Изгнанники. Начало странствий

Он был безумен. Он был прекрасен в своей ярости, ее возлюбленный. Этельфлед завороженно наблюдала, как мелькает меч Эрика, как он один против людей собственного брата все ближе и ближе продвигается к ней. Позже Утред упрекал ее избранника в безрассудстве: отбить пленницу можно было бы и меньшей кровью, не говоря уже о том, что сам он мог погибнуть с десяток раз. Но это было позже, в другой жизни. В этой жизни, когда она все еще была дочерью уэссекского короля Альфреда, женой мерсийского олдермена Этельреда, ценной заложницей, способной погубить Англию, - Этельфлед закричала. Крепкие пальцы державшего ее датчанина сжались еще сильнее, так что, сомкнись они еще больше, и кости треснули бы, но она, не чувствуя боли, рванулась вперед, даже понимая, что не успеет заслонить возлюбленного от меча брата. Отчаяние придало ей сил, но датчанин, державший ее, был сильнее. Корабль качнуло, и Эрик, до того уверенно стоявший на ногах, неловко шатнулся. - Брат? - острие меча Зигфрида прошло в дюйме от живота Эрика, и только счастливой случайностью он не оказался задет. Он был поражен: как возможно, что старший брат поднял на него меч и был готов убить? - У тебя нет брата. Ты променял родство на щель саксонской шлюхи. Будь сейчас здесь на месте беспристрастный судья, он мог бы постановить: Зигфрид вправе был назвать младшего брата предателем. Великолепный в своей простоте план, позволивший старшему Таргилсону собрать армию и, чем боги не шутят, назвать себя королем одной из земель Англии, вдруг треснул, как гнилая доска под сапогом. Ведь предупреждал же он влюбленного безумца: эта девка – всего лишь мешок с золотом, товар, с которым приходится обращаться осторожно, чтобы не повредить, но все равно придется расстаться. Ты можешь видеть приятное лицо, полные груди, стройные ноги, можешь развлечься, но не увлекайся. Не стоит она головы. И вот теперь последний урок он решил преподнести буквально. Другой бы мудрец, наверно, сказал, что Этельфлед, дочь короля Альфреда, не пара норманну Эрику. Она – королевская кровь, она – ценный приз и земли, что стоят за ней. Она чужой веры и чужая жена. А у него только храбрость и несколько верных смельчаков, готовых без сомнений и вопросов биться рядом с ним плечо к плечу. Ведь даже корабль, которым он управлял и сделал собственными руками, ему не принадлежал. Все это было верно, и все так ничтожно перед самым главным в этом мире, тем, что ломало устои и не подчинялось никаким законам, кроме тех, что принимались двоими влюбленными. Все решила любовь… Сражение прекратилось само собой. Так казалось Этельфлед. Люди Зигфрида отступали, понимая, что преимущество на стороне противника. Эрик опустил меч и сделал шаг к Этельфлед. Она же, обнаружив, что ее уже не держат, бросилась к нему, чтобы почувствовать его живым, чтобы чувствовать себя живой. Вот и все. Это последний рубеж, и возврата больше не будет. - Не пожалеешь? – за спиной Этельфлед услышала голос человека, благодаря которому обрела свое невозможное, украденное счастье. Она не обернулась, просто прошептала: - Никогда, лорд Утред. - Если ты ее обидишь, - продолжал лучший друг, обращаясь уже к Эрику. - Я найду тебя и выпотрошу как свинью. - Никогда, лорд Утред, - сказал Эрик и прикоснулся губами к затылку Этельфлед. Она улыбнулась, уверенная, что никто не увидит ее нелепую улыбку: их с Эриком бессвязные клятвы так походили на брачные обеты. - Тогда торопитесь, - наставлял Утред. – Если с твоим мужем и отцом, госпожа, у вас есть несколько дней, пока дойдут вести, то с другой стороны гончие уже готовы к охоте, - он кивнул на уходящий корабль еще одного тюремщика Этельфлед Хастена, - насколько смогу, я их задержу. Прощание было коротким, и быстроходный корабль Эрика «Покоритель волн» направился туда, где на скалистом берегу реки Виир стояла непреступная крепость Дунхолм. Команда была верна предводителю, и, может, они и осуждали его выбор, но роптать открыто никто не смел. Для Этельфлед все еще было в диковину, что не нужно таить свою любовь, и где-то в глубине души она ожидала кары за нарушение брачных обетов, но Господь благоволил изгнанникам. Дунхолм встретил беглецов густым туманом. Этот туман позволил «Покорителю волн» уйти от погони, но он же мог и погубить, если часовые на башнях Дунхолма не заметят, что нападающий орел на носу корабля заменен на белый щит, а на мачте развешены зеленые ветви в знак мира. Все обошлось, и тем же утром Эрик и Этельфлед объяснялись перед хозяином крепости Рагнаром Рагнарсоном. - Я слышал, что ты доставил немало хлопот саксам Уэссекса и Мерсии. Но что ты делаешь здесь, на севере, Эрик Тарглисон? – рявкнул Рагнар так, что гончие у его ног насторожено подняли морды. Хозяин Дунхолма сидел на высоком стуле в конце зала, а Эрик и Этельфлед вынуждены были стоять и ждать, как просители. - Если моя слава идет впереди меня, ярл Рагнар, тогда ты знаешь, что я достойный воин, - Эрик говорил спокойно и тихо, чтобы заставлять себя слушать. – Тебе бы не помешал еще один корабль и команда, я же готов присягнуть тебе в верности. - И ты привез эту девку в подарок мне? – Рагнар встал и направился к просителям. Темноволосая, стройная женщина, стоящая по правую руку от него и опирающаяся об подлокотник его стула, ухмыльнулась. Этельфлед и так стояла, прикрываемая спиной Эрика, теперь же он защитным жестом совсем попытался ее задвинуть, но голос его был спокоен, и его уверенность передавалась и Этельфлед. - Эта женщина привезла тебе вести о твоей сестре Тайре, ярл Рагнар. Лицо сурового хозяина просветлело, это была больше чем заинтересованность. Когда он подошел вплотную к паре просителей, слово взяла Этельфлед. Она старалась, чтобы ее голос звучал так же ровно, как у возлюбленного. Только говорила тише, чтобы слышали только те, чьим ушам предназначалось послание. - Несколько месяцев назад, лорд Рагнар, она разрешилась от бремени хорошенькой девочкой. И младенец, и старший сын Тайры здоровы. Тайра любима, но она жалуется… - Этельфлед ненадолго замолчала, наблюдая, как гневно приподнялись брови Рагнара, – что муж заботлив с излишком: стоит дунуть хоть легкому ветерку, как он пытается накинуть на нее плащ, даже если на дворе стоит жара. Он пытался запретить ей поехать за ним в Лунден, говорил, что это опасно, что воздух там гнилой, - Этельфлед снова замолчала, выдержав пару ударов сердца. – Но чего стоит запрет, если отчаявшаяся любящая женщина желает следовать за своим мужем? В Лундене я и видела ее последний раз. - Значит, она счастлива? - Она нашла покой. Когда-то несчастную, обезумевшую сестру Рагнара держали в этом самом форте пленницей. Это были не саксы, а ее соплеменники. Зато священник сакс Беока утешил ее, изгнав бесов, завладевших душой несчастной, он стал ей опорой, а со временем и мужем. Странной они были парой для тех, кто не знал их историю: красивая молодая датчанка и кривой, уродливый старик. Господь каждому подбирает пару. Кто бы мог подумать, что парой принцессы Уэссекса станет темноволосый северянин, захвативший ее ради богатого выкупа? - Что ж, Эрик Тарглисон, - благодушно и громко, чтобы слышали все находящиеся в зале, провозгласил Рагнар. – Теперь Дунхолм и твой дом. Потом был пир в честь прибывших. Этельфлед, будучи пленницей, уже успела притерпеться к безудержному веселью, царившему на попойках датчан. Не по своей воле она оказалась в числе гостей: Зигфрид Тарглисон собирал армию. Люди стекались к нему, узнав, какую выгодную сделку он должен провернуть. Чтобы у его новых союзников не оставалось сомнений, он спешил демонстрировать пленницу как ценное украшение пира. Хотя относились к Этельфлед уважительно, скорее как к гостье, а не пленнице, но Зигфрид не уставал намекать, что с ней случится, если муж и отец не поторопятся с выкупом. Однажды он даже это продемонстрировал, когда на глазах Этельфлед датчане надругались над рабыней-саксонкой. На пиру у Рагнара также в обилии пились эль и медовуха, также столы ломились от еды, играли музыканты, гимнасты крутили невероятные фигуры. Хрупкая девочка, запрыгнув на стол, прошла по нему, изгибаясь, словно у нее костей не было. Рагнар еще раз расспросил о сестре, но больше его интересовал названный брат Утред. И Эрик, и Этельфлед, восседавшие на креслах почетных гостей, удовлетворяли его интерес, рассказывая все, что было им известно. Когда хозяин Дунхолма изрядно захмелел, он обратил внимание на уже выделявшийся живот Этельфлед. - А ты не промах, парень, - икнув, он стукнул пустым рогом о стол, требуя снова наполнить его хмельным напитком. – Насадить свое семя дочери Альфреда. Этельфлед замерла - кое о чем Рагнару, наверно, тоже стоило узнать, - но Эрик ее опередил: - Пусть гордится, что теперь его кровь смешалась с кровью настоящего викинга. Правда раскрылась через десять дней, когда в Дунхолм явились послы короля Гутреда. Понимая, что без поддержки Рагнара трон его падет, как стул со сломанной ножкой, Гутред не требовал - просил вернуть мерсийскому лорду Этельреду его беременную супругу или хотя бы ребенка после его рождения, суля богатый выкуп. Этих просителей Рагнар принимал под открытым небом на площади. Любой обитатель Дунхолма мог слышать и видеть, что происходит. Этельфлед тоже была там. Ее единственная на то время служанка, саксонка уже не молодых лет, но еще проворная и опытная, Сетрит учила хозяйку резать курицу, когда прибежал мальчишка, слуга Эрика, и сообщил, что на совете требуется присутствие Этельфлед. Она вздохнула с облегчением. Когда-нибудь она должна будет освоить и эту обязанность. Господь, создавая кур, явно предназначил их для еды. Так что нечего колебаться, жалея глупую птицу и не желая проливать ее кровь. Может, в другой раз Этельфлед будет настроена более решительно, но, получив повод отложить убийство, она не колеблясь отступила, отпуская время помилованную птицу. Сетрит за ее спиной недовольно крякнула. Какая из этой изнеженной девчонки хозяйка? Курица тут же поспешила удрать, а кому ее ловить, пока ее не подбил и украл какой-нибудь ловкач? Конечно, Сетрит! Что бы ни думала ворчливая служанка, Этельфлед собой гордилась. Пусть не так быстро, но она постигала науку быть хозяйкой своего дома и себе. Птичкам в клетке не стоит беспокоиться о еде, воде и чистоте своего дома. Такая роскошь доступна лишь свободным птахам… - И что бы это могло значить? Кто здесь дурак, а кто лгун? Скажи, Эрик Тарглисон. Этельфлд услышала громовой голос Рагнара и насторожилась. Заметив людей Эрика, она поспешила к ним, они же расступились, пропуская жену вождя. Эрик ободряюще улыбнулся ей, без слов говоря, мол, не бойся, и шагнул вперед. - Эта женщина моя! Вся и полностью! Значит, и то, что у нее в чреве, мое. Неужели, Рагнар, мерсийская свинья хрюкнет, а ты починишься? Головы послов, да и не только их, обернулись в сторону Этельфлед. Сейчас по одеждам никто бы не признал в ней дочь короля: грубое льняное платье, сверху на нем другое темное, шерстяное без рукавов, перевязанное веревочным поясом, волосы и плечи спрятаны под накидкой. С виду просто обычная женщина. Этельфлед стало тяжело от этих взглядов. Ребенок толкнулся. Она же подняла глаза к пасмурному небу. Моросил мелкий дождик, и она чувствовала, как капельки оседают на ресницах. Она выделяла голос любимого, но и он сливался в один единый гул. Началось! Этельфлед знала, что за требованием ее выдачи стоит не столько муж, Этельред, сколько отец, Альфред. И он так просто не сдастся. - Пойдем. Достаточно уже показалась, - кто-то тронул ее за локоть, и, очнувшись, обнаружила возле себя Бриду. – Обопрись на меня. Этельфлед казалось, что эта женщина если и не презирает ее, то точно недолюбливает, как, впрочем, и всех христиан. Темноволосая, стройная, с хищным, заостренным, но привлекательным лицом и резкими, как у ласки движениями; когда Этельфлед увидела ее впервые, та стояла за спиной Рагнара, а на пиру сидела на высоком месте хозяйки дома. Можно было бы предположить, что Брида его жена, но она была всего лишь его любовницей. Рагнар не отказывал себе в удовольствиях с другими женщинами. Несколько женщин Дунхолма могли назвать себя матерями его детей, но не Брида. Брида не была женой ярла Рагнара, Брида была саксонкой, пусть и поклонялась датским богам, и все же Брида имела власть. Когда она начала уводила Этельфлед, никто не посмел возразить. Первый момент, не дольше двух ударов сердца, Этельфлед сама готова была ей подчиниться, почти развернулась, сделала шаг. Тупая боль в животе лишала ее воли. Казалось правильным довериться цепким как клещи, но не причиняющим боли рукам Бриды, поддерживающим ее под локти, и убраться отсюда подальше, в безопасное теплое место. - Оставь меня, - Этельфлед попыталась отстраниться. - Глупая… - Брида не успела договорить. Сердце не успело сделать удар, а она уже была на руках у Эрика. И все равно что-то шло не так. Еще было рано… Рано… - Позаботься о ней, - тревожно говорил Эрик Сетрит, но не спешил разжимать ладонь, держа за руку Этельфлед. Этельфлед лежала на широкой кровати, ненавидела себя за собственную беспомощность и ненавидела зреющее в ней дитя, как причину бед. Эрику не нужно было это знать. Для него она должна была быть сильной, уверенной в их правоте, тогда и его сила удвоится. - Иди. Ты должен быть сейчас там, а не со мной. Я в порядке. Так со всеми беременными бывает… Этельфлед могла только догадываться, как бывает с другими, потому неизвестность страшила ее больше, чем гнев отца. Этельфлед как-то не задумывалась о будущем своего первенца. Да и с Эриком они не заговаривали об этом, принимая положение Этельфлед как должное. Теперь она задавалась вопросом даже не о том, сможет ли ее избранник принять ребенка от другого мужчины, а сможет ли она сама принять собственное дитя. - Будь осторожна, - Этельфлед вздрогнула, услышав рядом с собой ласковый, но тем более опасный голос. Видимо, недаром Ситрит говорила о женщине Рагнара как о колдунье. - Как ты здесь оказалась? - невольно Этельфлед схватилась за крестик, вызывая улыбку Бриды. - Вошла через дверь. Ты же не думаешь, что я Ночная Тень? Я принесла травы для тебя. Они помогут. - Ты так добра… - Этельфлед отвернулась, визит неприятной гостьи тяготил, но и прогнать ее она бы не смогла. - У меня тоже мог бы быть сын. Я выкинула его раньше времени, и лоно мое стало бесплодным, как пашня, посыпанная солью. Как думаешь, как долго будет держать тебя при себе твой норвег, если ты не сможешь родить ему сына? - Этельфлед вздрогнула, когда Брида попыталась притронуться к ее животу, и оттолкнула ее руку. – Уже ухожу, - показала зубы Брида. От трав ли Бриды или же сама по себе, но боль отступила. Тревога осталась вместе с опасением, что маленькое создание навсегда заберет выстраданное счастье. Вернувшись после пира хмельной почти под утро, Эрик вдруг начал устраиваться на полу. - Что произошло? Ты не хочешь быть рядом со мной? – Эрику пришлось приложить усилие, чтобы снова уложить разбуженную Этельфлед, а потом он опять скатился на свою подстилку из медвежьей шкуры. - Ничего. Не хочу навредить тебе своей страстью. Спи… - Какой заботливый, - фыркнула Этельфлед и спустила ноги на пол. Только-только узнав о ее беременности, Этельред отказался от супружеской близости, говоря, что уважает ее священное положение. Впрочем, получив привилегию больше не расставлять покорно ноги перед похотливым мужланом, она не избавилась от долга терпеть его тяжелую руку. Тело ее противилось растущей в нем новой жизни, а Этельред злился, видя страдания жены, как будто бы это он вынужден претерпевать тошноту и головокружения, а не она. Зато на людях Этельред старался демонстрировать единство Уэссекса и Мерсии, не отпуская Этельфлед от себя даже в походах. Вон, мол, насколько он заботливый, любящий муж. Что ж, если бы не эта бравада, братьям Тарглисон не удалось бы захватить ценный трофей, а Этельфлед не узнала бы своего счастья. Эрика положения Этельфлед не смущало, она же, если сначала и молилась, прося Господа отвести соблазн, потом благодарила за ниспосланное ей благо любить и наслаждаться любовью. - Вернись обратно, - ворчал Эрик, когда она начала устраиваться рядом с ним. – Иначе сам на кровать втащу и запеленаю, чтобы не выбралась. - Только если ты будешь рядом со мной. Где ты, там и я. - Ладно, - Эрик не особо и упорствовал; заставив Этельфлед вернуться в кровать, он устроился рядом. Время или нет, пока не стало поздно, она решилась спросить. - Может, и правда стоит отдать Этельреду ребенка?.. - Глупости, - прервал ее Эрик. – Даже не смей об этом заговаривать. - Я не хочу, чтобы он стал тебе обузой. Эрик прикрыл ей рот ладонью: - При послах Гутрума есть священник. Ты наверняка бы хотела с ним увидеться. - Я бы хотела получить причастие, - ответила она, когда смогла заговорить. - Он будет уговаривать тебя вернуться к мужу, - глухо проговорил Эрик и повернулся на спину. - Он не сможет сломить меня, - пообещала Этельфлд и потерлась щекой о плечо возлюбленного. Эрик оказался прав. Священник носил имя святого Меллита. Он был худощавым, длинноносым, а когда яростно и желчно описывал муки, что ждут Этельфдед, если она не покается в распутстве или слабости духа, если не вернется к мужу, то так брызгал слюной, что исповедуемая еле сдерживалась, чтобы не утереть лицо, а в конце душеспасительной беседы ответила, что на все воля Господа. - Меня предупреждали, что твой отец зашлет священников, терзать твою совесть, - хмуро заметил, ожидавший конца беседы Эрик. - Разве у меня есть повод сожалеть о моем решении? – может, Этельфлед и хотела развеять его сомнения, но, как бы ни отставала она перед отцом Меллитом свою правоту, тяжелый осадок остался, а недоверие Эрика больно ранило. Ответ получился совсем не кротким, успокаивающим, а резким, как выброшенное вперед острие ножа, такого же, какой Эрик нервно воткнул в стол, наверняка оставив там зазубрину. - Пойдем, - Эрик так стремительно поднялся, что стул, на котором он сидел, опрокинувшись, стукнулся об пол. Этельфлед, в это время подошедшая к окну и с тоской разглядывающая их скромный двор, вздрогнула. Она пошла вслед за своим мужчиной, он же, только они вышли за дверь, пропустил ее и, слегка придерживая за поясницу и направляя, повел к небольшому сараю. Только заселившись в их дом в Дунхолме, Эрик определил, что Этельфлед кругом хозяйка, но туда ей заходить запрещено. Она не нарушала договоренности, хоть иногда испытывала соблазн заглянуть туда хоть глазом. Любопытство немного развеяло обиду, но то, что она увидела, заставило ее несколько биений сердца сохранять восторженно удивленное молчание. - Я хотел показать это позже. Ближе к сроку… Она не совсем еще готова, - когда Этльфлед покосилась на возлюбленного, то не могла не заметить: он горд произведенным эффектом. - Она прекрасна, - наконец-то обретя речь, смущенно произнесла Этельфлед, еле сдерживая навернувшуюся слезу. И это была правда. Все это время Эрик готовил удивительный сюрприз, готовил с любовью – иначе зачем украшать навершия головами лошадей, а стенки резными узорами? – колыбель для ее ребенка. И все же Этельфлед достаточно хорошо знала и мужа, и особенно отца, чтобы понимать, что первый отказ их не остановит. Там, где не помогают угрозы, в ход пойдут мягкие переговоры и увещевания. Так и случилось. Этельфлед оставалось еще больше месяца носить дитя, а в Дунхолм уже прибыли три волхва и воин. Отец Виллиабльд – простодушный весельчак, отец Беока – тот самый кривой и старый муж сестры Рагнара, отец Пилиг – говорливый шумный бритт, любитель выпить и поесть, а еще лорд Утред. Каждого из них Этельфлед знала и считала другом. - Твой муж простил тебя. Он в печали из-за вашей разлуки. Если он и был груб с тобой, госпожа, то лишь от любви своей. Теперь это не повторится. Твой отец будет тебе порукой, - увещевал кривой Беока. – Это единственная возможность тебе спасти душу. - Муж имеет право убить меня как прелюбодейку согласно закону Моисея? Не так ли, отец Беока? Будет ли рядом отец, когда лорд Этельред решит свершить правосудие? – спокойно ответила Этельфлед. Отец Виллибальд дернулся, словно его кольнули иглой, отец Пилиг опустил взгляд: он-то знал, что происходило между лордом Мерсии Этельредом и его женой, и служил Этельфлед утешителем, прося терпеть. Только отец Беока удивленно выпучил глаза, пораженный кощунственной речью. - Такого не случится, госпожа, - возмутился он. – Но твое упорство лишь умножает твой грех. Этельфлед невольно прикоснулась к шее, как будто там все еще виднелся темно-багровый след, оставленный мужем. Первый раз придя к пленнице и увидев такой знак, Эрик возмутился: - Укажи на того, кто сделал это с тобой, и я кину его руку к твоим ногам. Тогда Этельфлед всеми силами пыталась выглядеть сильной, сдерживая страх, но такое предложение вызвало ее… любопытство. В то время она так назвала свой интерес к одному из главных тюремщиков. Она еще подумала: слабость или коварство его забота? И может ли она использовать ее в своих интересах? - Не калечь своих людей. Здесь они невиновны. Тот, кто оставил этот след, сделал это по данному ему праву. - Муж? – нахмурился Эрик. - Муж, - подтвердила Этельфлед. – Вот и не думай, что он готов заплатить за нелюбимую, строптивую жену. Проще взять другую: тихую, покорную… - И все же пока его жена – ты. И ты носишь его ребенка. Я знаю вашу веру: ты не посмеешь убить себя и то, что в тебе. Так что терпи и жди. Он был прав. Этельфлед готова была пожертвовать душой ради спасения родины, но дитя ее останавливало. Тогда она в мыслях называла его проклятым, сейчас считала благословенным. - Вот мой муж, - Этельфлед указала на напряженного как струна Эрика. – Он был послан Господом для меня и для спасения Англии. Так в чем тогда мой грех? Утред довольно крякнул. Отец Беока возмущенно вздрогнул. - Ты сожительствуешь с язычником! В глазах Господа твой грех удваивается, – отец Беока выдвинул, как сам себе представлял, веский аргумент и покосился на сидящего по ту сторону стола Эрика. Теперь ход был за ее названным мужем. - Если только за этим дело стало, я готов искупаться. - Принять крещение? – осторожно спросил отец Виллибальд. - Принять крещение, - подтвердил Эрик. - Но даже после этого вы будете жить в грехе, - снова возмутился неукротимый Беока. – Пока жив Этельред, она не свободна. - Может, и эта преграда вскоре устранится, - спокойно заметил Эрик. Этельфлед хотелось бы вздохнуть спокойно, но оказалось, Утред привез еще одну весть. Этельфлед не чего было горевать об этом человеке, но боль любимого терзала ей сердце. Старший брат Эрика Зигфрид был убит. Этельред лично отсек его голову и привез тестю как дар. «Он погиб с мечом в руке», - похоже, это сообщение немного утешило Эрика, зато Этельфлед заставило напрячься. Как она ни старалась, ее любимый все еще оставался в душе язычником. Ее удивило, что новость он воспринял спокойно. Но это лишь до поры, пока он находился на глазах Утреда. Не правда, что Эрик не простил брата за то, что тот покушался на него. Он переживал, что вынужденно оставил его в трудное время. Половина вины за это лежала на Этельфлед. Эрик дал выход злости, саданув кулаком в стену, потом еще раз, разбивая костяшки в кровь, и замер. Этельфлед, словно услышав горькие мысли, подошла со спины. Хотела бы обнять и прижаться, но живот мешал. Потому она просто тронула его за плечо и шепнула: - Пожалуй, я возьмусь наставить тебя на путь Божий, - вмешался отец Пилиг. - Твоей вины в этом нет… - Родится мальчик, имя ему будет Зигфрид, - твердо сказал Эрик. - Так тому и быть, - согласилась Этельфлед, в тайне надеясь, что будет девочка. Дело было даже не в том, что Этельред мог бы затребовать сына себе, а в том, что именно Эрику она желала бы родить первенца-сына. Этельфлед думала, что может вздохнуть спокойно: все идет по плану, посланники донесут эту весть до ее отца, и, может, так его гнев смягчится, а старания вернуть строптивую дочь к мужу уменьшатся. Правда, без волнений не обошлось. Осень уже уступала зиме, а Эрик категорически отказывался принять крещение в бочке. Конечно, это было торжественно красиво, когда в белых одеждах ее возлюбленный входил в воды Виира. Отцу Пилигу понадобилась доля мужества, чтобы войти вслед за ним для совершения обряда. «Норвег не страшится холодных волн», - так сказал Эрик. И, в общем-то, оказался прав, разве что насморк получив, который на какое-то время испортил его характер. Зато отец Пилиг слег надолго. - Может, в этом знак Господа: остаться мне здесь и окрестить еще твое дитя, госпожа, - отшучивался отец Пилиг, когда смог говорить. - Я бы не отказался от куриной ножки. Да что там ножка. Я бы и всю курицу оприходовал. Только лучше уж сальца мне. Мигом все хвори уйдут, - пока сама размешивала горький отвар целебных трав с медом для болеющего священника, Этельфлед давала наставления новой служанке о еде для него. – И еще, что говорят в холле о моем муже и его выборе, Осгит? Саксонку Осгит, сведущую в травах, направила в дом Эрика не кто иная, как Брида. Осгит была того же возраста, что Этельфлед, светловолоса, стройна и белокожа. Правда, теперь фигура девушки была слегка расплывшейся из-за уже внушительного живота. Осгит была на тех же сроках, что и Этельфлед. Отцом, как говорили, был сам Рагнар Рагнарсон. Хозяин Дунхолма не отказывался от своих отпрысков, но и особой привязанности к ним не испытывал, есть и есть, все же доказательство его мужской силы. Отослав Осгит в дом Эрика Тарглисон, он вроде и оказал особую честь своему человеку, однако в таком даре таился не один подвох. С одной стороны это было проявлением особого расположения, с другой стороны знак: я доверяю тебе воспитывать моего ребенка, ведь ты менее знатен, чем я. Этельфлед подозревала, что подобной любезностью они обязаны Бриде. Таким образом хитрая бритка убивала одной стрелой трех зайцев: указывала Этельфлед ее место, убирала с глаз долой Рагнара одну из его любовниц, а также вводила в дом Эрика шпиона. Осгит часто ходила в холл навещать мать, а как-то обмолвилась, что Брида ее постоянно расспрашивает о том о сем, якобы беспокоясь о состоянии Этельфлед. Однако в эту игру можно было играть и вдвоем. Точно так же Этельфлед расспрашивала новую служанку, иногда прямо в лоб, заставляя ее заминаться. Вот и сейчас, прежде чем сказать правду, Осгит сглотнула. - Смелей, смелей, - подбодрила ее Этельфлед. - Говорят, что вы полностью подчинили себе господина Эрика. Говорят, зачем было менять Одина на… - Осгит запнулась, боясь повторить дословно, что было сказано Бридой или кем-то иным из окружения Рагнара, – Господа нашего, - наконец-то выговорила она. - Пусть говорят, - усмехнулась Этельфлед. Осгит разрешилась от бремени за пару недель до Йоля, приведя в этот мир хорошенькую девочку. Рагнар велел дать ей имя Тайра. А на сам праздник пришла очередь и Этельфлед. Дунхолм праздновал шумно и весело: игры, песни, полные столы еды. Лились эль и кровь жертвенных животных. А на ложе металась Этельфлед, разрываемая родовыми схватками. Не то чтобы она никогда не знала страха, но никогда он не был настолько ощутимым. Смерть вдруг материализовалась, смотрела с интересом на несчастную роженицу, приобретала знакомые черты – черты Бриды. - Пей! – приказала она, при помощи Осгит приподнимая Этельфлед и придвигая к ее губам чашу с отваром каких-то трав. - Убирайся, - собрав последние силы, прошептала она, уразумев, что никакой это не призрак, а вполне живая любовница Рагнара из плоти и крови, явившаяся в дом, где ее не желали бы видеть. - Попробуй прогони, - насмехалась Брида. Ей удалось заставить Этельфлед сделать глоток горького варева. Хотела ли Брида ее отравить – возможно, – но после ее зелья боль ушла, а Этельфлед стала на удивление равнодушна. Брида велела Осгит обрызгать какой-то жидкость косяки двери, а на грудь Этельфлед положила круглый черный камень. Этельфлед вяло пыталась сопротивляться, позвать Эрика, взывать к повитухе. Но та, похоже, опасалась главной женщины Дунхолма и не спешила на помощь. Брида творила нечто совсем возмутительное. Она взобралась на ложе, устроившись между раздвинутых ног Этельфлед и бормоча какие-то заклинания, прикоснулась к животу роженицы, словно собираясь выдавить из нее ребенка. Опасаясь за нерожденное дитя, Этельфлед собрала последние силы, чтобы оттолкнуть ведьму-язычницу, выгнулась дугой и поняла, что парит, что ее душа словно отделилась от тела, чтобы легкой птицей сделать круг над собравшимися возле безвольного тела женщинами, увидеть крохотного, раскрывающего беззубый рот младенца, готового сделать свой первый крик и упорхнуть в тьму. Эрик еще раз подтвердил готовность стать отцом дочери Этельфлед. Он дал ей имя Рагнальв в честь собственной матери. И все минувшие страхи Этельфлед, что касались ее первенца, ушли, как предутренний сон, все забылось и казалось невероятным. Хотелось бы точно так же Этельфлед забыть о недоверии к Бриде. Не желала она ее убивать и тем более не желала смерти ее ребенка. Она пришла в трудное время, как спасительница. Что там она колдовала, Этельфлед предпочитала не расспрашивать, но все закончилось благополучно. И все же, как бы ни пыталась Этельфлед, даже в мыслях она не могла заставить себя назвать Бриду благодетельницей. Скорее, после всего, что случилось, в ней только обострилось чувство скрытой опасности такое, какое вызывает вид ползущей змеи. После рождения Рагнальв бритка словно бы потеряла интерес к беглой уэссекской принцессе. Этельфлед в свою очередь на время замаскировала подозрения под беспечностью благополучной женщины, тем более что это было совсем не трудно. Целый год они с Эриком словно под солнцем грелись в своем счастье, радуясь ребенку, друг другу, каждому прожитому дню. Этельфлед думала: больше счастья не бывает, но поняла, что ошиблась в тот день, когда уверилась, что сообщила Эрику, что снова ждет ребенка. Она уверяла его, что теперь точно будет мальчик, и Господь был на ее стороне. И все же, если подставить лицо теплым лучам солнца, придется зажмуриться. Тогда трудно заметить подходящих врагов. Потому внезапный дождь для таких неосторожных не неприятность, а предупреждение. Вот таким вот внезапным ливнем среди солнечного дня для Этельфлед стало известие, что Рагнар продал ее дочь. Точнее сказать, не продал, а нашел ей мужа, получив взамен три года спокойствия от королевства Альбы. Как защитник Нортумбрии, Рагнар оберегал ее спокойствие, но сделать это было не так и легко, ведь на севере королевство граничило с землями воинственных скоттов. Внезапно их набеги стали частыми и жестокими. Они выжигали близлежащие деревни дотла, вырезали тот скот, что не могли угнать, убивали мужчин, насиловали женщин и забирали вместе с детьми в рабство. Таких беспорядков Рагнар стерпеть не мог. Но не поставишь же отряды вдоль всей границы. Скотты же появлялись там, где их не ждали, творили зверства и исчезали. Наконец терпение Рагнара лопнуло, и он собрал значительный отряд для ответного нападения на земли Альбы. Только поход не приносил результатов, и чем дальше, тем больше злил людей Рагнара. Приграничные деревеньки Альбы словно вымерли. Жители заблаговременно покинули их, не оставив ни калеки, ни убогой скотины, чтобы выместить на них гнев. Этот самый гнев вел отряд все дальше и дальше вглубь страны, тогда как осторожность требовала повернуть назад. Зато знатоки сразу определяли знаки присутствия совсем недалеко отрядов скоттов. Если это были разведчики, то весьма неопытные: притоптанная земля, сломанные ветви, неубранные следы стоянок. Мстители надеялись хоть их загнать в ловушку, но оказалось, что то была лишь приманка для них самих. Принц Константин, вероятный наследник короны Альбы, желал переговоров, и только на своей территории имел гарантию быть выслушанным. Его предложения были весьма просты: тысячу серебряных шиллингов и дочь принцессы Уэссекса в жены его сыну Келлаху. За это он обещал не просто три года ненападения – он будет следить, чтобы даже чужаки не потревожили границу Нортумбрии со стороны Альбы. Эти три года Рагнальв может оставаться с матерью, но когда ей исполнится шесть лет, дальше она будет воспитываться в доме своего будущего мужа. Рагнар недолго думая согласился, сначала для порядка спросив позволения приемного отца. И Эрик дал свое благословение. - Как ты мог на такое согласиться?! - негодовала Этельфлед. – Как ты мог сделать это без моего ведома? - Что ты так расшумелась? – пытался обнять ее Эрик, но та вырывалась. – Так будет лучше для всех. А три года срок, когда всякое… - Лучше для кого? Для тебя? – перебивая, закричала Этельфлед, забыв про сдержанность. – Она же тебе никто! Решил поскорее избавиться? Эрик сжал ее предплечье, а она сжалась, ожидая боли. Это уже было. Не с этим мужчиной, с другим, союз с которым освятила церковь. Сейчас он толкнет ее в стену, даст пощечину с размаху, схватит за волосы, встряхнув так, чтобы запомнила урок: не смей перечить и ставить под сомнение мое слово. Она была неправа. Она была виновна в том, что, в неправедном гневе обидев, посмела увидеть в Эрике тень Этельреда. Эрик отшатнулся от нее, словно она враз покрылась проказой. Он ушел, и тяжелая поступь свидетельствовала о том, насколько он был зол . Глупая гордость не позволила Этельфлед кинуться следом. Она добралась до ложа, где столько раз они страстно любили друг друга. Все закончилось. Ничего не будет как прежде. И все из-за того, что она сказала то, что не хотела, но не могла рассказать, то, чем желала бы поделиться. Невольно виной их ссоры, а теперь и разрыва стал ее отец. Именно он стоял за внезапным сватовством. И это были не пустые догадки. Альфред дал дочери явный знак. В знак уважения к матери и приемному отцу невесты Константин передал дар – драгоценную пряжку. Не узнать ее было трудно: основание – переплетение тонких ветвей, покрытых эмалью, между которыми как ягоды ровные камни граната. Сколько раз в детстве она обводила их пальцами, любуясь. И вот она снова была в ее руках, пряжка ее отца, короля Уэссекса Альфреда, подаренная в день свадьбы как часть приданного новому родственнику Этельреду. Лучшего знака дать понять строптивой жене и дочери, что она также продолжает быть зависимой от их воли, не придумаешь. Что еще они ей желали показать? Что из-за упрямства матери Рагнальв может лишиться прав на мерсийские земли? Тут удивляться нечему. Наверняка Этельред желает передать их собственному сыну. Вопрос только, кто станет его матерью. Похоже, преследователи так расщедрились, что дали на раздумье такой значительный срок. Или же она и дочь должны были действительно стать на это время мирными коровами, заложницами ситуации. Она слышала, что король Гуртред болен физически и душевно. Он был датчанином, но он был христианином и союзником Альфреда. Альфред также поддерживал и симпатизировал скоттам, считая их надежными союзниками в борьбе с датчанами. Но Этельфлед даже предположить не могла, насколько он вездесущ. Теперь разрыв с Эриком стал настолько явным, она словно стояла над пропастью, а кто-то неумолимый толкал ее в спину. Так легко было поссориться с любимым, но помириться оказалось тоже просто. Недопонимание давило на обоих. Вечером вернулся молчаливый Эрик. Молчала и Этельфлед. Они проходили рядом, не замечая друг друга, как два незнакомца, но стоило только прикоснуться и словно не было того рокового разговора… - Значит, нашей дочери суждено стать королевой пиктов, - подушечками пальцев рисуя на груди Эрика невесомые узоры, промурлыкала Этельфлед. – Неплохо-неплохо. - Она станет женой норвежского ярла. Того, кто докажет свою доблесть и любовь к ней, сочинив лучшую песню о красоте Рагнальв. А я стану судьей в этом состязании, - проворчал Эрик. – А скотт пусть ждет. - Так-то лучше, - согласилась Этельфлед, не уточняя, где же в Дунхолме найдется столько норвежских ярлов, чтобы устроить состязание. То, о чем не говорил Эрик и о чем недоговаривала Этельфлед, выяснилось позже, когда выкрали их сына Зигфрида. Сделал это тот, кому, казалось, можно было всецело довериться, – священник. Эрик смирился, что отец Брант был частым гостем в их доме, смирился, что тот поучал Этельфлед и упрекал за сожительство вне брака. Он перестал опасаться, что возлюбленная покинет его, ведь теперь их связывало не только влечение, но и ребенок. Этельфлед нужен был исповедник, потому Эрик был согласен все это терпеть, возразив лишь раз, когда отец Брант заявил, что Рагнальв и Зигфрид не христианские имена. - Теперь христианские, - поставил он точку в христианском нравоучении. Под этим именем Зигфрид и был крещен. Этельфлед оставалось только развести руками. Эрику была интересна христианская вера, но скорее как образ мысли, а не как единственная неоспоримая истина. И в общем-то он не охотно помогал Этельфлед со строительством церкви в Дунхолме, но и не возражал, против визитов отца Бранта. Однажды священник, известный своей святостью, поддержал несправедливость, заставив ее из-за ревности мужа пройти унизительный обряд черной воды. Она списала все на заблуждения, ведь никогда бы не смогла поверить, что человек Господа может свершить подлость намеренно. Отец Брант мог прийти в их дом в любое время. И однажды он пришел, когда ни Этельфлед, ни Эрика там не было. Веселый пир в холле был прерван появлением испуганной Осгит. Не подозревая ничего дурного, она впустила отца Зигфрида, предупредив, что хозяев нет дома. «Не они мне нужны», - сказал он и направился к колыбели Зигфрида. Осгит и Ситрит пытались его остановить, но силы оказались не равны. Священник унес ребенка. «Зачем ему мой сын?», - недоумевала Этельфлед. Меж тем поиски закончились достаточно быстро. Отец Брант пытался покинуть крепость вместе с торговцами. Допрос был жестоким и коротким, как и расправа. Этельфлед попыталась просить для священника пощады, но, видимо, горечь предательства делала ее доводы неубедительными. - Зачем нужно было похищать Зигфрида? – недоумевала она, прижимая к груди вновь обретенного сына, как самое ценное сокровище. - Он внук Альфреда, а значит, может наследовать его корону и земли, - Рагнар был под хмелем, а потому откровенен. - Для Альфреда хуже печеночных колик мысль, что семя от его семени произрастает среди язычников, - это сказал добрый друг, в честь которого и устроен был пир, лорд Утред. - Он не стал бы прибегать к таким методам, - наивно пыталась защитить отца Этельфлед. Брида неистово захохотала, а когда успокоилась, произнесла: - Похоже, ты его не знаешь, принцесса. Не веришь мне – спроси Утреда. Этельфлед не стала расспрашивать друга и приумножать сомнения. Ей пришлось рассказать Эрику всю правду о сватовстве Рагнальв. Он же рассказал о своих подозрениях. В Дунхолме затевалось нечто опасное, а именно заговор против Уэссекса – самого крепкого оплота саксов. Было бы глупым это не заметить, но, видимо, Рагнар, а точнее Брида, думал так. Когда случался важный совет Эрика, вроде как случайно отправляли на задание. - Альфред не вечен. О его болезни только немой не судачит. Его сын – вздорный неопытный мальчишка. Многие ярлы востока и севера заменили бы его на другого законного наследника. - И ты тоже? – в лоб спросила Этельфлед и получила такой же откровенный ответ: - Может быть, но не сейчас. Не тогда, когда он не может отстоять свое право собственной силой. - Что нам делать? Куда бежать…Как? Эрик перехватил руки, которыми Этельфлед растирала виски. - Норвегия. Северное сияние…Ни ты, ни Рагнальв ведь никогда не видели ночных сполохов. Я покажу вам их… - Я хочу их увидеть, - заверила любимого Этельфлед. - «Покоритель волн» уже под парусами. Оставалось дело за малым: как-то ускользнуть из Дунхолма. Ведь наивно было считать, что их так легко отпустят. Их убежище стало их ловушкой. - Я все решу, - пообещала Этельфлед. Тот, кто стал добрым ангелом их союза, поможет и в этот раз. Этельфлед была уверена, что Утред не откажет, ведь ей было, что ему предложить. Их добрый ангел, Утред, теперь был таким же изгнанником. В своих бедах он винил давнего врага, монаха Ассера, не замечая более грозную тень – короля Альфреда. Клятва Утреда служить Уэссексу заканчивалась со смертью Альфреда. Но его сын и наследник Эдуард нуждался в поддержке сильного не воина не меньше, а то и больше отца. Как заставить волка позволить одеть ошейник? Разве что привязать потомством. Жена Утреда, несомненно, достойная и мудрая женщина, хоть и язычница, умерла при родах. Он стал уязвим в своей скорби. И неосторожен настолько, что, услышав хулу от блаженного монаха в ее сторону, поспешил свернуть ему шею. Это было не удивительно. Удивительным было то, что охрана короля, судя по рассказу Утреда, не пошевелила и пальцем, пока расправлялись, опять же по рассказу Утреда, с королевским любимцем. Наказание за проступок было достаточно мягким: соответствующая вира и новая клятва, теперь уже Эдуарду. Но волк щелкнул зубами и сбежал. Все это она узнала на предшествующем похищению Зигфрида пиру, пиру в честь освободившегося от оков христианского короля Утреда. Не было особой чести давить на больную мозоль, но Этельфлед делала это не только ради собственных детей, но и ради Уэссекса и Мерсии. Этельфлед провела его к играющим Рагнальв и Тайре, загадав загадку, где ее дочь, а где дочь Рагнара. Утред ошибся, признав ее кровь в скромнице Тайре, внезапно прибежавшей к нему с объятиями. - Им ведь не намного больше, чем твоему младшему? – сделала осторожный круг вокруг опасной темы Этельфлед. - Где-то так, - согласился пока что ни о чем не подозревающий Утред. - Я понимаю твое беспокойство. Но о них позаботятся, - вот тут он и заглотил наживку, проворчав: - Да как могут позаботиться священники? Наверно, уже и окрестили. - Но ты сможешь их вернуть быстрее, чем думал. Вряд ли Альфред станет торговаться, узнав, что сможет вернуть внучку. - Ты собираешься отдать ему свою дочь? Ничего такого Этельфлед не собиралась делать. И речи не могло идти, чтобы она позволила забрать Рагнальв. Но была другая девочка, схожая как сестра с ее дочерью, да еще и того же возраста – Тайра. До поры до времени обман не раскроется, но, даже если это и случится, девочке ничего не угрожает. Этельред не настолько ничтожен, чтобы вымещать зло на ребенке. - Возможно, ей и правда суждено стать госпожой Мерсии. Рагнар бы одобрил… Тогда почему бы Рагнальв не стать королевой Альбы? - союз со скоттами уже не казался ей таким ужасающим, если игра будет идти по ее правилам. Чтобы у принца Константина не возникало сомнений в честности ее намерений, через Утреда она передавала тому свой знак: фибулу с драконом. – И у тебя будет не враг, а союзник отвоевать свой Беббанбург. Утред ворчал, но согласился. Если за кораблем Эрика внимательно следили, то Утред и его команда были вне подозрений и надзоров. Вот вместе с ними Этельфлед и дети должны были пробраться на корабль Утреда, чтобы потом воссоединиться с Эриком. Все прошло успешно, но, когда настало время передавать Тайру Утреду, ее мать устроила плач: не может она расстаться с ребенком. - Глупая. Ты даже представить не можешь, какая завидная судьба ее ждет, - пыталась вразумить ее Этельфлед. - Пусть нянькой, пусть кормилицей, но я должны быть рядом, - причитала Осгит. – Я научу ее, что говорить. Никто и не заподозрит… Нехотя Этельфлед пришлось согласиться. Слишком многих близких и друзей она оставляла в этом краю, чтобы сожалеть еще и об этой малой потере. Море было спокойным, но путешествие Этельфлед нельзя было назвать легким. Никогда она не страдала от морской болезни, а тут она взяла ее в оборот. Ситрит только успевала тазы выносить, а ее госпожу, словно наизнанку выворачивало. - Может, дело не в качке? – наконец-то задумалась служанка и даже поводила камнем на нити над животом Этельфлед. – Мальчик, - провозгласила она. – Этот способ никогда не подводил. - Неплохое начало, - улыбнулась Этельфлед. Там, на новой родине, они с детьми и любимым несомненно обретут покой и счастье. Откуда ей было предположить, что это лишь начало скитаний?