imagine with aot boys

Joel Ansett — this could be

      Каждое утро я прихожу на этот холм смотреть восход солнца. Неважно, какой сегодня день, неважно, какое время года и нужно ли мне сегодня хорошо выспаться, чтобы выполнить все обозначенные планы — я прихожу сюда каждый день. Потому что здесь…красиво. Это место — рай на земле. Отсюда видно весь город и восходящее солнце. Это место было домом.       Здесь стоят обычные ничем непримечательные лавочки. Их поставили сюда пару лет назад, так что мне не приходится, к примеру, летом и весной таскать сюда плед. Рядом с каждой лавочкой стоят почти всегда пустые урны и фонарные столбы. Рано утром здесь никого нет, зато вечером люди собираются толпами. Наверное, закаты любят больше.       Однако сегодня на моей излюбленной лавочке сидит парень.       Он не видит меня и даже не слышит, поскольку сидит в наушниках с закрытыми глазами. Незнакомец, нужно отметить, был симпатичным: растрепанные волосы цвета горького шоколада, черные густые брови и потрясающие ресницы. На вид ему, как и мне, восемнадцать лет, может и больше. Мой взгляд падает на его одежду: белую майку, серую куртку с капюшоном, черные джинсы под цвет кроссовкам. Современно.       По правде говоря, выглядит он очень разбито: руки его скрещены на груди, а брови нахмурены в какой-то немой обиде. Я могу буквально видеть, как крутятся шестеренки мыслей в его голове. Может… поэтому он здесь?       Сначала я надумываю сесть на другую лавочку, ведь нарушение личного пространства — штука противная. Но сердце почему-то говорит мне сесть рядом. Мозг же твердит сесть на другое место.       «Очнись. Очнись. Очнись»       Я подхожу к незнакомцу и ради приличия говорю, прочищая горло:       — Эй, ты не против, если я сяду?       Но парень не обращает на меня внимания и даже не открывает глаза. Я тут же мысленно стукаю себя по лбу. Ну конечно же не обратит внимание, он же в наушниках, и музыка в них играет настолько громко, что даже мне слышно.       — Эй! — чуть ли не кричу, маша ладонью перед его лицом, — я присяду?       И тогда он открывает глаза. Они у него очень красивые, бирюзовые, с зелеными крапинками. Они напоминают мне о изумрудной воде в каком-нибудь райском озере или океане. Такие глубокие, что хочется утонуть.       Шатен несколько раз моргает, смотрит на меня снизу вверх. Его глаза расширяются, и он в спешке отодвигается к краю лавочки, высовывая наушники из ушей:       — А…э… Да, конечно.       «Вот дурень», — думаю я и хмыкаю, на что парень выгибает бровь. «Т/и, ты идиотка»       Молча сажусь рядом и вытаскиваю из рюкзака карандаши и блокнот. Затем смотрю на время: 06:32. Еще шесть минут и можно будет рисовать восходящее солнце, что я и делаю каждый день.       Парень видимо замечает мои причиндалы и интересуется:       — Ты художница?       Я смущенно улыбаюсь и прячу лицо в воротнике своей легкой куртки:       — Громко сказано. Просто любитель.       Затем он спрашивает, что я буду рисовать, а я отвечаю. Рассказываю ему, что прихожу на холм каждый день и рисую восход. Он внимательно слушает, иногда улыбается. Лицо у него уставшее. Хочу спросить, что у него случилось. Колеблюсь, но всё-таки решаюсь спросить.       — Ты чем-то расстроен, да?       — Это так заметно? — я киваю, — ты права. Просто… навалилось всего понемногу, вот и встрял в апатию, — он издает смешок, — не очень интересно, если честно.       — Я тебя раньше тут не видела. Ты тоже каждое утро встречаешь рассвет?       — Нет, я скорее любитель заката.       Вот оно что. Любитель закатов.       Мы продолжаем разговаривать, пока я рисую. Разговоры совсем мне не мешают. Этот парень отличный собеседник. Не задает лишних вопросов, не мямлит и не выпендривается, как другие парни.       Боковым зрением вижу, как юноша наблюдает за мной, и иногда наши взгляды встречаются. Почему-то в голову приходит мысль о том, что я хочу нарисовать его. Когда я заканчиваю рисунок, парень восхищенно улюлюкает. Я улыбаюсь его эмоциональности, затем разрешаю посмотреть другие рисунки. Восхищение в его глазах льстило и радовало. По правде говоря, он первый кому я показываю свои работы. Эрен — так он представился — хвалит меня, говоря, что рисунки прекрасны и что я должна нарисовать ему что-нибудь на память. Я соглашаюсь. Мы обмениваемся телефонами и даже договариваемся о встрече.       — Мне пора, — через долгое время говорю я, встав с места, хотя уходить я не хочу, — дела ждут.       — Могу ли я проводить тебя? — спрашивает Эрен и тоже встает. Он смотрит на меня сверху вниз и улыбается, — я не маньяк, Т/и.       — Возможно, но ты все равно легко смог бы меня закопать где-нибудь здесь.       — А ты хочешь? — играет он бровями, а я возмущённо бью его в плечо. Он смеётся.       — Дурень.       С того дня мы часто встречаемся. Иногда рано утром, как в тот день, иногда вечером или в обед. Часто фотографируем друг друга на фоне рассветов и закатов, ходим по магазинам. Забегаем в разные ресторанчики и кафе, пробуя разную еду. Из-за Эрена я теперь люблю свеклу, а из-за меня он стал слушать мою любимую группу. Мы хорошо проводим время вместе, делимся друг с другом секретами и раскрываем душу. Еще никогда мне не было так хорошо с кем-то.       Через пару месяцев наших частых встреч, Эрен впервые целует меня здесь, в этом месте, на этом холме, когда солнце восходит над городом. Его губы касаются моих трепетно и нежно, большие пальцы гладят щёки, и я уже готова рассыпаться от счастья и трепета. Эрен шепчет «прости, нужно было спросить», а я глупо хихикаю, не смея смотреть ему в глаза. Я была не против. Он поднимает указательным и большим пальцами мой подбородок, заставляя посмотреть на него. Эрен улыбается, смотрит на меня с обожанием, от чего моя улыбка растягивается на лице. Его руки обнимают меня, мы качаемся из стороны в сторону, наслаждаемся моментом. После уходим домой, держась за руки и слушая песни через его наушники.       Так я встретила свой закат.