Я залечу твои раны

      Едва только солнце коснулось верхних ветвей самых высоких деревьев, Малефисента расправила крылья и легко поднялась с постели. Настал день, когда судьба Красного Леса Этельреда будет решаться на Совете Общины и в Альстеде. Тёмная фея готовилась к этому моменту, хотя для себя уже всё решила. Но если она хотела поступить правильно, так, как будет лучше для всех, в одиночку ей не справиться. Она нуждалась в поддержке как людей, так и своих сородичей.       Малефисента оправила короткое нижнее платье из чёрного шифона и, поджав под себя ноги, опустилась подле большого зеркала с массивной резной рамой, которое преподнёс ей король Джон в дар от мастеров Альстеда. Фея поставила около себя шкатулку Авроры и достала из неё красивый, украшенный самоцветами деревянный гребень, который так же был подарком крёстной дочери. Зубцы гребня легко скользили по чёрным волосам феи, но утренний ритуал не доставлял ей привычного удовольствия. Не смотря на окружавшие её вещи, таящие в себе приятные воспоминания, мысли Малефисенты оставались мрачными. Фея тщательно расчесалась, превратив смятые во сне пряди в гладкий шёлк, но продолжить сборы ей мешал сухой цвет гвоздики, таящийся на дне шкатулки. Она смотрела на цветок и раз за разом возвращалась к тому вечеру, когда Диаваль оставил её в одиночестве.       Две ночи, прошедшие с того момента, казались Малефисенте вечностью, ибо она не смогла сомкнуть глаз. Умом тёмная фея понимала, что произошедшее между ними лишь итог недосказанности и недопонимания, но эмоции вырвались из-под её контроля и возобладали над голосом разума. Она снова чувствовала себя девушкой, возлюбленный которой сделал её счастливой, а затем хладнокровно предал. Малефисента прекрасно помнила ту ночь. Стефан опоил её, желая убить в угоду старому королю, но смалодушничал и лишь отрезал крылья, оставив своей любимой на память зияющие раны на спине и в сердце. После этого, стоило ей чуть задремать, кошмары тут же будили её. Фея боялась снова уснуть, но потом она нашла Диаваля, и с ним стало спокойнее. Малефисента могла забыться, зная, что верный слуга будет беречь её сон и отгонять ночные видения. А если госпожа просыпалась от боли и страха, то он тут же оказывался рядом и без стеснения подставлял своё плечо.       Малефисента подняла взгляд и посмотрела на себя в зеркало. Её яркие, пылающие зелёным огнём глаза оставались сухими. Ни единой слезинки она не пролила за эти два дня. Всё прошло, и она изменилась, и Стефан, которого она почти не вспоминала, не имел ничего общего с Диавалем. Фея была уверена, что и Ворон мучался бессоницей, желая поскорее воссоединиться с Малефисентой. Как ей хотелось самой нарушить это молчание и отыскать его, презрев гордость. Они бы могли всё решить и найти пути к сердцам друг друга. И эти две ночи они должны были не спать вместе, предаваясь ласкам.       Малефисента искренне не понимала, что сделала не так. Она наконец-то начала осознавать, что взаимно любит своего Ворона, и сказала ему об этом. Ведь люди так часто произносили слова «я люблю тебя», делая это с лёгкостью. Но Диаваль, прекрасно зная её, всё равно засомневался в искренности признания. Впервые Ворон отвернулся от неё в угоду собственным чувствам. Их отношения были далеки от идеальных, но он всегда оставался рядом, всегда стоял у неё за спиной, не смотря на обстоятельства.       В этот момент позади Малефисенты раздались какие-то шорохи, и фея невольно вздрогнула. Поспешно отложив гребень, она захлопнула шкатулку и через зеркало гневно воззрилась на того, кто посмел нарушить её утренний покой. Увидев мнущегося на пороге Диаваля, который держал перед собой как щит букет красных цветов, фея вспыхнула. Привычная волна гнева поднялась из её нутра. Малефисенте так хотелось уколоть его, ударить, не сильно, а только чтобы проучить, но пришлось подавить это желание. На лице Диаваля отражались печаль и смущение, и фея, увидев его таким, опустила руки на колени, погасив пламя. В её уколах не было толка, если между ними выросла стена непонимания. Малефисента кивком приветствовала Ворона и стала ждать, что он предпримет.       Приняв её кивок за жест благосклонности, Диаваль быстро спустился по ступеням и приблизился к фее. Малефисента следила за ним через овал зеркала, не оставляя без внимания ни единого жеста. Она соскучилась по своему птенчику, но ей не хотелось сразу дать ему понять это. В конце концов он действительно сильно задел её своим уходом. Диаваль, казалось, на ходу сочинял речь для феи, но не мог подобрать нужных слов. Он явно знал, что виноват, и Малефисента удовлетворилась этим. Опустившись на одно колено подле неё, Ворон протянул ей букет благоухающих алых гвоздик. Учитывая, что росли эти цветы только в Альстеде, Диаваль определённо точно не спал, и уже с утра успел слетать в соседнее королевство. Малефисента собралась с духом и, отвернувшись от зеркала, посмотрела на него напрямую.       — Я был не прав, — отрывисто, по-вороньи, бросил Диаваль. — Не прав. Не надо было оставлять тебя. Думал об этом всё время. Представляю, как сложно было тебе произнести слова признания, а я убежал, как оскорблённый мальчишка. Когда-нибудь я перестану поступать как круглый идиот, но клянусь, тогда тебе будет скучно со мной жить.       — Где ты был? — холодно спросила тёмная фея. — Почему сразу не вернулся?       — Боялся, что ты мне хвост поджаришь, — заявил Ворон с очаровательной улыбкой.       Малефисента сделала рывок вперёд, едва не повалив молодого мужчину, и заткнула его губы поцелуем. Она испытала порыв нежной привязанности к этому невыносимому Ворону, который вечно так преданно следовал за ней. Диаваль обнял фею за талию и притянул ближе к себе. Букет упал, и цветы рассыпались у их ног, источая свежий насыщенный аромат.       — Диаваль, прошу тебя, поверь, что я действительно люблю тебя, — прошептала она, оторвавшись от поцелуя. — Я уже не смогу без тебя.       — Спокойно, — с ироничной усмешкой на покрасневших губах произнёс Ворон. — Я знаю, как ты волнуешься перед Советом. Но не на столько же, чтобы раскидываться подобными признаниями.       — Ты невыносим, — Малефисента нервно рассмеялась, пряча лицо у него на груди.       Фея даже смутилась. Диаваль читал её, как раскрытую книгу. Да, этот поцелуй был не столь признаком страсти, сколь желанием на секунду усмирить волнение, бушевавшее внутри неё. Сегодня на Совете должно было всё решиться. Достойны ли жители Красного Леса спасения, или же жизни и спокойствие тёмных эльфов важнее этого. А вместо того, чтобы продумывать речь в защиту фэйри, Малефисента всё это время думала лишь о своём утерянном возлюбленном.       — Прошу прощения, что я вас прерываю, — раздался рядом нежданный женский голосок.       Малефисента и Диаваль отпрянули друг от друга и посмотрели в сторону выхода из жилища, откуда на них взирала совсем юная эльфийка джунглей.       — Совет начинается, и все ждут только Вас, госпожа Малефисента, — с поклоном доложила девушка и, безуспешно стараясь больше не смотреть на пару, неуклюже ретировалась.       — Вот, нам пора, — произнёс Диаваль вставая на ноги и подавая фее руку. — Все ждут твоих мудрых решений.       — Как это всё не вовремя, — раздосадовано заметила Малефисента, удаляясь за ширму, где уже ждало парадное чёрное платье, в котором она намеривалась явиться на Совет.       — Ничего, — неловко утешал её Диаваль, пока фея переодевалась. — Как только всё останется позади, у нас будут все вечера мира. Все закаты и рассветы мы посвятим друг другу. И мы поговорим обо всём, обещаю.       Фея вышла из-за ширмы и посмотрела на своего Ворона с улыбкой. Он успел собрать развалившийся букет и воткнул его в вазу из цветного стекла, которую Малефисента когда-то конфисковала из домика трёх нянюшек-пикси. Тёмная фея почувствовала, как непрошенная слеза скользит по её ресницам и смахнула её. Диаваль говорил и вёл себя так, словно им не предстояло вести нескончаемую войну с глупостью и жестокостью. Малефисента знала, что на Этельреде дело не закончится. Другие королевства, полные маленьких фэйри, а так же правителей, не всегда добрых и справедливых, будут ждать её помощи.       — Ты несчастна, моя госпожа? — спросил Диаваль с улыбкой.       — Нет, я счастлива, — отозвалась она, подавая ему руку. — Вот только ты даже не представляешь, что наделал. Мы должны освободить Красный Лес от тирании короля Лучиана, но как я буду думать о спасении беззащитных фэйри, когда хочу думать только о тебе?       — Раньше же ты как-то справлялась, — Ворон галантно коснулся губами кожи её запястья. — Справишься и теперь.

***

      На лобном месте, которое находилось в центре сложного лабиринта каменных ходов над обителью, собрались практически все взрослые тёмные эльфы. Раньше Ворону сюда был путь закрыт, словно ребёнку, и он даже не представлял, где находится это сакральное место, каждый раз ожидая Малефисенту на выходе из пещер. Сегодня его впервые пригласили, но он, сопроводив тёмную фею, отстал и старался держаться позади всех, чтобы не привлекать внимание.       Зал собраний, где решалась судьба крылатого народа, представлял из себя большую круглую пещеру, испещрённую ходами, ведущими во всех направлениях. Потолок зала терялся во тьме, и определить его высоту можно было по лучу света, падавшему прямо в центр, очерчивая ровный круг на каменном полу.       Когда в зале воцарилась тишина, вперёд, к краю светового круга, вышли четыре главы. От тундры — Удо, белый как лунный свет, со слегка раскосыми глазами. Как и большинство эльфов, обитающих в снегах, он одевался в многослойные белые одежды свободного покроя. Удо взял на себя роль учителя для всех рождённых в Общине детей, чем снискал огромное уважение у всех тёмных эльфов. От пустыни выступил Борра, боевой лидер Общины, как всегда хмурый, из-за чего его кожа казалась ещё больше похожа на засушливую землю, на которой он когда-то родился и жил. Народ пустыни предпочитал короткие причёски или косы, а так же одежду из дублёной кожи, плотную, похожую доспехи. Пустынные эльфы всегда были готовы сражаться, но по этой причине их племя на данный момент оставалось самым малочисленным. Вперёд опираясь на посох, вышла старая шаманка Рания, предводительница джунглей. Её сопровождала взрослая внучка Шрайк, унаследовавшая от бабушки дар предвидения и целительства. Шрайк была невероятно хороша собой, статная и высокая, с чёрными волосами, заплетёнными в замысловатые косички, которые украсила нитками и перьями. Диаваль подозревал, что Рания когда-то выглядела так же, хотя сейчас она стала ниже ростом, в её седых волосах больше не было украшений, а слабые поредевшие крылья волочились по земле. За их спинами собрался пёстрокрылый народ джунглей, все как один смуглые и темноволосые. Их тела покрывала не столько яркая одежда из лёгких тканей и кожи, сколько рисунки натуральной краской. От племени лесов выступала Малефисента, глава Общины, унаследовавшая этот титул от Коналла. Лесные эльфы предпочитали коричневые и зелёные оттенки в одежде, носили простой крой и простые причёски, и Малефисента, не смотря на то, что состояла с ними в родстве, сильно выделялась среди прочих.       Диаваль тянулся, стараясь разглядеть за рогатыми головами свою госпожу, как вдруг чьи-то тонкие пальцы коснулись его ладони. Ворон повернулся и увидел Кеадду. Девушка лучезарно улыбнулась ему и тут же обняла, повиснув на шее. Диаваль с не меньшим пылом притянул её к себе. Кеадда приняла его как друга с первого дня, и никогда не делала различия между Диавалем и тёмными эльфами. Ворон был ей благодарен за это тепло и крепкую дружбу, и старался отвечать взаимностью. Отстранившись друг от друга, они, продолжая держаться за руки, прислушались к главам Совета.       — Мы обратились к духу великого Феникса в своих молитвах, — громко объявила Шрайк. — Великий Феникс покинул свою янтарную тюрьму, пересёк тёмное море, поднялся по водопаду и влился в реку, ставшую причиной раздора в Этельредских землях. Мы узрели, и воистину, всё так, как я говорю. Каждый раз, когда слуги короля забирают с берегов реки глину, они приносят вред не только живущим, но и разоряют тысячи могил фэйри. Их духи вопиют в гневе и страхе, и бродят неупокоенные, как вампиры, пожирая своих живых собратьев. Увидев эти мрачные видения, я безоговорочно считаю, что нужно призвать короля Лучиана Этельредского к порядку. Но великая шаманка Рания против этого.       — Дай мне самой сказать, дорогуша, — прохрипела Рания. — Я думаю, что мёртвые не стоят наших жизней. Мы можем найти для оставшихся фэйри Красного Леса новый дом. Хотя бы это будут и Топкие Болота. А Лучиан пусть забирает остатки глины, которая без участия фей вскоре станет бесполезной грязью. Так он будет наказан за жадность.       Мнения эльфов джунглей разделились, и на какое-то время пещеру наполнил их галдёж. Те, что помоложе рвались в бой вслед за Шрайк. Старшее поколение, умудрённое опытом, склонялось к мнению Рании. Малефисенте пришлось призвать их к порядку, чтобы выслушать другого эльфа.       Вперёд медленно ступил Удо, держа руки скрещенными на груди, упрятав ладони в широкие рукава своей накидки. Он повернулся к Малефисенте, словно желал разговаривать с ней одной, и медленно поклонился. Тёмная фея склонила голову в ответ, прежде, чем выслушать главу тундры.       — Ты должна думать о детях, — заявил Удо со своим северным акцентом. — Нас осталось так мало. Кто позаботится о будущих поколениях, если мы все начнём воевать и раз за разом погибать на чужбине? Совсем недавно мы пережили конфликт с королевой Ингрит в Альстеде. Я могу рассказать, сколько тёмных эльфов погибло в том сражении, и сколько детей осталось сиротами. Не нужно продолжать это безумие. Нас и так слишком мало.       Как всегда предводитель эльфов тундры был немногословен, но белоснежное племя поддержало его. Тёмным эльфам, живущим в суровых погодных условиях, наверняка всегда приходилось бороться за выживание. Кроме того, Удо, воспитывавший всех детей Общины, ценил будущее поколение превыше всего. Малефисента не успела ничего ему ответить, как навстречу Удо в круг света выступил Борра, вынуждая оппонента вернуться в тень.       — А как защитить детей, если не сражаться? — бросил в противовес военачальник, и ему дружно вторили эльфы пустыни. Даже Кеадда воинственно выбросила вверх руку вместе со всеми. — Я уже собрал отряд сильных и бесстрашных воинов среди моего клана. Мы готовы выступить в любой момент, не взирая на то, что думают остальные. Если не показывать раз за разом, что мы их не боимся, как мы вернём отнятые у нас земли? Наш вид старше людского! И мы всегда были хранителями прежде всего беззащитных фэйри, оберегая их существование от вмешательства человека! И мы, и наши предки, и наши потомки должны знать, за что стоит проливать кровь! Красный Лес священное место, достойное, чтобы за него умереть!       — Уж не ты ли решил погибнуть за морем? — скрипуче спросила старая шаманка, с усмешкой на морщинистых устах приближаясь к Борре.       Слушая троих представителей, Диаваль диву давался, как предшественнику Малефисенты удавалось мирить столь непохожих эльфов. Воистину, Коналл обладал сильным даром убеждения. Диаваль начинал переживать за свою госпожу.       Малефисента вышла вперёд, обвела взглядом глав, готовых начать спорить. Сейчас она выглядела статной и гордой, как самая настоящая королева, хотя ещё утром он сжимал её в объятиях, такую нежную и потерянную, и целовал, стоя на коленях. Диавалю стало жарко и щёки вспыхнули сами собой. За это непостоянство он и полюбил свою госпожу, в конце концов.       — Я понимаю и принимаю все ваши опасения, — объявила тёмная фея. — Я и сама страшусь потери того чувства безопасности и хрупкого равновесия, которое мы приобрели. Но стоять в стороне, когда страдает маленький народец, увы, не могу. Я лишилась родителей, когда была совсем крохой, и меня воспитали фэйри Топких Болот. Казалось бы, та, чьи родители погибли сражаясь с человеком, должна испытывать страх перед людьми. Но я не боюсь. Король Лучиан безумен. Он опасен для всего Этельредского королевства, для своих подданных и для живущих рядом фей. Избавить мир от этого тирана — самое малое, что я могу. Я не требую жертвовать всеми и каждым, но прошу мой народ пойти за мной. А после я отправлюсь в Альстед и добьюсь помощи наших друзей. Тёмные эльфы и люди теперь будут сражаться вместе!       Диаваля тронула проникновенная речь Малефисенты, он хотел бы поддержать её одобрительным возгласом, но все остальные молчали. Ворон почувствовал себя неловко. Члены Совета не произнёсли ни слова, обдумывая услышанное.       — В твоих словах есть доля правды, Матерь, — хрипло сказала Рания, первой нарушив тишину. — Мои крылья уже не те, я давно не была за морем, но помню далёкую землю, с которой нас изгнали, и скучаю по ней. Если кто-то из эльфов джунглей захочет пойти с тобой, я не буду препятствовать, даже если это будет моя внучка.       Шрайк поклонилась бабушке, а затем посмотрела на Малефисенту, и ударила себя кулаком в грудь. Диаваль знал, что этот жест означал у тёмных эльфов многое, в том числе и проявление крайней степени чести и уважения.       — Я сам пойду с тобой, — вдруг подал голос Удо. — Я не такого почтенного возраста, как наша великая целительница, но тоже многое пережил. Я думаю, что если увижу Красный Лес и самого короля Лучиана Этельредского, смогу изменить своё мнение.       Малефисента кивнула ему в знак признательности.       — Решено, — огласила тёмная фея. — Как только я достигну согласия с правительством Альстеда, мы выступаем!       На этом собрание было окончено, и тёмные эльфы понемногу стали покидать лобное место через многочисленные туннели. Малефисента оставалась в центре светового круга, провожая своих многочисленных собратьев.       Диаваль остался стоять возле стены у одного из ходов, ведущих на нижние уровни острова. Большинство тёмных эльфов уходя даже не смотрели на него, озадаченные обсуждаемой на совете темой, другие бросали заинтересованные или осуждающие взгляды. Поравнявшись с Вороном, Борра поднял на него взгляд и помрачнел. Проходя мимо он ударил Диаваля плечом, при этом фыркнув, как разъярённый бык. Ворон едва сам не свалился в ход, но удержался на ногах. Пустынный эльф с самодовольной улыбкой скрылся в лазе.       — Что это с ним? — поинтересовался Диаваль у Кеадды, когда та приблизилась.       — Лесные эльфы преподносят подарки, — каким-то безжизненным голосом отозвалась подруга. — Эльфы тундры строят гнёзда, яркие эльфы джунглей украшают себя, демонстрируя наряды и рисунки на коже. Но если пустынный эльф хочет завоевать своего избранника или избранницу, то добывает любовь в бою. Мало кто из наших образовывает пару, не выпустив сопернику кровь. Готовься, потому что это только начало. В конце Борра вызовет тебя на поединок. Постарайся не дать ему убить себя.       — Послушай, Кеадда, я не намерен вступать ни в какие глупые поединки, и провокации Борры мне безразличны, — раздражённо отозвался Диаваль. — Борра вообще не лучший кандидат для кого-либо ни было.       Не сразу сообразив, что эти слова могли обидеть подругу, Ворон обернулся, но Кеадда уже стояла к нему спиной и слабо всхлипывала. Плечи девушки нервно подрагивали, и Диаваль протянул руку, чтобы погладить её по спине и успокоить. Пустынная эльфийка, словно почувствовав это, взмахнула крыльями, отталкивая его, и мгновенно скрылась в одном из верхних лазов. Похоже, что говорить не думая, тем самым невольно обижая дорогих ему женщин, входило у Диаваля в привычку.       Глупая безответная влюблённость в Борру приносила Кеадде лишь разочарования, а тот, словно в насмешку над девичьими чувствами, игнорировал её, отдавая предпочтение Малефисенте. Пустынный воин втягивал их всех в какие-то любовные треугольники, в которых никому, кроме него, не нравилось находиться. Обратившись в птицу, Диаваль намеревался лететь за подругой, но лишь только он начал набирать высоту, как оказался перед лицом тёмной феи, парившей над полом. В зале уже никого не осталось, кроме них. Ворон раздражённо каркнул.       — Диаваль, мы летим в Альстед, — напомнила ему Малефисента с мягкой улыбкой. — Но у тебя есть немного времени, чтобы догнать Кеадду и поговорить с ней.       Тёмная фея и ворон пролетели через верхние пещеры и поднялись над островом. Тёмно-синие волны и чистый небосвод соприкасались на горизонте, но острый птичий глаз нигде не замечал тонкую фигурку знакомой девушки. Диаваль сделал круг, обогнув остров, но его подруга успела скрыться в неизвестном направлении. Ворону ничего не оставалось, как нагнать Малефисенту и лететь за ней в королевство людей.

***

      Альстед стал для Малефисенты и Диаваля вторым домом. В присутствии Авроры, Филиппа и короля Джона они могли чувствовать себя непринуждённо. Слуги настолько привыкли к визитам тёмной феи и её спутника-оборотня, что уже не шарахались от них. Впрочем, даже пристальные взгляды, которые Малефисента часто ловила на себе, не тревожили её. Тёмная фея тоже постепенно привыкала к людям.       Во дворцовой комнате, отведённой для приватных встреч, собралась вся королевская семья. Аврора сидела на мягкой софе у горящего камина и медленно качала колыбель Селены. Диаваль, перевесившись через спинку софы, из-за плеча Авроры наблюдал за мирно спящей малышкой. Для него и сама Аврора совсем недавно была такой же крохой, и Ворон убаюкивал её, ибо глупые нянюшки додуматься до подобного оказались не способны.       Принц Филипп, король Джон и Малефисента сидели за большим круглым столом чуть поодаль. На столе беспорядочной кучей лежали письма короля Лучиана, написанные красными чернилами, блестящими в свете свечей. Как оказалось, глина из этельредского леса годилась и для этого. Филипп был задумчив и напряжён, обычно добродушный король Джон хмурился, а Малефисента молча взирала в сторону своей приёмной дочери, следя за её мерными движениями и слушая колыбельную, которая та мурлыкала себе под нос. Пение да потрескивание дров — вот всё, что разбавляло царившую в зале тишину.       Лицо Малефисенты казалось безмятежным, но её пальцы судорожно сжимали посох, с помощью которого она словно искала дополнительную точку опоры. Она уже поделилась с присутствующими своими планами на счёт королевства Этельред, и после этого воцарилось тягучее всеобщее молчание. Джон и Филипп в одинаковых позах, поставив локти на стол и прижав кулаки к подбородкам сидели в задумчивости, смотря на бумагу, расчерченную резкими буквами, которые несли в себе враждебные послания и обещание скорой расправы.       — Я не заставляю вас идти на войну, — произнесла Малефисента, нарушая молчание. — Мне достаточно уже того, что в случае плохого исхода, Аврора и Селена окажутся под вашей протекцией и защитой.       — Нет, нет, я так не могу, — устало произнёс король Джон, всплеснув руками. — Я отправлю с вами один корабль. Гордость королевского флота с полной командой. Это Парящий Грифон, самое быстроходное судно по эту сторону моря. Он доберётся к берегам королевства Этельред за пару дней.       — Спасибо, — произнесла тёмная фея, положив свою ладонь поверх руки короля и слегка сжав. — Это правда очень важно для нас.       Король Джон слегка погладил Малефисенту по запястью, будто она была его сестрой, а не равной по званию правительницей, но тёмной фее такая непроизвольная забота оказалась даже приятна. Она в принципе питала к королю Альстеда добрые чувства, что иногда удивляла её саму, но человеку иного склада она бы Аврору не доверила.       — Я отправлюсь с вами, — вдруг заявил Филипп, посмотрев прямо в глаза Малефисенте.       — Нет, — резко ответила она прежде, чем кто-то другой успел среагировать. Малефисента научилась уважать принца, но брать его с собой не намеревалась. — Филипп, ты не моряк и не самый хороший воин. Ты нам не нужен.       — А если наши люди не будут вас слушаться? — не сдавался он, не отводя взгляд. — Из-за предрассудков?       — Тогда нам не нужны ваши люди, — ещё более мрачным тоном произнесла тёмная фея. Её глаза полыхнули огнём феникса. — Со мной будут лучшие воины Общины. Уж с кораблём мы как-нибудь справимся.       Малефисента скривила губы в оскале. Ей бы очень хотелось проучить нахального мальчишку, но не при Авроре и Джоне, разумеется. Не смотря на явную враждебность феи, Филипп продолжал смотреть на неё в упор, будто эта настырность могла что-то изменить. Мальчик словно не понимал, что скоро будет Альстедским королём, и хотел умереть в первой попавшейся драке.       — Прекратите этот спор, — остановил их король Джон, заставив разорвать зрительный контакт. — Команда Парящего Грифона отправится с Вами. Они не подведут, это я гарантирую. Это надёжные воины и верные слуги королевства.       — И всё-таки я хочу отправиться с ними, — обратился Филипп к отцу. — Хочу лично поговорить с королём Этельредским, если это будет возможно. Вдруг представится шанс обойтись без радикальных мер. Без войны.       — А вдруг Лучиан Этельредский не захочет с тобой говорить, а просто выстрелит в корабль горящим ядром из катапульты? — холодно поинтересовалась Малефисента. — На каком обломке Парящего Грифона мне потом тебя искать?       — А что ты намерена делать с королём Лучианом? — Аврора, оставив дочь на попечение Диаваля, встала и приблизилась к столу.       Тёмная фея сжала губы в тонкую нить, ибо этот вопрос оказался ей крайне неприятен, но затем всё-таки соизволила ответить:       — Всё зависит от самого короля Лучиана. Если он добровольно отречётся от престола, то ничего.       — Вы же понимаете, что такого не будет? — осторожно поинтересовался Филипп, приняв своё поражение в споре.       — Понимаю, — спокойно сказала Малефисента.       — Но ты не можешь просто убить его, — заявила Аврора. Не смотря на категоричный тон, тёмная фея услышала в её голосе мольбу.       — Я могу, — Малефисента не любила разбивать надежды Авроры, но иногда ей приходилось. — Король Этельреда безумен и пощады не заслуживает.       — Так-то оно может быть и так, — сказал король Джон, перебирая письма. — Но дело в том, что за всё время правления Лучиана в его королевстве никогда не было беспредела. Никогда он не арестовывал невинных, никогда жители страны не бежали от его несправедливости. Даже разбойников в этих краях очень мало. Поэтому решение убить короля или лишить его трона может быть воспринято народом Этельреда неправильно. Люди вполне способны поднять бунт, и тогда Красному Лесу будет угрожать ещё большая опасность.       — Я приму этот совет к сведению, — отозвалась Малефисента, прекрасно осознавая, что далеко не все тайны Лучиана Этельредского становятся известны в других королевствах. — Но если он не оставит мне выбора, то придётся что-то предпринять.       Тёмная фея встала и подошла к камину, давая понять, что совещание окончено. Диаваль, заметив её приближение, улыбнулся, продолжая качать крохотную девочку в колыбели. Малефисента склонилась над Селеной, мирно сопящей и сжимающей в кулачках своё одеяльце. Если ради кого она и станет жалеть Лучиана, то только ради Селены. Маленькая принцесса не поймёт, если её крёстная фея окажется злодейкой, а не спасительницей.       — Постарайся, прошу тебя, — тихо произнесла Аврора, подойдя к Малефисенте. Она словно прочла мысли крёстной матери. — Я знаю, что ты не плохая. Я уже ошибалась в тебе, но больше никогда.       Тёмная фея посмотрела на неё, протянула руку и нежно погладила по щеке. Аврора по прежнему оставалась той юной девушкой, которую полюбила Малефисента, но уже не была ребёнком. Аврора повзрослела и сама стала матерью, любящей и заботливой. Сердце тёмной феи разрывалось от мысли, что один неверный шаг может разлучить их навсегда.       — Спасибо, что веришь в меня, чудище, — тихо ответила Малефисента и мягко улыбнулась. — Сделаю всё возможное.

***

      Как и обещал король Джон, Парящий Грифон легко миновал тёмное море, и на исходе второго дня пристал к Этельредским землям, гораздо южнее королевского порта. Трёхъярусная галея с деревянной фигурой мифического полульва-полуорла под острым носом оказалась удивительно незаметной, не смотря на свои размеры. На борту корабля прибыла команда из двадцати пяти человек, умелых моряков и хороших мечников, под предводительством отважного капитана Рейнарда Данна. Сэр Рейнард и его мореходы были страстно преданы короне и с гордостью исполняли порученную им миссию. Присутствие на галее тёмных эльфов, с которыми приходилось сотрудничать, этих людей не смущало и не беспокоило. От Обители в поход на Этельред отправились пятеро эльфов тундры, включая Удо, шестеро лесных эльфов, десятка эльфов джунглей и Шрайк, пятнадцать эльфов пустыни вместе с Боррой и Кеаддой. Всеми, и людьми и эльфами, руководила Малефисента, в чём ей помогал Диаваль, который продолжал исполнять роль преданного слуги, несмотря на возникнувшие между ними чувства.       Когда корабль бросил якоря, спустил паруса и прочно встал на волнах, Диаваль вышел на палубу и пригласил глав Общины пройти в капитанскую каюту. Удо, Шрайк и Борра проследовали за ним без лишних вопросов. В небольшой, но уютно обставленной комнате тёмные эльфы застали сэра Данна, крупного рыжебородого мужчину, Малефисенту и Кеадду. Они склонились над столом, на котором лежали два больших бумажных полотна. Одно, более старое, представляло из себя карту Этельреда, взятую из королевской библиотеки Альстеда, а на другом чернилами от руки был не слишком умело намечен план замка короля Лучиана. Диаваль очень старался нарисовать дворец как можно лучше и точнее, и потратил на это всё свободное время в пути, но ему стало неловко от того, что Малефисента выставила данный план на всеобщее обозрение. Ворон коротко поклонился своей госпоже и встал позади неё рядом с Кеаддой.       Малефисента оторвалась от карт и вышла навстречу Борре, Удо и Шрайк, ждущих объяснения. Пустынный эльф уже раздувал ноздри в гневе, предчувствуя то, что могло ему не понравиться. Кеадда потупилась, делая вид, что разглядывает план, но щёки её покраснели. Диаваль, как и Малефисента, осознавал, что составлять план за спинами ближайших соратников — это не совсем правильно, но менять что-то было уже поздно. Его, Кеадду и капитана Рейнарда посвятили в детали предстоящей операции, и распределили роли. Тёмной фее оставалось только донести всё до остальных и надеяться, что они прислушаются. Главная причина, по которой Борру, Шрайк и Удо не пригласили сразу, состояла в том, что они были слишком разными. Малефисента не могла разрываться на части, пытаясь угодить всем.       — Мы отправляемся на разведку, — без лишних прелюдий объявила Малефисента, встав напротив глав тёмных эльфов. — Я, Диаваль и Кеадда.       — А как же мы? — Борра обвёл рукой себя, Удо и Шрайк, но, несомненно, имел ввиду только себя.       — Прежде, чем кто-то из вас успеет возмутиться, я объясню своё решение, — прервала его тёмная фея. — Я хочу скрыть нас с помощью магии и таким образом проникнуть во дворец. Ночью будет выставлена максимальная охрана, и мы посмотрим на них. Возможно, у нас появится шанс отыскать какие-то ловушки, спрятанные Лучианом. И поскольку я не могу взять с собой многих, равно как и не могу отправиться одна, то остановила выбор на Диавале и Кеадде, наиболее незаметных и ловких моих спутниках.       — Всё это не имеет смысла, — дерзко бросила Шрайк. — Промедление может стоить нам победы, а то и жизни.       — Я ценю вашу смелость, — произнесла Малефисента. — Но как Матерь Общины могу принимать самостоятельные решения. Нам требуется больше подготовки до начала активных боевых действий. Выступить ночью, после двух дней, проведённых в море — это безрассудство. А кроме того, я хочу, чтобы Лучиан знал о нашем приближении.       — Благородно, — заметил Удо. — Но не лучше бы застать его врасплох? Вы утверждаете, что он безумец. И, хуже того, умный безумец. Кто знает, какие капканы Лучиан Этельредский способен расставить на тёмных эльфов?       — Если мне суждено стать убийцей, я должна знать, что мой враг отдал жизнь в равном бою, — твёрдо сказала тёмная фея. — Даже если это ненавистный мне человек.       — И что нам делать до вашего возвращения? — спросила Шрайк, поумерив свой пыл.       — Вы останетесь на галее, и если что-то пойдёт не так, возьмёте на себя командование, — ответила Малефисента. — Я дала капитану надёжные указания на случай, если мы не вернёмся. На рассвете Парящий Грифон атакует королевский порт. Нападение будет быстрым и беспощадным, и отвлечёт на себя внимание.       — Не извольте беспокоиться, госпожа фея Малефисента, — уважительно произнёс сэр Рейнард, подтверждая своё согласие с планом. — Если придёт нужда, мои парни сделают всё как надо.       Малефисента кивнула капитану, в знак солидарности, а затем продолжила:       — До начала атаки Удо и трое-четверо других эльфов отправятся в Красный Лес, чтобы защитить фейри. Лес небольшой, и фей там осталось очень мало, поэтому сложностей возникнуть не должно. Если мы проиграем сейчас и война затянется, воспользуемся предложением шаманки Рании и увезём фэйри с собой. Расставание с родиной будет болезненно для них, но не столь болезненно, как жизнь под гнётом тирана. Когда феи окажутся под защитой, Борра и Шрайк поведут оставшихся крылатых воинов в наступление. Действуйте с предельной осторожностью. Помните, что как бы сильны мы ни были, Лучиан действительно умён и хитёр.       — Мы всё поняли, — коротко ответил Борра, но внимание его было направлено не на Малефисенту. Пустынный эльф по-прежнему сверлил взглядом Кеадду, которая посмела не доложить своему командиру о происходящем, хотя вины девушки тут не было.       — А если вы вернётесь до рассвета? — уточнила Шрайк.       — Если удача будет на нашей стороне, то по возвращению мы вместе разработаем более подробный план, — пояснила Малефисента. — Но прежде нам нужно знать наверняка с кем и с чем мы имеем дело.       — Обещайте, что не станете вершить правосудие в одиночку, — настоятельно попросил Удо. — Не нужно убивать короля, если того не потребуют обстоятельства.       — Клянусь, — Малефисента сжала ладони учителя в дружеском жесте. — Скажите нашим воинам готовиться, и ждите рассвета.       — Пора, госпожа, — напомнил Диаваль, деликатно встав рядом и взяв её за локоть. — Стемнело.

***

      Малефисента откланялась, попрощавшись с союзниками, и вышла на палубу. Диаваль следовал за ней, ведя под руку притихшую Кеадду. Тёмная фея остановилась у борта и скинула с себя плотную мантию, защищавшую от промозглого морского воздуха. Оставшись в чёрном костюме, который облегал её тело как вторая кожа, Малефисента расправила крылья. По правую руку от неё встал Ворон, с другой стороны подошла Кеадда. Они взлетели одновременно: Диаваль, обернувшийся птицей, и две тёмные эльфийки.       Едва достигнув берега, Малефисента призвала магию и скрыла их от любопытных глаз, превратив в тени, сливающиеся с небесами. Никто не должен был заметить лазутчиков, даже простолюдины. Погода сыграла им на руку: собиралась гроза, и стражей на крепостных стенах больше заботили мысли о том, как бы не промокнуть на посту. На западе уже бушевал гром, и чёрное небо расчерчивали яростные изломанные молнии.       — И помните, ни шороха, ни писка, — тёмная фея напутствовала Диаваля и Кеадду. — Скажете хоть слово, и наш защитный покров спадёт.       Малефисента ещё на корабле успела объяснить своим спутникам, что заклинание сокрытия, которому она научилась не так давно, работало хорошо, но звук, а так же яркий свет, могли легко разрушить его. Говорить имел право лишь творящий заклинание, и то, не расходуя слова попусту.       Тёмная фея направила процессию во внутренний двор, и они зависли в воздухе над знакомым витражным куполом с большой дырой посередине. Снаружи от зала переговоров когда-то находился пышный благоухающий сад, а сейчас не осталось ничего, только жалкие пеньки и развороченная земля, присыпанная пеплом. Лучиан в одночасье уничтожил прекрасные цветы и деревья, которыми, несомненно, гордился, и в мысли Малефисенты проникло неприятное подозрение.       Они влетели во дворец через разбитый потолок и осторожно опустились на пол. Здесь ничего не изменилось с момента их ухода. Перевёрнутые стулья, железные колья, вонзившиеся в пол, брошенные в беспорядке помятые и поцарапанные щиты, обломанные копья и пятна засохшей крови на полу и столешнице. Зал наполнял сладостно-гнилостный аромат разрубленных лиан, перевесившихся сквозь разбитые окна. Отвратительная и мрачная картина, оставленная как напоминание, заставила Малефисенту сильнее возненавидеть Лучиана, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.       Лазутчики вышли в коридор. Ступали медленно, едва дыша, чтобы не разрушить наложенное заклятие, замирали при каждом подозрительном звуке. Диаваль превратился в человека, чтобы указывать путь, а Малефисента и Кеадда подняли крылья и прижали их к телу, чтобы ничего не задеть и не издать даже шороха. Стражи внутри дворца оказалось очень мало, даже меньше, чем на стенах, а слуги уже спали на нижних этажах. Диаваль показал Малефисенте где находится псарня, оружейная и пыточная. Тёмной фее очень хотелось получше изучить эти места, но она опасалась обнаружения. У разведки имелась конечная цель, и Малефисента намеривалась её достигнуть. Не заметив никаких явных ловушек на первом этаже, она потребовала, чтобы Ворон показал путь в личную приёмную Лучиана. Диаваль успевший более-менее узнать замок, пока притворялся обычным почтовым вороном, повёл их по узкой винтовой лестнице для слуг прямо куда нужно. Приёмной служил тот самый зал с балконом, с которого король надменно взирал на них в день переговоров, умело изображая пьяного фанфарона.       Небольшой зал с высоким потолком, теряющимся в темноте, освещал тускло горящий камин. Убранство зала выглядело весьма роскошным, но Малефисента разглядела не дорогую мебель и расшитые золотом портьеры, а искусственный лес, изображённый на стенах. Гобелены с искусным шитьём, изображающих птиц или животных, резвящихся меж деревьев, лепнина на стенах и, увы, чучела животных над каминной полкой. Это в который раз доказывало, что в Лучиане нет ничего святого, и чужая жизнь для него не дороже атласной ленты, пущенной на праздничный камзол.       — Я же сказал, у него есть чучела, — прошептал Диаваль и поёжился, смотря на обезображенные трупы животных над каминной полкой. Между оленьих и кабаньих голов висели и птичьи тельца, в том числе большой чёрный ворон с распростёртыми крыльями. — Не дайте мне оказаться на этом месте даже при дурном раскладе.       Малефисента почувствовала, как задрожали магические волны её заклинания. Она хотела было обругать своего невоздержанного на язык возлюбленного, но её внимание привлек необычный элемент обстановки. Чуть сбоку на фоне тёмно-зелёных гардин стоял небольшой столик, накрытый как для ужина. Тёмная фея приблизилась. Вместо еды в глубокой миске было налито молоко. Малефисента хмыкнула под нос. Она понадеялась, что застанет короля врасплох, но не вышло. Лучиан оказался действительно достойным противником.       — Добрый вечер, король Лучиан, — громко произнесла тёмная фея. — Скверно вы приветствуете своих гостей.       Фея взмахнул руками, и все свечи в зале зажглись от её магического пламени. Заклятие невидимости окончательно рассеялось при свете.       — И вам доброго вечера, фея Малефисента, — Лучиан вышел из-за зелёной портьеры, за которой виднелась миниатюрная дверка, ведущая на потайную лестницу. — Вам и вашим спутникам. Рад нашей встрече, хотя очень не вежливо приходить без приглашения. Даже такая нечисть должна это понимать.       — И всё же, Вы меня явно ждали, — тёмная фея махнула рукой в сторону миски с молоком. — Вы полны сюрпризов. Правда, обычно подношение оставляют на пороге или за окном.       — Вы сразу распознали бы подвох, и не зашли так далеко, — с хитрой улыбкой заметил Лучиан. — А мне очень хотелось представить вам мою королеву. Новая королева Этельреда — Ингрит!       Малефисента лишь фыркнула, когда после торжественного объявления из-за дверки позади Лучиана вышла мать Филиппа. Статная фигура, надменный взгляд, презрительно искривлённый изгиб губ — она ничуть не изменилась с их последней встречи. Если в Альстеде она предпочитала белое, то в качестве Этельредской королевы полностью облачилась в агрессивный красный. Королева держала в руках заряженный арбалет. Похоже Лучиана и Ингрит действительно объединяло многое, в том числе любовь к этому виду оружия. Увидеть старого врага для Малефисенты было даже отрадно. Всё равно, что встретить давнего друга. Её нутро приятно напряглось. Несомненно, эта засада со стороны королевских особ являлась предвестником к очередной ловушке.       — Что ж, хочу заметить, что мы и не думали показываться вам на глаза, — Малефисента пристально следила за всеми жестами людей, пока не зная, чего от них ожидать. — Как вы узнали о нашем приближении?       — Это интересно, — Лучиан задумчиво посмотрел куда-то мимо оппонентов, словно мысленно пребывал где-то в другом месте. — Позвольте, я расскажу одну весьма занимательную историю, и Вы сразу всё поймёте. Нас с Вами связывает больше, чем можно представить. Все думают, что мой предок Дегхельм Этельредский уничтожил хранителей Красного Леса, дабы уберечь своих подданных, но всё произошло не так. Много лет тому назад одна из хранительниц вашей расы полюбила его, и чувства оказались взаимны. Разумеется, и отец Дегхельма, основатель королевства Этельред, и родители той тёмной эльфийки выступали против подобного союза. Влюблённого Дегхельма это не останавливало, а эльфийка Амани была готова пойти за ним даже на край света и отречься от своей семьи. Союз двух столь разных существ не мог принести ничего хорошего. Вы-то, госпожа Малефисента, это понимаете лучше прочих. Дегхельм отравил отца и мать, и быстро стал новым полноправным правителем Этельреда. Он забрал Амани к себе в замок и сделал своей королевой. Предчувствуя гнев тёмных эльфов, Дегхельм напал на Красный Лес и вырезал всю семью своей жены — отца, матерь, дядьёв, тёток, сестёр и братьев. Представив сию кровавую расправу как войну против вражеской нечисти, Дегхельм завоевал расположение своего народа. Никто больше не судачил о пассии короля, и люди со скрипом, но приняли коронованную фею. Сама же эльфийская королева была ослеплена своей любовью и никогда и не спрашивала, что же стало с её родными. Тайна их печального исхода стала известна ей случайно. Тогда Амани связала себе крылья железными цепями и бросилась с окна самой высокой башни головой вниз. Дегхельм был безутешен. У него не осталось никого, кроме мерзкого полукровки, которого Амани успела родить и вырастить. Эльфийка рожала несколько раз, но выжил только этот, почти человек, уродец с наростами на голове и горбом вместо крыльев. Дегхельм скоро умер, оплакивая свою умершую любовь и кляня себя за её гибель. Горбун Хадда, по прозвищу Уродец, стал новым королём Этельреда. Все личности, когда-либо заикавшиеся о его внешности отправлялись на плаху независимо от статуса. Но ни ужасная слава, ни внешнее уродство не помешали Хадде жениться на дочери правителя небольших соседних земель, которые присоединились к Этельреду после смерти отца невесты. Девушка оказалась почти так же уродлива, как и сам Хадда, и засиделась в девах, но этот союз оказался крепким и выгодным им обоим. Говорят, Хадда Уродец действительно любил свою жену, а она обожала его, и их ужасный союз быстро дал свои плоды. Дети королевской четы на удивление выросли не столь некрасивыми, как родители. Эльфийская кровь была заметна в них в разной мере, но самую красивую девочку Хадда удачно выдал замуж за весьма достойного мужчину. Передав своей дочери бразды власти, Хадда обеспечил Этельреду процветающее будущее. Бывший купец, ставший вдовцом, был несказанно рад жениться на дочери короля, и править от имени своей супружницы после смерти Хадды, пока та нянчила многочисленный выводок. Ветвь этельредских королей оказалась очень плодовитой как по женской, так и по мужской линии, многие дети умирали во младенчестве или детстве или кончали с собой, став старше, но те, что выживали, давали большое потомство. Так постепенно эльфийские корни затерялись в череде новых поколений. Иногда те или иные черты всплывали наружу, но искусство врачевания никогда не стояло на месте. Даже мне, когда я был всего двух недель от роду, отрезали острые кончики ушей, доставшиеся в наследство от эльфийской пра-пра-пра-прабабки. Но увы, вместе с эльфийской кровью нам достались не только физические отклонения. В голове есть то, что не вырежешь ланцетом. Я слышу. Каждый раз, как я посылаю своих слуг в Красный Лес, то слышу его крик. Я слышу мольбы о помощи, и мне приходится с этим жить ради своего народа. Ради своего настоящего народа — людей. Я пытался вырубить Лес, но стало только хуже. Иногда это меня терзает, и внутренние органы скручивает словно железным ободом. Но я не сдамся, ибо я выжил, единственный среди своих братьев и сестёр, не для того, чтобы наложить на себя руки. Я не дам своему роду угаснуть, даже будь он трижды проклят.       Длинный монолог Лучиана завершила сверкнувшая снаружи молния и громовой аккорд. Через открытый балкон воздух доносил запах дождя, но над Этельредским замком небо пока ещё не пролило ни капли.       — Теперь всё встало на свои места, — Малефисента совершенно спокойно выслушала исповедь короля, и не дрогнула. — Так вот почему Вы так старательно окружаете себя имитацией леса, но при этом ненавидите настоящую живую природу. Вот почему у замка был такой прекрасный сад, который Вы холили и лелеяли, но хладнокровно приказали вырубить, несомненно, ради любви.       — Это щедрый свадебный подарок, потому что прелестный носик моей любимой королевы не должна оскорблять отвратная пыльца, — Лучиан улыбнулся и запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони Ингрит. — Какую я испытывал в процессе головную боль, и не описать словами. Проклятая нечистая кровь. Но у неё есть и преимущества. Я чувствую магию. Меня не так-то просто застать врасплох.       Снова, как и в день переговоров тёмная фея ощущала, будто осталась с королём Этельреда один на один, а остальные — лишь театральная массовка, нужная для того, чтобы сцена не казалась пустой. Никто до сих пор не вмешивался в диалог, и Малефисенте пришлось осмотреться, чтобы убедиться, что она не осталась в одиночестве. Диаваль и Кеадда находились рядом, стоя чуть позади Малефисенты. Тёмная фея прочитала по выражениям их лиц все эмоции. Её спутников шокировало услышанное, но они ничуть не испугались. Чего нельзя было сказать об Ингрит. Королева замерла, не смея даже пошевелиться, и на фоне красного платья её лицо казалось белым, как мел. Рука королевы расслабилась, опустив арбалет вниз, но Лучиан судорожно продолжал сжимать кисть её свободной руки, не давая шанса к отступлению. Малефисенте стало жаль её, совсем немного. Правда о её новом муже, вероятно, разбила в дребезги всю жизнь этой женщины, но заниматься спасением Ингрит не входило в планы тёмной феи.       — Мы уходим, — достаточно громко произнесла Малефисента, давая понять всем окружающим, что их встреча окончена.       — Я так не думаю, — мягко сказал Лучиан.       Где-то в стенах заскрежетало, зашуршало, заскрипело и с потолка вниз на огромной скорости обрушилась большая клетка. Малефисента отскочила, взмахнув крыльями, а сетчатый купол с грохотом и звоном накрыл Кеадду. Девушка от страха метнулась на прутья, но они жестоко обожгли её, оставив на коже красные воспалённые полосы. Эльфийка в огромной железной клетке трепетала, как птица в силках, и не могла выбраться. По щекам Кеадды мигом потекли слёзы от боли и отчаяния.       — Развитие механики — вот что я предпочитаю, — прокомментировал Лучиан, с явным удовольствием наблюдая за происходящим. — Магия вымрет, а механика подарит нам будущее.       Диаваль среагировал моментально. Он не заметил, в какой момент король, болтая о своей родословной, чуть отодвинулся к стене и нажал на какой-то замаскированный рычаг, но подавил желание бросится на Лучиана и придушить его. Вместо этого Ворон запрыгнул на клетку и начал карабкаться к её верхушке. Разомкнуть прутья он бы не смог, но попытаться отцепить клетку стоило. Едва Диаваль схватился за крепление, цепь натянулась, и клетка быстро начала подниматься. Её деревянное дно захлопнулось, как мышеловка, едва не сломав ногу пленнице. Кеадда вскрикнула и сжалась на жёстком полу из прочного дерева, пытаясь не касаться окружающих её со всех сторон прутьев.       Диаваль зарычал от злости. Крюк, на котором висела клетка, нельзя было сдвинуть под давлением груза. Даже если бы у него получилось, то при падении с такой высоты Кеадда непременно бы покалечилась. Робкие слёзы девушки уже превратились в душащие её рыдания.       — Не плачь, прошу тебя, не плачь, — Ворон спустился, чтобы видеть глаза подруги. — Я тебя освобожу.       Диаваль смотрел на лицо Кеадды, покрасневшее, залитое слезами, и понимал, что за последние два дня он впервые видит её так близко. На корабле пустынная эльфийка нарочно избегала его, не давая шанса поговорить и извиниться, так сильна оказалась её обида. Сейчас же она, такая уязвимая, снова нуждалась в надёжном друге рядом, и Ворон был готов простить её упрямство. Диаваль не мог её потерять, не мог оставить врагу.       — Улетай, — сквозь слёзы произнесла Кеадда. — Улетай, иначе она убьёт тебя.       Диаваль обернулся и увидел направленный на него арбалет Ингрит. Даже в человечьем обличии он оставался вороном и имел зрение хищной птицы. Когда королева спустила тетиву, Диаваль качнул клетку, и болт просвистел мимо. Кеадда испуганно застонала, снова коснувшись железных прутьев.       На перезарядку уходило много времени, и Диаваль обернулся большим чёрным орлом. Подлетев под низ клетки он пытался когтями разомкнуть две половины пола, но сильный пружинный механизм крепко держал их вместе. Клетка остановилась, оказавшись под самым потолком. Диаваль, взлетел на край и снова принял облик человека. Его лоб покрылся испариной от бесплотного труда. Он судорожно соображал, в кого бы мог превратиться, чтобы вызволить Кеадду, но времени оставалось мало.       Мимо него пролетела Малефисента. Ворон даже не задумывался, где всё это время была его госпожа и почему не спешила на помощь.       — Диаваль, мы уходим, — сурово произнесла тёмная фея. — Мы должны вернуться до рассвета.       — Нет, госпожа, помоги, — Диаваль отчаянно умолял её. — Мы не можем бросить Кеадду!       Ворон посмотрел вниз. Ингрит уже перезарядила арбалет и пыталась прицелиться, но они находились слишком высоко.       — Диаваль, сейчас не время спорить, — осадила его Малефисента. — Или мы уйдём, или все здесь погибнем!       — Как ты можешь быть такой жестокой?! — в сердцах крикнул Диаваль.       Взгляд тёмной феи стал печальным, но она не злилась.       — Выбери меня, — попросила Малефисента. — Поверь мне, как много раз верил. И всё будет хорошо, я тебе обещаю.       — А если они убьют её? — спросил Ворон, и глаза его увлажнились.       Малефисента молчала, и Диаваль сдался. Взгляд, которым он одарил Кеадду, был жалким, извиняющимся, но попросить прощения вслух Ворон не мог. Его бы раздавил груз вины. Он всегда выбирал Малефисенту, даже когда выбор был непрост. Обратившись в птицу, Диаваль полетел вслед за тёмной феей через балкон прямо в грозовое небо, больше не оглядываясь. Дождь скрыл их отступление.