Королева Леса.

      Что-то все еще не давало мне покоя, сомнения настойчиво вторгались в душу, растекаясь по венам и будоража кровь, как хорошее пиво. Недоумение облепило горло настолько, что первый утренний вдох, стоило мне раскрыть свинцовые веки, дался с трудом, а кожа просочилась липким потом. Резко мотнув головой, я отогнал неподъемный груз мыслей с разума и порывисто поднялся с кровати, сузив глаза от залившего покои теплым золотым светом солнца, лучи которого проникали сквозь щели в плотных, бархатных занавесках. Опустив пальцы на переносицу, я слегка потер кожу и уголки глаз, прогоняя ночной кошмар в памяти по новой, стараясь припомнить любую деталь.

***

— Эстель, — До ушей донесся мелодичный голос, и сердце пропустило удар от того, с какой дрожью и страхом произнесли мое имя. — Услышь меня! Темнота залепляла глаза, и как бы я не старался вглядеться вдаль пустого, но наполненного сумраком, пространства, не мог даже понять, откуда исходит голос. Сначала я подумал, что глас принадлежит Арвен, но после, когда крики зазвучали не где-то вдали, а в самой моей голове, я узнал нашу аранель. Она молила услышать ее, задыхаясь рыданиями. — Услышьте меня! Услышьте! — Ее протяжные визги оглушали, заставляли прижать ладони к ушам, — от чего, к слову, толку было, как если бы я зачерпывал похлебку вилкой — я резко замотал головой, все еще стараясь отогнать сводящие с ума возгласы. А после она умолкла. Еще на протяжении некоторого времени, до тех самых пор, пока я не проснулся, она продолжала сохранять тишину, лишь изредка всхлипывая.

***

Я расспрашивал стражу у ворот, когда услышал гневный возглас Гимли, и мигом помчался к конюшням. Казалось, что гном был готов отметелить кого-то по голове плоской стороной громоздкой секиры. По мере приближения я стал отчетливо разбирать слова, сердито и беззастенчиво срывающиеся с обросших рыжей бородой уст. — 'От ты бездарь безголовый, кто ж на посту спит и ни за конями, ни за эльфийками вздорными не следит? Так бы глаза тебе выдолбил, у меня, вон, и зубило с молоточком есть… Я приблизился к другу, приобнял его за плечи и увел подальше от бедного стражника, нашептывая слова успокоения. — Нет, Арагорн, ты видал?! — Напыжился Гимли, словно прозябший воробушек, дрожащими от злости пальцами набивая трубку табаком. — Не видал он никого! Уму не постижимо! Это’ж как можно на посту спать? Расслабился милок в честь пира, небось с бочонком эля в обнимку и спал! Немудрено, что он ни сном, ни духом о том, куда животинка Жемчужинки нашей запропастилась! — Не унимался товарищ, как бы я его не пытался унять. — Вот так и отдыхай с такими-то «бдительными» постовыми! Мне что ж теперь? С секирой под боком спать? Да я лучше бы так экую пышногрудую красотку обнимал! Под это ворчание я и повел друга к месту, где мог отыскать хоть какие-нибудь зацепки о том, как и куда исчезла Тауретари. Гимли пришлось взять с собой, чтоб уберечь роханцев от гнева самого сварливого гнома в Средиземье, а то, боюсь, как бы он кому роста не убавил, дабы «свысока» бедолаги на него не глядели. Шибко он сегодня эмоциональный. Мы вошли в покои эльфийки и для начала осмотрелись, а после принялись тщательно обыскивать помещение. Гимли, наконец прекративший брюзжать и сетовать на сомнительную надежность роханских охранников, тоже активно мне помогал. — О, какой беспорядок тут, — Отворив сундук, комментировал Гимли. — Да простит меня Жемчужинка, — Виновато пробубнил он, охая и кряхтя, согнувшись в три погибели над массивным ящиком с женским гардеробом. Спустя некоторое время гном высунул свою голову, оглянулся на меня до того раскрасневшимся лицом, будто заместо обыска он варился в кипящем котле, и невинно добавил. — Ты только эльфиечке нашей не говори, что я в ее бельишке-то копался… Я кивнул с напускной серьезностью и принялся дальше осматривать идеально заправленную постель, тайком ухмыляясь. Под кроватью я ничего примечательного не отыскал, кроме как нескольких забившихся в щелки досок пепельных волосков. Я взглянул на ладони, исследовавшие всю поверхность пола, а на них не оказалось грязи, — да что говорить о грязи, даже пылинки на коже не обнаружилось — что несказанно меня смутило. Я спешно поднялся с колен, между этим осматривая ножки стола, а после и его плоскость, тоже, кстати, идеально чистую. Затем я заприметил небольшую шкатулку, крепления которой были раскрыты, что вмиг разбудило во мне подозрения. Прекрасно зная о педантичности Тауретари, я крайне удивился, что рядом с аккуратно, я бы сказал, идеально ровно расставленными принадлежностями, лежит этот маленький, с каплей небрежности сундучок. Да еще и Гимли что-то ворчал о беспорядке. — Гимли, — Я резко повернулся в сторону гнома и строго позвал его, от чего тот слегка вздрогнул и выронил тряпичное бюстье из коротких пальцев. — Нет-нет, Арагорн! — Удивленно распахнув глаза, гном эмоционально зажестикулировал и принялся объясняться. — Вот только не нужно обо мне всякого думать! Я это… Я как увидел… Так сердце непременно кровью облилось. — Гимли грустно вздохнул и неуверенно достал выскользнувшую вещицу из сундука, махнув ею передо мной. — Это ж какая она худенькая… Леголас, что, совсем ее не кормил, что ли?! Да я б такую бабенку только на руках бы и таскал! Из постели в обеденный зал и обратно. Все! — Уймись, Гимли, не отчитывать я тебя вовсе хотел, а спросить. — Я измученно выдохнул и продолжил. — Походный камзол ее. Где он? Среди остальных одежд не отыскался? Гном заметно расслабился и поджав губы, запрятал исподнее бельишко поглубже, под остальными слоями ткани, словно пытался замести следы. — Да нет тут его. — Удрученно выдохнул Гимли и, видно разнервничавшись, захлопнул крышку сундука. — И клинков ее с луком не видать… Ну не могла же она так уйти, Арагорн… — Мужчина поднялся и с надеждой заглянул в мои глаза. — Могла, друг, могла… — Взгляд гнома проник мне под кожу, рождая легкую дрожь в голосе. Через мгновение я покачал головой, словно пытаясь избавиться от отвлекающих факторов. — Тауретари безумная идеалистка. Меня смущает, что пусть даже в порыве злости да обиды она могла оставить беспорядок в своих вещах. — Размеренным тоном произношу я, и делаю заминку, прежде чем добавить: — Хотя, зная аранель, она бы и сундук выкинула в окно, будучи в таком состоянии. — Ну нет, — Протянул гном. — Палец мне отруби за клевету, но не чисто тут дело! Заставил ее кто, но сама бы ни за что не сбежала! Да как она могла уйти и не попрощаться? А вообще надо весь Эдорас расспросить! Кто-нибудь уж точно заприметил наше ходячее несчастье. — Гном запнулся, а потом продолжил. — Хотя за несчастье ходячее это я чуток погорячился. Эта формулировка на данный момент больше остроухому подходит. Ох, уж эти эльфы! — Махнул гном рукой и опустился на кровать. Я отвернулся от приятеля и зацепился глазом за кое-что покоящееся на столе. Я стремительно шагнул вперед и взял в руки перо, покручивая его пальцами и внимательно рассматривая. — Оно новое. — Комментировал я, и Гимли тут же оказался рядом. Гном тем временем схватил чернильницу и обнаружил, что она не только пуста, но и даже капли высохших чернил в ней никогда не было. — Остроухий сказал, что она письмо ему оставила? А где оно? — Вероятно, у него, — Незаинтересованно ответил я и выскочил за дверь, ловя за локоть как раз вовремя мимо проходящую служанку. — Созови немедленно всех, кто посещал эту комнату последние несколько дней! Девушка испуганно закивала головой, и через некоторое время передо мной стояли три молодые служанки. — Как часто вы посещали эти покои и что тут делали? — Строго спросил я, а девушки понурили головы. — Не велено было… — Несмело мурлыкнула одна. — Госпожа Тауретари наказала, чтобы мы не беспокоили ее, а порядком займется она сама. — Что украли? — Резко спросил я, и служанки совсем растерялись, испуганно забегали глазами по комнате да заозирались друг на друга. — Я спросил, что прихватили?! — Не гневайтесь, господин! — Одна из них сложила руки в молебном жесте. — Цепочку только! Цепочку взяли, простите, пожалуйста! — Это все они, я ни при чем! — Стала оправдываться вторая служанка, поменьше ростом. — Меня ничего не интересует! Только правда. — Я измученно выдохнул. — Вы сейчас расскажите мне, что делали в ее комнате, а после вернете краденное. Доносить на вас не стану, в случае, если как есть скажете. — Зря ты так, друг мой, прихватил же, к королю их и дело с концом! — Встрял гном, но после моего осуждающего взгляда, затих. В покоях Тауретари мы пробыли до самого заката, напрочь позабыв об ужине. Мы пытались сопоставить факты и связать их в одну прочную цепочку, но выходило из рук вон плохо. Служанки рассказали, что приходили только пыль протереть да полы вымыть, думая, что Тауретари вернется. Цитриновую цепочку увидали под кроватью, наверняка случайно упавшую туда, да стащили, пока госпожа отсутствует. А когда допрашивать стали, то и не подумали, что из-за исчезновения эльфийки я так переполошился. Вот и соврали о том, что покои не посещали. А то, что они лгут, я сразу понял. Нервные они какие-то, да и в помещении ни пылинки. Как же глупо было надеяться, что аранель не заметит пропажи, когда при себе иных украшений, кроме этого ее излюбленного кулона и не имела. Вскоре мы сошлись с гномом на том, что необходимо опросить тех, кто имел более менее тесные связи с эльфийкой, и были ими Эовин да Теодред. Решили, что разделимся. Гимли пойдет племянницу короля опрашивать, а я к наследнику, а после у комнаты Тауретари договорились встретиться, и к Леголасу вместе пройдемся — о письме разузнать. Когда я с разрешения мужчины вошел в комнату, увидел его у письменного стола. Теодред сидел в полутьме, прижавшись к тусклому, колышущемуся свету свечи и что-то внимательно разглядывал на своем указательном пальце, периодично покручивая его, выискивая лучший угол освещения. — Ты о светлой деве спросить пришел? — Не оборачиваясь на меня, блеснул проницательностью роханский муж. — Всему Эдорасу известно, что она в Серебристые Гавани ускакала. Я так же, как и вы, удивился такому порыву, пусть и знакомы мы достаточно близко не были. Все же, она меня с того света вытянула, из лап самой тьмы, не удивляйся, что я тоже начал свое расследование. — Свое расследование? — Переспросил я, усаживаясь напротив Теодреда. — Опросил нескольких стражников, и этого оказалось достаточно, чтобы некие выводы сделать. — С какой-то досадой произнес наследник и вгляделся в палец еще внимательнее, а после подорвался с места, прошел к прикроватному столику и достал из ларца длинную, толстую иглу, после чего вернулся на свое прежнее место. — Принц эльфийский — последний с кем светлая дева общалась после праздника. — Подробности их беседы известны? — С серьезностью в голосе спросил я и откинулся на спинку стула, складывая руки на груди. Наследник призадумался. Ковырнул иглой под кожу, поджав губы, и тогда я присмотрелся к его руке, замечая на фаланге пальца небольшой воспаленный и покрасневший участок. — Не совсем. Один стражник слышал, что у них личный конфликт случился, и дабы не подслушивать, поскорее с места скрылся. Больше светлую деву никто не видел, насколько мне известно. — Понятно… — Пальцами погладив подбородок, я нахмурился и добавил. — А сам-то после пира куда исчез? — Ну, хоть я и перебрал малеха, некие события помню. — Спокойным и уверенным голосом ответил Теодред, продолжая невозмутимо поддевать острым предметом кожу. — Как с пира ушел, так к покоям добрел и сразу на кровать свалился. До самого утра проспал крепким сном. Я коротко кивнул и поднялся со стула. — Благодарю за то, что рассказал, любая информация нам пригодится. — Подойдя к двери я обернулся на мужчину и хотел добавить еще несколько слов, но он меня перебил. — Это что… Волос?! — Удивленно и растерянно шепнул он, по-видимому, наконец, избавившись от наболевшей занозы. Его тон звучал так, словно он случайно проронил мысли в слух. — И такое бывает, тонкие локоны легко вонзаются в кожу. Ты к лекарю обратись, мало ли, воспалится еще, и рукоять клинка не сожмешь еще долгое время. — Предостерег я наследника, не спеша покинуть его комнаты. Что-то меня удерживало. — Да, так и сделаю… — Слегка дрожащим голосом ответил он и рваным движением поднес обломанную волосинку к огню. Сквозняк тут же донес до меня паленый запашок. — Я, пожалуй, сейчас же в лазарет и отправлюсь. — Теодред засуетился. Поднялся, бросил иглу и спешным шагом выпорхнул за дверь. После недолгой заминки я последовал его примеру и вернулся к покоям Тауретари. Из помещения доносились гневные возмущения гнома, что заставило меня ворваться и вмешаться в спор, не успев как следует осмыслить детали беседы с наследником. — Мне все известно, остроухий! А ну, живо признавайся, что ты нашей эльфиечке наговорил?! — Брюзжал гном, угрожающе махнув кулаком у груди раздраженного Леголаса. А когда я вошел, то Гимли переключил внимание на меня и закричал еще громче. — Арагорн, я уверен, что этот подлец, который заместо мозгов уши отрастил, и виновен в исчезновении моей Жемчужинки! — Друг, что тебя так разгневало? — Вмешался я и подошел к эльфу. Принц, к слову, даже не смотрел на меня, только и прожигал ненавистным взглядом пол под своими ногами. — Эовин все мне рассказала! Во время праздника, остроухий с аранель нашей из зала улизнули! Он последний, кто видел ее! Кому, как ни ему, известно о том, почему и при каких обстоятельствах эльфиечка наша сбежать решила! — Гимли, не серчай, сядь и успокойся. Уверен, дела обстоят несколько иначе… — Я посмотрел на сохраняющего тишину Леголаса. — У вас размолвка приключилась. Что произошло, расскажешь? Леголас тяжело вздохнул и сжал кулаки. Он выглядел напряженно, и даже то, что я поддерживающе сжал его плечо, никак не повлияло на его настроение. — Во время ссоры она развернулась и убежала с криками о том, чтобы я оставил ее одну. Это все. — Нехотя процедил принц сквозь зубы и опустился на ближайший табурет, — Вы действительно верите, что ее еще получится найти? — он посидел с задумчивым видом какое-то время, а после вскочил, как ошпаренный — чем немало напугал сосредоточенного Гимли, — подлетел к окну и отворил его, высовывая голову наружу и оглядывая окрестности. Взволнованный, я спешно подошел к товарищу и проследил за его взором. — Что ты видишь? — Голос… Я слышал ее, Эстель… — Что это может значить? — Спросил я и развернул Леголаса к себе. Гном все это время сотрясал воздух гневным сопением, наблюдая за нами. — Рана еще слишком свежа. Боль от разлуки сотворяет с моим разумом необъяснимое, а он безжалостно подтрунивает надо мной… — Эльф опустил голову и прижал руку к груди. — Я не хочу в этом участвовать, простите меня. Я понимающе кивнул и отошел в сторону, не преграждая принцу путь к выходу. Я проводил его печальным взглядом до двери, но стоило ему коснуться ручки, я все же был вынужден спросить: — Она оставила письмо… Где оно? — Сжег. — Сухо ответил Леголас и хлопнул дверью.