«сотворение духа — всегда — вперемешку с болью.
мы рождаемся: мраморный белый прямоугольник,
идеальный бетонный брусок, однородный камень.
и оттуда — всегда — нас безжалостно высекают».
— parasitichunter
С распахнутых губ срываются рубиновые капли — раздавленными зёрнами граната брызги разлетаются по полу, пока Мия сплёвывает вяжущую железом кровь пополам с ругательствами. — ...Какая несдержанность... — замечает не-кот, прежде чем вновь сливается с её тенью. В благоразумном нежелании попасть под горячую руку самой Мии. — Молчал бы, — рыкает та, привычным движением проворачивая в ладони неизменный кинжал — короткая передышка, которая ей доступна. Иной Лорд Клинков ей попросту не даёт. Отчасти Мии бы радоваться, что смогла добиться столь много — личной аудиенции у самого Лорда Кассия (что, в общем-то, значит даже больше, чем звание его Клинка), но когда тот раз за разом вынимает из неё кости, заставляя себя ощущать размазанным дерьмом по брусчатке Годсгрейва, вытоптанным ботинками, копытами да колёсами телег, ей хочется отказаться от такой милости. Конечно, той частью Мии Корвере, которая где-то в глубине души всё ещё любит воздушные платья, кремовые пирожные, прогулки по паркам и мягкие ушки мистера Лужицы — своей мёртвой, рудиментарной частью, которой нет места в Красной Церкви. Эта Мия Корвере никогда не получит ни ответов, ни голов врагов на серебряных блюдах. — Поддаёшься хаосу, — голос Кассия шелестит над ухом, мажет тёплой волной выдоха, заставляя встрепенуться, развернуться с оружием наизготовку. Любого Мия бы распорола от паха до шеи, чтобы вся неприглядность внутренностей вывалилась на плиты, удобренные именами павших. Их богиня бы оценила такой дар? Оценила бы, верни Мия ей Кассия? Отобранного когтями, зубами, всеми лезвиями? Любого, повторяет себе Мия. Любого, кроме Лорда, мать его так и эдак, Кассия. Он уходит с линии удара; утекает, сливаясь с тенями — с её собственной тенью, ублюдок! — чтобы появиться за спиной Мии, ухватив за руку и вывернув под опасным углом. Запястье пронзает боль, вынуждая разжать пальцы и выпустить клинок, но Мия не кричит — шипит рассерженно, целясь локтем другой руки под дых. Попадает, судя по тому, что шелестящий смех Кассия на мгновение сбивается. Хватка, тем не менее, не слабеет, вынуждая унизительно приподняться на носках. Собственное оружие упирается в шею языком из могильной кости. Мия замирает. Бездна и кровь, вот мерзавец. — В битвах нет времени на упорядоченность, — Мия сдувает со лба волосы, концентрируясь на тенях под ними. Главное, улучить момент и вырваться, пока осознание не накрыло с головой: Кассий не особенно сильно прижимается к ней, но Мия лопатками упирается ему в грудь, и этого оказывается достаточно, чтобы каждая кость в теле размякла, как зачерствевший хлеб, уроненный в воду. Ей хочется отвесить себе крепкую затрещину. А если на и без того тернистом пути Мии встретятся другие даркины? Её так же будет размазывать, изламывать? (Что-то подсказывает, что подобных Кассию ей не встретить никогда.) В голове невольно всплывает не столь давно узнанное о природе таких, как они — помазанных Ночью. О подчинении. О поглощении. О словах Кассия. О голоде. О таинственной Клео, поглотившей слишком многих. О неизвестной Луне. О том, что она хочет спросить Кассия, но всё ещё не решается. Страшась ответа или последствий? Мия не знает. — Поддаваясь мельтешению, рискуешь потерять голову, Мия. В любом сражении есть свои законы, властвующие над инстинктами, — Кассий наклоняет голову, наверняка наблюдая за её потугами, как кот — за неугомонной мышью; и рассказывая ей о философии боя, как удалые кавалеры нашёптывали бы непристойности в розовеющие ушки своих девиц. Чудится хихиканье мистера Добряка, и Мия только пуще ярится. — Убила бы, — ворчала она ранее, когда Кассий после первого своего жестокого урока отправил её зализывать раны, зная, что к Ткачихе она и сама не сунется. — ...В самом деле?... — поинтересовался мистер Добряк, устроившись на плече. В голосе не-кота прошелестело сомнение. Мия медленно раскурила сигариллу. Всякое движение отзывалось болью. — Или поцеловала бы, — вдруг призналась она. Легко, как теперь перерезала глотки. Произнесённые слова не разлились горечью во рту, потому что она старалась не вспоминать о Трике лишний раз. Не чувствовать сожалений, тянущих назад, когда нужно — только вперёд. — ...«И» или «или»?... — не-кот фыркнул, а на возмущённый взгляд Мии добавил: — ...Видишь, как важны союзы в предложениях... Лезвие крепче прижимается к шее, всякий раз напоминая, что Кассий не чурается окроплять помазанных им же Клинков кровью. Впрочем, засохшие корки на лице и россыпь полученных синяков под одеждой как нельзя лучше это подтверждают. Мия, встрепенувшись от воспоминания, поворачивает голову, упираясь взглядом ему в скулу. Смоляная прядь волос почти касается виска. — Предпочитаю властвовать над хаосом, ведь, — она тянется выше, переминаясь с ноги на ногу, а Кассий не слишком стремится ей помочь, вдруг замеревши, — именно хаос помог мне отобрать вашу жизнь у нашей богини, мой чёрный принц. Последнее Мия шепчет, практически уткнувшись в чужие губы своими; чувствуя жар дыхания Кассия на своём лице и едва пройдясь кончиком языка по кромке его нижней губы. Было бы славно поддаться — вперёд, навстречу вспыхнувшему желанию, переступить границу и узнать, каков чужой голод на вкус. Мия душит прерывистый выдох-стон в зародыше, призывая себя собраться — вспоминая все уроки Аалеи. В частности тот, самый простой, превращающий Лорда Клинков, прежде всего, в обычного мужчину. Его кратковременное замешательство дарует желанную брешь: Мия выпутывается змеёй из сброшенной кожи, а вороний клинок выбивает из руки Кассия, тут же целясь эфесом ему в подбородок. Сломанная челюсть отлично сбивает спесь. Но удар снова проходит через пустоту, заставив Мию пролететь по плитам. Чудом устояв на ногах, она выпрямляется и рычит: — Да чтоб тебя! Ненавижу! Эхо отражается от стен безмолвного зала, хотя нет никакой уверенности, не наблюдают ли за этим избиением младенцев десницы, побросав свои обязанности. Не каждый день их Лорд снисходит до чего-то подобного. И не каждый день новоявленный Клинок так нагло стремится перейти черту. Она ведь... почти его поцеловала? — ...Хорошая попытка, Мия... Она чертыхается. Не-кот ещё пройдётся по её методам своим острым языком. Позже, в уединении комнат, где Мия сама задумается, на месте ли её собственная голова, раз подобное пришло в голову. — Не стану отрицать, — появившийся Кассий, усмехнувшись, откидывает волосы с лица. Тени сползают с его плеч, пока он ведёт ими. Ножны на поясе шуршат, и Мия с горечью думает, что он так и не достал своё оружие. Когда-то хватило Троицы, чтобы выбить его из колеи, но всему остальному — всему миру, катиться бы ему в Пасть, — теперь даже не подступиться. Мия, тяжело дыша, с каким-то оголодавшим остервенением наблюдает, как Кассий проходится кончиком языка по нижней губе, отзеркаливая её недавний жест. Этого хватает, чтобы кости вновь размякли, превращаясь в студень. Жар тугим комком сваливается из вздымающейся груди в низ живота. О Пасть. — С кем-то другим бы точно получилось, — прищурившись, Кассий вдруг цокает, подходя ближе. — С вами тоже бы получилось, не будь вы... собой, — огрызается Мия, дёргаясь, но не уворачиваясь от пальцев, крепко схвативших её за подбородок. Она не знает, что конкретно подразумевает: тени Кассия? Его сущность убийцы, взращённой едва ли не с пелёнок? Или то, что таких, как Мия, он на своём веку немало повидал? Да, точно, немало. Или, куда вернее, как раз-таки был тем, кто обольщал, соблазнял, а после вырезал сердца и раскраивал глотки. Взглянув в его агатовые глаза, Мия упрямо сжимает челюсти. Ударит? Заслуженно, конечно. И вздрагивает, когда тот костяшками пальцев стирает засохшую кровь с уголка губ. — Самоуверенная маленькая ворона, — тихо произносит Кассий, и в его обычно гладком, как стекло, голосе различимо почти злое веселье. А Мия не знает, куда ей девать руки, да и всю себя: к нему или прочь от него. — Может быть, у тебя что-то получится. Но не раньше, чем ты собьёшь меня с ног. Азарт вспыхивает в жилах мгновенно. — Бросаете мне вызов, мой принц? Кассий, помедлив, отступает. Стоит неимоверных усилий не потянуться следом, но Мия — всё ещё сталь. Должна ею быть. — Всего лишь мотивирую. Убить или поцеловать? Что ж, союзы действительно очень важны в предложениях.