Хризантемы, морфий и раны

– Лунатик! Ну хватит уже в комнате тухнуть, ей-богу! – Сириус, собиравшийся на бал и уже оправлявший, как истинный аристократ, манжеты рубашки, раздраженно обернулся на Ремуса, сидевшего на постели и читавшего какой-то учебник. Люпин, тяжело вздохнув, прикрыл книгу, оставляя закладку. Было видно, что ему искренне не хочется идти танцевать или наблюдать за танцами. – Сириус, ну какой из меня танцор? Я лучше отсижусь здесь. Мне там делать нечего, – устало ответил Ремус, откидываясь на подушку и накрываясь одеялом с головой. – Я слишком устал для бала. – Да ну тебя, – фыркнул Блэк, падая в кресло и покручивая кольцо на пальце. – Джеймс, клянусь, я станцую с ней во что бы то ни стало. – Ты о новенькой? Ремус чуть напрягся. Наверное, они говорят о Маргарите… – Ну не о миссис Норрис же! Сохатый, соображай. – В очередь, Дон Жуан. Уверен, за ней куча мальчишек бегает. Почему-то последняя фраза эхом отдалась в разуме Люпина. Он укрылся чуть сильнее, чтобы разговоры друзей до него не доносились, и тяжело вздохнул. У него нет даже намека на какой бы то ни было шанс. Маргарита ускользнет песком сквозь пальцы, цветочным флером через прокуренные легкие, исчезнет в дымке тумана, обернувшись луной и звездами – и Ремусу ничего не останется, кроме как лелеять обрывки ее светлого образа. Разговоры Блэка и Поттера продолжались, и Лунатик, не в силах слушать постоянные размышления приятелей о том, с кем могла бы целоваться Раскольникова (в груди Ремуса о жуткую обиду разбилось сердце – ну нельзя ведь так о его девочке?..) с плохо скрываемым раздражением вылез из-под одеяла и выдал: – Ладно, я согласен с вами пойти. Но только ненадолго. Сириус и Джеймс тут же притихли, переглянувшись с заговорщической улыбкой. Блэк поднялся, направляясь к выходу и намекая Поттеру на то же. – Собирайся, копуша. Мы в зале. Парни исчезли. Ремус же откинулся на постель, закрывая глаза и собираясь с мыслями. Он точно увидит Раскольникову. И он точно захочет еще раз увидеть ее, поговорить с ней, обнять… да хоть просто помолчать рядом. Сердце сгорало под звездным серебром ее глаз, всегда живым, таким, какого не бывает ни у кого, зазябшие и дрожащие руки жаждали тепла ее ладоней; Люпин понимал, что безбожно пропал, и ему было за это безумно стыдно, в первую очередь, перед самой Раскольниковой. Неужели он настолько уязвим, что отчаянно нуждается в чьем-то тепле? От этого кружилась голова и болели легкие. Ремусу было абсолютно плевать на то, во что он будет одет, так что выбор пал на первую попавшуюся белую рубашку и твидовый серый костюм. Туфель не нашлось: пришлось обуть черные конверсы. Тщательно разгладив воротник и манжеты рубашки, Люпин напоследок посмотрел себе в глаза, стоя напротив зеркала. В душе он пожелал себе удачи не привязаться к девушке сильнее. Курить захотелось еще больше, но Ремус переборол это желание. Он спустился в зал и еле нашел Поттера с Блэком. Они уже стояли рядом с девчонками, о чем-то болтая и смеясь во весь голос. Люпин чуть притормозил: Маргарита занимала все мысли, так что Рем был даже оглушен ими. – А вот и Лунатик! – улыбнулся Сириус, приобнимая Люпина за плечо и суя в руки ему бокал шампанского. Ремус дергано улыбнулся, рвано и сжато кивая в знак приветствия остальным и делая нервный глоток алкоголя. Ему точно стоило сейчас выпить хотя бы для того, чтобы умерить дрожь в пальцах, мертвой хваткой сжимающих стекло. Он еще некоторое время стоял в кругу девчонок и мародеров, пространно слушая диалоги о не особо важных сейчас вещах: нападениях пожирателей, новых пассиях какого-то зазнавшегося слизеринца, и с каждым словом все сильнее чувствовал себя лишним в этом грязном кругу. Ему хотелось сбежать отсюда, выйти куда-то к озеру, чтобы вдохнуть свежего воздуха, или в библиотеку, чтобы зарыться в спасительные фолианты и подумать о своем. Или своей. Вдруг все почти синхронно повернули головы к выходу. Наверное, Лунатик не придал бы этому особого значения, если бы Сириус не шепнул ему на ухо: «Смотри, ненаглядная твоя идет». Только тогда Люпин поднял голову… и время остановилось. В дверях стояла Она. Стальная, бархатная и блистающая как никогда – Маргарита лучезарно и живо улыбалась, она была искрой, разжигающей бурю реакций у зрителей. – Ну как хороша! – улыбнулся Блэк, чуть сжимая плечо Ремуса и будто обращая внимание на свои слова. – Она такая лишь потому, что хочет произвести впечатление на парней, – закатила глаза одна пуффендуйка, усмехаясь и презрительно глядя вслед Раскольниковой. Щеки Ремуса при таких словах вспыхнули из-за гнева, но Сириус придержал его от дальнейшей тирады. – Она и так прекрасна. Ставлю сто галлеонов, что к концу года она будет моей, – Блэк хитро обвел взглядом толпу. Люпин все сильнее злился, а когда он был рассержен, то ему постоянно приходилось убирать с глаз слезы из-за банальной обиды. Они оценили Ее в сто галлеонов?.. – Ставка принята, – напыщенно рассмеялся когтевранец. – Учти, что ты скорее вернешься к семейке и примешь метку, чем станешь ее ухажером. Лунатик убрал руку Блэка с плеча, устало и раздраженно делая еще один глоток шампанского. Он уже собирался уходить, но его задержало ржание в дверях. Это был Баскервилл, как всегда, безупречный в своем злом гении; дальше на глазах Люпина развернулась настоящая трагедия: Раскольникова без зазрения совести слилась в горячем поцелуе с Мефистофелем. Рему хотелось крикнуть на весь зал, чтобы они прекратили, чтобы Маргарита была в безопасности и ускользнула, пока не поздно, из лап Баскервилла. Но это было невозможно. И приходилось лишь молча наблюдать за медленной гибелью его девочки. Когда он прекратит называет ее «его»? Маргарита испарилась туманом после поцелуя, и Лунатик почувствовал, как легкие немного отпустили силки. Но тут Она материализовалась перед Сириусом… и подмигнула Рему. Люпин даже не понял, что произошло – просто стало легче дышать. Он наблюдал за танцем Блэка и Раскольниковой с искренним, хоть и слабым счастьем. Ее легкие, грациозные движения, светящаяся улыбка на устах и в серых глазах – все это заставляло едва не плакать от восхищения. Люпину не хотелось быть на месте Сириуса, ему не хотелось даже напоминать Маргарите о своем существовании, но он хотел вечно наблюдать за этим изящно вальсирующим хрусталем. Рем теперь даже не контролировал слезы. Его взяли за руку. Это была Лили. – Эй, с тобой все в порядке? – девушка приподнялась на носочки, ибо Лунатик был слишком высок, взяла его лицо в руки и осторожно поцеловала в нос, отчего Рем шутливо поморщился. – Все чудесно, – Люпин слабо улыбнулся, нежно и расслабленно оглядывая подругу. – Меня тут совсем разморило. А у тебя снова партнера нет? – Я не собираюсь танцевать с Джеймсом, и ты это прекрасно знаешь, – усмехнулась Эванс, пальчиками утирая мокрые дорожки со щек Люпина. – У тебя та же ситуация? Предлагаю сбежать. Мы все равно тут к чертям не нужны. Через пятнадцать минут они оказались на берегу Черного озера. Ремус опустился на камне, вытягивая ноги и отставляя руки назад. Он сделал глубокий вдох, наполняя легкие ночным воздухом, и откинул голову, закрывая глаза. Ему на колени легла Лили, с улыбкой наблюдая за таким расслабленным Лунатиком. Он редко мог позволить себе не напрягаться, Эванс это прекрасно знала, а потому дорожила нежными и тихими моментами, не наполненными переживаниями и страхами. – Хорошо себя чувствуешь? – Лили осторожно взяла руку Люпина в свою, переплетая пальцы. Рем на это опустил голову, улыбаясь и аккуратно целуя пальцы Эванс. – Лучше, чем когда-либо, подсолнышко. Почему-то я подозреваю, что ты замерзла, как бобик, – Лунатик стянул пиджак, укрывая Эванс. – Теплее? – Намного, – Лили села, аккуратно натягивая пародию одеяла на плечи, и обняла Люпина, садясь ему на колени. Тот в ответ обвил ее талию руками и прикрыл глаза, уткнувшись в шею. Он упивался этой дружбой, Лили казалась ему олицетворением слова «солнце», и наблюдать за ней было одно удовольствие. Эванс, отстранившись, взглянула в глаза Рему, убирая выпавшую прядь ему за ухо. – Ты правда не нашел туфель? – Да! – Люпин рассмеялся от глупости ситуации и снисходительно глянул на старые, истрепанные черные конверсы с разными шнурками и парой значков по бокам. – Но я пытался, заметь. Серьезно, пытался. Кто ж виноват, что у меня в арсенале только они? – Да никто не виноват, – Лили снова обняла его, гладя по спине, и по-детски искренне поцеловала в щеку, отчего Рем слегка покраснел. Стоит ли говорить, что Эванс почувствовала бабочки в животе от смеха Рема, такого редкого, но всегда искреннего? – Ну до чего же ты хороший. – И я тебя очень люблю. Лили нашла руку Лунатика, аккуратно отодвигая рукав и касаясь поцелуем порезов. То, как спокойно, не напрягаясь, Рем наблюдал за этим проявлением нежности, говорило о многом. Впрочем, Эванс помогала ему со многими проблемами, и Люпин был безумно благодарен ей за это. Наверное, он бы уже успел три раза покончить с собой, если бы не это чудо. – Это ты из-за Маргариты так растрогался? – вкрадчиво поинтересовалась Эванс, мимолетно целуя Рема в нос и слабо улыбаясь. Лунатик покраснел и смущенно отвел взгляд, видимо, поставленный в тупик таким вопросом. – Ну… а что ты хочешь услышать в качестве ответа? Видимо, да. – А можешь подробнее рассказать о ней? – спросила девушка, пальчиком осторожно проходясь по зажившим шрамам. Она точно знала, прекрасно помнила, что Рем не сможет ей отказать, и была чертовски права. – О господи. Я без малейшего понятия, что о ней можно рассказать, честно, подсолнышко. Но она… другая. Я чувствую заботу с ее стороны, причем искреннюю и без обязательств. У меня кружится голова при ее появлении, я ревную ее ко всему, к чему могу ревновать, хоть и понимаю, что она никогда не ответит мне взаимностью. Мне просто нравится думать о ней… я даже рад, что она не влюбится в меня. Я не причиню ей боли, и это главное. – Эх, мой лунный мальчик, – Лили мягко чмокнула его в лоб, – ты определенно упал в любовь. – Что? – Рем снова усмехнулся, но переспросил с какой-то надеждой в голосе. – Упал в любовь?.. Наверное, ему было важно подтвердить свои чувства, именно поэтому он выложил самую важную часть своих эмоций Эванс. Люпин знал, что Лили скажет именно с такой улыбкой и интонацией, но не был уверен в своих предчувствиях. Сейчас же все вставало на свои места. – Определенно, рыцарь мой. У тебя безумно красивая любовь, помни об этом, пожалуйста. Рем еще раз поцеловал Лили в кончик носа и заботливо укутал в свой пиджак. Ветер становился холоднее.