Ведьмино отродье (hag born)

      Тем временем незаметно пролетел самый короткий месяц года, и начался март со своим долгожданным весенним теплом, пока не очень заметным.       Близился очередной матч с Хаффлпафом, и капитан Вуд снова ужесточил тренировки. Гарри уже всерьёз подумывал о покупке собственной метлы, чтобы можно было с чистой совестью выйти из команды. Бессмысленность этого времяпрепровождения тяготила его все сильнее с каждым бездарно потраченным выходным днём. Домашние задания они теперь постоянно делали вместе, и, с целью разделения труда и единения душ, в их общество окончательно влились Невилл и Гермиона, уже практически полностью смирившаяся со всеобщим списыванием. Как и положено всякому обществу, у них появился свой символ — роза (как пояснила Элайн, символ молчания), и собственный девиз — Ne quid nimis, «ничего сверх меры». В учебе они, и правда, не усердствовали, к молчаливому огорчению Гермионы и полному восторгу Рона, который заявил, что был рожден для такого общества.       Гарри нравились эти их посиделки в библиотеке, когда они быстро и дружно переписывали друг у друга задания (особенно полезна тут была Гермиона, обладавшая удивительной работоспособностью и усидчивостью, но и не менее удивительной ворчливостью) или бродили по коридорам и травили друг другу байки. В этом особенно преуспевал Рон, у которого были десятки рассказов о детских забавах, принятых в небогатых волшебных семьях сельской местности. Даже молчаливый Невилл рассказал однажды свою историю о том, как его все считали сквибом, а дядя даже выкинул его из окна, чтобы спровоцировать спонтанный детский выброс магии. Рассказывал он это своим обычным тихим, чуть извиняющимся тоном, улыбаясь, словно это было обычное дело — выкидывать своих племянников из окон. Гермиона от его рассказа пришла в ужас. — Но как же так?! — пропищала она возмущённо (тон, к которому все уже привыкли), — А если бы Невилл оказался этим самым вашим сквибом? Он бы сломал себе шею! Разве стоит магия такого риска? — У волшебников магия стоит всего, — пояснил Невилл, — Наверное, он думал, что мне и не стоит жить, если я не волшебник. — Но это ужасно! — сказала Гермиона, — просто кошмар! Откуда вообще такая нелюбовь волшебников к неволшебникам? Ведь мы суть одно и то же. Мы все — люди! Элайн недоверчиво засмеялась. — Слышали бы тебя волшебники! — сказала она с кривой ухмылкой. — А что, есть ещё варианты? — скептически спросила Гермиона, однако насторожившись. — Про это есть множество гипотез и легенд, — задумчиво произнесла Элайн, — у нас, например, рассказывают, что когда-то давно заигрался король эльфов — не этих, наших эльфов, а тех, что Ши, народ из-под Холмов — заигрался со смертной девушкой. Та забеременела и родила сына, и назвала его Робином. Робин Приятель, так его звали. Жил он среди смертных, но нрав унаследовал от своего отца-эльфа — любил веселиться с девушками и своего не упускал, и потому многие сейчас несут в своих жилах капельку крови волшебного народа, и иногда она дает о себе знать, порождая ведьм и колдунов. Хотя чистокровные рассказывают совсем другое. По их версии жила когда-то великая раса волшебников, повелевающая всем миром. Но кто-то из них поддался низменным страстям и спутался с магглами. Полукровки — потомки этой связи — не понимали законов мира и магии и привели к вырождению всего волшебного мира. Жалкие остатки былых властителей и стали колдунами, живущими сейчас. А магглорожденные — это потомки сквибов, вышвырнутых в мир магглов, к которым случайно вернулась жалкая, по сравнению с ними, чистокровными, частица магии. Но принимать их обратно опасно, потому что всё, что их ждёт после этого — новое вырождение. — А какая из них верная? — спросила Гермиона. — Зависит от того, кого ты спросишь, — сказала Элайн, — я же говорю. Ты чем слушаешь? — Нет, — сказала Гермиона, — я имею в виду, что является правдой? Элайн посмотрела на неё с жалостливой и грустной усмешкой. — Правда, — произнесла она, — как дырка в жопе — у каждого своя. Рон осклабился, но, после укоризненного взгляда Гермионы, постарался принять серьезный вид. — Подобный образ мыслей можно понять, — сказала наконец Гермиона, после того, как они прошли пару коридоров в молчании, — если о том, откуда взялись знания, уже давно забыли, люди начали выдумывать всякие сказки о собственной исключительности… — При чем тут знания? — спросила Элайн, — знания вторичны. Магия в тебе делает тебя исключительной. — Но без знаний ты никак не можешь ей воспользоваться, — возразила Гермиона, — профессор МакГонагалл нам сразу об этом сказала. Чего стоит магия, если у тебя нет палочки? Или ты не знаешь специальных слов заклинаний? Или… — Если не гнаться за эфемерным совершенством, то можно обойтись и без специальных слов. Да если уж на то пошло, и без специальной палочки. Ветки-то на свете не повывелись! — перебила ее Элайн. — Разве можно колдовать веткой? — спросила Гермиона, — В учебнике по чарам сказано, что для любого колдовства необходима волшебная палочка. — Ну раз ты оказалась в Хогвартсе, — заметила Элайн, — значит в детстве ты хотя бы раз сотворила колдовство безо всякой палочки. — Это спонтанный выброс магии, — уверенным тоном начала Гермиона, — я читала об этом в учебниках. Они неконтролируемы и с возрастом проходят. — Но, прежде чем люди научились делать палочки, они же чем-то должны были колдовать, — возразила Элайн, — магия стара как мир. К тому же многие волшебные народы не умеют изготавливать палочки, а наше доброе министерство разрешает покупать их только магглорожденным, которые о магии впервые узнают из письма от Хогвартса. Очень справедливо!       Последние слова она произнесла с горьким сарказмом. Для Гарри несложно было догадаться, о каком именно из волшебных народов шла речь. Рон, очевидно, кое-что об этом знал, потому что согласно кивнул. Гермиона, впрочем, тоже вспомнила. — Ты имеешь в виду гоблинов, — уверенно заявила она, — в учебнике Истории магии сказано, что это было извечным поводом для войн. — И гоблины в том числе, — согласилась Элайн, — но тем не менее, гоблины владеют магией. Причем им подвластны чары, которые плохо воспроизводятся волшебниками. Пространственные, например. Или чары, накладываемые на металл. Металлы вообще очень непросто зачаровать. Ты же знаешь, что они плохо поддаются трансфигурации и со временем с них часто сходят чары. А гоблинское оружие и доспехи стали легендой. Не зря гоблины никогда не продают свои зачарованные вещи и требуют назад то, что попало в руки волшебников. — У моей тетки есть диадема гоблинской работы, — сказал Рон, — Кажется, у нее никто её не требовал. — Диадема зачарована? — спросила Элайн, — Если да, то не советую твоей тетке хвастаться ею перед гоблинами. Они считают, что магия гоблинов должна вернуться к создателю, а те вещи, за которые ты заплатил, ты взял в пожизненную аренду. С твоей смертью они хотят ее назад. Наследники об этом частенько «забывали», и у волшебников сейчас на руках много того, что гоблинов заставили признать собственностью людей по разным договорам. И гоблины не любят об этом вспоминать. — Мой брат Билл что-то такое упоминал, — согласился Рон, — он работает на гоблинов. Правда, он по контракту не всё может рассказывать. Но про то, что у гоблинов странные правила касательно их магии, он что-то говорил. — И ты думаешь, гоблины колдуют ветками? — спросила Гермиона. — Кто их знает, чем они колдуют, — ответила Элайн, — они не говорят. Но это не значит, что так нельзя. Можно сделать самодельную палочку. Конечно, все заклинания из учебника ты ей не повторишь. Да и те, что получатся, будут не ахти. Но выжить можно. — А ты это точно знаешь? — недоверчиво спросила Гермиона, — Просто в книгах не то, чтобы совсем отрицают… — Колдовать можно всем, что выдержит твою магию, — заявила Элайн, — если ты второй Мерлин, тебе, конечно, и палочка не всякая подойдёт, но если нет, то сойдет волшебная ветка или что-либо ещё. Части твоего тела тоже от магического существа как-никак. — Магической веткой? — с сомнением произнесла Гермиона, — Что значит магическая ветка? — Ветка с дерева, на котором живут лукотрусы, — сказала Элайн, — это самый простой способ узнать, выдержит ли дерево воздействие магии. Лукотрусы на плохих деревьях не живут. Поэтому колдуны и прочий волшебный люд издревле жили рядом с лукотрусами. — Что-то я ни разу не читала о таком колдовстве, — упорствовала Гермиона. — Я видела такое колдовство своими собственными глазами, — фыркнула Элайн, — один мой знакомый колдун такой веткой наколдовал заклинание Проявления, тоже самодельное, кстати говоря. Он ни одной книги по магии тогда не прочитал.       Гарри хотел было пометить себе спросить, что это за колдун и как провернуть подобное — колдовать, лишившись палочки и не зная заклинаний, показалось ему крутым умением, но потом сообразил, что Элайн говорила о нем самом. Ведь он действительно вломился к ней в Круг несколько месяцев назад (а казалось, что прошла уже целая жизнь), использовав палку, случайно оказавшуюся с лукотрусова куста, и стишок от лешего. И это, черт возьми, было круто.       Гермиона смотрела на Элайн со смесью недоверия и восхищения. — Наверное, он был очень сильным могучим колдуном, — наконец выдала она, — Думаю, мало у кого такое выйдет. Гарри горделиво улыбнулся. Элайн хитро посмотрела на них обоих. — Я — чрезвычайно могущественная ведьма, — заявила она, — Внемли мне и узри мою мощь!       Она подняла палец, показав всем ноготь, уставилась на его кончик и произнесла напряженным голосом: — Люмос! Кончик её ногтя ярко засветился. Глаза Гермионы округлились, она пару раз открыла рот, пытаясь что-то сказать, и наконец выдохнула: — Как? — Я же могущественная ведьма, ты не слушала меня, что ли? — Элайн рассмеялась, довольная произведенным эффектом, и уже спокойным голосом договорила, — Ноготь волшебного существа — такая же магическая субстанция, что и волосы единорога или хорды дракона. Твои, конечно, пожиже единорога, кто спорит, но если сосредоточиться на са́мом кончике ногтя, чтобы палец…       По лицу Гермионы, казалось, пробежала вся гамма чувств от радости понимания до зависти. Уже не глядя на Элайн, она вскинула палец и воскликнула: — Люмос!       Палец её ярко вспыхнул и тут же мгновенно погас. Гермиона вскрикнула и обхватила его второй рукой. Кулак тут же обагрился кровью, закапавшей сквозь пальцы на пол. Все с ужасом уставились на окровавленную руку, включая побледневшую владелицу пальца. -… не разнесло магией, — машинально договорила Элайн и тут же взорвалась злобой и раздражением, — Дай дураку веревку, он на ней и повесится! Ты что, не в состоянии дослушать?! Покажи руку! Гермиона прижала к себе руку, все еще обхватывая палец и пачкая мантию в крови. По лицу ее опять текли слезы, совсем как тогда, в поезде. Гарри стало жаль её. Кажется, учитель магии из Элайн был не очень. Или Гермиона была не слишком хорошим учеником. — Дай сюда! — еще раз потребовала Элайн, вытаскивая палочку. Гермиона робко протянула пораненную руку. Элайн схватила ее за запястье, стараясь держаться подальше от крови, и наставила на окровавленный палец свою палочку. — Тегрео! Палец на мгновение стал чистым, но тут же повторно окрасился густой темно-красной кровью. — Ноготь расщепило, — деловито сказала она, — легко отделалась.       Они замотали Гермионе палец носовым платком Гарри и направились в медицинское крыло. Там их встретила уже знакомая Гарри медиведьма. — Что случилось, дорогая? — мягко спросила она с порога, увидев заплаканную Гермиону с окровавленным платком на пальце. Гермиона всхлипнула и потупилась. — Расщепило ноготь Люмосом, — сказала Элайн, — беспалочковая магия. Люмос был яркий, если это важно. — О! — до́бро засмеялась Помфри, — Не ты первая, дорогуша, не ты последняя. Хотя вот так вот, в крови, вы обычно приходите на старших курсах. Как и… в других случаях, впрочем. Пойдем. Она приобняла Гермиону за плечи и увела внутрь. — Позволь спросить, моя девочка, — услышал Гарри ее голос уже за дверью, — Ты ведь магглорожденная, так? Перед тем, как ты это сделала, тебе не пришло в голову, что палочки при колдовстве используют не просто так, от нечего делать?       Друзьям пришлось торчать в коридоре около получаса, прежде чем Гермиона вернулась к ним с целым, хотя и не совсем естественного цвета, пальцем, да и на ногте еще видна была полоса. Помфри пожелала им больше к ней не попадать и обо всех экспериментах с чарами хотя бы уведомлять преподавателей. — Ну, с другой стороны, теперь мы знаем, что ты стала взрослой, Гермиона, — утешительно сообщила ей Элайн, и в ответ на недоуменный взгляд пояснила, — Говорят, что детская магия не приносит вреда своему носителю, а обычно оберегает его. А вот взрослый уже вполне способен причинить себе вред. Их магия достаточно сильна, чтобы организм уже не был в состоянии ее выдержать в определенных обстоятельствах. Гермиона согласно закивала и робко улыбнулась. Видимо, для нее радость от факта взросления пересилила огорчение от несчастного случая.       Они обогнали призрака Толстого Монаха, привидения дома Хаффлпаф, медленно плывущего куда-то по своим делам, и отправились в обратный путь по коридорам. — Давайте поспешим, скоро ужин, — проворчал Рон, — у меня от этих приключений уже аппетит разыгрался. — Тебе бы только поесть, Рон, — отрешенно упрекнула его Гермиона, уже наверное в сотый раз разглядывая свой травмированный палец. — У меня молодой растущий организм! — возмущенно ответил Рон, — Где ещё нас так покормят, как не здесь?! — Я позволю себе вмешаться в ваш разговор, молодые господа, — раздался кроткий ласковый голос позади; и Толстый Монах легко нагнал их, его тучная прозрачно-серебристая фигура ловко поравнялась с ними, проскользив над полом, — и хочу заметить, что этот юноша, по моему разумению, совершенно прав. Юность — прекрасная пора для того, чтобы наслаждаться жизнью и радоваться ей и всем ее дарам. А в ваши годы еда идет на пользу. О! При жизни я знал в этом толк, уж поверьте! И он с грустью похлопал себя по внушительному животу. — Вот и я говорю! — вставил Рон, обрадованный неожиданной поддержкой. — Поспешите, молодые люди, — сказал Толстый Монах. — Ужин сегодня должен был великолепен, впрочем, как и всегда. И он улыбнулся им немного грустно. — Простите, сэр… Святой отец… — неуверенно произнесла Гермиона, и Толстый Монах посмотрел на нее, одобряюще кивнув, — А как вы умерли? Если это не слишком грубый вопрос… — О нет, что вы, юное дитя! — воскликнул призрак, — у нас, умерших, не так много радостей, и мы с охотой отвечаем на ваши вопросы. Ведь юности свойственно любопытство. Но не хотелось бы лишить вас аппетита. Потому «Peine forte et dure» — всё, что я позволю себе сказать, но заклинаю вас искать подробности после ужина, а лучше вообще не забивать столь прекрасную головку историями о подобных бесчинствах. Ступайте же, и да благословит всемилостивый наш Господь вас и вашу пищу!       При этих словах призрак перекрестил их, и они, спешно и смущенно поблагодарив его, припустили по коридору еще быстрее, чем прежде.

***

      Наконец, настала суббота, а вместе с ней — матч Хаффлпаф — Гриффиндор. Стадион снова собрал на своих трибунах весь Хогвартс, благо погода была прекрасная — ясное небо и безветрие, разве что было еще морозно. Команды взмыли в воздух, Ли Джордан снова начал комментировать ход игры, хотя и без того накала, что сопровождал матч Гриффиндора со Слизерином — Хаффлпаф слыл мирным Домом, и с Гриффиндором у них никакой вражды не было, а значит, не ожидалось драк, нечестных приемов и прочих непотребств.       Гарри уныло поднялся над общей сварой команд, борющихся за квоффл, и принялся за свою скучную обязанность — уже в который раз высматривать снитч на фоне окружающей местности. Вскоре рядом с ним очутился ловец команды противника, третьекурсник Седрик Диггори. Гарри слышал краем уха, что того считали «милым» девочки с Гриффиндора — он был популярным, что бы это ни значило. — Привет, Гарри! — крикнул Седрик, — Скучаешь? У тебя такое лицо, словно ты готов кого-нибудь придушить. Надеюсь, не меня? — Привет, Седрик! — крикнул он в ответ, — Нет. Ты совершенно не при чём. Просто жду снитч, а его всё нет. — Он редко показывается в начале игры, — согласился Седрик, — но надо дать и остальным показать себя. Не будем раньше времени портить игру. Или у тебя другие планы? В прошлый раз ты, конечно, зажёг! У тебя, кажется, что-то случилось с метлой? — Кто-то пытался чарами стряхнуть меня с неё, — ответил Гарри, — так и не выяснили, кто это был. Я думаю, что в деле был замешан кто-то из Слизерина, это точно в их стиле. Нет у меня плана, просто чувствую себя немного глупо вот так, пока остальные заняты игрой — Привыкнешь, — утешил его Седрик, — просто делай свое дело. Для того и нужны тренировки. Ты же ходишь на них, а? И он открыто и беззлобно улыбнулся. — Ага, — также улыбнувшись, ответил Гарри, — пожалуй, стоит вспомнить, чем я там был занят.       Он ринулся вниз по крутой нисходящей спирали так, что вращающееся поле для квиддича, казалось, встало практически вертикально, а затем в последний момент выровнялся и взмыл обратно в небо. Седрик, кинувшийся было вслед за ним, вернулся обратно на наблюдательную позицию и встретил его одобрительным смехом. — Неплохо для первокурсника, — воскликнул он, — А что скажешь вот на это?       Он скользнул вниз по пологой траектории, набирая скорость, и в конце сделал «бочку», на мгновение перевернувшись вверх ногами. — Что-то не могу понять, чем заняты ловцы? — грянул над полем голос комментатора, — Это финты в попытке обмануть противника, или ребята проверяют, кто из них дольше проживет, не убившись во время полета?       Вскоре Седрик появился рядом. Его безупречная прическа слегка растрепалась, глаза блестели. — Это так, небольшое баловство, — крикнул он.       Этого Гарри не мог стерпеть. Он также бросил метлу вниз, набирая скорость, а потом вышел в сходящуюся горизонтальную спираль, сделав три витка с переворотом. Когда он, выйдя из спирали, поднимался вверх, в ушах у него шумело. — Ну ты даёшь! — восхищённо сказал Седрик, появляясь рядом, — Давно летаешь, да? Чувствуется опыт. Или это можно повторить только на такой метле?       К ним подлетела Анджелина Джонсон и, неестественно скалясь, крикнула Седрику — Ну как тебе, наш ловец, Седрик? Парень — орел! Затем она развернулась к ловцу соперника спиной, сделала вид, что одобрительно пожимает Гарри плечо, но при этом больно ущипнула его. — Ты что творишь, Гарри! — злобно прошипела она, продолжая изображать улыбку, — Вуд от ярости сейчас метлу грызть начнет. Займись делом! Гарри бросил взгляд на табло — Гриффиндор вел в счете, правда, с минимальным перевесом, и, на его взгляд, беспокоиться было пока не о чем. — А теперь посмотри-ка сюда, Гарри, — воскликнул Седрик и камнем упал вниз. Гарри с восхищением проследил его путь до самой земли, где противник вышел из пике в самый последний момент. — Ловец Хаффлпафа продемонстрировал безупречный финт Вронского, — прокомментировал Джордан, — но, кажется, его демонстрация не была понята противником.       Гарри дождался, пока Седрик поднимется на его уровень, делая вид, что высматривает снитч, чтобы не бесить Вуда, и решил сымпровизировать что-нибудь свое, в надежде, что это тоже окажется каким-нибудь знаменитым финтом — если называть то, что они делают, финтами, то это кажется, не воспринимается как клоунада. Гарри решил потом поискать что-нибудь в библиотеке по этому поводу, чтобы иметь для себя оправдание в таких вот случаях. А сейчас он, показав Диггори большой палец в знак одобрения, рухнул вниз, перекувырнувшись через спину, и, набрав скорость, у самой земли сделал «мертвую петлю». Дикое ускорение сначала вжало его в метлу, затем мир перевернулся, под подошвами его ботинок мелькнуло бездонное, по-весеннему уже яркое небо — и вот он снова летит горизонтально над землёй. — Ловец Гриффиндора только что исполнил «мертвую петлю» над стадионом… — донёсся до Гарри голос комментатора, — похоже…       Дальнейшего он уже не слышал, потому что внезапно прямо по курсу он увидел вожделенный золотой блеск — снитч прятался у самых верхушек пожухлой прошлогодней травы, теряясь на ее фоне и медленно дрейфовал в сторону шестов. Гарри не пришлось даже сворачивать с выбранной траектории, он лишь опустился еще ниже, к едва начавшей оттаивать земле. -… напомнить вам, что Поттер, новый ловец команды, — продолжал тем временем комментатор, — в качестве исключения был принят на первом курсе, и это, возможно, объясняет всё это детское ребячество, которое мы… Мерлиновы штаны! Малец поймал снитч! Практически в начале игры! Пока ловец противника глазел…       Слова далекого комментатора в ушах Гарри утонули в воплях с трибуны Гриффиндора, мимо которых он сейчас пролетал. Ему даже удалось разглядеть Рона благодаря его рыжей макушке, потому что тот сорвал с себя шапку и махал ей, прыгая на скамье как макака. Гарри поднял кулак с зажатым в нем снитчем, вернулся к командам, собравшимся в центре поля и смущенно обратился к Диггори. — Прости, Седрик, — начал он, — я не знал, что он там. Это выглядело нечестно, но я, правда… — Брось, Гарри, — ответил ему Диггори, протягивая руку, — в этом и состоит роль ловца. Финты и провокации не запрещены правилами. Все было честно.       Гарри пожал протянутую руку, то же проделали остальные. Все происходящее разительно отличалось от игры со Слизерином, когда игроки, казалось, готовы были поубивать друг друга на месте, а о рукопожатиях после игры и речи не шло. Тогда, кажется, пожимали друг другу руки только капитаны, и это походило на соревнование по ломанию пальцев.       Гарри возвращался в замок в окружении команды, и Вуд, под общий гам, наставительным тоном просил Гарри впредь посвящать его в детали своей стратегии, а не таить ее ото всех. — Твой план оказался удачен, Гарри, — серьезно говорил он, — нужно это признать. Но я должен был знать, в чем он состоял, с тем, чтобы включить его в общую стратегию игры. Квиддич — командная игра, Гарри. И тебе следует об этом помнить.       Гарри хотел было узнать, что командного в игре ловца, который вообще никак не взаимодействует с остальной командой, ведь даже мяч у ловцов отдельный, но настроение у него было слишком хорошим, чтобы портить его спорами, и он просто согласно кивал. Близнецы снова собрались закатить вечеринку, и все снова ожидаемо согласились. Гарри, наконец, удалось отделиться от старших и примкнуть к своей команде охотников за нечистью, Рону и Элайн. Они решили навестить Хагрида, который почему-то не появился на матче.       Хагрид открыл им не сразу, и выглянул из-за двери довольно испуганно, но, увидев кто пришел, обрадовался и впустил их, немедленно захлопнув за ними дверь и закрыв ее на щеколду.       В хижине было против обыкновения натоплено. Гарри взглянул на пылающий очаг и заметил среди углей старый закопченный котел, наполненный чем-то вроде песка или золы. Оттуда торчало нечто большое и округлое угольно-черного цвета. Элайн проследила его взгляд и вздрогнула. — Дядя Рубеус! — воскликнула она возмущенно, — Только не говори, что ты решил немного поизучать дементоров и для этого попасть в Азкабан! Хагрид немедленно бросил взгляд на черную штуку в очаге и виновато потупился. — Это я не! — пробормотал он, — Это вовсе не это! Может, я того.?! Эльфа, может, решил изловить?! — Для этого скорлупа должна быть пустой, — насмешливо сказала Элайн, — И что, много в твоей хижине диких эльфов? — Ну… Мож, она и есть пустая? — совсем уж неубедительно спросил Хагрид, но потом и сам засмеялся, — Ох, и глазастые вы, детвора!       Гарри смотрел на них с недоумением. Рон, поначалу выглядевший так же, остановил наконец свой взгляд на очаге и воскликнул: — Я знаю, что это! Дядя Рубеус, где ты его взял?! Хагрид крякнул и уселся за стол. — Нашёл. — И где это, интересно, в наши дни можно найти яйца дракона? — поинтересовалась Элайн, — Я бы с удовольствием погуляла в тех местах. — Дык… В баре… — ответил Хагрид, смущённо почесав бороду. — Может, его кто-то там забыл? — предположил Рон. — Незнакомец, — подтвердил Хагрид, — так обрадовался, что я проигрался ему в карты, что на радостях пошел пропивать выигрыш и забыл. — А что за дракон? — спросила Элайн, спрыгнув со стула и кинувшись к очагу.       Гарри ринулся вслед за ней. Шутка ли — настоящее яйцо настоящего дракона! — Кажись, норвежский горбатый! — гордо произнес Хагрид, забыв свое смущение. — Ну так хозяин мог вернуться! — удивился Гарри, разглядывая вместе с Элайн матовый черный купол яйца, наполовину зарытого в горячий песок. — Сдается мне, это эвфемизм, — произнесла Элайн тоном, выражающим сильное подозрение. — Тебе же сказали — это норвежский горбатый, — возразил Рон, высовываясь из-за ее спины, чтобы тоже поглазеть на драконье яйцо. — Да нет! — ответила Элайн, отодвинувшись в сторону, — Я имею в виду «забыл». Торговля яйцами дракона запрещена. Вот человек и ходит с этим яйцом, играет в карты, выигрывает определенную сумму и радостно уходит, забыв яйцо. А проигравший столь же радостно его находит. Она обернулась и громко спросила, обратившись к сидящему за столом Хагриду. — Много ли проиграл, дядя Рубеус? — Изрядно, — сказал тот, досадливо кашлянув, — недешево нынче обрадовать незнакомца. — Дядя Рубеус, так ты что, купил его?! — воскликнул Рон. — Нашёл! Говорят же тебе! — сказал Хагрид, улыбаясь в глубине своей бороды. — Разведение драконов тоже запрещено, — заметил Рон, возвращаясь к созерцанию очага, — Чарли рассказывал. — Да кто узнает?! — удивился Хагрид, — Ко мне кроме вас никого не ходит. Неужели вы хотите сдать вашего друга Хагрида? — Мы-то не сдадим! — оскорбленным тоном воскликнула Элайн, — Не того мы поля ягоды, чтобы своих сдавать! А вот только где ты будешь его держать? — А хоть бы и здесь! — беспечно бросил Хагрид, махнув огромной ладонью, — Придумаю что-нибудь. Мож, и не вылупится ничего. Чего зря гоношиться? А вылупится — тогда и думать буду. — А драконы разве не опасны? — спросил Гарри. — Чай, не опасней акромантулов, — уверенно ответил Хагрид.       Вдоволь насмотревшись на яйцо (а это не заняло много времени — занятие по увлекательности заняло место между уроками Истории магии и плевками из окон спальни), они попили чай с печеньем и отправились обратно в замок.       Конечно, на обратном пути все разговоры свелись к приобретению Хагрида. Элайн была крайне недовольна. Она, похоже, была всерьез обеспокоена тем, что их могут привлечь к ответственности за соучастие в разведении существ наивысшего класса опасности, и даже настаивала на том, чтобы вообще не упоминать в разговоре слов «яйцо», «дракон» и «вылупился». — Но мы же не принимаем никакого соучастия в разведении, — с сомнением рассуждал Рон, — разве нет? Мы просто сидели рядом с… ну пусть будет «мячом», просто за компанию. — Ну и на соседних нарах в камере тоже будем просто сидеть, — ехидно продолжила Элайн, — просто за компанию. И это ещё непонятно, что за «мяч» «нашел» Хагрид. — Это да, — подтвердил ее опасения Рон, — Чарли говорит, что среди …"находок» попадаются и ядовитые. Их же до чёрта видов. — Но он же по книге определял, — возразил Гарри с сомнением. — Не доверяю я этим вашим книгам, — пробурчал Рон, кажется, заразившийся от Элайн сомнением, — можно умереть от опечатки. — Главное, чтобы это не оказалось яйцом какого-нибудь дементора, — произнесла Элайн обеспокоенно, — иначе Хагрид перед смертью сильно удивится. А жаль, мне он нравился. — Дементоры откладывают яйца?! — ужаснулся Рон. — Да черт их знает, — сказала Элайн, — вроде не должны, но я понятия не имею. Век бы их не видела. Надо будет о них что-нибудь почитать. И об этих норвежских горбатых. Не знаю, как вы, ребята, а я пожалуй, пока постараюсь ходить к Хагриду пореже. Ну или хотя бы встречаться не в хижине. — Но мы же не можем его бросить! — запротестовал Гарри, — Он же наш друг. Вдруг этот «мяч» и правда его убьет? — Тогда хотя бы не будем заходить в хижину без него, — предложила Элайн, — а если никто не откроет, заглянем в окно в Мантии Гарри, чтобы тварь изнутри не заметила нас и не кинулась в лицо. Увидим, что труп Хагрида валяется на полу — немедленно бежим в замок. Хагрид хорошо отзывался о Дамблдоре — вот пусть он с этим и разбирается.       Гарри, слушая все эти разговоры, начинал все больше и больше беспокоиться о судьбе Хагрида. — Может, нам отговорить его как-нибудь? — неуверенно предложил он. — Он на полвека старше тебя, Гарри, — заметила Элайн, — Не похоже, чтобы он собирался нас слушать. Он, кажется, в себе уверен. Ладно, может, он и прав: вдруг и в самом деле ничего не выйдет из этого «мяча». Может, ему порченное подсунули. Если так, можно напроситься на вскрытие. Ни разу не потрошила «мяч дементора».       Все засмеялись, и свойственная юности беспечность вскоре снова вступила в свои права.