Встречная

Когда в регистратуру психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вбежала молодая девушка в синем растёгнутом пиджаке на размер больше, было две минуты десятого. — Здесь в данный момент находится товарищ Иван Понырев? — подойдя к стойке, спросила особа, поправляя съехавшие на кончик носа очки. — Ну, который поэт Бездомный, вчера в два ночи из Грибоедова привезли, — затараторила она порывисто, не дожидаясь ответа. — Да, есть такой. — Пролистав несколько медицинских карточек и найдя среди них новую, полупустую, дежурная – Наталья Михайловна презрительно покосилась на вошедшую. — Вы по какой причине? — Он – мой друг, не могу же я просто так его бросить. Я поговорить с ним хочу, приободрить, вдруг разум то и прояснится. — Соня, а именно так звали девушку, изначально не верила россказням поэта МАССОЛИТа Рюхина, с кем имела честь однажды повстречаться, будто бы Иван сошел с ума. Перепил быть может, смерть Берлиоза как некстати, вот и наплел ерунды. — Пациентам полагается покой, — строго заметила Наталья Михайловна, вздыхая. — Ненадолго, второй этаж, сто семнадцатая палата. — Сердечно вам благодарна! — прижав ладонь к груди, радостно воскликнула девушка, расплываясь в улыбке. Возобновив бег, она чуть ли не запрыгнула на лестницу и перепрыгивая ступеньки, понеслась на второй этаж. — Вы не представились! — вслед крикнула дежурная. — Соня я! — эхом отразили белые стены клиники звонкий голос. Отыскать табличку с номером сто семнадцать составило бы большего труда, забудь эта самая Соня очки. Притормозив возле нужной комнаты, она отдышалась, спорт – не её конёк, заправила выбившиеся из хвоста пряди русых волос за уши. Дверь оказалась заперта на щеколду, но снаружи, дабы пациент не смог выбраться самостоятельно. Выдвинув шпингалет, Соня с лёгкостью проникла в палату. Ворвавшаяся нежданно-негаданно, она заставила Ивана вздрогнуть, окончательно проснуться и ошеломлённо посмотреть на гостью. — Bonjour, Вань! Хоромы так себе, говорю сразу. — Не изменяя привычке вставлять слова из французского в предложения, чем часто ненароком раздражала людей, Соня плюхнулась на незаправленую кровать рядом с поэтом. — Что на этот раз ты, мой хороший, учудил? Подрался небось? — заметила она несколько ссадин на его лице. — Если бы, Сонь, если бы! Я ж, понимаешь, предчувствовал, знал что никакой он не интурист! Говорю тебе – сущий дьявол, не иначе! Всё заранее знал! Всё! — Иван неистово махал руками, глаза его безумно поблескивали. Не переодевши, в одних кальсонах и белой рубашке сидел поэт Бездомный, пытаясь убедить подругу в чертовщине, произошедшей с ним. — Вань, я совершенно ничего не понимаю, расскажи по порядку. Что вчера произошло? — Соня успокаивающе прикоснулась к его руке, мягко улыбаясь. Её слегка насторожила дерганность, не присущая вспыльчивому Ивану, но виду та не подала. — Сидим мы, значится, с Мишей Берлиозом на Патриарших, а к нам подходит мужчина, лет сорок, с разными глазами и тростью, говорит мол иностранец, консультант, приехал давеча. Ты бы слышала как он по-русски шпарит! Так вот он, по его словам, был знаком с самим Понтием Пилатом! Я думаю, понятно-дело что врёт, но зачем же спрашивается? А дальше этот тип заявляет, якобы Берлиозу отрежет голову комсомолка, ведь какая-то Аннушка уже пролила подсолнечное масло, а сам же он поселится в его квартире! Немыслимо! — Иван вскочил с койки, хватаясь за голову, словно он и сам не мог поверить в произошедшее. — Не мог же он вот такое выдумать, просто не мог... — тихо бормотала поначалу скептически относившаяся ко всей этой истории Соня с широко распахнутыми зелёными глазами. Усадив друга обратно на постель, она потрепала его по кудрявым волосам, коснулась рукой плеча и твердо заявила. — Верю я тебе, Вань, слышишь? Правда-правда. — Берлиоз подскользнулся на разлитом масле и попал под трамвай, коим управляла комсомолка... — поэт Бездомный горько вздохнул, задумчиво взглянув на собеседницу. — Позвонить он хотел, доложить, что сумасшедшего повстречали... Сбылись таки его предсказания. — А что привело тебя к Грибоедову? — осторожно спросила девушка. — Да погнался я за ним, думал там ошивается, прогадал. — Иван раздосадовано махнул рукой в знак беспомощности. — А по пути, во, одежду мою стыбзили, пока я в Москве-реке плавал, его искал. — Не простудился хоть? — слегка взволновавшаяся Соня по-матерински коснулась ладонью лба юноши, упрекать в безрассудстве не стала, не до того сейчас. — Холодный. — Так май ведь на дворе! Как тут заболеешь? — возразил Бездомный, до сих пор не понимая откуда у женщин эта тяга к заботе обо всех. — Легко и просто, — не согласилась с его мнением до чёртиков упрямая девушка, насмешливо улыбаясь. Однако, её дурашливый взгляд похолоднел, приобрел ранее несвойственную сосредоточенность. — У меня тут по поводу консультанта идея появилась одна... — она задумчиво склонила голову, подперев ее рукой. — Всё что он говорит сбывается, так? — поэт коротко кивнул. — Получается, он должен был и в квартире Берлиоза поселиться. Какой, кстати, адрес? — Садовая, 302-бис, 50-я квартира, вроде, — почесал затылок Иван, всматриваясь в хитрющие, как у лисы глаза напротив, в которых заплясали искорки. — Замечательно! Сегодня же нанесу ему визит. — Воодушевлённая Соня хлопнула в ладоши, глупо заулыбавшись. — Сдурела что-ль?! — сердито вскрикнул ее друг, сведя брови к переносице. — К этому сбрендевшему и его помощничкам совсем одна?! — Лёгкое безрассудство, — парировала девушка. — Вань, мне восемнадцать, опыта набралась. А драться я умею! — Соня продемонстрировала свои кулаки, коварно смеясь. — Так что за помощники, про которых ты мне ничего не говорил, а? Ты же не хочешь, чтобы я была дезориентирована? — она невинно захлопала глазками, состроив обиженное лицо. — Не отстанешь ведь, чертовка... — Иван страдальчески вздохнул, на что Соня лукаво улыбнулась. За ней ведь глаз да глаз нужен! — Один высокий, в клетчатом пиджаке и с пенсне треснувшим. А второй – чёрный кот, громадный такой, на задних лапах, как человек ходит. — Во-от, теперь-то я во всеоружии! Никаких котов не боюсь! — Девушка решительно встала с кровати, уже ни чуть не удивляясь словам поэта. Обняв того за плечи на прощанье, она с нежностью прошептала: — Merci beaucoup, mon cher. Вытащим тебя, человека разумного, из этой «лечебницы», обещаю. — Эй, осторожней там, авантюристка! — напомнил ей Иван, волнующийся за сохранность одной из лучших выпускниц школы №11.

***

«А враньё человека не шибко-то красит.» К такому умозаключению пришла юная особа женского пола, поднимаясь по лестнице на пятый этаж, постукивая при этом небольшими каблучками по ступенькам. Как бы с Иваном она крепко не дружила, внутренний скептик не мог до конца поверить в полный мистики и неправдоподобности рассказ, нужны были конкретные доказательства. Соня решила заглянуть в квартиру номер пятьдесят, в округе которую кличали «нехорошей», только по двум причинам: первая, выяснить проживают ли там описанные товарищем Бездомным люди; вторая, если таки проживают, обратиться с просьбой высвободить Ваню из психбольницы. Стучаться в массивную дверь не пришлось, девушка заметила, что край не стыкуется со стеной, и просвет между ними, ведущий в прихожую, виден, а значит квартира не заперта. Потянув руку к ручке, но не коснувшись её, Соня потупилась, не решаясь зайти, вдруг ещё за воровку примут, раскричаться и тогда уж точно ей не избежать НКВД, так как фактически и пока что теоретически она нарушит закон: тайком проникнет в чужую собственность, без видимых на то причин. Но ведь сделает это ради благих намерений! Которыми, кстати говоря, вымощена дорога в Ад, не забывай. И что? Разве она ангел во плоти? Нет, конечно, нет, но это же почти преступление выходит! А что на допросе скажет? «Так и так, решила проверить бред сумасшедшего»? Но Ваня не сумасшедший! Голова переполнялась мыслями, доводами, утверждениями, аргументами «за» и «против». Разгоревшаяся дискуссия двух точек зрения, мешала Соне определиться, пойти против своих моральных принципов или остаться «святой», но так и не узнавшей всей правды, сделать выбор, после которого придется пожинать последствия, как хорошие так и не очень. «К черту!» — Она коснулась ручки, открыла дверь нараспашку и чтобы больше ни секунды не сомневаться в принятом решении, прошмыгнула в квартиру. На удивление, ни единого шороха, звяканья или любого другого шума, воспроизводимого человеком, ни одна комната не издавала, звенящая тишина сковала девушку, заставив замереть. На вешалке в прихожей висело пару поношеных курток, означавших, что какие-никакие, а жильцы тут присутствуют. Порализующий страх отступил, Соня подумала, что никого в квартире в данный момент нет, а дверь не закрыта лишь из-за человеского фактора, со всеми бывает. Осмелевшая девушка двинулась вперёд, осторожно заскользив по паркету. Ноги сами собой привели её к наиболее выделяющейся из антуража комнате, на двери которой висела огромнейшая сургучная печать на верёвке. Кажись, бывшая часть квартиры Берлиоза, которая для неё ценности не несёт. Двигаясь дальше, если точнее в левую сторону, Соня подошла к абсолютно такой же белой двустворчатой двери, но уже не опечатаной. Взявшись за ручку, она легонько приоткрыла одну из дверц, на ходу подмечая, что попала скорее всего на кухню, увидев край обеденного стола. — Вы проходите, Софья Александровна, проходите, — слегка дребезжащий голос, раздавшийся от мужчины, развалившемся на стуле, заставил ошарашенную девушку вздрогнуть и едва не свалится из-за подскосившихся ног на пол. — Да не пугайтесь вы так, милая, клянусь вам, человек я простой, посредственный даже, местами беспечный и несерьёзный, но ни коим образом не опасный, гарантирую вам! Рационально рассудив, что сажать её пока что точно не собираются, Соня недоверчиво покосилась на мужчину, изучая его с головы до ног. Треснувшее пенсне, клетчатые кепка и пиджак, брюки, тоже в клетку и непринуждённый вид, который наталкивает на мысль, будто бы он заранее знал о приходе незваной гостьи. «Он же по виду точь-в-точь, кого тебе Ванька описывал!» — Выходит, вы подготовились, да? — Опираясь на известные ей факты, Соня сразу перешла в наступление, чего резину тянуть. Она присела на другой стул, находящийся напротив оппонента. — Разузнали всё обо мне, хотели припугнуть, не так ли? Простите великодушно, но я не считаю, что полное собрание информации обо мне вам поможет. — Помилуйте, Софья Александровна, за кого вы нас, в том числе и меня, принимаете? Шпионы мы что-ли, чтоб вас выслеживать? А имя ваше, между прочим, на слуху, ведь как же не гордиться такой умной и талантливой девушкой, не правда ли? — тараторил издевательски игривым тоном незнакомец в клетчатом, словно смеется над ней. — Чёрт знает кто вы такой будете, честно говоря, — усмехнулась Соня, поубавив свою настойчивость. Здесь определенно нужен другой подход, только вот она, в отличии от некоторых, будущее не видит. — Но вы не даёте однозначных ответов на мои вопросы, неужели я не посчитаю это подозрительным? — Как это не даю? — наигранно возмутился клетчатый тип, прислонив руку к груди. — Вы, душенька, что-то напутали, при всем моём почтении, я ни разу не улизнул от вашего вопроса или того хуже соврал! Вы можете спросить меня о чём только пожелаете, сию секунду отвечу! — Как вас зовут? — не думая, полюбопытствовала девушка. Немного неприлично разговаривать, точнее выведывать полезную информацию у совсем незнакомого человека, да и по ФИО будет легче его выследить, в случае чего. — Моя фамилия – Коровьев, — лаконично ответил некий гражданин. — Простите, но я не привыкла обращатся к человеку по фамилии, мне кажется это не культурным. — Соня и не врала, ей действительно некомфортно общаться с собеседником, имени которого даже неизвестно. — В таком случае, Софья Александровна, смею предложить вам называть меня Фагот, — ни чуть не смутился от её просьбы Коровьев, скорее наоборот, гостья заметила, как одобряющая улыбка на мгновение отразилась на его лице. — Как труба? — необдуманно ляпнула Соня и хихикнула. А увидев озадаченное лицо Фагота, она и вовсе заливисто рассмеялась. — Миледи, позвольте заметить, вы превосходно умеете поставить «человека» в неловкое положение, — промурлыкал огромный чёрный кот, непонятно как очутившийся на кухне, вышагивая на задних лапах. — Ой, здравствуйте! — девушка порывисто встала и протянула ему руку, не переставая широко улыбаться, котов-то говорящих она не боится. (Точнее относиться к ним более лояльно) — А вы очень галантный и милый! — Не стоит комплиментов. — Он учтиво пожал её руку. — Премного рад нашей встрече – Бегемот. — У вас у всех имена необычные, сэр Бегемот? — покосившись на оставшегося без внимания Фагота, спросила Соня. — Замечу, что никто до вас не сравнивал помощника мессира с музыкальным инструментом. — Кот видно подтрунивал над своим коллегой. (То что они в одной лодке, девушка знала наверняка) — Выходит, только вы считаете наши имена необычными. Девушка многозначительно хмыкнула. «Итого, имеем граждан со сверхъестественными способностями, косвенно навредивших людям. Приспешники дьявола, не иначе.» — Верно, мадмуазель, — ответил на её мысленную догадку Бегемот. — Поразительная наблюдательность! — воскликнул вклинившийся в диалог Фагот, словно очнувшись от сна. — Так вы ещё и телепаты?! — чрезмерно встревоженно воскликнула Соня. Единственное место, которое она считала крайне надёжным была собственная голова и ой как не хотелось, чтобы в ней начали рыться посторонние. — Совсем вас доконали, Софья Александровна, право слово, совсем. По сущему пустяку переживаете, трясётесь, будто в самом деле ожидаете катастрофы! — Когда Коровьев вскочил со стула, видно от негодования, и приблизился к ней на расстояние вытянутой руки, девушка заметила какой тот длиннющий, где-то на полголовы точно. — Всё, что проскакивает в вашей головушке, делает это с неимоверной скоростью, при том, может запутываться в клубки, размотать которые неосуществимо, или порваться на мелкие кусочки. Уследить за таковым возможно, это факт, но требует недюжих усилий, чтобы и самому не потонуть. — Фагот деловито поднял указательный палец, предупреждая, что подобные случаи добром не кончались. — Так что беспокоится об утечке ваших сокровенных мечт, внутренних желаний и чувств не стоит. — Это хорошо... — пробормотала девушка. — Только вот одно мое желание вы, наверняка, узнали... Извольте произнести вслух: я хочу вытащить Ивана Бездомного из психбольницы, так как он совершенно не сумасшедший, но по понятным и вам, и мне причинам, одна точно не справлюсь, — с некой официальностью произнесла Соня. — Да и с вашей подачки он в неё попал, так-то. — Не мы, драгоценнейшая наша, заставили его бегать в одном белье по Москве, говорить всем кому не попадя о загадочном интуристе и Понтии Пилате, — вежливо опроверг её обвинение Коровьев. — Неслыханный грубиян! — поддакнул Бегемот. — Господа, а что прикажете делать при виде чертей? — театрально вскидывая брови, Соня с трудом сохраняла маску спокойствия и безмятежности. — Я вот дипломат, разговор завела, а Ваня решил использовать силовой метод — агрессию. Dif... — она запнулась, вспоминая слова. — Différentes personnes, différentes vues, о как! И не грубиян он! — девушка гневно топнула ногой. — Насколько бы ваши узы дружбы не были крепки, прикрывать человека за его проступки не является благородством, — без лишней мишуры, даже критично, сказал Фагот. — Но им является помощь своему другу, не так ли? — возразила Соня, не понимая резкой перемены поведения. Что этому поспособствовало? — Или вы предпочитаете спасение утопающих делом самих утопающих? — Какая вы справедливая, мисс, — влез со своими коментариями Бегемот. — Скорее доброжелательная, — с улыбкой поправила его Соня. — Даже слишком. Полезла же ради Вани в эти ваши «чертоги Ада», именуемые квартирой. — Любопытство, замечу, дурного ничего не несет, если в меру. — Фагот снова изменился, вернулся в прежний тон. — Как видите, у меня оно чрезмерное. — усмехнулась девушка. — Давайте закончим обсуждение меня любимой, а то.... Мне неловко, что-ли. — девушка потупилась и нервно улыбнулась. — Так, вы поможете мне? Пожалуйста, ответьте. — Увы, — развел руками Коровьев. — это не в нашей компетенции. — Ясно. — Соня смирилась, поправляя очки. Знала же, что помощи от этих чертей не дождешься! — Тогда я смею покинуть ваше общество, господа. Прощайте. — Она развернулась и вышла из комнаты, по паркету вновь застучали каблучки. Ничего. Выкрутится. Сама справится, как-нибудь. Наверное. Ага, продолжай себя обнадеживать. Пусть теперь у тебя и есть доказательства, никто в жизни в них не поверит. Её тоже упекут, если попытается подтвердить Ванины рассказы. А мама не поверит, посчитает, что та оправдывает друга-поэта, мол «я же сама видела!», ещё подумает, что от Бездомного набралась, точно запретит с ним видеться. Безвыходных ситуаций не бывает, бывает когда выход не устраивает. «Ну, только разревется не хватало» — Чувствуя собирающиеся в глазах слезы, Соня поспешно вытерла их рукавов пиджака. Сдаться ни за что не посмеет, а плакать после любой неудачи за просто. Натура она такая – мягкосердечная. — Софья Александровна, голубушка! — Плеча мягко коснулась рука догнавшего её у дверей Фагота.— Прямо таки из головы вылетело! Вы, как персона значимая, просто обязаны сегодня вечером присутствовать на выступлении мессира! Театр Варьете, знаете? О билетах не волнуйтесь, для вас предусмотрено. — Он протянул ей пожелтевшую контрамарку. — Благодарю. — Девушка машинально положила её в карман. — Не объясните, почему я «значимая персона»? — В своё время, душенька! Обещаю-с, ничего не утаить от вас! — клятвенно заверил Коровьев и чуть внимательнее посмотрел на неё. — Чего же личико ваше красным пятнает? — Он аккуратно взял её за плечи. — Почему вы плачете, милая? — Я...— Соня шмыгнула носом, пытаясь успокоится. — извините, правда... По пустякам всяким расстраиваюсь... И вот... — Не стоит, — прервал поток несвязных слов Фагот. — Хочется реветь – ревите на здоровье, не думайте прекращать! Давайте, не стесняйтесь, вы должны гордится своими настоящими, я подчёркиваю, настоящими эмоциями! Это чудесно, что у вас они сохранились! Не стоит их прятать – себе в убыток сделаете! Она таки убрала ладони со своего лица, вся зарделась, бегая глазами туда-сюда, в конце концов, опустила вниз голову и тяжело выдохнула. — Вот вы чёрт! — вдруг рассмеялась Соня, сквозь слезы, которые сейчас не казались чем-то зазорным. — Я каламбурить люблю, — добавила она, стушевавшись. — Особенно когда такая тема подвернулась, грех над вами не подшутить! Только не обижайтесь, я не со зла к вам так, честно! В любом случае, в отместку, можете сказать, что мое лицо в данный момент схоже с помидором, — слезы прекратились, но покраснение пока не сошло. — я пойму и не рассержусь! — Что для вас плохого в помидорах, раз для вас это является оскорблением? — поинтересовался Фагот, ухмыляясь. — Я их ненавижу. Просто на дух не переношу, — улыбнулась девушка. — Вот, вы хотели заставить меня плакать, а вон, стою улыбаюсь. Забавный парадокс, правда? — И продолжайте, продолжайте вести себя парадоксально, Софья Александровна! В этом и кроется ваша сила! Искрящимися от воодушевления глазами она посмотрела на него, ни капельки не страшась. С Фаготом легко говорить. Хотя, иногда этот чёрт пускается в крайности, то слишком весел, то слишком угрюм, но человек приятный и, черт возьми, красивый, пускай и не человек, в некотором смысле. — Я приду. Обязательно. — Соня уверена, что никто и не нуждался в её согласии, (может силой бы затащили, не пойди сама) однако очень хотелось заверить его. — Буду ждать вас с нетерпением. — Фагот галатно поцеловал тыльную сторону её руки. «Прям образец истинного джентльмена,» — с толикой сарказма пронеслось в её голове. А щеки всё равно покраснели. Лёд тронулся.

***

Увидев дочь, старательно выбирающую себе платье, ошеломленная Анастасия Витальевна остановилась. — Куда собираешься? На свидание?— хитро прищурилась женщина, сразу же строя предположения. — Не переживай, так и быть отпущу. — В театр, мам, — недовольно пробурчала Соня. — Афишу увидела, там сегодня будет сеанс чёрной магии. — Она успела изучить контрамарку. — Если переводить с языка маркетинга, то фокусы. Посмотреть хочу. — Какое у тебя культурное времяпрепровождение, — хмыкнула Анастасия Витальевна. — Зато воздухом свежим хоть подышишь, а то дома целые дни просиживаешь. — Что поделать, — пожала плечами девушка. — книги нынче интереснее людей. — Не спорю. Я в молодости столько раз в книжных персонажей влюблялась... — мечтательно протянула женщина. — Мам, ты уже рассказывала. — Хорошо-хорошо, не буду тебя доставать. — сдалась Анастасия Витальевна. — Может ты новенькое, вот это голубое оденешь? — О, точно! Оно ещё и с «фонариками»! — Соня сняла платье с вешалки и приложила на себя. — Красавица! — вынесла вердикт женщина. — Домой потом случайно табун парней не приведи. — Буду отбиваться до последнего! — пообещала Соня, хихикая. Переодевшись, привычные балетки остались на ногах, ибо гармонировали с образом, распустив русые волосы, а так же при помощи мамы нацепив сережки кольца и в который раз отказавшись от косметики, к походу девушку снарядилась. Анастасия Витальевна за неё не волновалась, девчонка может и на вид выглядела недотрогой, а ударить могла без предупреждения. (Она до сих пор помнит как дочь в седьмом классе без стеснения колотила мальчиков, если они мешали ей заниматься.) Как родителя, её больше волновали необщительность и замкнутость дочери. Друг-то был, Соня его и на чай приводила, приличный парень, да и того в психбольницу увезли, в газетах, на первой странице теперь мелькает. — Аu revoir, мам! — крикнула Соня в прихожей, чмокнула Анастасию Витальевну в щеку и понеслась, перепрыгивая через ступеньку, с пятого этажа. — Пока, солнышко! *** Майские вечера светлы, теплы и, чаще всего, безветрены. Чистое небо ослепительно алое, пусть солнце и не скрылось за горизонтом. Особенно приятны уходящие дни весны школьникам, ощущение свободы, предчувствие безделья, которое растянется на три месяца, а затем горькое сожаление, где-нибудь в конце августа, что лето опять вышло непримечательным и отдохнуть как следует не получилось. Театр находился практически напротив Садовой, а значит и от дома особы, идущей неторопливым шагом по бульвару. Одна рука была засунута в карман платья, дабы не потерять ценную невесомую контрамарку. В другом лежали монеты и несколько червонцев, не скажешь же маме, что билет тебе любезно предоставил приспешник дьявола. По дороге назад она зайдет в ларек, за мороженым, чтобы не возникло никаких вопросов. Если говорить откровенно, Соня редко выбиралась на общественные мероприятия, не любила большого скопления вечно куда-то рвущихся и орущих людей, расталкивающих остальных в разные стороны. На выступление самого Сатаны, она ринулась из-за желания узнать, а что там произойдет, не типичными же фокусами мессир, она решила тоже называть его так, займется. Нет, здесь точно всплывет какой-нибудь подвох. Ой, как ей не хочется в этом участвовать... Войдя через ворота и поднявшись по ступенькам на первый этаж театра, девушка тут же встряла в длиннейшую очередь возле кассы. До начала оставалось мало времени, а люди приходили и приходили. Повезло иметь связи с «артистами», свободного места на неё точно бы не нашлось. Пробираясь сквозь толпу, пытаясь ненароком ни в кого не врезаться, Соня добралась до зрительного зала, меньше наполненного публикой. Она затерялась где-то в середине, при ней были очки, не хотела привлекать лишнего внимания, зайцем же, считай, пробралась. Прозвенел третий звонок. Через минуту погас свет, вспыхнула рампа, дающая красноватый оттенок на низ занавеса. На сцене предстал полный мужчина с бритым лицом и в помятом фраке – конферансье Жорж Бенгальский. Он то и дело останавливал сам себя, шутил не смешные шутки, (по крайней мере так считала Соня и весь помалкивающий зал) под конец речи, наконец, представил мсье Воланда, вот какое имя-то у мессира, и начал доказывать, что черной магии не существует в природе. Бенгальский замахал руками в прорез занавеса, отчего тот разошелся, и встал сбоку сцены. Выход мага с его высоким помощником и котом, вступившим на сцену на задних лапах, очень понравился публике. Дьявол приказал принести ему кресло, и в ту же секунду, неизвестно как и откуда, на сцене появилось кресло, в которое он и сел. — Скажи мне, любезный Фагот, — осведомился Воланд у клетчатого. Размеренный низкий голос вынудил Соню поежится. — как по-твоему, ведь московское народонаселение значительно изменилось? — он внимательно осматривал каждого человека в зале. Стало не по себе. — Точно так, мессир, — вкрадчиво ответил Коровьев. О, значит как он стелится перед «начальником». — Ты прав. Горожане сильно изменились, внешне, я говорю, как и, впрочем, сам город. О костюмах нечего уж и говорить, но появились эти, как их, трамваи, автомобили… — Автобусы, — почтительно подсказал Фагот. Зрители молча внимали диалог, может думали, что это присказка такая, для шоу. Физиономия Бенгальского вытянулась в недоумении, воспользовавшись паузой, заговорил: — Иностранный артист выражает свое восхищение Москвой, выросшей в техническом отношении, а также и москвичами. — он натянуто улыбнулся. У Сони вырвался нервный смех. Ну да, конечно. — Разве я выразил восхищение? — недоуменно спросил Воланд у клетчатого помощника. — Никак нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали, — ответил тот. — Так что же говорит этот человек? — А он попросту соврал! — громко огласил Фагот на весь театр. И прибавил, обратясь к Бенгальскому: — Поздравляю вас, гражданин, соврамши! Соня одной из первых пустилась в звонкий смех, артисты на галерке тоже расхохотались, лишь большая часть публики осталась в озадаченности. Конферансье ей было абсолютно не жалко, сам полез, никто не заставлял. Трясущийся, выпучивший глаза, весь красный, он только усугублял свое положение. — Но меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая... — продолжал Воланд. — Аппаратура! — опять подсказал Фагот. — Совершенно верно, благодарю, — медленно говорил маг тяжелым басом, — сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне? — Да, это важнейший вопрос, сударь. Определенно, люди способны меняться, но, вот, хотят ли они этого? Смысл ломать устоявшийся образ жизни ради другого, ненадежного? Соня сама привыкла жить однообразно и не жаловалась, разве что наскучивает со временем. Ей не для кого меняться. А для себя незачем, её в общем-то устраивает расклад на данный момент. — Однако мы заговорились, дорогой Фагот, а публика начинает скучать. Покажи для начала что-нибудь простенькое. Коровьев и Бегемот разошлись в разные стороны. Первый щелкнул пальцами и поймал из воздуха колоду карт, стасовал лентой и пустил коту. Тот перехватил и пустил её обратно. Атласная змея фыркнула, Фагот раскрыл рот, и всю колоду, карту за картой, заглотал. Чудеса да и только! Какое строение, интересно, желудка у этих чертей? После этого Бегемот раскланялся, шаркнув правой задней лапой, и вызвал неимоверный гул аплодисментов. За кулисами восхищенно кричали: «Класс!». Умиленная этими действиями Соня также хлопала в ладоши. А Фагот небрежно тыкнул пальцем в партер и объявил: — Колода эта таперича, уважаемые граждане, находится в седьмом ряду у гражданина Парчевского, как раз между трехрублевкой и повесткой о вызове в суд по делу об уплате алиментов гражданке Зельковой. «Ну, дают!» — восторгалась девушка. В партере зашевелились, начали привставать, и, наконец, какой-то гражданин, которого, точно, звали Парчевским, весь пунцовый от изумления, извлек из бумажника колоду и стал тыкать ею в воздух, не зная, что с нею делать. — Пусть она останется у вас на память! — прокричал Фагот. — Недаром же вы говорили вчера за ужином, что кабы не покер, то жизнь ваша в Москве была бы совершенно несносна. Соврешенно не боится быть раскрытым, ещё и наглеет, каков farceur. — Стара штука, — послышалось с галерки. — этот в партере из их же компании. — Вы полагаете? — Прищурился Фагот, смотря на галерею. — в таком случае, и вы в одной шайке с нами, потому что она у вас в кармане! На галерке произошло движение, и послышался радостный голос: — Верно! У него! Тут, тут… Стой! Да это червонцы! Сидящая в партере Соня повернула голову. На галерее какой-то смятенный гражданин обнаружил у себя в кармане пачку, перевязанную банковским способом и с надписью на обложке: «Одна тысяча рублей». Соседи навалились на него, а он в изумлении ковырял ногтем обложку, стараясь дознаться, настоящие ли это червонцы или какие-нибудь волшебные. — Ей богу, настоящие червонцы! —Кричали с галерки радостно. А говорили сделать деньги из воздуха нельзя. Точно липовые. Но не в контексте подделки, а в работоспособности. Не факт, что такими купюрами можно платить. — Сыграйте и со мной в такую колоду, — весело попросил какой-то толстяк в середине партера. — Авек плезир! — отозвался Фагот. И на французком, шпарить умеет, чёртов вундеркинд. — но почему же с вами одним? Все примут горячее участие! — и скомандовал: — Прошу глядеть вверх! Раз! — в руке у него показался пистолет, Соня вздрогнула и закрыла уши ладонями, он крикнул: — Два! — Пистолет вздернулся кверху. Он крикнул: — Три! — сверкнуло, бухнуло, и тотчас же из-под купола, ныряя между трапециями, начали падать в зал белые бумажки. Они вертелись, их разносило в стороны, забивало на галерею, откидывало в оркестр и на сцену. Через несколько секунд денежный дождь, все густея, достиг кресел, и зрители стали эти бумажки ловить. Поднимались сотни рук, люди сквозь бумажки глядели на освещенную сцену и видели самые верные и праведные водяные знаки. Запах тоже не оставлял никаких сомнений: это был ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег. Сперва веселье, а потом изумленье охватило весь театр. Всюду гудело слово «червонцы», слышались восклицанья и веселый смех. Кое-кто уже ползал в проходе, шаря под креслами. Многие стояли на сиденьях, ловя вертлявые, капризные бумажки. Стоило паре случайно отлететь к Соне, которая из-за недоверия не старалась поймать ни одной, как на неё накинулась рядом сидящая женщина, с воплями: «Это моё! Не трогай!» схватила деньги. С другой стороны прохода тоже не давали, настойчиво лезли. — Вы меня, граждане, задавите! —возмущалась Соня, целенаправленно толкаясь. Деньги, безусловно, вещь хорошая, но не затоптать же ради них человека! — Чёрт бы вас всех жадных побрал! Общее возбуждение возрастало, и неизвестно, во что бы все это вылилось, возможно, в потерю некой мадмуазель Софьи, если бы Фагот не прекратил денежный дождь, внезапно дунув в воздух. В театре стоял гул, у всех зрителей возбужденно блестели глаза. Бенгальский нашел в себе силы и шевельнулся. Стараясь покрепче овладеть собой, он по привычке потер руки и голосом наибольшей звучности заговорил так: — Вот, граждане, мы с вами видели случай так называемого массового гипноза. Чисто научный опыт, как нельзя лучше доказывающий, что никаких чудес и магии не существует. Попросим же маэстро Воланда разоблачить нам этот опыт. Сейчас, граждане, вы увидите, как эти, якобы денежные, бумажки исчезнут так же внезапно, как и появились. Тут он зааплодировал, но в совершенном одиночестве, и на лице при этом у него играла уверенная улыбка, но в глазах этой уверенности отнюдь не было, и скорее в них выражалась мольба. «Вот дурак! Не лезь, когда не просят! Вы посмотрите, какой самоуверенный!» Публике речь Бенгальского не понравилась. Наступило полное молчание, которое было прервано клетчатым типом. — А это опять-таки случай так называемого вранья, — громко объявил Фагот, нахмурившись. — бумажки, граждане, настоящие! — Вот врать, — буркнула недовольная Соня. Он ведь людей дурит! — Браво! — отрывисто рявкнул бас где-то в высоте. — Между прочим, этот, — тут Коровьев указал на конферансье. — мне надоел. Суется все время, куда его не спрашивают, ложными замечаниями портит сеанс! Что бы нам такое с ним сделать? — Голову ему оторвать! — сказал кто-то сурово на галерке. Проклятье! Вправду же оторвут, не пожалеют! Опрометчивое желание выкрикнуть: «Стойте!» не спасло бы поганого конферансье, её попросту не услышат. — Как вы говорите? Ась? — тотчас отозвался на это безобразное предложение Фагот. — голову оторвать? Это идея! Бегемот! — закричал он коту. — Делай! Эйн, цвей, дрей! Соня зажмурилась, не желая увидеть зрелище, не терпела кровь. Она услышала мяуканье Бегемота, вздрогнула от раздавшегося крика людей в театре, машинально распахнула глаза и замерла, ужаснувшись и потеряв дар речи. Кровь фонтанами из разорванных артерий на шее ударила вверх и залила и манишку и фрак. Безглавое тело как-то нелепо загребло ногами и село на пол. В зале послышались истерические крики женщин. Кот передал голову Фаготу, тот за волосы поднял её и показал публике, и голова отчаянно крикнула на весь театр: — Доктора! — Ты будешь в дальнейшем молоть всякую чушь? — грозно спросил Фагот у плачущей головы. — Не буду больше! — прохрипела она. — Ради бога, не мучьте его! — вдруг, покрывая гам, прозвучал из ложи женский голос, и маг повернул в сторону этого голоса лицо. Соня продолжала сидеть в оцепенении. — Так что же, граждане, простить его, что ли? — спросил Фагот, обращаясь к залу. — Простить! Простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в один хор с мужскими. Только Соня молчала, не оправилась от увиденного. Испуганный взгляд метался то к голове, то к спокойному лицу Фагота. — Как прикажете, мессир? — спросил Коровьев у Воланда. — Ну что же, — задумчиво отозвался тот, — они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны, ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца. Обыкновенные люди, в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их… — и громко приказал: — Наденьте голову. Кот, прицелившись поаккуратнее, нахлобучил голову на шею, и она точно села на свое место, как будто никуда и не отлучалась. И главное, даже шрама на шее никакого не осталось. Бегемот лапами обмахнул фрак Бенгальского и пластрон, и с них исчезли следы крови. Фагот поднял сидящего Бенгальского на ноги, сунул ему в карман фрака пачку червонцев и выпроводил со сцены со словами: — Катитесь отсюда! Без вас веселей. Шатаясь, несчастный конферансье побрел за кулисы, причитал что-то себе под нос. Он скрылся, но зрители продолжали смотреть в одну точку, не замечая ничего вокруг себя. Да, кстати, примерно в это время со сцены исчезло кресло, а вместе с ним и Воланд. Когда внимание публики привлек Фагот, Соня заметила отсутствие главного «мага». Что, насмотрелся? А почему сам не продемонстрировал свою силу простым смертным? Странно всё это... — Теперича, — объявил Фагот. — когда этого надоедалу сплавили, давайте откроем дамский магазин! И тотчас пол сцены покрылся персидскими коврами, возникли громадные зеркала, с боков освещенные зеленоватыми трубками, а меж зеркал витрины, и в них зрители в веселом ошеломлении увидели разных цветов и фасонов парижские женские платья. Но это в одних витринах, а в других появились сотни дамских шляп, и с перышками, и без перышек, и с пряжками, и без них, сотни же туфель – черных, белых, желтых, кожаных, атласных, замшевых, и с ремешками, и с камушками. Между туфель появились футляры, и в них заиграли светом блестящие грани хрустальных флаконов. Горы сумочек из антилоповой кожи, из замши, из шелка, а между ними – целые груды чеканных золотых продолговатых футлярчиков, в которых бывает губная помада. Одним словом – женский рай. Чёрт знает откуда взявшаяся рыжая девица в вечернем черном туалете, всем хорошая девица, если бы не причудливый шрам на шее, заулыбалась у витрин хозяйской улыбкой. Фагот, сладко ухмыляясь, доказывал, что фирма совершенно бесплатно производит обмен старых дамских платьев и обуви на парижские модели и парижскую же обувь. То же самое он добавил относительно сумочек, духов и прочего. Кот начал шаркать задней лапой, передней и в то же время выделывая какие-то жесты, свойственные швейцарам, открывающим дверь. Девица хоть и с хрипотцой, но сладко запела, картавя, что-то малопонятное, но, судя по женским лицам в партере, очень соблазнительное. — Прошу! — настаивал Фагот, — без всякого стеснения и церемоний! Публика волновалась, но идти на сцену пока никто не решался. Неужели сообразили, что вещам, появляющимся магическим образом, не стоит доверять? Но наконец какая-то брюнетка вышла из десятого ряда партера и, улыбаясь так, что ей, мол, решительно всё равно и в общем-то наплевать, прошла и по боковому трапу поднялась на сцену. Соня забеспокоилась о ней, бесплатно в этой жизни ничего не бывает. Какая же валюта фигурирует у чертей? — Браво! — вскричал Фагот. — приветствую первую посетительницу! Бегемот, кресло! Начнем с обуви, мадам. Брюнетка села в кресло, и Фагот тотчас вывалил на ковер перед нею целую груду туфель. Девушка сняла свою правую туфлю, примерила сиреневую, потопала в ковер, осмотрела каблук. «Красивенькие,» — расценила Соня.— «но с высоким каблуком, рухну тут же.» — А они не будут жать? — задумчиво спросила она. На это Фагот обиженно воскликнул: — Что вы, что вы! — и кот от обиды мяукнул. — Я беру эту пару, мосье, — сказала брюнетка с достоинством, надевая и вторую туфлю. Старые её туфли были выброшены за занавеску, и туда же проследовала и сама она в сопровождении рыжей девицы и Фагота, несшего на плечиках несколько модельных платьев. Кот суетился, помогал и для пущей важности повесил себе на шею сантиметр, с таким напыщенным видом, что Соня хихикнула. Через минуту из-за занавески вышла брюнетка в таком платье, что по всему партеру прокатился вздох. Храбрая женщина, до удивительности похорошевшая, остановилась у зеркала, повела обнаженными плечами, потрогала волосы на затылке и изогнулась, стараясь заглянуть себе за спину. — Фирма просит вас принять это на память, — сказал Фагот и подал брюнетке открытый футляр с флаконом. — Мерси, — надменно ответила брюнетка и пошла по трапу в партер. Пока она шла, зрители вскакивали, прикасались к футляру. Ну французские, ну духи, почему такой ажиотаж? И вот тут прорвало начисто, и со всех сторон на сцену пошли женщины. Они исчезали за занавеской, оставляли там свои платья и выходили в новых. На табуретках с золочеными ножками сидел целый ряд дам, энергично топая заново обутыми ногами. Фагот становился на колени, орудовал роговой надевалкой, Бегемот, изнемогая под грудами сумочек и туфель, таскался от витрины к табуретам и обратно, девица с изуродованной шеей то появлялась, то исчезала и дошла до того, что уж полностью стала тарахтеть по-французски, и удивительно было то, что ее с полуслова понимали все женщины, даже те из них, что не знали ни одного французского слова. Кроме Сони. Во-первых, из-за шума, а во-вторых, она не учила названия французских брендов одежды. Сдались они ей, в самом деле. И снова эту прекрасную мадмуазель почти задавили бесцеремонные дамочки, не имевшие терпения. Соня угодила прямиком в женский поток, из которого не выбраться невредимой, приходилось вертеть головой во избежании столкновений и быстро-быстро перебирать ногами, волшебным образом девушка дошла до сцены, с которой спускалась вторая волна уже успокоившихся женщин. Одежда ей даром не сдалась, свое голубое платье с «фонариками» роднее. Проскользнув к краю сцены, Соня посматривала на бегающих и щебечущих вокруг неё девушек и контролировала, когда начнется спад и она сможет вернутся в зал. — Софья Александровна, милочка, вам туфельки лакированые не приглянулись? — Пред ней возник Фагот, в руках которого была пара красных шпилек. — Ваши вон, потрепались, нет-нет и, небось, порвутся. — Спасибо, но не нужно, — отрицательно помотала девушка головой. — Мои ещё век прослужат, они крепкие, сама выбирала. — Отдайте мне! — Её загородила молодая девица, только что вбежавшая на сцену. — Она всё равно, дурёха, отказывается! — Voici la méchante. — Произнесла Соня благоговейно, скрывая интонацией истинный перевод. — Великолепный выбор, мадам! Пройдёмте за мной, примерейте туфли, на ваших тонких ножках, я уверен, они ещё больше заблистают! — Фагот осыпал девицу комплиментами, незаметно уводя за собой вглубь магазина. — А́ la fin, attendez-moi près de la porte du théâtre! — напоследок крикнул он Соне, а той девушке начал врать что-то про элегантные оскорбления на французском. Софья Александровна совершенно не удивилась предложению Коровьева, в голове всплыло недавнее словосочетание «значимая персона», потому он и хочет встретиться тет-а-тет. Смущало лишь, что данные слова были применены к ней, то есть, на кой черт, им выгодно контактировать с девочкой-почти-подростком? Может удастся выманить у Фагота? Обещал, вроде, рассказать, когда «придет время». Соня знала что такое эфемерное понятие длится до того момента, пока ты сам не принудишь человека говорить. Выждав удобное стечение обстоятельств, девушка затесалась в группу довольных переодетых дам и успешно прошла с ними до своего места, зал был полупустой. Соня, поправляя съехавшие очки, продолжила смотреть на мельтешение женщин на сцене и на мелькание разноцветных нарядов. Зачем чертям нужна людская одежда, раз они готовы отдать свою, «волшебную»? Или весь показ только для проверки на количество ума? А может она и есть та самая дурочка, могла бы наряд себе новый выхватить за бесплатно... Опоздавшие женщины, тоже сомневающиеся в добросовестности фирмы, рвались на сцену, со сцены же текли счастливицы в бальных платьях, в пижамах с драконами, в строгих визитных костюмах, в шляпочках, надвинутых на одну бровь. А Соню можно соблазнить двумя вещами: книгами и шляпами. Она уже хотела вернуться и выхватить себе какую-нибудь причудливый головной убор, но одернула себя – шестое это чувство или женское чутье, в общем, что-то подсказывало, что девушка ой как пожалеет, если сунется за своей шляпкой. Тем временем, Фагот объявил, что за поздним временем магазин закрывается до завтрашнего вечера ровно через одну минуту, и тогда поднялась неимоверная суета. Женщины наскоро, без всякой примерки, хватали туфли. Одна, как буря, ворвалась за занавеску, сбросила там свой костюм и овладела первым, что подвернулось, – шелковым, в громадных букетах, халатом и, кроме того, успела подцепить два футляра духов. Ровно через минуту грянул пистолетный выстрел, оглушивший Соню, зеркала исчезли, провалились витрины и табуретки, ковер растаял в воздухе так же, как и занавеска. Последней исчезла высоченная гора старых платьев и обуви, и стала сцена опять строга, пуста и гола. И вот здесь в дело вмешалось новое действующее лицо. Приятный звучный и очень настойчивый баритон послышался из ложи №2: — Всё-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов, в особенности фокус с денежными бумажками. Желательно также и возвращение конферансье на сцену. Судьба его волнует зрителей. Баритон принадлежал не кому иному, как почетному гостю сегодняшнего вечера Аркадию Аполлоновичу Семплеярову, председателю акустической комиссии московских театров. Аркадий Аполлонович помещался в ложе с двумя дамами: пожилой, дорого и модно одетой, и другой – молоденькой и хорошенькой, одетой попроще. Первая из них, как вскоре выяснилось при составлении протокола, была его супругой, а вторая – дальней родственницей, начинающей и подающей надежды актрисой, приехавшей из Саратова и проживающей на квартире Семплеярова. — Пардон! — отозвался Фагот. — Я извиняюсь, здесь разоблачать нечего, всё ясно. Он не готовился, что кто-нибудь осмелится выяснить подноготную происходивших чудес? Соня не верит. Фагот притворяется, делает волнующийся вид, чтобы тот мужчина из ложи почувствовал своё превосходство и рано начал торжествовать. Хочет в одну секунду подорвать весь его авторитет, не так ли? — Нет, виноват! Разоблачение совершенно необходимо. Без этого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление. Зрительская масса требует объяснения. — Зрительская масса, — перебил Семплеярова наглый Коровьев, — как будто ничего не заявляла? Но, принимая во внимание ваше глубокоуважаемое желание, Аркадий Аполлонович, я, так и быть, произведу разоблачение. Но для этого разрешите еще один крохотный номерок? — Отчего же, — покровительственно ответил Аркадий Аполлонович. — но непременно с разоблачением! — Слушаюсь, слушаюсь. Итак, позвольте вас спросить, где вы были вчера вечером, Аркадий Аполлонович? При этом неуместном и даже, пожалуй, хамском вопросе лицо Семплеярова изменилось, и весьма сильно изменилось. — Аркадий Аполлонович вчера вечером был на заседании акустической комиссии, — очень надменно заявила супруга Аркадия Аполлоновича, – но я не понимаю, какое отношение это имеет к магии. — Увы, мадам! — Развел руками Фагот. — Вы натурально, ничего не понимаете. Насчет же заседания вы в полном заблуждении. Выехав на упомянутое заседание, каковое, к слову говоря, и назначено-то вчера не было, Аркадий Аполлонович отпустил своего шофера у здания акустической комиссии на Чистых прудах (весь театр затих), а сам на автобусе поехал на Елоховскую улицу в гости к артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов. — Ой! — страдальчески воскликнул кто-то в полной тишине. «Сам себя подставил, как нелепо. Уже второй кто попытался докопаться. С чертями шутки плохи.» Молодая же родственница Аркадия Аполлоновича вдруг расхохоталась низким и страшным смехом. — Всё понятно! — воскликнула она. — И я давно уже подозревала это. Теперь мне ясно, почему эта бездарность получила роль Луизы! И, внезапно размахнувшись коротким и толстым лиловым зонтиком, она ударила Аркадия Аполлоновича по голове. Подлый же Фагот, и он же Коровьев, прокричал: — Вот, почтенные граждане, один из случаев разоблачения, которого так назойливо добивался Аркадий Аполлонович! — Как смела ты, негодяйка, коснуться Аркадия Аполлоновича? — грозно спросила супруга Аркадия Аполлоновича, поднимаясь в ложе во весь свой гигантский рост. Второй короткий прилив сатанинского смеха овладел молодой родственницей. — Уж кто-кто, — ответила она, хохоча, — а уж я-то смею коснуться! — и второй раз раздался сухой треск зонтика, отскочившего от головы Аркадия Аполлоновича. — Милиция! Взять её! — таким страшным голосом прокричала супруга Семплеярова, что у многих похолодели сердца. А тут ещё кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр человеческим голосом: — Сеанс окончен! Маэстро, урежьте марш! Оркестр не заиграл, и даже не грянул, и даже не хватил, а именно, по омерзительному выражению кота, урезал какой-то невероятный, ни на что не похожий по развязности своей марш. После этого в Варьете началось что-то вроде вавилонского столпотворения. К Семплеяровской ложе бежала милиция, на барьер лезли любопытные, слышались адские взрывы хохота, бешеные крики, заглушаемые золотым звоном тарелок из оркестра. И видно было, что сцена внезапно опустела и что надувало Фагот, равно как и наглый котяра Бегемот, растаяли в воздухе, исчезли, как раньше исчез маг в кресле. — Не шоу, а чертовщина какая-та, — скаламбурила Соня, протискиваясь между людьми. На выходе из театра девушка решила переждать, когда основная масса покинет здание. Народ в холле постепенно редел, даже, казалось, дышать становилось легче. Она всё ещё беспокоилась, что к ней могут нагрянуть с просьбой предъявить контрамарку, а та окажется недействительной. Но либо контролерши были заняты толпой, либо это Фагот намагичил, её и в этот раз никто не окликнул. Выходя на свежий воздух, Соня услышала женские вопли, их обладательницы носились из стороны в сторону, при этом почему-то были голые. Мужчины едко смеялись, некоторые из них специально преграждали тем путь. Вот гады. На неё не обращали внимания, не раздетая же, поэтому Соню суматоха не достигла. Неужто французская одежда и впрямь оказалась с подвохом? С одной стороны сами напоролись, с другой, кто знал, что платья исчезающие? За следование моде, ну, никак не должен доставаться прилюдный позор. Всё-таки, она больше им сочувствует, чем упрекает, сама могла попасть впросак. В тени деревьев, скрываемый вечерними сумерками, Фагот, как и договаривались, стоял у ворот, с ухмылкой разглядывая прохожих. Подходя к нему, Соня озадачилась, абсолютно никто не заприметил «артиста» и не начал осыпать его претензиями, особенно женщины, которым тот насолил. — Долго меня ждёте? — вместо приветствия спросила девушка. — Вы абсолютно точно не входите в группу вечно опаздывающих дам, Софья Александровна, — слишком сдержанно для себя ответил Фагот. — А с какой именно целью вы меня ожидаете, позвольте узнать? — Проводить вас до дома, конечно! В нынешнее время таких вандалов можно повстречать по дороге, уму не постижимо! Не спорю, вы постоять за себя умеете, но зачем рисковать лишний раз? — повысил голос мужчина, приобретая привычный тембр незатейливого гражданина. — Мы себе не простим, если с вами случится что-нибудь ужасное! — Кто «мы»? — Соня сдвинулась с места и торопливо зашагала по бульвару. — Мессир, Бегемот, Азазелло – вы с ним обязательно познакомитесь, не волнуйтесь, Гелла, а вот с ней вряд-ли, и я, естественно, — перечислял Фагот, следуя сбоку от неё и загибая пальцы. — Есть ещё кое-кто, но он сейчас занят. — Зачем я вам нужна? — открыто выясняла девушка. — Вы, наверняка, слышали, что мессир хотел посмотреть на москвичей, точнее на их изменения. Но вот незадача – в театре одни лишь взрослые, а новое поколение, которое тоже очень немаловажно, практически отсутствует. Вы, Софья Александровна, стоите на пороге отрочества и юности, значит являетесь идеальной кандидатурой! — торжественно произнес Коровьев. — Мессир просто-напросто отдал приказ приглядывать за вами и я, в настоящее время, его исполняю. — А почему вы лишили девушек нарядов? — задала насущный вопрос Соня. — Это не очень этично. — Они сами выбрали променять свою одежду. — Но ведь вы их подталкивали! — возмутилась девушка. — Я предлагал, а не принуждал, дорогая Софья Александровна. Как и вы, особы могли отказаться. — Фагот резко приблизился к ней и залепетал: — Кстати, у вас обворожительное платье, а большие серьги вам к лицу! И прошу заметить, распущенные волосы обрамляют ваши плечи намного изящнее, чем хвост! — он лукаво подмигнул. — Прекратите! — Соня в негодовании надула слегка покрасневшие щеки. Не каждый день услышишь комплименты, даже от чертей, между прочим! — У нас был серьёзный разговор, а вы тут... — она не договорила, Фагот состроил глупую рожицу, окончательно её обескураживая, залилась смехом. — Ладно, — девушка вздохнула, успокаиваясь. — вы мороженого хотите? Рядом с моим домом ларек есть, по доброте душевной, могу и вам прикупить. Это ни в коем случае не плата за ваши любезности! — тут же прибавила Соня и интенсивно замахала руками. — Не стоит утруждаться в поисках аргументов, Софья Александровна! Я всецело доверяю вам и без оных! — уверял Фагот. — И я принимаю ваше предложение. — Замечательно! — на радостях воскликнула девушка. Оставшийся отрезок пути, Соня часто ускорялась и перегоняла спутника, так ей нетерпелось потратить деньги, но вовремя останавливалась и в ожидании товарища подскакивала на месте. Она случайно успела разболтать о народных танцах, которым училась в детстве и продемонстрировала чечетку, после которой болезненно согнулась и сморщилась, потирая коленки, признав, что в тонких балетках с маленьким каблуком отобьет себе ступни и «приклеится» к кровати, эдак на пару дней. Пришлось Фаготу придерживать её за талию, пока ноги не пришли в норму. Он искренне дивился ее энергичности. В одночасье неприступная, скрытная, местами холодная Софья Александровна вмиг обратилась в общительную, беззаботную и простодушную Соню. Зная, что эта девушка дружбу на ровном месте не заводит, было странно видеть, как она крутилась вокруг него, совершенно не стесняясь выкрикивать некоторые слова, казавшиеся самыми важными в её историях. Ну, эта девушка всегда безупречно отыгрывала роль наивной дурочки. К ларьку Соня стремительно рванула, наспех соображая, что тот может быть закрыт, и весь «продуманный» план пойдет коту под хвост. К счастью, в окошке она увидела усталую продавщицу и возрадовалась. Не взглянув на вывеску, девушка скороговоркой проговорила названия мороженого и тут же вытащила из кармана нужную сумму, давным-давно запомнила цены. К Фаготу Соня шла очень довольная, в одной руке уместив целых три пачки. Предугадывая вопросы, она сразу на ходу начала объяснять: — Я думаю, Бегемот тоже не откажется. Передадите ему от меня? — протянула девушка два мороженных, при себе оставив аналогичное. — Почти все мои знакомые не против шоколадного, решила и вам взять. Ничего страшного, надеюсь? — Мерси, Софья Александровна, обязательно обрадую своего друга гостинцем. — Фагот спрятал сладости в карманы клетчатого пиджака. — Я не думаю, что он начнет ерничать, узнав, что это от вас. — Вот и хорошо. — Соня развернула фольгу и стала есть свою порцию. — Мне два шага до дома, можете идти по своим чертовски важным делам. Меня никто не украдёт, честно-честно. — Вы никогда не перестанете пускать каламбуры, — скорее утвердительно заметил Фагот, привычно улыбаясь. — За сим, прощаюсь с вами, душенька. До встречи! — крикнул он и растворился в воздухе. — А bientôt! — вслед сказала Соня, уверенная в том, что её слова были услышаны.