая темную матерчатую внутренность своего жилища и нависшие над ним полки вместо белого потолка с торчащей из него люстрой, которые он видел каждое утро в маленькой спальне, принадлежавшей когда-то Дадли. Осознание действительности накатило на него как волна, и он даже возбужденно подпрыгнул на своей постели.       Зеленоватый свет утреннего леса проникал в палатку сквозь распахнутый вход, видимо, поэтому внутри было так свежо. На полу перед ним стоял его кофр, на котором светились два знакомых каждому очкарику стеклянных блика. Он пошарил рукой — это действительно оказались его очки — и водрузил их себе на нос. На рундуке напротив спала Элайн. Видимо, утренняя свежесть пыталась одолеть и ее, потому что девочка скрутилась в клубок под таким же тонким одеялом, но, в отличие от Гарри, не проснулась. Из-под перекрученного одеяла торчала лишь ее босая нога, большая и узкая, с четырьмя крупными пальцами и огрубевшей кожей на подошве. Элайн, как и Гарри, уснула прямо в одежде. Лица ее не было видно — лишь копна спутанных черных волос, жестких и блестящих, и длинная ладонь, которой она прикрыла голову, словно кошка. Во сне она выглядела мирной и беззащитной. Гарри вспомнил, что валялся на рундуке до того, как его сморил сон, и понял, что Элайн, видимо, вынула очки у него из рук, положила их на кофр перед ним, чтобы он смог их отыскать, когда проснется, и укрыла его одеялом. На душе у него потеплело. Он накинул куртку, а своим одеялом осторожно, чтобы не разбудить, укрыл Элайн. Девочка тихо вздохнула во сне и выпрямилась, видимо согревшись.       Гарри вышел наружу. Вход в палатку был подперт веткой, чтобы оставаться открытым, и Гарри подумал, что Элайн, вероятно, погасила фонарь, когда Гарри уснул, а вход оставила открытым, чтобы самой было достаточно света, пока она бродила ночью, да так и забыла об этом. У давно погасшего костра стояла банка с шоколадным напитком, заметно неполная, пустая кастрюля, деревянная кружка, а пустых бутылок от молока стало больше. Гарри вспомнил, что вся молочная еда была в рундуке, на котором спала Элайн, и улыбнулся: теперь он знал, чем занималась до утра его подруга, и какое угощение надо готовить в следующий раз. Сейчас вчерашний день воспринимался как одно большое приключение. Он решил заняться завтраком. Молочная каша отпадала, потому что молоко сейчас было вне доступа, но мясо и яйца были в его рундуке, и он решил пожарить глазунью с остатками вчерашнего гуся и картофеля — и того, и другого оставалось еще много.       Немало времени ушло на то, чтобы просто накачать и разогреть примус, но Гарри некуда было спешить, и он в ожидании клокотания кипящего бензина прогуливался по периметру Ядвиги. Солнце давно взошло, осветив верхушки деревьев, и пробивалось сквозь листву множеством ярких пятен — скорее ранний день, чем позднее утро.       Он наскоро очистил несколько печеных картофелин, порезал их крупными кусками и побросал на сковороду с остатками гуся. Элайн проснулась как раз к тому моменту, когда пришел черёд яиц. Она вылезла из палатки, волосы всклокочены, щуря сонные глаза, и выглядела как сова, которую выдернули из дупла. — Чувствую — еда! — громко произнесла она, широко, многозубо улыбаясь. — Ну, думаю, ради такого можно и проснуться! А ты зачем вскочил в такую рань? — Уже день, — заметил Гарри, так же улыбнувшись в ответ. — Сразу видно, ты — не зельевар, — сказала Элайн, — есть множество зелий, для которых важно время приготовления: закат, полночь, ночь, даже рассвет. Но зелий, требующих дня, очень мало. Ночь — самое колдовское время! Думаешь, просто так говорят: «ведьмин час»? У нас не просыпаются рано, мы и ложимся обычно уже под утро.       После завтрака они бросили кости Ядвиге, собрали пустые молочные бутылки, погрузились на метлу и отправились к очередному безлюдному пустырю поколдовать — наложить Очищающие чары на посуду и Моющие — на себя. Тут Гарри узнал очередную жизненную хитрость — Моющие чары можно применить и ко рту, что отлично и бережно очищает зубы (и оставляет незабываемый мыльный вкус во рту). Предусмотрительная Элайн проделала это с чашкой чистой воды в руках, чтобы прополоскать рот, а нетерпеливый Гарри долго плевался, пока искал свою чашку. — Мне надо быть вечером на Косой аллее, — сообщила Элайн, когда они закончили утренние процедуры. — Я же вроде как отправилась к папе. Не будем терять время, дел еще полно. — Опять?! — с тоской воскликнул Гарри, день которого вчера длился намного дольше обычного, хотя и был чертовски интересным. — Нам надо найти место для твоего почтового ящика, — сказала она. — После стольких трудов глупо попасться на том, что кто-нибудь отправит тебе письмо, а сова вернется, не найдя адресата. Тебе же не хочется, чтобы этот кто-нибудь начал твои поиски? Этого Гарри хотелось меньше всего. — А потом надо добраться до Лондона, — продолжала она, — поесть мороженого…       Такие дела нравились Гарри намного больше. Они принялись за облет окрестностей в поисках подходящего места. Элайн предложила очень логичный на взгляд Гарри вариант: найти дупло на верхушке большого дерева — случайный маггл туда не доберется; совы, летающие к дереву, не вызовут подозрения, даже если их увидят, ведь это естественное их поведение; и самое главное, почту, если таковая и будет, Гарри сможет забирать, не сходя с метлы и не снимая Мантии. Даже обнаружив такой почтовый ящик, не так-то просто будет его там хотя бы увидеть, не то что поймать. Кажется, к вопросам скрытности и безопасности хаги относились чрезвычайно серьезно. — Это называется «чары Ложной Души», — бормотала она ему прямо в ухо, высунув голову из-за его плеча, пока они барражировали от одного большого дерева к другому, — они создают след твоей магии. И такой сильный, что свеженаколдованные чары даже определяются чарами Обнаружения как еще один ты. Представь, как это удобно, Гарри! Например, если за тобой будет идти по следу враг, ты можешь зайти в кусты и накинуть свою Мантию, но тогда чары Обнаружения тебя потеряют, и враг поймет, что ты либо исчез, либо спрятался от чар. А так ты колдуешь чары Ложной Души, а сам преспокойно уходишь. А твой враг продолжает обнаруживать тебя в кустах, караулит тебя там, или ждет подмогу, или крадется, чтобы напасть со спины. В общем, теряет время и смотрит на куст. А ты хочешь — преспокойно убегаешь, хочешь — заходишь сзади и говоришь ему «добрый день». — Как в Тёмные Века — топором по голове? — со смехом спросил Гарри. — Лучше перначом, — с усмешкой ответила Элайн. — Голову проломит почти так же, но топор может застрять в черепе, а пернач — нет. Но дубина тоже сойдёт. Надо принести к тебе парочку или сделать самим. Конечно, здесь вряд ли водятся келпи, гриндилоу или Красные Колпаки, но лучше пусть дубина лежит зря, чем ее не будет, когда придет время. Гарри вспомнил, что отец Элайн тоже признавал полезность такого обычая хаг после своего личного неприятного опыта, и охотно согласился. — Хотя не думаю, что у нас тут вообще обитает хоть кто-нибудь опасный, — успокоительно добавил он. — Прямо рядом с твоим городком разросся огромный Пишог, — возмутилась она. — Там живут колдун с хагой и творят черт знает что всю ночь или шастают по окрестностям. У людей гуси пропадают, сама видела! Будь я тобой, я бы насторожилась — места неспокойные. Вчера одному магглу колдуны глаза хотели выколоть! Гарри хохотал так, что едва не влетел в ветку. — И в самом деле! — воскликнул он.- Жуткие места, даже дрожь пробирает! А как ты вообще узнала об этих чарах? — Спросила у папы, как сделать так, чтобы совы не кидали тебе почту прямо в тарелку с едой, — ответила Элайн, — и оказалось, что у волшебников давным-давно всё придумано. Если не хочешь, чтобы совы летали к тебе в комнату, колдуешь эти чары там, где тебе надо, и совы будут носить почту туда, а если ты живёшь в защищенном месте, то в принципе только туда. Это совершенно не секретные сведения. Знаешь, он, кажется, даже радуется, когда я интересуюсь жизнью волшебников.       Подходящее дерево в конце концов нашлось. Огромный вяз широко раскинулся недалеко от шоссе, ведущего из Литтл Уингинга в Лондон, не так уж далеко от самого́ маленького городка. Дупло, образованное гнилым суком, они дополнительно увеличили, вырезав остатки трухлявой древесины, и Элайн обучила его чарам. — Абдуко Анимум, — говорила она, маша прутиком. — Колдовать нужно именно тебе. — Абдуко Анимум! — послушно повторял он, тыча волшебной палочкой в дупло, и тут же проверял, — Анима Ревелио! Не с первого раза, но дупло стало определяться магией как человек. По словам Элайн, этого было достаточно для совы.       Они вернулись домой, пролетев через Литтл Уингинг, чтобы оставить бутылки у мусорки, посмотрели издалека на Бирючиновую улицу (машины дяди не было, но Гарри показалось, что он увидел тетю в саду. Он вспомнил рассказ Элайн о биноклях, и решил присмотреть себе такой при случае — раз уж даже хаге с ее прекрасным зрением он понравился, то вещь точно стоящая.       В палатке он переоделся в одежду «золотого мальчика», сунул свой дом в кофр, притороченный к верному Нимбусу, и они с Элайн полетели на север над рельсовыми путями — самый простой в их положении способ найти Лондон.       Огромный город встретил их шумом и суетой. Они развернули палатку за мусорными баками торгового центра, спрятали там метлу, Элайн применила свое зелье, снова превратившись в рослую костлявую девочку с кукольным личиком, Гарри повесил легкий кофр на плечо, и они пошли на поиски пищи. Рыба с картофелем, десерт из мороженого составили их поздний обед, и они потащились по людным улицам будничного мегаполиса, запивая свое счастье молочными коктейлями и глазея по сторонам. — Я даже не знаю, что лучше — мороженое или вот эта штука, — довольно говорила Элайн, держа перед собой картонный стакан с трубочкой, — Смотри, что это за мужик с дробовиком? Я этот плакат уже не в первый раз вижу. Гарри взглянул в указанном направлении и увидел огромную афишу. «Терминатор 2. Судный день», — было написано на постере, изображавшем сурового вида американского актера с обрезом в руках. — Реклама фильма, — ответил он, — Дадли как-то говорил о чем-то подобном. Кажется, этот мужик там всех убивал. Меня не брали на просмотры фильмов… Тут он вспомнил, что он же уже второй день как свободен и волен делать все, что в голову взбредет. — Пошли посмотрим! — азартно предложил он.       Они вприпрыжку влетели в здание кинотеатра. Будний день, дневной сеанс — зал был ожидаемо заполнен едва ли на треть, но билетов им не продали. — Фильм не для детей, — ласково сказала молодая девушка-кассир, сама едва вышедшая из детского возраста, — разве что в сопровождении родителей. Они с досадой отошли от кассы и смотрели, как жиденькая очередь, состоявшая в основном из молодежи студенческого возраста, просачивалась во тьму зала. — Ну уж нет! — сказал Гарри, — Колдуны мы или хвост собачий?! Не хотят наших денег — мы пройдем бесплатно!       Спрятавшись за угол, они накинули на себя Мантию-невидимку и нагло прошли в зал после всех. Женщина-контролер, уже устроившаяся на стульчике, возмущенно уставилась на открывшуюся дверь, но увидев, что в проходе пусто, успокоилась, посмотрела на то, как дверь закрылась, и отвернула голову. Замершие Гарри и Элайн, прижавшись друг к другу под Мантией и стараясь не шуметь, осторожно прокрались в дальний угол и, скинув Мантию, уселись на свободные кресла. Толпа парней и девушек заняли центр зала — одиночки поближе, парочки подальше, несколько отщепенцев, видимо не желая сидеть рядом с шумной толпой, разошлись по всему залу. На Гарри и Элайн никто даже не взглянул. В темноте ярко вспыхнул экран, скрытые в стенах колонки загрохотали, и воспроизведение началось.       Гарри нечасто смотрел фильмы. Обыкновенно это был телевизор, и выбирал, что смотреть, конечно же не он, а его кузен. Собственно, кузен и решал, будет Гарри смотреть или нет. Сегодняшний просмотр определенно стал самым захватывающим в его короткой жизни. Ему пришлось проявить себя настоящим экспертом в мире магглов и техники, потому что Элайн засыпала его кучей вопросов в самом начале фильма, но он был все равно счастлив — и оттого, что смотрит новый фильм вместе с лучшей подругой, и оттого, что ему есть что и с кем обсуждать, и вообще просто потому, что все так хорошо складывается в жизни.       Парочки перед ними шушукались, некоторые, кажется, целовались, не обращая внимания на экран. Элайн была в полнейшем восторге — ухватив суть понятия разумной машины и услышав, что это что-то вроде маггловской сказки для взрослых, она прекратила сыпать вопросами, и смотрела, вытаращив глаза и иногда скалясь, то радостно, то возмущенно. Гарри еще раз пожалел, что не может показать это ещё и Рону. Он был уверен, что тому тоже пришлось бы по нраву увиденное.       Когда они покинули кинотеатр, смешавшись с толпой (впрочем, выходящие люди уже абсолютно никого не интересовали, женщина-контролер просто вышла и болтала в коридоре со своей приятельницей), солнце уже ощутимо клонилось к западу. Они нашли ближайший укромный угол, чтобы достать метлу, и, невидимые, улетели прочь.       Элайн могла молчать только во время полета, но стоило им приземлиться в знакомом заднем дворе «Дырявого котла», взорвалась потоком слов: — Ну и черти эти американцы, Гарри! — возбуждённо тараторила она, — Ты говоришь, это у ни́х индейцы водятся? Точно туда перееду, буду смотреть такое каждый день! Вот это вот особенно, когда этот огромный железный инфернал такой: «Как зовут твою собаку?» А то серебряное зелье такое — хащь маггла пальцем! Вообще круть! Интересно, можно ли сварить такое зелье-убийцу? У нас есть Стражи, но они твёрдые. Было бы здорово, если бы они были такими же неуязвимыми. Не обязательно металлическим — на кой чёрт варить металлическое зелье? Гораздо лучше, чтобы оно было, к примеру, зеленым или коричневым. Да и лицо ему ни к чему. А вот так тыкать пальцами!.. Если, скажем, взять за основу Бьеру… Гарри слушал ее болтовню и думал, а не дал ли он сейчас хагам идей того, за что его потом проклянут остальные волшебники, но, обдумав все как следует, пришел к выводу, что об этом вряд ли кто узнает. К тому времени, как Элайн способна будет создать что-то подобное, никто уже не вспомнит ни о Гарри, ни тем более о маггловских фильмах.       Они заняли столик в дальнем углу и взяли у старого Тома его коронный пастуший пирог. Гарри выслушал еще одну идею о стальном големе, спрятанном в трупе инфернала, чтобы его нельзя было сжечь. Кажется, фантазия Элайн набирала обороты, а идеи, на взгляд Гарри, становились всё более и более работоспособными, и он снова начал беспокоиться, как бы не дошло до реализации, но не очень сильно. В конце концов, это же Элайн — вероятнее всего, эти идеи просто пополнят копилку жестоких историй и неудавшихся попыток колдовства вроде ее кровососущего зайца или что она там пыталась создать.        Они доели пирог. Гарри ужасно не хотелось расставаться, Элайн тоже выглядела унылой. — Хороший вышел Тан, — сказала она наконец со вздохом, — самый лучший, пожалуй. — Угу, — откликнулся Гарри, — когда ты сможешь выбраться в следующий раз? Скоро? — Ну… — протянула Элайн, — надо просить папу, потом тёток, выбраться в Лондон… Я спрошу его и напишу. Проверяй табулу. — Знаешь, Элайн, я тут подумал, — начал Гарри, которому в голову внезапно пришла отличная идея (отличные идеи любят приходить в голову внезапно, впрочем, как и плохие), — не знаю, что там будет в сентябре, но до осени у меня есть метла. Зачем мне две? Ты могла бы взять вторую, у тебя ведь нет своей. Тебе бы стало намного легче. Какую выбираешь? Элайн обняла его одной рукой и стиснула так, что у него что-то хрустнуло в ребре: — Дружище! — воскликнула она, — Я не сломаю, я умею обращаться с вещами. Точно тебе говорю! Можно, я буду одалживать ее теткам иногда? — Конечно, можно! — подтвердил Гарри, решив, что тётки Элайн подобреют и, возможно, будут чаще позволять Элайн видеться с ним, да и вообще, задобрить хаг лишним не будет, тем более, что это ничего ему не будет стоит, ведь метла потом вернется к нему. И конечно, была надежда на то, что Элайн просто не удержится и сбежит из дома, имея средство передвижения. Жаль, что Мантия была только одна, но лететь можно было и ночью. — Тогда я возьму ту, что насоветовал тебе Рон, — сказала она, — с хорошей грузоподъёмностью. Тетки у меня есть и немаленькие. Осталось только придумать, что папе сказать. Давай так: ты приехал с родственниками в Лондон за покупками, случайно оказался на Косой аллее, встретил меня и одолжил метлу. Легенда была проста и надежна, как рука робота.        Они попрощались. Элайн забрала сумку, снова укуталась в свой балахон, спрятав лицо, и с метлой в руках прошла сквозь стену в волшебный мир, а Гарри полетел домой.       Без Элайн сразу стало как-то пусто. Чтобы не скучать, он перебрал запас зелий, повторив про себя, для чего они нужны, пока в памяти ещё что-то оставалось, испытал настойку растопырника на воспалившемся ногте (вчерашний день не прошёл для него даром — мышцы ныли, особенно руки и спина, пальцы болели, что стало сразу же заметно, стоило только остаться в одиночестве). Настойка оказалась таким же чудесным средством, что и экстракт бадьяна — палец перестал болеть, осталось только подождать, пока не отрастут сломанные ногти. Гарри чувствовал себя ужасно уставшим, ведь вчера его день растянулся почти на сутки бодрствования, в течение которых он бежал от Дурслей, построил дом, поучаствовал в кровавой охоте хаги и отпраздновал праздник новоселья по обычаям Народа Луны, и конечно же, совершенно не выспался, хотя и спал почти до обеда, потому что уснул уже под утро. И сегодняшний день выдался богатым на впечатления. Но он всё же нашел в себе силы слетать к почтовому дереву — просто чтобы убедиться, что писем нет; к дому Дурслей — отметиться на следящих чарах, если таковые имелись, конечно; и слетать в соседний городок с целью изучения местности.       Элайн была права: тут было полно ориентиров для размещения маячка. Рядом проходила линия электропередач — высоченные железобетонные столбы, на перекладинах которых, свисая на гирляндах зеленовато-голубых стеклянных изоляторов, колыхались витые тяжи проводов, зловеще шелестящие в теплом вечернем воздухе. В центре городка размещалась радиопередающая башня — огромное металлическое сооружение, оплетенное фидерами и украшенное огромными красными фонарями. Гарри решил пока не спешить с переносом маячка, а вначале освоиться с местностью. Он хотел также попрактиковаться в чарах — его сильно раздражало то, что он не смог сделать посуду из изменённого дерева, хотя, по словам Элайн, это было легко. Такое колдовство было явно необходимо для жизни в лесу.       Снова вернувшись на свою полянку, он вдруг понял, что неопробованной осталась еще одна волшебная вещь — огромная пузатая печь. Исследовательский зуд пересилил все остальные чувства, и он, без труда убедив себя, что уже достаточно прохладно и хочется чая, насобирал веток и поставил на плиту печки чайник. К печи, в отличие от примуса, никакой инструкции не прилагалось. Кажется, волшебники вообще не предполагали подобной роскоши — Гарри не встречал в волшебном мире еще ни одной вещи, к которой бы шло хоть какое-нибудь пособие. Поэтому изучать пришлось эмпирически, вспомнил он мудрое равенкловское слово.       На печи обнаружились два регулятора, полностью идентичные таковым фонаря, так что дело представлялось простым. Гарри натолкал веток в печь и принялся вертеть ручки. В течении десяти минут он думал, что печь, вероятно, сломалась или Элайн ошиблась, и функции авторозжига в ней нет. Он уже собрался идти за спичками, но когда в раздражении захлопнул дверцу, печь, регуляторы которой были в этот момент выкручены на максимум, яростно загудела, обдув Гарри и всё помещение потоками теплого, переходящего в горячий, воздуха. Обрадованный, он открыл дверцу, и печь мгновенно погасла. «Стоило догадаться, что с открытой дверцей она не работает,» — подумал Гарри, захлопнув дверцу и опять принявшись вертеть рукоятки. Уже без особого труда он определил, что одна из них отвечала за обогрев, а другая — за плиту.        Пучка веток хватило на эксперимент, нагрев чайника, и в палатке стало очень тепло. Он налил себе чай, уселся за откидной стол, осмотрел помещение и решительно вышел наружу. " В Риме будь римлянином», — сказал он сам себе, усевшись на брезент прямо под темно-голубым вечерним небом. Не для того он сбегал от Дурслей, чтобы жить в норе как крыса. Элайн права: отныне его дом — весь мир, а небо — его крыша. Тепло и сытость вольных дней накатили на него как волна, и бороться с ними не было ни сил, ни смысла.        Он допил свой чай, влез в палатку, расстелил постель, на этот раз раздевшись и не забыв закрыть за собой полог, на случай холодного утра приготовил сразу оба одеяла, включил ночной режим фонаря и с довольным видом уставился в потолок, жалея лишь об одном — некому было рассказывать ему о тех животных, что он видел — пару раз он распознал драконов, выглядящих по-разному, вероятно разных видов; один раз фонарь отобразил паука, и Гарри решил, что это, верно, и был акромантул, но большая часть их выглядела совершенно незнакомыми. Глаза его слипались от усталости, и он, сдавшись, снял очки. Последнее, что он видел засыпая, было изображением какой-то ползучей дряни, похожей на робота из жидкого металла, так впечатлившего Элайн. И он провалился в сон.