Три декабря отчаяния

Февраль 2014.

      Зимние олимпийские игры — это всегда большое событие, поскольку случаются они всего лишь раз в четыре года. Зимние олимпийские игры в твоей родной стране — событие ещё куда большее, важное, ценное и трепетное. Оттого, что не знаешь: случится ли такое ещё хоть раз. Доведётся ли стране принимать какие-то крупные соревнования вновь, или это — последний шанс ощутить этакое единство всей страны и некую самоидентификацию вроде: «да, это проходит на моей Родине».       А потому преисполненные гордостью, спортсмены прибыли в практически заново отстроенный Сочи, заселились в новую, комфортабельную гостиницу с прекрасными видами из окна, и ждали своего звёздного часа, проводя время на тренировках. Не исключением оказались и фигуристы, среди которых были Плющенко и Липницкая, а следовательно, и Тутберидзе, как тренер. Конечно, их первая встреча после чемпионата России состоялась на предолимпийских сборах, где они приветствовали друг друга, словно старые друзья, и улыбались как умалишённые. Евгений, разумеется, ещё неоднократно поздравил и Юлю, и Этери с их золотом на чемпионате Европы, а после, по уже сложившейся традиции, регулярно посещал их тренировки и подбадривал обеих как мог. Человек ничего не знающий, пожалуй, даже мог бы классифицировать их как семью, в которой отец — заслуженный фигурист, а мать — тренер, ведут свою дочь, молодую и перспективную, к золотой медали. И вскоре, такая шутка и прилепилась к ним двоим, стараниями внезапно влившегося в их компанию Максима Транькова, который с Плющенко общался и вовсе с незапамятных времён, а с Этери познакомился во время чемпионата Европы. Поделился шуткой Макс и со своей партнёршей — Татьяной Волосожар, а потому теперь они переглядывались и многозначительно улыбались, стоило лишь им увидеть заветную троицу вместе. Что же до Мишина — он продолжал периодически напоминать подопечному о необходимости не только общаться с коллегами по цеху, но и тренироваться, а заодно и вновь высказывал свои переживания относительно происходящего. Но слушать его Плющенко, разумеется, собирался лишь в тех вопросах, которые касались техники фигурного катания и не более того, по-прежнему считая, что дружба и личная жизнь — на то вещи и личные, чтобы позволять себе игнорировать даже наставления тренера.       Вот и сейчас, закрыв глаза на все рекомендации, он стоял в коридоре отеля, оперевшись на стену и не сводил взгляда с разместившейся на подоконнике Этери, задумчиво смотрящей на звёзды и выводящей кончиками пальцев на стекле какие-то непонятные узоры.       — Опять они шушукаются, — услышали они комментарий со стороны, синхронно обернувшись, чтобы посмотреть на хитро улыбающегося Транькова. — Где свою блудную дочь потеряли, семейство?       — Юля спит, — просто ответила Этери, даже не возмущаясь, а наоборот улыбнувшись Максиму. — И тебе того же советуем.       — Если много спать — можно пропустить очень интересные вещи, — подмигнул Траньков то ли Жене, то ли Этери, всё же уходя в свой номер. Но слова его возымели действие, поскольку Тутберидзе весьма резво спрыгнула с подоконника, почти шёпотом позвав Плющенко за собой.       Путь их оказался недолгим, ровно до её номера. Поняв траекторию их движения, Женя нахмурился, не совсем понимая, чего собеседнице на подоконнике не сиделось.       — Вот так, — прокомментировала Этери, закрывая дверь и включая свет, — а то ходят тут всякие.       Конечно, её номер сейчас оставлял желать лучшего: неразобранные чемоданы хоть и стояли в углу, но внимание к себе всё же привлекали, а по кровати и вовсе была разбросана новенькая олимпийская экипировка, полученная сегодня утром. В силу постоянных тренировок и занятости в течение дня, эти вещи так и не дождались своего часа, оставшись брошенными впопыхах на кровать, но Этери даже не стеснялась этого беспорядка, потому что знала: Плющенко её прекрасно поймёт. Однако скрыть счастливой улыбки при взгляде на фирменную одежду от Bosco не смогла.       — Так здорово, — пожала плечами она, принимаясь наконец убирать вещи в шкаф. — Полная экипировка, тут и куртка, и свитер, такой тёплый…       А Плющенко оставалось смотреть на неё и отчего-то улыбаться такой внезапной детской непосредственности обычно сурового тренера, что в последствии не ускользнуло от её взгляда.       — Смешно тебе? — постаралась нахмуриться она, но получилось из ряда вон плохо, — конечно, у тебя это уже четвёртая экипировка, коллекцию можно собирать. Слушай, а ты не собираешь? Можно же целую полку в шкафу посвятить экипировкам с олимпиад. А ещё лучше — целый шкаф…       — Вот если будешь воспитывать таких чемпионок как Юлька из цикла в цикл, то и будет у тебя такой шкаф со всяческими экипировками, — жмёт плечами Женя, наконец присаживаясь. — А у меня хранятся где-то, конечно, как память.       Женщина весьма резво управляется с одеждой, аккуратно складывая некоторые вещи на полку, а остальное развешивая, а затем оставляет лишь тусклый свет ночника и снова забирается на подоконник, не горя желанием выходить на балкон. Потому что сегодня в Сочи весьма прохладно.       — Говорят, Федерация сейчас активно обсуждает кандидатуры спортсменов на этот абсолютно новый командный турнир, — делится свежим слухом Евгений, смотря на чёткий профиль собеседницы и отчего-то запоминая это мгновение и её, такую расслабленную и открытую, на всю жизнь.       — Интересно, кого же поставят в мужскую одиночку, — усмехается Этери, всё же переводя взгляд на Плющенко и наконец делая выбор между беседой с ним и созерцанием звёзд. — А если серьёзно, Жень, ты вывезешь четыре проката?       — А у меня есть выбор? — вопросом на вопрос отвечает он, хотя оба они понимают, что спрашивала Этери о немного другом. — Придётся вывозить.       — Я слышала у тебя были какие-то проблемы с позвоночником… — аккуратно начинает Тутберидзе, просто беспокоясь.       — Это не важно, — машет рукой Плющенко, не желая говорить о своих травмах и проблемах. — Если мне довелось сюда попасть, надо постараться выложиться на максимум, вопреки ожиданиям многих, уже списавших меня со счетов и отправивших на пенсию… — они снова замолкают, думая каждый о своём, а после он вдруг поднимает взгляд и интересуется почти шёпотом, — а можно вопрос?       — Мне даже неловко, — отшучивается Тутберидзе, и впрямь несколько напрягаясь, — но давай.       — Почему ты была за меня? У нас в стране столько прекрасных фигуристов… Максим Ковтун, взявший золото на Чемпионате России, да даже твой Сергей Воронов. Госпожа тренер, объяснитесь пожалуйста, с какой стати выбирая между собственным молодым и перспективным учеником и каким-то старичком-ветераном вы выбрали второго?       — Тоже мне, старичок, — не сдержалась и хихикнула Этери, тут же становясь серьёзной. — Ну смотри, Воронову я как-никак тренер. И я знаю все его возможности. На чемпионате Европы он показал свой потолок, но это был не совсем уровень олимпиады. Серёжа молодец, но стабильность у него пока хромает. А у тебя такой опыт, репутация, мировая известность…       — На чемпионате России сильно они мне помогли, — вспоминает свой неудачный прокат Женя. — Да и ты не мой тренер. Откуда тебе знать, может, у меня косяков куда больше, чем у твоего подопечного?       — И всё равно, на чемпионате России ты был лучше, чем Воронов, — подводит черту Этери, больше не желая отвечать на этот вопрос. Не потому что это какой-то большой секрет, а скорее потому что внятный ответ на этот вопрос она не может дать даже самой себе, что уж говорить о Плющенко.       — А если я и правда не смогу? Не вывезу? — накидывает варианты Плющенко, почему-то зацепившись за эту тему. — Может быть стоило отдать пальму первенства молодой крови, как думаешь?       — Я не думаю, я в тебя верю, — просто отвечает Этери. — И всех своих мальчишек учу ориентироваться на тебя. И Серёжу Воронова в том числе.       Они снова ненадолго замолкают. Этери возвращается к звёздному небу, видимо, поставив себе цель изучить астрономию на примере кусочка бескрайнего космоса, рапростёршегося где-то над Сочинским отелем, Женя скользит взглядом по её чуть растрепавшимся кудряшкам, затем опускает глаза и вспоминает, чего ради затевался этот странный разговор и что именно он хотел спросить у Этери ещё в том коридоре, за пару секунд до того, как их общение нагло прервал своей шуткой Траньков.       — Говорят, Федерация в больших раздумьях на счет женской одиночки, — выдаёт он ту самую мысль. — И более того, Юля у них в приоритете.       Этери смотрит на собеседника почему-то почти отсутствующим взглядом, ничего не говоря и вообще, будто бы задумавшись о чём-то своём.       — А ты сама хотела бы видеть Юлю в командном турнире? — интересуется он, при чём, не из праздного любопытства, а потому что ему и впрямь не всё равно.       — Давай будем честны, Жень, никому нет разницы: хочу я, не хочу… что там в федерации решат, то и будет. А вообще, Юля в команднике — это конечно большая возможность, но в то же время и большой риск. На мой взгляд, конечно, идеально было бы ввести замену, ибо катать четыре программы — и взрослый не каждый вывезет, не то что пятнадцатилетняя девчонка. Но там госпожа Буянова-Водорезова, говорят, чётко нацелена на первенство в личном зачёте, вместе со своей подопечной Аделиной… — Тутберизде шумно выдыхает, опуская голову, — сложно это всё… — но затем вдруг улыбается и поднимает взгляд. — У нас с Юлей это первая олимпиада, а тут такие сложности. Новый вид соревнований, какие-то стратегии и тактики федерации… Я вообще ничего не понимаю и понимать не хочу. Поживём — увидим и, надеюсь, по ходу разберёмся.       И её улыбка такая обезоруживающая, в какой-то мере очень наивная и кажущаяся легкомысленной, однако за ней кроется столько невысказанных переживаний и страхов. Но она не привыкла делиться. Для окружающих у неё всегда всё хорошо, и Плющенко из этого правила вовсе не исключение.       — На первой олимпиаде я, кажется, и значения этого слова не до конца понимал, — успокаивает её Евгений, капельку лукавя. — Всё будет хорошо, разберётесь конечно.       Они снова молчат. Она смотрит на звёзды, борясь с противоречивыми чувствами. Она страшится грядущих дней и не хочет о них думать. У неё впереди ещё несколько дней упорных тренировок, а после — шаг в неизвестность. Перспектива участия Юли в совершенно новом соревновании — командном, личное первенство, и безусловно повышенное внимание после триумфа на Европе. Она не готова к этому и просто хочет растянуть этот вечер как можно дольше, чтобы остаться в полумраке и в компании одного лишь Плющенко, с момента их знакомства научившегося её понимать и чувствовать, а заодно и поубавившего свою словесную активность.       Они сидят в тишине. Он внимательно вглядывается в её точёный силуэт, потому что тусклый свет ночника не позволяет увидеть большего. Он хочет убежать от грядущих событий и спрятаться где-нибудь, да хоть всё в этом же номере. У него впереди четвёртая в жизни олимпиада, в которой он совершенно не уверен. У него четыре шурупа в позвоночнике и куча запретов от врачей, половину из которых он нарушил ещё на тренировках. А ещё впереди приезд жены, которая уже больше года ведёт себя как-то странно, будто бы после рождения сына у неё началась послеродовая депрессия, да так и не закончилась, затянувшись и оставив побочное действие в виде скандальности и истеричности. И почти умиротворённая Этери с её мягкой улыбкой и полуприкрытыми глазами, кажется каким-то восьмым чудом света, возможно, на контрасте с Яной, а может быть, в силу своего собственного характера.       В этот вечер они понимают, что вместе можно не только разговаривать, смеяться и искать перспективы на будущее, но и молчать. И это молчание отнюдь не неловкое. Напротив, они ощущают присутствие друг друга рядом, периодически перебрасываясь какими-то короткими фразами, но в целом, ощущая себя лучше в безмолвной компании. Работать личными психологами друг для друга уже становится их личной маленькой традицией и большим секретом на двоих.       В конечном итоге ей надоедает сидеть на этом злосчастном подоконнике: устаёт спина, затекают ноги, и она наконец ловко спрыгивает с него, затем чуть разминаясь, а после присаживается на краешек кровати, рядом с Евгением. И откуда-то появляется желание подсесть поближе и опустить голову ему на плечо, но Этери это желание отчаянно подавляет. Они, кажется, друзья, но не настолько близкие, чтобы позволять себе такие соприкосновения.       Евгений ощущает, что что-то не так, чувствует некоторое напряжение с её стороны, но не знает стоит ли интересоваться что не так и с какой стороны к ней подступиться, а потому лишь смотрит на неё пронзительно и наконец выдаёт:       — Всё в порядке?       — В полном, — отвечает Этери, вдруг отпуская эту ситуацию и все предрассудки. — Просто неизвестность всегда слегка страшит.       И чуть подвинувшись вправо, она всё же наклоняет голову, устраивая её на его плече. Потому что бороться с этим желанием больше нет сил, а в самом этом жесте нет ничего предрассудительного. Всё по дружбе. А Плющенко воспринимает такое телодвижение как должное, в ответ чуть наклоняя голову в её сторону, чтобы соприкоснуться щекой с её макушкой.       Никто и не думает ни о чём большем. Такой маленький акт дружеской поддержки чуть успокаивает их обоих и этого достаточно. Тренировки будут завтра, состав команды объявят в ближайшие дни, Яна прилетит и вовсе в день начала соревнований. Всё это будет потом. А сейчас есть вечер, полумрак и они вдвоём. Потерянные, но нашедшие друг друга.       В конечном итоге они обменяются на прощание парой шуток, подарят друг другу по улыбке, пожелают спокойной ночи и разойдутся. Вернее, уйдёт Евгений, а Этери наконец выключит и ночник тоже, оставшись в кромешной темноте, но уже без страхов и сомнений. По крайней мере, до завтрашнего утра.