Февраль 2014.
Юля Липницкая, всё-таки, сдаваться не привыкла. Она спортсменка. Её с детства учили ставить цели и достигать их, работать на конкретный результат, а не ради саморазвития, или прочей чуши. И те уроки Юля усвоила очень хорошо, продолжая достигать цель за целью. Даже если это — высказать своё восхищение и почтение одному небезызвестному фигуристу. А поэтому ещё перед тренировкой она самостоятельно, не сказав Этери Георгиевне ни слова, стучится в дверь номера Плющенко и, когда тот наконец открывает, скороговоркой выпаливает всё, что хотела сказать. И мужчина сначала чуть морщится, потому что это помогает ему сконцентрироваться на потоке слов, а потом всё же улыбается, желая спортсменке удачи в ответ, а заодно и задаёт тот же вопрос, который задавал её тренеру — не обидятся ли они обе, если он не явится сегодня на стадион созерцать её короткую программу, а посмотрит её в номере, по телевизору, разумеется, в прямом эфире. И Юля заверяет его, что не обидится, хотя, стоит сказать, что маленький червячок разочарования всё-таки шевелится где-то у неё в груди. Но она быстро вспоминает, что произвольные программы у них стоят друг за другом, а значит, сидеть им завтра плечом к плечу в командном kiss&cry. Да и вероятность пересечься на тренировках как сегодня, так и завтра, остаётся. И правда, Плющенко после своей тренировки всё же дожидается Этери и Юлю, по привычке слегка повздорив по этому вопросу с Мишиным. В этот раз тренер заверяет его, что складывающаяся ситуация уже не тянет на что-то лёгкое и шуточное, и даёт наставление быть осторожнее и как можно скорее прекратить весь этот произвол. В этот раз Алексей Николаевич уже не апеллирует к семье и сыну, а просто напоминает подопечному о пробивном характере его жены и о её способности получать своё, а так же предостерегает: если Яна коим-то образом прознает про Этери — пиши пропало. Ещё один неосторожный шаг не в ту сторону грозит разрушением семьи, а ни один кратковременный роман не стоит этого. Евгений снова отмахивается от слов тренера, не придавая его словам никакого значения. Уж слишком Алексей Николаевич преувеличивает и драматизирует. Ну какой между ним и Этери роман? При встрече они улыбаются друг-другу, но ведь это просто дань вежливости, радость встречи и моральная поддержка, не более. Юля сегодня снова в строю, со своим прежним настроем и фотоаппаратом, прихваченным на всякий случай. Но сегодня к искусству фотографии её не тянет. Она сосредоточена как никогда. С решимостью, но отнюдь не мрачной, а напротив, вполне себе позитивной, она чуть сильнее шнурует ботинок и выходит на лёд. И сегодня ей покоряется элемент за элементом, да так легко, что оба взрослых человека за бортиком невольно и одновременно думают: «лишь бы она и на самих соревнованиях так откатала». — Федерация приняла решение на счёт замен, — тихо сообщает Этери, не сводя взгляда с подопечной. — Они будут среди спортивных пар и в танцах на льду. — Тяжело… — выдыхает Плющенко, имея в виду то ли то, что Юле будет тяжело выступать на олимпийском льду аж четыре раза, то ли то, что Федерации было тяжело принять решение. — Но там по-моему до личного турнира время ещё есть? — Есть, — согласно кивает головой Этери. — И Федерацию я могу понять. Парам уже спустя три дня после выступления в команде сражаться за первенство в личном зачёте. Танцы через неделю от командных соревнований. А до женского одиночного десять дней. Но понимаешь, Юля вряд ли выдержит. — А я в вас верю, — снова выдаёт свою ключевую, практически магическую фразу Евгений с какой-то баснословной уверенностью в собственной правоте. — Нет, не выйдет, — будто бы не слыша его, продолжает свой монолог Тутберидзе. — Понимаешь, на Юлю нагрузка колоссальная: чемпионат России, Европы, теперь олимпиада. И это в первый полноценный взрослый сезон, когда она по возрастным цензам стала всюду проходить. Не получится. Придётся чем-то жертвовать. — Она сама уже в курсе того, что ей придётся катать четыре программы? — интересуется мужчина, всё ещё думая о том, что сегодня Липницкая невероятно умиротворённая и стабильная в своём катании, что после её кратковременного срыва кажется и вовсе каким-то чудом. — Конечно, — тихо отвечает женщина, аккуратно поправляя при этом ворот собственного экипировочного свитера, приглянувшегося ей больше всей остальной предоставленной Bosco одежды. — Она, как ни странно, даже спокойно восприняла эту информацию. Видимо наконец осознала, что ничего не изменить и единственное что она может сделать в этой ситуации — просто показать всё, что она может и максимально чисто откатать обе программы. Что, кстати, в новых условиях представляется весьма сомнительной перспективой. — Юля невероятная молодчина и настоящий боец, — продолжает противиться словам собеседницы Плющенко. — Всё у неё выйдет. — Упрямый ты баран, — беззлобно хмыкает Этери, чуть улыбаясь. — Спорим откатает? — предлагает уже вошедший в азарт Евгений, чуть толкая женщину локтем в бок. Едва ощутимо. — Ты ставишь меня в невыгодное положение, — всё в том же, полушутлчном формате отзывается Этери, уперев руки в бока и приподняв подбородок. — Во-первых, вынуждаешь занимать позицию против моей же подопечной, а во-вторых… это же практически ставка, которые, кстати, действующим спортсменам делать нельзя, а тебе напомнить, кто ты такой? — она замолкает, с вызовом смотря на мужчину и улыбаясь. Только в тёмных глазах скачут озорные чертята, предрекающие исход этого разговора и идущие вразрез с тем, что женщина только что сказала. Молчание длится пару минут, а затем Этери не выдерживает и заговорщическим шёпотом интересуется, — а на что спорим? — А на что хочешь, — таким же шёпотом предлагает ей Плющенко, улыбаясь своей победе и вообще всей этой маленько шалости. — Хотя я предлагаю на желание. — По рукам, — довольно быстро соглашается Тутберидзе, протягивая ему свою изящную ладонь для рукопожатия. Мужские пальцы аккуратно, почти бережно смыкаются вокруг женских, скрепляя спор рукопожатием. И снова их обоих пробирает до костей от внезапного контраста. Его пальцы тёплые, её холодные. И для обоих это касание — ощущение не из самых обычных. На самом деле, оба из них не уверены, что вспомнят об этом споре уже завтра, потому что это в большей степени шутка, чем что-то серьёзное. Но из принципа разбивают рукопожатие, после чего Плющенко желает им обеим удачи вечером и уходит, оставляя Юлю и Этери готовиться к вечерним соревнованиям вдвоём. Уходит с улыбкой на лице и со знанием, что точно такая же улыбка сейчас красуется на лице Тутберидзе, благосклонно кивающей Липницкой, когда та вопросительно смотрит на тренера, ожидая реакции на прокат.***
Этот вечер мало чем отличается от предыдущего. Всё тот же шум и суета на трибунах. Всё то же тихое перешёптывание и волнение в подтрибунных помещениях, раздевалках и у бортиков. Только лица другие. Вчера выступали мужчины и пары, сегодня — женщины, танцоры и снова пары, уже со своей произвольной программой. Хотя, конечно, лица другие далеко не все. Многие из вчерашних участников пришли поддержать свои команды, да и более того, на трибунах практически те же люди. — Волнуешься? — интересуется Этери у нарезающей круги по подтрибунному помещению Юли. — Нет, — к невероятному удивлению тренера, абсолютно спокойно отвечает та. Так, что с одного взгляда становится понятно: Липницкая не лжёт. — Мне так проще настроиться на прокат, — пожимает плечами она, снова возвращаясь к своему круговому движению. К слову, сегодня в командном kiss&cry собирается едва ли не вся сборная России по фигурному катанию. За исключением самого Плющенко конечно. Но Этери его тактику одобряет: если есть возможность отдохнуть между прокатами, то нужно обязательно ей пользоваться. Нет Евгения, зато Алексей Николаевич тут как тут, всё смотрит как за Юлей, так и за самой Этери, будто бы увидеть хочет: что за незримая нить внезапно связала этих двоих с его подопечным. Смотрит с непонятным ощущением: на языке вертится то ли вопрос, то ли предостережение, которое ему очень хочется высказать, с надеждой, что женщина окажется благоразумнее его подопечного. Но в то же время он понимает: нельзя сейчас сбивать её с настроя. Не важно, что катать будет Юля, Мишин прекрасно знает, что на крупных стартах тренер и фигурист существуют как единый организм. И он делает выбор в пользу грядущей медали для сборной России, сегодня решив не вмешиваться в разворачивающуюся на его глазах историю. Ревущие трибуны, шум и суета. Всё точно так же, как и вчера, просто слагаемые поменяли местами. Вчера Плющенко стоял здесь, у бортика, настраиваясь на прокат и оценивая свои шансы на хороший результат, а Этери и Юля льнули к телевизору в отеле. Сегодня у бортика девушки, а мужчина нервно сжимает в руках пульт, включая трансляцию, чтобы не пропустить ни секунды. Когда на лёд выходит Юля, Этери готова молиться всем Богам мира и даже искренне жалеет, что не удосужилась перед соревнованиями посетить храм и поставить свечку за здоровье и хороший прокат подопечной. На каждом прыжке она задерживает дыхание, прикусывает губы, взмахивает руками и старается усмирить своё сердце, колотящееся так, словно у неё тахикардия, не меньше. И где-то совсем недалеко, в отеле у экрана телевизора, с точно такими же чувствами борется Плющенко, подскакивая с места едва ли не на каждом элементе, сделанным Липницкой и, сделанным, между прочим, безупречно. Бедный пульт в его руках, кажется, вот вот треснет или вовсе распадётся на маленькие кусочки пластика — уж столь сильно сжимает его в руках Евгений, не зная, как и куда выплеснуть своё волнение. Они синхронизируются. Уже который раз за этот фигурнокатательный сезон. Переживают до потери пульса за одних и тех же спортсменов, одновременно выдыхают с облегчением, или напротив, напрягаются. И если бы была какая-нибудь олимпиада по синхронному проявлению эмоций, то, пожалуй, туда в 2014 можно было бы отправить пару Плющенко-Тутберидзе и они однозначно привезли бы оттуда в Россию золото. Но, к сожалению, или к счастью, пока такого рода идея не пришла ни в одну светлую головушку мира, и такого вида спорта просто-напросто нет. Зато есть привычное обоим фигурное катание и Юля, показывающая на льду невероятную историю под душераздирающее «Не отрекаются любя». И это ещё одна деталь, в которой синхронизировались Евгений и Этери. Оба они питают нежнейшие чувства к этой мелодии. А потому переживают ещё сильнее, потому что под такие произведения нельзя кататься вполноги, тут стоит выкладываться по-максимуму, оставляя всю себя на льду. И Юля действительно показывает настоящее чудо, ставя личный рекорд и заслужено занимая первую строчку в турнирной таблице, принося команде заветное максимальное количество баллов. А после следует всеобщая радость, поздравления, объятия и самое неприятное из всего этого процесса — сдача допинг-теста. Ввиду этих событий добираются до отеля Этери и Юля уже в глубокой ночи. Липницкая в открытую, наплевав на правила приличия, широко зевает и чуть встряхивает головой, отгоняя сон. Не получается. Однако в холле отеля обнаруживается, что есть у сборной фигуристов один очень преданный болельщик, жаждущий поздравить соотечественников с идеальными прокатами, но, увы, слегка задремавший в ожидании на диванчике, да так, что его совершенно не волнуют косые взгляды обслуживающего персонала. Но шум, с которым сборная России входит в помещение, и мёртвого из могилы поднимет, не то что Плющенко с дивана. Но он в одну секунду переходит в весьма бодрое состояние, принимаясь поздравлять своих коллег и выражать своё восхищение их прокатами. Он жмёт руку Максу, обнимая его по-дружески и похлопывая по спине, аккуратно обнимает Татьяну, правда, всего лишь на пару секунд, а когда очередь доходит до Тутберидзе и Липницкой, расплывается в широкой улыбке, прежде чем бережно приобнять каждую. И ему легко выражать своё восхищение и гордость этими невероятными женщинами, а ещё легче делать вид, будто он не замечает уж слишком хитрого прищура Транькова. Потому что когда всё хорошо, такие детали не важны.