Ведьмино отродье (hag born)

            На следующее утро Гарри проснулся, но не спешил открывать глаза. Он очень боялся, что вчерашний самый безумный, но при этом самый счастливый день его окажется всего лишь видением — он узнал, что он волшебник, и едет учиться в школу волшебства, туда, где учились его папа и мама, где он знаменит и известен. Правда, вся эта слава мутна и подпорчена то ли человеком, то ли чудовищем, который то ли умер, то ли нет, то ли хотел убить его, то ли так, мимо проходил. Но все это было давно и далеко и слишком походило на сон. Да, именно сон, и, открой он глаза, все это исчезнет в одночасье, останутся привычные дядя, тетя, Дадли и «Стоунвелл Хай» с первого сентября.       Раздался резкий стук. «Верно, тетя Петунья требует сварить кофе и пожарить тосты, » — подумал он, — «А это был такой хороший сон!» Стук повторился, на этот раз более настойчивый. «Ну всё, встаю» — сонно прошептал мальчик и сел, открыв наконец глаза. Тяжёлая куртка Хагрида соскользнула с него на пол.        Пыльная гостиная была полна солнечного света, льющегося из покрытых паутиной окон. За окном стучал и подпрыгивал какой-то силуэт. Он надел очки — за стеклом сидела сова и настойчиво стучалась в окно. Гарри подошёл к окну, рывком открыл его, и сова влетела внутрь, уронив газету на Хагрида, который спал на полу. После чего сова начала нападать на Хагридову куртку. «Кыш!» — махнул на нее Гарри, но сова свирепо щелкнула клювом и продолжила кидаться на куртку. — Хагрид! Тут сова… — Заплати ей, — проворчал тот. — Кому? — Сове. Она хочет плату за доставку газеты. Посмотри в кармане. Куртка, казалось, целиком была пошита из карманов: связки ключей, отрава для слизней, мотки веревки, мятные леденцы, чайные пакетики… наконец ему удалось выудить пригоршню странных монет. — Дай ей пять кнатов, — сонно сказал Хагрид. — Кнатов? — Бронзовых.       Гарри отсчитал пять монеток и положил их в маленький кожаный мешочек, закрепленный на лапе совы, которую та миролюбиво протянула ему. Получив деньги, сова тут же выпорхнула в окно.       Хагрид наконец встал, громко зевнул, потянулся и произнес: — Торопиться надо. Столько всего нужно успеть, в Лондон добраться, накупить всей этой ерунды для школы… Гарри повертел в руках монеты: — Кстати о покупках, у меня нет таких денег, да и вообще никаких нет… — Ну уж об этом не волнуйся, неужели ты думаешь, родители не оставили тебе ничего? Сходим к гоблинам, возьмёшь, сколько тебе надо. — К гоблинам? — В банк. Им заправляют гоблины. Ты ешь сосиску — они и холодные неплохи. Да и на куски торта нечего просто так смотреть… — У гоблинов есть банки? — спросил Гарри удивлённо, беря сосиску. — Один. Гринготтс. Самое безопасное место в мире, если хочешь сохранить какую-нибудь вещь. Ну, кроме Хогвартса, конечно. Мне всё равно туда надо, Дамблдор дал мне поручение, — Хагрид приосанился, — забрать тебя и прихватить из Гринготтса одну вещь. Знает, что мне можно доверять.       Они быстро поели, и остальные вопросы пришлось задавать уже на ходу, пока Гарри вприпрыжку следовал за Хагридом к берегу. — А не могло быть такого, что у гоблинов что-то пропало? Ведь много времени прошло, могли потерять или украсть. — Украсть у гоблинов! Да это надо быть отбитым на всю голову! Там всякие хитрые чары и колдовство, а самые глубокие хранилища охраняют драконы. А ежели и проберешься внутрь, то надо ведь и выбраться, там сотни миль тоннелей и пещер под Лондоном, очень глубоко, с голоду подохнешь, даже если и унесешь что-нибудь. Тут он остановился у лодки Дурсля, всё ещё лежащей на берегу, и принялся сталкивать ее в воду. — Хагрид! А как ты сюда попал? — спросил Гарри, увидев очевидную проблему. — Прилетел. — Прилетел? — Ну, вообще мне нельзя использовать магию, я ж говорил. Да и маггловские предметы зачаровывать запрещено. Поэтому придется плыть на лодке. — Но, если мы возьмём эту лодку, Дурсли не смогут выбраться с острова и погибнут от голода. Магглы не умеют летать. Да и плавают не так, чтобы очень. По крайней мере, эти точно! — Вот ведь незадача! — Хагрид озадаченно почесал в затылке. — Скажи, а если мы… немного ускорим дело, об этом ведь никто в Хогвартсе не узнает? — Конечно нет! Если кто спросит, я скажу, что мы добирались на лодке, совершенно безо всякого колдовства! — воскликнул Гарри, предчувствуя новый пример этого самого колдовства.       Хагрид улыбнулся где-то в глубине своей чёрной бороды и пошёл вдоль берега к огромным зарослям бурьяна и кустов. Дойдя до зарослей, он не остановился, а продолжал шагать, словно слон, прокладывая себе путь сквозь ветви. Гарри оставалось только держаться у него за спиной. Наконец, великан остановился у ничем не примечательной проплешины, достал свой розовый зонт и взмахнул им. Перед ними внезапно возник мотоцикл с коляской, довольно потрепаный и грязный. Хагрид развернул газету — на верхней полосе было напечатано «Ежедневный пророк» — и быстро просмотрел содержимое. — Ничего нового, опять Министерство Магии напортачило. — А есть такое министерство? — удивился Гарри. — Да. Хотят Дамблдора в министры, но он Хогвартс ни в жисть не бросит. Вот там сейчас Корнелиус Фадж и руководит. Гоняет сов к Дамблдору с утра до вечера, советуется, значит — А что делает это министерство магии? — В основном заботятся о том, чтобы о колдунах и волшебниках не прознали магглы. — А почему об этом нельзя знать? — А это, парень, потому, что тогда каждый захочет свои проблемы колдовством решать, а нам это вовсе ни к чему. Нам лучше самим по себе, чтобы и не знал о нас никто. Хагрид сложил газету и сунул её в карман: — Садись, Гарри, — и он взгромоздился на мотоцикл, который просел под ним так, что, казалось, колёса его даже погрузились в землю.       Гарри устроился в коляске, мотоцикл взревел, и они взлетели. У него даже дух захватило от восторга. Они летели! Сначала низко, над самой водой, морская рябь сливалась под ними в мелькающую и сверкавшую отраженным солнцем полосу. А потом взмыли ввысь и полетели над землёй, береговая линия стремительно таяла где-то за спиной, под висящим в воздухе и почему-то вращающимся колесом далеко внизу проплывали поля, луга, леса, дороги. — Хагрид, а магглы нас не видят? — заорал он изо всех сил, стараясь перекричать шумевший в ушах встречный поток и рев двигателя. Хагрид ткнул пальцем куда-то в приборную панель, вокруг них замерцал какой-то розово-прозрачный пузырь, сразу стало заметно тише и менее ветрено. — Хорошо, что ты напомнил, Гарри. Невидимость надо бы и включить. Так-то оно спокойней, и нам, и магглам. — А все волшебники летают на таких мотоциклах? — Да что ты! Это Министерство Магии как взбесилось, начали запрещать заколдованные маггловские предметы, да до того дошли, что уже и ковры-самолеты нельзя стало. А многие, почитай, всю жизнь ими пользовались. Метлы пока не запретили, да метлы что? А ну как кто пожилой или калека или как я? Какая мне метла, меня и не удержит ни одна. Что за дурни там сидят, ей-богу! Ты эта… Гарри… Про мотоцикл-то не говори никому… — Никому не скажу! Точно!       Гарри повернулся вперед навстречу теплому летнему воздуху и бескрайнему голубому небу. Ему, кажется, должно было быть страшно лететь в крошечной железной колымаге в, вероятно, миле от земли, но странное чувство чего-то привычного, родного, охватило его. Казалось, давным-давно покинул он родной дом и сейчас снова стоит на его пороге. Счастье переполняло его и раздувало как дирижабль, настолько, что он мог бы лететь и без волшебства, на одной только радости. — Отец-то твой любил на метле летать, почитай, первый в этом был, — крикнул Хагрид, видя радость мальчика, — а мотоцикл Сириуса, он мне его и… Скоро домчим, так-то оно быстро, не по-маггловски…       Но Гарри не слушал, поглощенный впечатлениями новой жизни. «Наверное, Элайн также летела, за ней же тетка прилетит, может даже на метле, или на запрещённом ковре — его подруга не производила впечатление большой любительницы закона и правил. Впрочем, Хагрид, кажется, тоже относился к запретам легко, беспокоясь лишь, чтобы об этом никто не узнал.       Через час или два полета — Гарри успел даже начать скучать, хотя поначалу не думал, что полет может когда-нибудь наскучить, так всегда бывает, если за рулём не ты — на горизонте появился город, огромные блоки коробочек, перемежающиеся парками и шоссе. Разговоры пришлось отложить на потом, кричать во все горло было не очень удобно.        Теперь Гарри твёрдо решил добыть себе метлу. Элайн говорила об этом как о чем-то вполне возможном и полезном, но теперь полет стал его мечтой. Он уже воображал себя несущимся прочь от ненавистных Дурслей, к теплому жару костра, бескрайним картофельным полям — он никогда не видел их, но в его мечтах они должны были быть непременно бескрайними — и Элайн бы летела рядом, чтобы в остроконечных колдунских шляпах, и заходящее солнце чтобы светило им навстречу… или не навстречу… да всё равно куда, пусть хоть не светит вовсе…       Хагрид перегнулся, высматривая что-то внизу среди массива кирпича и бетона далеко внизу, и мотоцикл плавно нырнул вниз, снижаясь. Они приземлились в узком дворике-колодце с глухими, без окон, стенами, и, оставив там мотоцикл (Хагрид постучал по нему своим зонтом, на что мотоцикл моргнул в ответ фарами), нырнули в темную узкую арку и вынырнули на людной улице. Гарри смотрел во все глаза, но улица выглядела самой обычной: такие же магазины, кинотеатры и кафе, как и у них в Литтл Уиннинге. Нигде не было ничего, похожего на магазин волшебных палочек, тем более гоблинского банка с драконами и пещерами, где волшебники хранят свое золото и кто знает что ещё. Однако слова девочки запали ему в голову крепко, «запоминай, как туда попасть… Вход через бар-гостиницу какой-то котел», и он старательно запоминал, хотя не совсем понимал, где именно они находятся — Лондон, не не более того. — А вот и «Дырявый котел»! — воскликнул Хагрид. — Известное место!       Известное место оказалось крохотным пабом очень непритязательного вида, едва втиснувшимся между книжным и музыкальным магазинами. Гарри показалось, что глаза прохожих скользили с одного магазина на другой, перескакивая паб и вовсе его не замечая, будто бы того совсем не существовало. Кажется, только они с Хагридом могли видеть его. Его провожатый не дал рассмотреть подробности снаружи и сразу потащил его к двери.        Внутри заведение было еще более запущенным и мрачным. В углу сидели несколько старух и пили шерри из маленьких стаканчиков, одна из них курила длинную трубку. Маленький человечек в цилиндре разговаривал со старым лысым барменом, похожим на беззубый грецкий орех. Когда они вошли, все разговоры сразу смолкли. Очевидно, Хагрида здесь все знали — ему улыбались и махали руками, а бармен потянулся за стаканом со словами: — Тебе как обычно, Хагрид? — Не могу, Том, я здесь по делам Хогвартса, — ответил Хагрид и хлопнул Гарри по плечу своей здоровенной ручищей, так что у того подогнулись колени. — Боже милостивый, — произнес бармен, пристально глядя на Гарри. — Это… Неужели это… В «Дырявом котле» воцарилась тишина. — Благослови мою душу, — прошептал старый бармен. — Гарри Поттер… какая честь!       Он поспешно вышел из-за стойки, подбежал к Гарри и схватил его за руку. В глазах бармена стояли слезы. Бар наполнился скрежетом отталкиваемых стульев и шарканьем ног: каждый посетитель счел своим долгом подойти и поздороваться. Каждый подходил, представлялся и тряс Гарри за руку, для которого все люди в полутемном помещении слились воедино в многоголосое многоглавое нечто, трясущее его руку с бесонечными «Дедалус Дигл, Дорис Крокфорт, Кейт Уэбстер.» Когда к нему подошёл какой-то трясущийся молодой человек с дергающимся глазом, Хагрид громогласно рявкнул откуда-то сверху: — Профессор Квиррел, Гарри. Он будет одним из твоих учителей в Хогвартсе. — К-к-как я рад, Поттер, что в-в-встретил вас, — заикаясь, едва выговорил профессор испуганно. — А что вы будете преподавать, профессор? — поинтересовался Гарри. — З-з-з-ащиту от Т-т-т-емных искусств, — сказал тот, — не то, чтобы вам это б-б-ыло нужно. А, П-п-оттер? Х-х-х-отите закупиться к учебе? Я сам ищу к-к-к-нигу о в-в-ампирах, — при этих словах он стал выглядеть еще более испуганно.       Приветствия все продолжались и продолжались, пока наконец минут через десять Хагриду всё же удалось увести его: — Много дел, очень много, пошли, Гарри!       Они вышли на задний дворик, знакомо окруженный глухими стенами, почти пустой, если не считать мусорных баков и сорняков. — Я же тебе говорил, что ты — знаменитость. Всяк в нашем мире тебя знает и любит. Профессор Квиррел даже заикаться стал, как тебя увидел. Правда, он, кажется, теперь всё время заикается. Светлая голова этот Квиррел, блестящий ученик. Мало ему было книг, он решил применить свои знания на практике в свой первый год после окончания школы. Говорят, он встретил вампира в Черном Лесу. Еще говорят, что у него были неприятности с хагой. С тех пор он сам на себя не похож. Боится своего собственного предмета, учеников… Где тут мой зонтик?       Вампиры, хаги… Гарри вспомнил звонкий спокойный голос во мраке и горящие зеленым огнем глаза: «…когда они с мамой были еще едва знакомы, она ему чуть руку не оторвала…» Хотя Квиррел был слишком молод для отца Элайн. Профессор, но она же сразу сказала, что он не преподает в Хогвартсе, и фамилия другая. «Надо спросить, может она его знает, — думал Гарри. — Что там могло напугать этого чудака? Ну ладно вампиры, там кто угодно описается со страха, а хаги — ну, не красавицы, и что с того.» По тетиным сериалам он знал, что взрослые очень много значения придают красоте, красотки в этих сериалах вечно попадали в неприятности и страдали, некрасивые, впрочем, тоже. Тетя Петунья иногда даже плакала во время особенно трагичных сцен, хотя, спроси кто его, для этого не стоило даже покупать телевизор, над Дадликом стоило порыдать уже сейчас, по мнению Гарри, тот рос редким дегенератом. Ну или поплакать над самим Гарри, из жалости и сострадания. Он сунул руку в карман и нащупал ленту, что вывела его из круга.       Хагрид сосредоточенно считал кирпичи: — Три вверх, два вбок, ну-ка, Гарри…       Кирпич, в который Хагрид ткнул своим зонтом, зашевелился и выгнулся, в стене появилось стремительно расширяющееся отверстие — и через мгновение перед ними оказался большой арочный проход, такой, что даже Хагрид прошел в него без затруднений. За аркой оказалась изогнутая мощеная булыжником улица.       Оглянувшись назад, Гарри увидел, что арка за их спинами съёжилась обратно в сплошную стену. По обеим сторонам улицы тянулись ряды магазинов и лавочек, по крайней мере, выглядели они схоже. Рядом с одним, например, высился штабель котлов. «Котлы, — гласила вывеска, — медь, пьютер, бронза, серебро; складные, самопомешивающиеся». — Да, тебе тоже нужен, но сначала — деньги. И Хагрид двинулся вперёд по улице. — Хагрид, постой! А куда мы будем складывать и деньги, и всё остальное? — крикнул ему в спину Гарри, сжав ленточку в кармане. — У меня же нет ничего, да и Дурсли потом заберут, если найдут у меня хоть пенни. Только если где-нибудь ещё поживу… — сказал он с затаенной надеждой. Хагрид остановился и виновато почесал бороду: — Дамблдор сказал, ты пока там должон пожить, с родичами. Да это на лето всего… Смышленый ты мальчуган, точно мамка твоя. Умная была, префект, а уж как Слагхорн ее хвалил… И глазищи у тебя ейные, зелёные… У тебя ж день рождения, надо тебе подарок…       Он пошагал дальше, и Гарри едва поспевал за ним, не успевая смотреть по сторонам. Пройдя мимо магазинов всевозможной одежды, лавки аптекаря (Гарри чуть не столкнулся там с женщиной, возмущенно бормотавшей «печень дракона по семнадцать сиклей за унцию! Да они с ума посходили»), магазина с метлами (группа мальчишек толпилась у витрины, прилипнув носами к стеклу «новая модель, Нимбус 2000, самая быстрая»), они добрались до тех лавок, где торговали телескопами, приборами непонятного вида и назначения и прочим волшебным скарбом. Там он потолковал о чём-то с продавцом, который, как и все до этого в баре, кажется, узнал Хагрида, и, после пары минут переговоров, вернулся, сжимая что-то в руке. — Вот, Гарри, с днём рождения! Я вообще-то хотел тебе сову подарить, они полезные, почту носят, но кому тебе писать, ты ж из наших никого пока не знаешь. А он тебе сейчас нужен. Хагрид протянул ему огромную ладонь, на которой лежал то ли маленький мешок, то ли большой кошель из кожи: — Кошель из ишачьей кожи. Растягивается и сжимается под размер содержимого, достать из него, что положил, только хозяин сможет, и от чужих глаз незаметным становится, не то, чтобы невидимым, но, если не знаешь, что он на тебе, то вряд ли увидишь, особенно магглы. При них хоть кирпич туда засунь, не заметят. Но кирпичи лучше, конечно, не носи, тяжело будет.       Гарри взял кошель, к глазам его подступили слезы. Это был первый его настоящий подарок, волшебная вещь, его, а не чья-то, ношеная или сломанная. — Сп… — он едва справился с дрожью в голосе — Спасибо, Хагрид!       Хагрид хлопнул его рукой по плечу, так что ноги Гарри подогнулись, и он едва не сел на мостовую, затем они пошли дальше.        Гарри подумал, что теперь он тоже может сказать «семейная вещь» хоть про что-то, пусть это всего лишь кошель, семья ведь у него тоже небольшая, только он, сам у себя, если можно так сказать. Поэтому он немедленно начал перекладывать туда все свои личные вещи: письмо из Хогвартса, бумажку с адресом и ленту.       При свете дня лента, как оказалось, была шкуркой змеи, желтовато-бурой, с зигзагообразной полосой сверху, снятой целиком словно чулок. На ощупь она казалась шершавой и тонкой словно бумага. Гарри осторожно потрогал то место, что прежде было головой, клыков не ощущалось, лишь мутные глазные чешуйки, сквозь которые слепо просвечивала ладонь. — Хагрид! А где находится Лютный переулок? Это близко? Хагрид резко обернулся к нему — Зачем тебе он, Гарри? Не следует тебе туда ходить. А то быть беде, вот что я скажу. Ты ж несмышленыш ещё. Ежели тебе чего надо, скажи мне, я достану. А ты — не ходи… — А почему? Там плохие люди живут? — Да не то, чтобы… Разные… Я часто там бываю, продать или купить кой-чего, ту же отраву для слизней или ещё что. Просто не любят там чужих глаз, да и мало ли на кого нарвешься. Что это у тебя?       Он взглянул на Гарри, увидел в его руках «ленту» и осторожно присел рядом на корточки, всё равно оставшись выше его чуть ли не на голову. Шкурка в его больших крепких пальцах смотрелась как диковинный шнурок от ботинок. — Эге, гадючья кожа! Так она дешевая, пару сиклей за неё выручишь, больше не дадут. А выделана хорошо… Для зелья, сразу видать, снимали. Где ты её взял? — Подарила одна ведьма… — Это те, что в баре? И когда успели! На минуту отвернулся всего. Ежели продать хочешь, то не стоит. Оставь себе на учебу, авось сгодится. Мамка-то у тебя в зельях понимала. Мож, и ты унаследовал. А в Лютный пока не ходи, подрасти чуток. Гарри поспешно сунул шкурку в кошель. — Хагрид, а кто такие хаги? Ты говорил…? Хагрид, начавший было вставать, задумался: — Ну, как тебе сказать-то? Вроде ведьмы такие, только живут наособицу, на болотах своих. В чужие дела не лезут, но и в их дела не лезь, не любят они того, сами по себе. Это как с гоблинами, надо к ним уважение проявить. Как ко всякому существу или твари, свой подход должен быть. А уж к ним на болота соваться — это как к гоблинам в подземелье незваным. Конец свой найдешь, и не узнают, как зовут тебя. Слыхал, Пожиратели стороной их обходили. Только за руку-то хаг никто не поймал, предъявить им нечего. Магглы… Кто их там считал, тех магглов… Сгинул человек в болотах, может утонул, может Болотный Фонарник завел, может Келпи уволок или ещё кто, мало ли нечисти на свете… Муншайн вот разве что. Он с ними общий язык нашёл, на Министерство теперь работает, большой человек стал. — Муншайн? Профессор Муншайн? — Ну, сейчас, может, и профессор. Отчаянный парень, даром что Равенкло. Башковитый, и к каждой твари подход имел и понимание. Уж не чета этому Квиррелу, голыми руками не возьмешь. Он у меня часто бывал. Прокулус Муншайн, да. Да и ему не так просто было сознакомится с хагами, чужих они страсть как не любят. У него тож поначалу не всё гладко шло… — Руку оторвали? — Да чего ж сразу руку?! На месте вроде обе. Так, пошарпали чутка… Ты вот что, как хагу увидишь, ты сразу поймешь, они как с гоблинами, раз увидишь — больше не перепутаешь, то с ними не ходи. Как ни будет зазывать или сулить что — ни-ни. А уж о болотах ихних и думать забудь — вернёшься как Квиррел, заикой, а то и вовсе пропадёшь.       Гарри был обескуражен. Рассказ одновременно и хорошо совпадал с рассказом Элайн, и вместе с тем пугал до дрожи. Та вовсе не показалась ему сколько-нибудь опасной, а Хагрид рассказывал словно о каких-нибудь волках. — А как же они в Хогвартсе учатся? — расстроенно спросил он. — Да никак. Не учатся они там. Многие разумные расы не могут туда попасть: ни гоблины те же, ни хаги, ни кентавры… Да много кто. Своя у них магия. У хаг зелья вот. Почитай, самые опытные в них. Муншайну-то, говорят, они помогают. Пишет он по алхимии что-то, я в этом не понимаю. — Так что, выходит, они плохие? — Ну не то, что плохие, Гарри. Тот, кто тебе не друг, не обязательно враг. Министерство им тоже ничего хорошего не делает, вот и злы они на него. Когда Сам-знаешь-кто к власти рвался, многие темные твари на его сторону перешли: и оборотни, и вампиры. Даже дементоры, говорят. А хаги — нет. И гоблины тоже. Дали им от ворот поворот. Так что тебе они не враги. Просто держи ухо востро. Знаешь девиз Хогвартса? — Нет. — Не щекочи спящего дракона. Вот тебе первый урок, хоть я и не профессор. Хагрид улыбнулся, выпрямился и снова зашагал вдоль петляющей улицы. Гарри поспешил за ним, не зная, что и думать, и только рассеяно смотрел по сторонам. — Гринготтс, — сказал Хагрид после пяти минут ходьбы.       Величественное белое здание возвышалось и довлело над всем кварталом. На крыльце перед полированной дверью темного дерева стоял некто, Гарри сказал бы человек, но с первого взгляда было видно, что человеком тот не являлся: примерно на голову ниже Гарри, но чрезвычайно коренастый и широкоплечий, очень крупная, широкая голова с покатым лбом на короткой мощной шее, лицо его, смуглое, с большим крючковатым носом, нависающим над широким тонкогубым ртом, и глубоко посаженными темными глазами было украшено острой бородкой, и выглядело умным и проницательным. Гарри заметил, что кисти рук и стопы «человека» были крупными и сильно вытянутыми. — Гоблин. Будь с ними повежливее, они очень обидчивы, когда дело касается волшебников.       Гоблин слегка поклонился при входе, и Гарри старательно поклонился в ответ. Они прошли внутрь и сразу же очутились у второй пары дверей, металлических, серебряного цвета, с вытравленным на них текстом: Входи же, но имей в виду, Что жадный встретит тут беду, Кто взять себе чужое рад — За то заплатит здесь стократ. Пришедший взять не то, что сам Когда-то прежде отдал нам — Ты должен знать, входя: найдёшь Не только то, за чем идёшь. — Я же говорю, — сказал Хагрид, входя, — нужно быть сумасшедшим, чтобы пытаться грабить Гринготтс.       За дверями оказался огромный белый зал, за высокими столами на стульях с длинными ножками сидело около сотни гоблинов. Они писали, считали, рассматривали драгоценные камни, в общем, были заняты чем-то ужасно важным. Хагрид подошёл к одному из гоблинов: — Добрый день, сэр! Мы бы хотели взять немного денег из сейфа мистера Поттера. — А у мистера Поттера есть его ключ? — спросил гоблин скрипучим голосом, удивительно низким для такого небольшого существа. — Он где-то у меня, — сказал Хагрид, начав рыться в карманах и вываливая их содержимое прямо на огромный гроссбух.        Содержимое это представляло собой собачье печенье и куски веревки, что совершенно не понравилось гоблину, который неодобрительно посмотрел сначала на Хагрида, потом на Гарри. — Вот он! — сказал наконец Хагрид, — а вот письмо Дамблдора, о том самом, хранилище номер 713. Гоблин рассмотрел ключ, внимательно прочитал письмо и, обернувшись, махнул кому-то рукой:"Грипхук!»        Грипхуком оказался другой гоблин, с которым они должны были идти через двери прочь из зала. — А что находится в хранилище 713? — спросил Гарри. — Не могу сказать. Дела Хогвартса.       Они прошли сквозь дверь и попали в узкий каменный тоннель, который казался особенно мрачным после белоснежного великолепия центрального зала. Узкие рельсы на полу вели куда-то в темную наклонную глубину тоннеля, свет горящих факелов на стене едва освещал вход. Грипхук свистнул, и из тьмы по рельсам подкатилась небольшая тележка. Все трое взгромоздились на неё — Хагриду это удалось не без труда — и они покатились.       Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, помчались они вниз. Тоннель превратился в лабиринт проходов и арок, по которому они неслись с головокружительной скоростью, поминутно поворачивая то вправо, то влево, пока не выкатились в огромную пещеру со сталактитами и сталагмитами.       Холодный воздух дохнул Гарри в лицо, Грипхук невозмутимо сидел рядом с ним и, кажется, не принимал в управлении тележкой никакого участия, во всяком случае, в руках он держал большой фонарь, озарявший мрак вокруг ярким желто-оранжевым светом, и не шевелился. Гарри показалось, что в глубине пещеры он увидел вспышку пламени и обернулся, вспомнив слова Хагрида о драконах. Хагрид сидел позади них и, казалось, слегка позеленел. — Хагрид…? — Не сейчас, Гарри, меня тошнит…       Наконец, они остановились у двери, Хагрид слез на негнущихся ногах и стоял, держась за стену. Выглядел он совсем неважно. Гоблин открыл дверцу ключом — из неё повалили клубы зелёного дыма, быстро исчезнувшие — и отошел в сторону. — Всё твоё, Гарри, — сказал Хагрид, — набери пару горстей, я что-то…        Он прислонился лбом к темной каменной стене. Гарри шагнул в хранилище. Низкое широкое каменное помещение было завалено практически полностью: вдоль стен громоздились сундуки, их было так много, что они стояли друг на друге; в углу была свалена какая-то посуда, то ли серебряная, то ли что-то в этом роде; на полу посередине лежала гора монет, большей частью серебро, но было также много золотых и горка бронзовых монет. «Грести больше, всё моё!» — подумал он про себя. Подумать только, он все эти годы жил, выслушивая нытье Дурслей о том, как дорого он им обходится, а между тем тут, в подземельях гоблинов, лежало целое сокровище, целиком принадлежавшее ему.        Монет он набрал немного, но конечно больше двух горстей, и кошель его, не сильно располневший, стал, однако, весить не меньше кирпича. Он подошёл к горе посуды — ничего примечательного, какие-то кубки, блюда, кувшины, хотя вероятно дорогие, иначе зачем было их тут хранить, но ценности их Гарри не знал. Попробовал было покопаться в сундуках, они выглядели жутко таинственно, все потемневшие от времени с зеленоватыми бронзовыми заклепками, но ни один из тех, что он попробовал открыть, не поддался. Хагрид засунул внутрь свою огромную лохматую голову и попросил поторопиться. Гоблин запер дверь и протянул ключ Гарри. Мальчик оглянулся на Хагрида, который таращился на тележку с видом человека, идущего на виселицу, взял ключ и молча положил его в свой кошель. В конце концов, ему же сказали, что всё здесь его, значит так тому и быть.       Грипхук взял свой фонарь, и они снова залезли на тележку. — Можно теперь помедленнее, — попросил Хагрид жалобным тоном. — Хранилище 713.       Гоблин покачал головой, осклабившись. Рот его был полон мелких острых плотно сомкнутых зубов, и выглядело это жутковато, особенно в мрачном холодном тоннеле, освещённом лишь фонарем. — Скорость одна, — произнес он.       И они снова помчались, еще глубже, еще быстрее. Пещеры становились все шире и выше, а иногда и глубже: один раз они пролетели по шаткой эстакаде, казалось, держащейся лишь на рельсах, над огромным подземным ущельем. Гарри перегнулся через край, чтобы посмотреть, далеко ли дно внизу и есть ли оно вообще, но Хагрид со стоном схватил его за ворот и втащил обратно.        Тележка остановилась у хранилища, похожего на сейф Гарри, но дверь в этот раз представляла собой сплошной лист металла, вдавленный в скалу. Хагрид на подгибающихся ногах сошел с платформы и сейчас прислонился к стене, не говоря ни слова. — Отойдите, пожалуйста, — сказал гоблин. Он провел своим длинным пальцем по двери, и та растворилась в воздухе. Снаружи опять показались клубы зеленого дыма. — А что будет, если кто-нибудь другой попробует открыть дверь? — спросил Гарри. — Его затянет внутрь, — ответил гоблин, улыбаясь, — и он найдет то, что искал, и даже больше. — А часто ли вы проверяете, есть ли кто внутри? — Примерно раз в десять лет, но это не имеет значения. Весь объем заполняется спорами Пещерного Гриба. Вы вероятно видели зеленый дым? Дышать ими я бы не советовал. И он еще раз продемонстрировал свой великолепный набор зубов. — Не хочу показаться назойливым, мистер Грипхук, но этот гриб, что, ядовитый? — Для людей — возможно. Видите ли, мистер Поттер, проверить это сложно, потому что споры его прорастут в вас изнутри до того, как проявятся симптомы отравления. На последней стадии гифы гриба прорастают сквозь глаза и плодовые тела характерного зеленого цвета вылеза…       Хагрида наконец громогласно вырвало. Он стоял, наклонившись, в стороне от тележки, весь зеленый и ужасно несчастный. — Гарри, ради Мерлина, прекрати спрашивать! Грипхук вежливо повернулся к Хагриду: — У нас не принято пачкать помещения, сэр. За такое полагается штраф, семь сиклей, но с учетом… хм… количества… Хагрида вырвало еще раз. — Я заплачу, — поспешно сказал Гарри, роясь в кошеле, — галеона хватит? — Вполне. Как раз покроет стоимость ущерба. Желаете забрать вашу вещь?       Хагрид кивнул и побрел к хранилищу. Гарри заглянул внутрь, эти меры предосторожности должно быть скрывали что-то дорогое. Но хранилище было практически пусто, лишь на полу одиноко лежал сверток из коричневой бумаги. Хагрид сгреб его огромной ладонью и сунул глубоко в карман. Обратно к тележке и потом всю дорогу на ней наверх они провели в прямо-таки похоронном молчании.        Наверху, под теплым летним солнцем, Хагрид ожил и, оглядевшись, обратился к Гарри: — После этих гоблинских покатушек я сам не свой, Гарри. Ты не против, если я пойду, пропущу стаканчик. Можешь начать пока покупать вещи: вот магазин мадам Малкин, там есть всё необходимое из одежды, напротив — книжный, ну а там я подойду.        Гарри был совершенно не против и, подождав, пока Хагрид отойдет, направился к книжному. Это оказалось очень удачной идеей, как впоследствии выяснилось, ибо он без помех смог купить не только все необходимые учебники, но и немного сверх того, изрядно потратившись. Радостный продавец, видя щедрого мальчика без родительского присмотра, наперебой предлагал ему книги и принадлежности для школы. Гарри поначалу решил не сорить деньгами, но продавец подвел его к полкам с подержанными книгами, которые выглядели еще более солидными, чем новые: в темных задубевших обложках, с желтыми, пахнущими ванилью и пылью страницами. Немедленно были куплены «Заклятья и контрзаклятья. Зачаруй друзей и одурачь врагов надежнейшими способами: выпадение волос, ватные ноги, залипший язык и многое многое другое» профессора Винидиктуса Виридиана, Книжицу-пиявицу Сальвиуса Лысого, даже копии каких-то журналов по зельеварению, просто они выглядели достаточно солидно, и продавец сказал, что для человека увлеченного эта литература безусловно полезна. Видимо, он решил, что Гарри намерен оказаться на Равенкло, и Гарри не стал его переубеждать, тем более, что продавец сам принадлежал к этому Дому когда-то и явно испытывал симпатию к «своим». Следуя его советам, Гарри закупил расширенный набор канцелярии, включая самопишущие перья, дорогую игрушку, но, как сказал продавец, на Истории магии Гарри ему не раз спасибо скажет. А для хранения всего этого добра, вдвое превышающего указанный в письме, ему был предложен старый кофр из грубой толстой кожи с бронзовыми клепками и застежками, весь в следах наклеек, за десять галеонов. По уверениям продавца, новый стоил бы вчетверо дороже. В нем было два магических отделения, в зависимости от того, с какой стороны владелец открывал крышку, магически же расширенных до весьма приличного объёма. Помятуя о первом виденном таком предмете, он поинтересовался насчёт чар сохранения. — Собираешься припрятать там пару пирогов для пирушки, а? — подмигнул ему продавец. — Все мы были молоды… Он конечно не рассчитан на хранение еды, для этого есть специальные пищевые сундуки, но чары защиты от плесени и гнили, и посторонних запахов само собой, присутствуют. Книги, тетради, пергамент — всё требует таковых. Так что пирог и пара бутылок Сливочного там тебя дождутся. Но кекс на месяц оставлять не стоит, чар от высыхания нет, обломаешь об него все зубы.       Гарри был в восторге. Разложив покупки по отделениям, обязательные в одно, сверх указанного в письме — в другое, весьма довольный собой и жизнью, Гарри перешёл через дорогу, направившись в магазин одежды.       Немолодая приветливая женщина вышла ему навстречу: — В Хогвартс, дорогой? Верно, лучше закупиться заранее, в последний день будет такой переполох!       Она заставила его стать посередине магазина, и выскочившая невесть откуда портняжная лента принялась измерять его со всех сторон. Вежливая хозяйка, взглянув на одежду, в которой явился Гарри, предложила ему взять кое-что сверх требуемого, и Гарри, окрыленный своими успехами в книжном, было согласился, но тут в магазин ввалился Хагрид, сразу занявший полпомещения, с огромным мороженым для Гарри в вафельном рожке. Он немедленно начал протестовать против любых покупок вне списка и даже пытался придраться к кофру под предлогом «ну все же едут с сундуками, не надо выделяться». Гарри решил бороться изо всех сил и убедил гиганта в том, что кофр старый и вполне соответствует маггловской моде, ведь ему еще среди них жить. И даже продемонстрировал купленные учебники, перья и рулоны пергамента, стараясь достать их только из одного отсека и так, чтобы Хагрид не заметил, что объем расширен. Тот поворчал немного, но успокоился, правда, больше не оставлял его ни на мгновение, не позволяя лишних трат и покупок. Одежду они купили строго по списку, заметно огорчив хозяйку магазина; в аптеке, жутко воняющей гнилой капустой и чем-то жженым, наполненной банками, бочками, шкурами, клыками, пучками трав и когтей, купили обязательный набор ингредиентов, инструментов и весы, Хагрид даже оттащил Гарри от складного самопомешивающего серебряного котла, сказав: «Написано — пьютер, значит пьютер.» После покупки телескопа он сказал: — Ну всё, осталась только палочка. Это к Оливандеру.        Последний магазин выглядел обшарпанным и полузаброшенным, облупившиеся позолоченные буквы над входом гласили «Оливандеры, производители волшебных палочек с 382 года до н.э.» В крохотной витрине на пурпурной подушке лежала одинокая пыльная палочка.        Когда они вошли внутрь, где-то зазвенел колокольчик. Помещение магазина тоже оказалось крохотным, почти весь объем занимали стеллажи с коробочками, что делало его похожим на библиотеку. — Здравствуйте, — бледный седой старик с выцветшим голубыми глазами возник так неожиданно, что Гарри и Хагрид даже вздрогнули. — Здрасьте, — сказал Гарри. — Так и думал, что скоро увижу тебя, Гарри Поттер. Кажется ещё совсем недавно твоя мать покупала у меня свою палочку, у тебя ее глаза. Ива, десять с четвертью дюймов, хороша для заклинаний. А твой отец выбрал другую, махагони, одиннадцать дюймов, хороша для трансфигурации. Я говорю, он выбрал, но это палочка выбирает волшебника.       Он наклонился к Гарри, так близко, что Гарри увидел свое отражение в зрачках старика. — А вот куда… — Оливандер вытянул палец и коснулся шрама на лбу мальчика. — К сожалению, я продал и эту палочку, тис, тринадцать с половиной дюймов, сильная, очень сильная — и в плохих руках… Он обернулся к Хагриду. — Рубеус! Рубеус Хагрид! Дуб, шестнадцать дюймов, рад видеть тебя. — Да, сэр. — Но, полагаю, переломлена в момент исключения? — спросил он, внезапно став серьезным. — Да, сэр. До сих пор храню кусочки. — Но, надеюсь, не используете? — Нет, что вы, сэр! — и Хагрид сжал свой розовый зонтик. — Итак, мистер Поттер, — сказал Оливандер, снова обернувшись к Гарри, — какой рукой вы колдуете? — Эм-м… Ну, я правша… — Тогда давайте вашу правую руку. Мерительная лента, похожая на ту, что была в магазине одежды, начала измерять ему сначала руку, потом расстояния от локтя до пола, потом голову. — Каждая моя палочка содержит какую-либо магическую субстанцию: волосы единорога, сухожильные хорды дракона или хвостовые перья феникса. Нет двух одинаковых палочек как нет двух одинаковых единорогов. Ну и конечно вы никогда не достигнете хороших результатов с чужой палочкой.       Гарри обнаружил, что лента измеряет ему расстояние между ноздрями и сердито оттолкнул ее рукой. — Попробуем-ка вот эту, бук и хорда дракона, девять дюймов. Просто взмахните. Гарри взмахнул, и Оливандер тут же выдернул палочку у него из рук, сунув другую. — Клён и перо феникса, семь дюймов. — Эбен и волос единорога, девять с половиной…       Он приносил все новые и новые палочки, куча испробованных на прилавке все росла, но хозяин лавки становился, казалось, все счастливее. — А вы необычный покупатель, мистер Поттер! Ну ничего, мы обязательно найдем вам что-нибудь подходящее. Вот например… А почему бы и нет, остролист и перо феникса, одиннадцать…       Гарри взял в руки палочку и почувствовал знакомое чувство теплоты и чего-то близкого. Он взмахнул рукой, и палочка выбросила сноп огненно-золотых искр. — Вот вы и нашли её! — сказал Оливандер и внимательно посмотрел на Гарри, — странно и любопытно, очень любопытно… — Что именно любопытно? — спросил Гарри, наблюдая, как хозяин упаковывает палочку в коробку. — Я помню каждую палочку, которую продал, мистер Поттер. Каждую. Так вышло, что в тот раз феникс дал два пера. Любопытно то, что, в то время как эта палочка нашла вас, ее близнец оставил вам вот этот шрам. Тис, тринадцать с половиной, да. Любопытно. От вас надо ожидать чего-то великого, ведь Тот-кто-не-должен-быть-помянут тоже творил великие дела, да, ужасные, если подумать, но великие. Гарри содрогнулся. Оливандер, кажется, ему больше не нравился.       На улицу он вышел, всё еще находясь под впечатлением от увиденного, и просто стоял, щурясь на солнце. И потому чуть не пропустил очередное явление нового мира.       По Косой аллее шагала группа людей, мужчина, женщина и ребенок, очевидно семья, сразу привлекавшая внимание своим надменным видом. Мантии их, черные, шитые серебром, производили впечатление роскошных и очень дорогих. Шедший впереди мужчина держал в руках шикарную чёрную трость с серебряным набалдашником и гордо нес себя, глядя прямо перед собой, словно для него не существовало никого другого. Длинные белые волосы его рассыпались по богато отделанному искусной вышивкой воротнику.       Гарри стоял, раскрыв рот. Таких людей он видел только в детских сказках о королях и принцах, правда не с таким брезгливым и презрительным лицом. Женщина, также высокая и белокурая, шагала рядом, сверкая драгоценностями, стоившими, казалось, целое состояние. Мальчишка, имитировавший походку мужчины, был точной копией отца: то же бледное вытянутое лицо, те же белые зачесанные назад волосы. Разве что выражение безмерной важности ему не удавалось. Вместо этого он делал вид, будто под нос ему сунули собачью какашку. Возраст его примерно соответствовал возрасту Гарри, а это означало, что, вероятно, это будущий его одношкольник. Мальчик взглянул на Гарри, все еще одетого в маггловскую одежду с Дадлего плеча, и Хагрида, стоящего в своей безразмерной куртке, с гривой непослушных черных волос; и лицо его исказилось холодным презрением и надменным отвращением, будто воображаемую собачью какашку ему не просто подсунули, а еще и стали подкидывать на лопатке. Роскошное семейство проследовало дальше по улице. «Верно это и есть те самые чистокровные, которые вырождаются — решил Гарри, — такой моим лицом и туфли вытереть побрезгует. Ну и рожу он скорчил!» Гарри слабо представлял себе, как люди вырождаются, и в чем это конкретно выражается. Вероятно, что-то не очень приятное, вроде ковыряния в носу или ещё где. «Вот бы он выродился прямо посреди класса, — подумал он, сердито глядя им вслед, — уж я бы ему припоминал это до конца школы, он бы побледнел у меня ещё больше». — Малфой. Люциус Малфой. С супругой и сынком, стало быть, — Хагрид заметил взгляд Гарри и решил поделиться информацией. — Чистокровный? — Хо! Его спросить, так чище снега! Был среди Пожирателей Смерти, а как хозяин его пропал, так прибежал плакаться, что был под Империусом и ничего не мог поделать. Откупился, поговаривают, да не пойман — не вор. Огромные связи в Министерстве и Визенгамоте, да и в попечительский совет Хогвартся входит. Правда Дамблдор ему там развернуться не дает. Великий человек — Дамблдор! Пошли, Гарри. Поедим, и я провожу тебя на вокзал.       Они снова прошли через стену, заказали у лысого Тома-бармена пастуший пирог. Притихший Гарри молча ковырял пирог ложкой. — Что-то ты молчишь, Гарри. Случилось чего? — Не хочу ехать к Дурслям. И в школу страшно. Вдруг я не смогу. Я — не как эти Малфои. Хагрид наклонился к мальчику, его глаза, лоб и даже кустистые брови сморщились в улыбке: — Многие едут в Хогвартс в первый раз, многие родились среди магглов и знают не больше твоего. Просто будь собой. А будут проблемы с Дурслями, говори мне, я с ними разберусь. Тебе надо-то месяц подождать, а потом вот он, Хогвартс. Кстати говоря, держи. Он протянул конверт. — Твой билет: первое сентября, в одиннадцать утра, вокзал Кингс Кросс. Гарри вздохнул. — Я бы лучше с тобой уехал. Прямо сейчас. — Дамблдор сказал, надо домой тебе, к Дурслям, значит… — Ага… А кто такой подымпериус? — Что? — Ну ты говорил, что Малфой был подымпериусом. — Империус. Это заклятие подчинения. Делает человека как бы рабом. Да только для таких как он враньё это все, как я думаю. Такие первыми были, кто к нему переметнулся. Да и не он один такой. Кэрроу, Нотты, Гойлы, много таких.       Они доели, Хагрид проводил его на вокзал Паддингтон и посадил в поезд.        Все время, пока поезд сначала трогался, потом набирал скорость, Гарри смотрел в окно на огромную фигуру Хагрида, до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом.