Лепестки крови

Ноябрь 1999 года. Когда в морозный ноябрьский вечер, судя по выплывающим изо рта клубочкам пара, трусливо капитулировавший после предрешённого поражения в схватке с усиливающей напор зимой, Руневский, уже во всю предвкушавший отогревающие объятия своей супруги, зашёл в дом, то его не встретила, как по обыкновению, махровая тишина. Слух натолкнулся на весёлый звон фарфорового сервиза, довольствующегося тем, что его, наконец, соизволили снять с пылящейся полки, смех, чарующий своей приветливостью и тем, что в нём совсем отсутствовала светская искусственность, и приглушённые голоса, словно обсуждающие вверенную лишь им одним тайну, хотя, Саша не сомневался, только так и можно было охарактеризовать девичьи секреты. Догадавшийся о личности наведавшейся к Алине гостьи, Руневский хотел было поприветствовать Наталью Столыпину и незамедлительно откланяться, чтобы не вклиниваться бесцеремонно в исключительно женские разговоры, как та, в полуобороте к хозяйке дома, чересчур возбужденно выскочила из гостиной, не замечая вернувшегося мужа подруги. Алина, умиротворенно улыбавшаяся чуть ли не переходившему в рукоплескания, детскому восторгу девушки, не стала обрывать ту на полуслове, первой завидев Сашу в купающейся в мерцающем полумраке прихожей. Завершив свою восхвалявшую что-то тираду, Наташа, удовлетворённая тем, что щедро поделилась томившей её саму информацией, повернулась к входным дверям и, отученная еще в раннем детстве вздрагивать от неожиданности, поздоровалась. - Добрый вечер, Александр Константинович! Извините, что мы вот так вот с вами расстанемся, я уже достаточно злоупотребила гостеприимством Алины, да и ночь почти наступила. - Бросьте, Наталья, я должен благодарить вас за то, что не даёте Алине заскучать, пока я бессовестно задерживаюсь на работе. Галантно, как неизменно и подобает во все века вампиру-аристократу, Руневский помог Наташе облачиться в оберегающее от крепких холодов пальто, и уговорив супругу не высовываться на студеную улицу, проводил гостью до автомобиля, перед словами прощания не забыв пригласить обрадовать их своим визитом вновь. Спрятавшись в доме от певуче уговаривающего не закрывать от него все двери и окна ветра, Саша на раскрытые в просьбе прижаться к ней поближе руки жены, еле удержавшись от соблазна, отказался, объяснив это нежеланием кутать её в мерзлой верхней одежде. Алина, надувшись как мышь на крупу, и ни разу не стараясь не подавать виду, что хочет стащить её с мужских плеч как можно скорее, утешала себя лишь рассматриванием приподнявшихся от взаимного стремления к ласке уголков рта Руневского. Как только широкополое пальто оказалось висящим на плечиках в шкафу, млеющая Алина оказалась заключенной в давно знакомых, никогда не надоедавших и бесконечно недостающих объятиях. - Ты ведь знаешь, от небольшого мороза я не простыну, - прошептала девушка куда-то в закованное в пиджак плечо мужа. - Знаю, но это не значит, что ты не можешь замёрзнуть, - проговорил Саша в её макушку, отдыхавшую в окружении распущенных прядей, пахнущих медовым уютом. Не размыкая кольца из рук вокруг расслабленного чувством безопасности тела, продолжая слегка укачивая, баюкать свою супругу, Руневский несколько раз поцеловал её лоснящиеся волосы, а потом, одними пальцами придерживая за поясницу, отвёл обратно в гостиную. Опустившись в обтянутое шениллом* глубокого бордового оттенка кресло, он безропотно усадил разморенную Алину к себе не колени, чтобы, отключившись от всей рутинной действительности прошедшего дня, несколько минут упиваться сердечной близостью девушки. Вновь выкинутый из блаженной полудрёмы в реальность опасениями, что он обделит жену интересом к её времяпрепровождению, и что они прямо тут заснут, а завтра будут мучиться от болящей поясницы, даже если никому и в голову не придет жаловаться на ночь перед камином, в котором огонь озорно облизывал брёвна, Саша, разомкнув глаза, обнаружил лежащую перед ними на миниатюрном столике новую для себя книгу. Алина, после обмена обручальными кольцами официально ставшая графиней Руневской и получившая доступ ко многим ресурсам, первым делом вдалась в чтение литературы, чтобы больше не дарить ему повода беззлобно подтрунивать над ней, и сама пропустила ту черту, переступив через которую, стала настоящей ценительницей, порой отдававшей предпочтение томику, бросая Сашу развлекать себя самому. Шутливо негодовавший таким поворотом событий Руневский достаточно быстро нашёл компромисс, предложив вместе наслаждаться произведением, а затем вдвоём анализировать прочитанное, поскольку, как он старательно ей растолковывал, так можно вынести для себя больше выводов. Да кто ж знал, что вначале вполне мирные рассуждения со временем перерастут в оживлённые дискуссии, в процессе которых каждый будет доказывать свою точку зрения, приводя веские аргументы: Алина – с жаром, но вовсе не вспылив, Саша – сохраняя на лице спокойствие, хотя глаза все же с потрохами выдавали его удовольствие от плодотворного ведения диалога. Когда же их мнения сходились, то супруги, с одного слова улавливая ход мысли собеседника, дополняли друг друга, как бы объявляя мир, на деле не прерывавшийся. Очень скоро одних книжных стеллажей в спальне и гостиной перестало хватать для регулярно обновлявшегося списка прочитанной литературы, и Руневские переоборудовали одну из комнат в библиотеку, постоянно пополняемую Алиной старинными, инкрустированными драгоценными камнями фолиантами, книгами, обшитыми пушистым бархатом всех возможных оттенков и чудесно оформленными изданиями мировой и русской классики. Том, по виду которого несложно было определить, что в нём еще буквально хрустят недавно напечатанные страницы, Саша, к своему удивлению, видел впервые. - «Пять языков любви» Гэри Чепмена? – аккуратно, чтобы слишком резко не растревожить почти провалившуюся в сон Алину, полюбопытствовал Руневский. - Наташа принесла её. Перевод издали позавчера, кажется. Считается, что она может предотвратить 4 развода из 10, потому что поможет супругам научиться общаться на подходящем обоим языке любви, - сонливо протянула девушка, но благодаря за столько лет доведенному до идеала навыку распознавать все окрашенные эмоциями нотки голоса Алины, Саша уловил в нём россыпь смеха. - Свет мой, что же ты рассказываешь о нашей жизни Наталье, что она преподносит тебе такие книги? – задорно спросил Руневский. - Ничего, что не было бы правдой, милый. Прежде чем вручить мне её, она сразу же предупредила, что это для общего ознакомления с психологией брака. - И о каких же языках любви идёт речь? - Об этом мы с тобой узнаем, когда прочитаем.

***

«Пять языков любви» вмещали в себя всего 130 страниц, и Руневские управились с ней за пару часов воскресенья, разрешившего на одни сутки попрощаться с суетливой будничностью. Чтение книг, скрупулёзно изучавших и разбиравших человеческие взаимоотношения под прицелом науки, не так давно стало входить в моду и получать распространение, так что Алина пока не сформировала своего взгляда на этот жанр литературы, однако явно не одобряла, когда те были сплошь написаны академическим языком, для восприятия которого приходилось по нескольку раз пробегаться глазами по строкам и усиленно «переваривать» каждое прочитанное предложение. Книга Гэри Чепмена произвела на нее впечатление, поскольку этот человек не развивал чью-то ранее построенную теорию, а, взвалив на себя ответственность по спасению браков (тут уже Саша не мог сдержать смех), создал и представил её свету сам. Девушка не стала предполагать, насколько она могла быть толковой для налаживания семейной жизни, но точно знала, что энциклопедия абсолютно бесполезна для них с Сашей, потому что они никогда не были друг для друга «иностранцами». И потому, что любили они на всех языках. Каждый из дней прожитых бок о бок 88 лет подтверждал это. Взять, например, ту же вчерашнюю субботу. Помощь Перед сном (в ночь пятницы) девушка сетовала на бумажную волокиту и вслух перебирала названия бумаг, заполнением целой кучи которых ей надо было заняться по итогам проведенного расследования, чтобы предоставить пакет документов суду, и, как добавила поглощённая чувством справедливости Алина, упечь кровожадного ублюдка в тюрьму. Саша, по приходу домой обращавший всё своё внимание на события жизни жены, не умалчивающей ни об одной детали, был посвящен во все подробности ужасного растерзания юной студентки, игравшей по вечерам на скрипке для вышагивающих утомленный работой ритм людей. Руневский, остудивший пыл Алины мерными поглаживаниями спины, дабы та не ложилась спать на взводе, сам засыпал уже с конкретными намерениями, а тем утром проснувшаяся в одиночестве девушка, скользнув еще заспанными глазами по столу, обнаружила пухлую папку, внутри которой на листах была каллиграфическим почерком указана вся нужная информация. Время Отметившая у себя в голове напоминание поблагодарить мужа, Алина подумала о том, что сон чуть ли не до обеда превратился в обыденность для девушки, порой игриво корившей себя за привыкание к распорядку дня аристократки, потому что Саша, жадно относящийся к любому мгновению, проведённому подле своего света, скоро изменил собственный режим, чтобы успевать покончить с как можно большим количеством дел до наступления сумерек и быть с Алиной. В любом проявлении этого слова. Поужинать в ресторане, если находило настроение выйти в свет, или дома, когда хотелось украсть этот вечер только себе, не делиться с остальным миром. Прогуляться по парку выдыхающей от знойного солнцепёка летней ночью, шелестом сочной листвы напоенной, или зимним днём, похрустывающим белоснежным, отражающим тусклый свет снегом. Посетить прославленную во всех уголках столицы оперу, чтобы вслушиваться в приглушенный тканью смех Алины, уткнувшейся ему в ключицу. Сходить в театр, где они всё-таки посмотрят пьесу, потому что «тут хоть понятно, что говорят». Или, как прошлым вечером, по возвращении Саши домой, скрывшись в объятиях друг друга, запоминать биение родного сердца. Забыться в разговорах об институте семьи, в тему оставленной Наташей книги. И участливо спросить, не хочет ли супруг сваренного ею какао или бокала крови. Прикосновения А когда огонь в камине, уставший делиться своим теплом с супружеской парой, почти потухнул, растрогавшись перебегающими с одних уст на другие признаниями в любви, Луна, тайный наблюдатель, заметила, как Саша, и не подумавший вызволить Алину из плена похитившего ее Морфея, перенёс задремавшую девушку в их спальню. Та, однако, ощутив холодящее спину прикосновение шелка, уже инстинктивно очнулась, сама отвоевав себя у вора тем, что охотно дала обещание вернуться в его сонную обитель, и тихим бурчанием негодовала на нерасторопность переодевающегося вампира, но какую по счету совместную ночь сдавалась, потому что недовольство забывалось от вида на мужественную красоту, льющимся из окон припудренным светом только подчёркиваемую. А как только Руневский, хотя в таком домашнем виде она про себя называла его куда менее официозно, забрался к ней под пуховое одеяло, Алина прильнула к нему всем телом, переплетя их ноги так, чтобы утром можно было долго распутываться. Ведь она давно убедилась, что без телесного контакта с ним ее организм разрывало так же, как от жажды крови. Порой казалось, что хуже. Она нуждалась в том, чтобы приникнуть лицом к его мерно вздымающейся груди, зарыться пальчиками в его волосы, облюбовать своей рукой его щеку. Нуждалась в том, чтобы своим прикосновением он пускал табун мурашек, заставлял щёки алеть, тело подаваться навстречу. В том, чтобы смотреть в этот миг в его глаза и видеть в них всё: вспыхивающие огоньки желания, покачивающиеся волны нежности. Весь мир, заключенный там, чтобы ей одной дать исследовать его. Вложив её руку в свою ладонь, он говорил ей, что поддержит, когда все столпятся вокруг и когда отвернутся. Поглаживая спину, спрашивал, как прошел её день, и что она на этот счёт чувствует. Массируя плечи, убеждал выдохнуть рядом с ним. А сам уронив голову ей на грудь, просил у неё тепла. Они оба так благодарили друг друга за то, что были дома. И ночью этой субботы они снова повторяли эти благодарности, эти клятвы. Эту любовь. Слова поощрения Чтобы заснуть, Алина не слушала сказки. Никто ей не рассказывал их после того, как умерла мама. А слова Саши вовсе не были сказкой. Он шептал ей о том, что она зря сомневается в своём умении танцевать вальс, и что на скором приеме у Наташи он согласится встать в пару только со своей супругой. О том, что в предстоящей поездке в Петербург по работе она вполне может заглянуть в потайной винный погреб дворца Юсуповых. Что под светом Луны ее кожа блестит так, будто она пришла из какого-то волшебного, населенного существами из мифов мирка. А еще уговаривал Морфея показывать ей только светлые сны. Алина до всех пор иногда удивлялась тому, как он точно угадывал, в какой момент она хочет услышать подбадривания, хоть те и были скорее риторическими, ведь Саша знал – его супруга не из тех людей, кто нуждается в одобрении своих действий. Безошибочно подбирал время, чтобы сделать ей комплимент, который восполнит её женскую энергию, а не покажется фразой, произнесенной ради побега от душного молчания, впрочем, не бывшего таковым в их случае. В молчании они устраивали скрещивание взглядов, потому что из глаз человека напротив на тебя глядело что-то знакомое, то, что запечатлело тебя влюбленным беспамятно, окрыленным надеждой, разбитым ее потерей и успокоенным ее возвращением. - О чём ты задумалась, свет мой? – вырвал её из затянувшихся размышлений Саша, успевший разместить дочитанную книгу на полке. - О том, что пятый язык – подарки, заключается во всех остальных. Что я благодарна тебе за то, что наша любовь никогда не молчит.