Le déluge

— Сейчас пробку на КАД проедем и покатимся с ветерком, — весело проговорила Алина, перехватив руль поудобнее и запустив руку в стоявший у Руневского в ногах пакет с шоколадными батончиками. — Нам ехать ещё восемь часов, — усмехнулся Руневский, пододвигая пакет поближе к руке жены, — а ты уже съела половину! — Фебе фто, фалко? — нечленораздельно пробубнила Алина, откусывая большой кусок. Руневский лишь закатил глаза. Поехать в автомобильное путешествие из Петербурга в Суздаль было идеей спонтанной и настолько клишированно-романтической, что супруги Руневские до самого выезда из города не верили, что отважились на подобное. Был знойный августовский день. Их новенький, год назад купленный чёрный миниджип, вырвавшись из унылой пробки на кольцевой дороге, мчался, набирая скорость, меж рощ корабельных сосен навстречу столице русского купеческого колорита. За рулём была Алина. Не то, чтобы Руневский плохо водил, но автомобили не доставляли ему особой радости. С тех пор, как ведомство начало выделять ему личного шофёра, он вообще перестал садиться за руль, вверив владение их общего с Алиной четырехколесного любимца своей жене. И, при том, что по городу известная блоггерша перемещалась по большей части на метро (не хотела вводить людей, верящих в ее бессеребрянность, в замешательство появлением на дорогом автомобиле), Алина исправно, как хорошая хозяйка, катала свой «чёрный бумер» на техосмотр, мыла его со всевозможными притирками, поливала духами и ругалась на Руневского каждый раз, когда тот залезал в салон с грязными подошвами ботинок. Руневский, откинувшийся на спинку переднего сидения, закатал рукава хлопкового лонгслива и смотрел, прищурившись, с любовью на то, как Алина с видом бывалого дальнобойщика пытается одной рукой удержать руль, второй подсоединить телефон с навигатором к зарядке, а коленом переключить радиоволну. Из приемника раздавался бойкий ритм песни Белинды Карлайл про рай на земле. — А ты шляпу свою взяла? — вдруг спросил Руневский. Алина задумалась на секунду и вдруг скривилась. — Вот ты не напомнил, я ее и забыла! И как я фотографироваться для блога буду теперь, без шляпы-то? — Ну не ной, — Руневский заправил ей за ухо выбившуюся из высокого хвоста прядь волос, — я тебе новую куплю. — Это будет уже совсем не то! — загрустила Алина. Руневский, посмеиваясь, протянул ей ещё один шоколадный батончик. Остановились на заправке где-то под Великим Новгородом. — Тебе взять чего-нибудь? — спросила Алина, вылезая из машины и крича пожилому мужчине в спецодежде что-то про литры и номер бензина. — Может, ты посидишь, а я все оплачу? — отозвался Руневский, с сомнением подглядывая на жену. Алина, аргументируя свой выбор тем, что на улице было катастрофически жарко, выехала из Петербурга в кроптопе и шортах, которые, если не вглядываться, вполне можно было принять за трусы с высокой талией. Отпускать жену в таком виде к заправочным кассам Руневскому казалось опасным. — Ты просто паникёр! — ухмыльнулась молодая женщина, целуя мужа в висок. Паникёр — не паникёр, а через пять минут Руневский, услышав странные звуки и ворвавшись в здание кассы-магазина, уже держал под локти свою бойкую супругу, грозившую откусить лицо какому-то бугаю в очереди позади себя. По словам очевидцев, бугай, теперь с громким визгом державшийся за расцарапанную щеку, игриво шлепнул Алину по слишком аппетитному месту повыше бедра, решив, что девушка, стоящая в таком виде на заправке, определенно имеет совершенно специфические цели. — И правильно сделала! — защищала Алину продавщица, отказавшись подать бугаю влажную салфетку, — будет знать, как девок почем зря лапать! — Да откуда ж я знал, что она замужняя! — провыл горе-ловелас, косясь на то, как его обидчица прижимается всем телом к грозному мужчине средних лет. — А ты попробуй в следующий раз с девушкой сначала поговорить, а потом уже за жопу ее хватать, может, тоже много чего полезного узнаешь! — фыркнула Алина и, взяв мужа за руку, гордо вышла из здания заправки под недружные аплодисменты женщин и испуганное молчание о чем-то глубоко задумавшихся мужчин. — Хоть один день мы можем прожить без приключений? — строго спросил Руневский, когда Алина снова выехала на трассу. — Ты забыл? Я женщина-война! Вампир хлопнул себя по лбу. — С учётом частоты и относительной стабильности неприятностей, в которые ты влипаешь, ты весьма конкретная женщина-война. Русско-турецкая! Алина показала ему язык и сделала музыку погромче. Николай Расторгуев на чуть дребезжащей от смежения областей радиоволне что-то пел про Московские улочки. До Суздаля они доехали уже к вечеру, когда на город вместе с поражающим воображение розово-медовым закатом опустилась долгожданная прохлада. — Пойдём погуляем? — взмолилась Алина, когда Руневский, вытащив чемодан из багажника и поднявшись в номер, устало рухнул на застеленную кровать, — у меня ноги затекли! И они пошли, держась за руки, по гладко вымощенным улочкам старого купеческого города. Алина, выпросив у мужа мелочь, грызла огромного — в пол-лица — карамельного петушка, от удовольствия обнажая клыки, когда Руневский, пропав куда-то минут на десять, вдруг нахлобучил ей на макушку нечто огромное, белое, с широченными полями и кисточками. — В последний раз я носила подобное году эдак в 1914м, когда мы на даче у Суворовых отдыхали, — усмехнулась Алина. — В салоне меня заверяли, что именно такую носила «Раба любви», — саркастично фыркнул Руневский. Молодая вампирша состроила трагическую гримасу, сложив руки у лица в замочек, и тоненьким голоском пролепетала: «Господа, вы звери!» — Похоже весьма, — хохотнул Руневский, наклоняясь вперёд и облизывая то, что ещё осталось от карамельного петушка. Когда они добрались до суздальского Кремля, розовый закат превратился в густо-лиловый. С обрыва, аккурат под кирпичной стеной открывался вид, от которого и у повидавших многое за свои двести лет вампиров захватывало дух: узкая речка в обрамлении нежно-зелёных берегов, издалека казавшихся бархатными, отражала в последних лучах солнца тёплый отблеск куполов на белокаменном монастырском подворье. Руневский расстелил захваченную с собой ветровку, и вампирская чета села, прижавшись плечами, на краю обрыва. Тихое щебетание вечерних птиц мешалось с суетливым гомоном собиравшегося ко сну города. — Как хорошо, что мы все ещё способны на спонтанность, — проговорила Алина, снимая шляпу и опуская голову мужу на колени, — у нас есть целая неделя твоего отпуска, а планы из всех семи дней мы имеем только на два. — Какие планы? — сонно проговорил Руневский, перебирая волосы Алины неспешными, поглаживающими движениями, — вкусно едим, сладко спим, напитываемся колоритом давно сгинувшего старого мира. — Ты помнишь, как мы были здесь в 1913 году? — улыбнулась Алина, — и все по-старому. Разве что теперь с извозчиком можно кредиткой расплатиться. — А ты не задумывалась, почему так? Алина скосила на мужа глаза. — Ты о чем? — Почему в Суздале и в ещё нескольких городах время как застыло году эдак в 1890м, так и осталось там? Алина выжидающе замолчала. — Когда царь Александр Третий, испугавшись террора, ввёл курс на контрреформы, он выбрал по всей России несколько городов, где, как ему казалось, удачным будет устроить эдакие «заповедники». Поставил градоначальниками наиболее толковых вампиров из Дружины и приказал ограждать эти «заповедники» от пагубных веяний нового времени. Веяния, конечно, просачивались, один прошлый век чего стоит, но вампиры здесь засели прочно. Почти все коренное население того же Суздаля — чистокровные упыри. Вот и поддерживают они здесь этот маленький уютный мирок с купеческими домиками, свистульками, петушками и брусчаткой на главной площади. И поддерживают, как видишь, успешно. Туристам нравится. А градоначальникам что? Всё одно — деньги в бюджет города. Так и живут. Алина слушала, открыв от удивления рот. Все восхитительнейшим образом вставало на свои места. — А в округе есть ещё такие города? Где живут вампиры, и все держится по старым порядкам? Руневский задумался. — Из ближайших, пожалуй, на ум приходит только Плёс. Там… подожди, что ты делаешь? — удивился он, наблюдая, как Алина, сев по-турецки, судорожно ищет что-то в своем смартфоне. — Я бронирую нам отель в Плесе на следующие три дня! Здесь мы все равно за завтра почти все посмотрим, тем более, эту красоту, — Алина обвела руками начинавший чернеть горизонт, — вряд ли что-то переплюнет. А я убедиться хочу! Что такие миры, как здесь, ещё где-то существуют! Алина ещё что-то говорила воодушевленно, уходя то в рассказы из жизни, то в их общие, семейные, воспоминания, а Руневский все смотрел на неё — такую живую, такую нежную в свете подступающей к городу ночи, — и чувствовал, что готов был в тот момент ехать с женой куда угодно: хоть в Плёс, хоть к черту на рога. Чтобы этот огонь в ее глазах никогда не затухал. Чтобы она, как и эти города вампиров, оставалась вечной — той юной бойкой девочкой, которой он однажды, стоя на коленях, отдал дрожащими руками обручальное кольцо со словами: «Я счастлив здесь и сейчас».