Ярче тысячи солнц

      Часть 3: Страх темноты

      Уже пятый час пионеры брели по дороге. Вокруг тянулась лесополоса, пережившая страшный антропогенный катаклизм. Она казалась обычной, лишь некоторые деревья порыжели из-за радиации. Счётчик показывал небольшое превышение, но в принципе — ничего опасного. За деревьями тянулись заросшие буйной травой луга, будто древние степи вернули по праву своё место под солнцем. Вдали можно было заметить каких-то животных. Может, коров, а может и что-то другое. Порой росли цветы. Цветы очень… странной формы — словно шары, немного приподнятые над стебельчатым основанием. Внутри находилось что-то красное. Птицы, к некоторому облегчению путников, выглядели вполне обычно: немного потрёпанные вороны, синицы и журавли ели эти плоды, не страшась. Может, это эволюция — следующая стадия растений после покрытосеменных? Семён на всякий случай сорвал парочку.       Кажется, усилия, приложенные чтобы вспомнить такие сложные термины, только сожгли сахар в его крови. Парень понял, что изрядно проголодался. К его мыслям прибавилось урчание живота — но не его, а Алисиного. Она, конечно, виду не подала, но немного покраснела.       — Давай найдём укрытие на ночь. Ночь не за горами. И надо бы набрать воды и её обеззаразить.       — Не знаю, есть ли здесь реки или озёра.       — Поищем. Устала?        Алиса немного помолчала, а затем кивнула. Всё же, стресс никому не пойдёт на пользу. Особенно такой.       «Да уж. Чёрт. Чёрт! Мы же…» — Семён осмотрелся, и у него от ужаса захватило дух. Где он? Почему он не у себя в домике, с тёплым чаем и конфетами, а прётся по какой-то… забытой богом дороге, один… «Ты, Сёма, видимо не понял, что произошло. Так не понял…» — сказал он себе. Он догадывался, какой глубокий след останется в его душе, но пока не осознавал этого. Сёма взглянул на спутницу. Пусть он и чувствует себя одиноким, вдвоем одиночество разделить легче.       А пока ужас неизведанности — именно ужас: бесконтрольный, необъятный — не захватил его, он взял себя в руки. «Надо держаться. А если что-то придёт по наши души, нужно просто нажать на курок. Пока у меня есть Алиса, моё оружие будет направлено только на врага».       Девушка думала о похожем Ей же нужно держаться сильной, сохранять маску… хотелось, конечно, забить на всё и разреветься, сбросить стресс… а вдруг — выскочит какая-то тварь? Или Семён попадёт в передрягу? Она-то его знает.       Вдали показался небольшой мост. Коррозия и трещины подточили конструкцию: половина пролёта рухнула вниз, в мелкую речку, щерясь арматурой и бетонным крошевом. «Помню речку в часе ходьбы. Там был мост один в один…» — подумал Семён. Достав из рюкзака дозиметр, он осторожно подошёл к речушке. Гейгер почти молчал. Стараясь не соскользнуть в ряску, Семён набрал воды в кастрюльку, стараясь не упасть в неё, и не касаться жидкости. В ней уровень радиации был выше на 5 микрорентген. Это же безопасно?       — Давай наберём воды. Есть какая-то тара?       — Я всё при тебе брала.       — Тогда остановимся около ручья. Просто пройдём дальше. — сказал Семён, выплеснув воду.       Они прошли ещё пару сотен метров, пока не наткнулись на какую-то кирпичную коробку. На ней даже была крыша. Зайдя внутрь, друзья поняли, что это — землянка, и в ней кто-то жил после взрыва, но до них. Судя по скелету в дальнем углу, это было ощутимо давно. Проверив все углы, походив с дозиметром и удостоверившись в безопасности от зверей, Семён всё-же скинул вниз вещи. Света было мало, исходил он только из маленького окошечка на крыше. Догадавшись, для чего оно, друзья стали разводить небольшой костёр.       Алиса занялась огнём. Она сидела, сосредоточенная на костре: в её глазах мелькали язычки пламени, волосы немножко шевелились от исходящих потоков воздуха, нежные скулы слегка дрожали, когда она жмурилась из-за жара, который вдруг хлынет на неё. Семён, было, залюбовался красотой девушки — мало ли, гормоны — ему всего каких-то 112 лет — но тут же опомнился, и подхватив кастрюльку, не спеша потопал к ручью.       Ещё по дороге он заметил что-то темное, что двигалось у воды. Достав нож, он срезал рядом стоящую осину, и быстро выстругал примитивный кол. «Соль, чеснок и серебро». Он подошёл медленно, и сделал специально побольше шума, чтобы животное увидело его.       Тварь, которая копошилась в грязи у реки, оказалась небольшим… кабанчиком. Размером с обычную свинью, он имел малюсенький рог на лбу, куда более длинные и угрожающе-выглядящие бивни, а также — бешеный оскал. Потоптавшись на месте, оно метнулось было к Семёну, но тот, уже прицелившись, нанёс молниеносный удар своим орудием. Животное споткнулось и упало навзничь. Точное поражение мозга — кабанчик даже не почувствовал боли своим измученным радиацией мозгом.       Вытащив кол из головы свиньи, Семён оставил ее на месте, пока ходил за водой. Затем взял под мышку тушу и кастрюлю в руки, и пошёл обратно.       Раньше Семён боялся крови. Когда бабушка отшибла голову петуху при нём, он, казалось, навсегда чувствовал отвращение от сцен с убийством скота или животных. Но сейчас — он даже и не моргнул. Семён, право, сам не понимал что это значит. Боится? Устал? Зол?       Перед глазами — снова высоченный гриб, яркий, как тысяча солнц. Волна. Как будто кувалдой по каске, разошлось по шахте эхо. За сколько она пришла? Секунд за 15? Полминуты? Они не так уж и далеко от эпицентра, так? Значит и большой город тоже рядом — иначе, зачем им пускать ракеты по степям?       А кто пускал? Кто виноват в войне? Была ли война? А может, это просто эксперимент? Или сон Семёна? Он дошёл до временной лачужки и скинул тушу. Затем надавил на закрытый глаз и посмотрел на ладонь. Двоится — это не сон. Алиса сидела внутри; парень потрогал ее голову. Тёплая, шелковистые волосы, нежная, как персик, кожа. Каждый сантиметр дышит под ладонью.       — Что случилось? — спросила она слегка отчуждённо.       — Пытаюсь понять, сплю я или нет.       — М-м-м. И что понял?       — Склоняюсь ко второму. Алиса, достань пожалуйста мёд и рис. Я убил какого-то зверя, пойду и разделаю его. Но прежде… — Сёма развернул фильтр для воды и поставил очищаться воду из кастрюльки.       Его нож резал плоть сражённого кабана, и он исследовал его внутренности. Ничего особенного. На запах — обычное мясо. Пионеры разделали его и оставили снаружи — сушиться, нарвав вместе какой-то крапивы и посыпав мясо солью. Они скинули тушу в реку, чтобы шанс того, что кто-то придёт на запах был минимален. Согревшись и уделав небольшие тарелочки рисовой каши, они улеглись спать.       Спали на куртках. Пахло сыростью и землёй. Не сырой землёй — запахи различались. Сон пришёл быстро. И ночь была тихой.       Семён увидел сон. Он вряд ли запомнит его, он не уверен. Небо треснуло в раскате молнии. Парень стоял на пригорке. Он был наг, ноги его касались пожухшей, потемневшей травы. Пальцы чувствовали пыль под травой, сухую, безжизненную. Ветер изредка поднимал его волосы, и он был горячим, как от фена, пустынно-сухим и жёстким. Откуда же он?        Семён посмотрел, и увидел. Перед ним разлеглась горящая долина. На километры тянулись горы, окружавшие её: внизу была вода, гавань, выше — песок, трава. На самом верху — голые каменные скалы. Огонь полыхал, сжигал деревни, рушил храмы. Камни катились с гор, и губили всё, что было снизу — и всё было в огне. Столпы пламени взлетали вверх, озаряя ночное небо, звёзд на котором не было. Вдруг — вспышка света. Настоящего света. Всё вокруг побелело, не было ни одной тени, и свет, кажется, разрезал и разрывал Семёна на части. Затем эта волна яркости стихла, но Семён так и стоял в ступоре, в полном непонимании и страхе.       В небесах расцвёл невероятный цветок. Как самый яркий корунд, он переливался оранжевым и красным, и манил взор. Но его заволокли тучи. Пламя от мириад пожаров тем временем поднялось до этих туч и слилось в один единый, иссушающий поток, в котором то и дело мелькало что-то. Что-то двигалось, пока летело. До парня дошёл рёв этого огня, и в нём он услышал… плач? Нет, это был оркестр — да, оркестр! С небес доносилась музыка, а затем — фигуры, летящие в пламени, в один голос запели:

«Lacrimosa dies illa, Qua resurget ex favilla Judicandus homo reus. Huic ergo parce, Deus, Pie Jesu Domine, Dona eis requiem. Amen.»

      Он где-то слышал это… Может, его память воспроизводила эту музыку, а на самом деле в огне были лишь крики и вой? Семён уже никогда не узнает об этом. Он проснулся.