Глава 4. Самая сильная магия
19 марта 2022 г. в 19:40
Прошла неделя.
Панси помогала Розмерте в пабе — стояла за стойкой, разносила еду и напитки. Розмерта днем отлучалась часа на три — навещала директора Снейпа в больнице Святого Мунго.
То, что Снейп чуть не погиб от укусов змеи Волдеморта и чудом выжил, потрясло Панси. Как все слизеринцы, она безмерно уважала, напоказ боялась, а в глубине души обожала своего декана.
А Розмерта обожала его в сто раз сильнее и не скрывала своей радости от того, что он жив. Их связь по-прежнему была секретом. Розмерта всего лишь раз слегка намекнула об отношениях, которые уже лет десять связывали ее и Северуса. Панси кивнула, принимая к сведению. «Весь факультет об этом знает, что такого?» — подумала она.
Навещая Снейпа, Розмерта не забыла и о егере. Расспросив целителей с изяществом бывалого бармена, когда человек вроде и выдает информацию, но не понимает, зачем он так откровенен, Розмерта выяснила, что при подобных травмах голова может кружиться и болеть еще долго. «Голова — предмет темный и исследованию не подлежит», — подытожил свой рассказ низенький седовласый целитель, вываливший в уши Розмерте не только медицинские сведения, но и, зачем-то, подробности своей бурной молодости.
Розмерта была бы идеальным шпионом.
Обладая к тому же немалым жизненным опытом, она посоветовала Панси как можно скорее, пока не началось, наведаться в банк Гринготтс и выяснить, как обстоят финансовые дела семьи Паркинсон. «Ты же все понимаешь, Панси», — напутствовала она. Панси понимала.
В Гринготтсе выяснилось, что сразу после совершеннолетия Панси, которое наступило больше года назад, мистер Паркинсон, и словом не обмолвившись дочери, перевел все средства семьи в ее личный сейф. Так никто не мог их отнять — ни Волдеморт, ни любая новая власть, вздумай те или другие, каждый в свое время, запустить алчные ручонки в чужой кошелек. У мистера Паркинсона на руке была Черная метка. Его могли привлечь к ответственности. У Панси метки не было. Мистер Паркинсон шел с Волдемортом в Хогвартс. Не учиться, а убивать. Панси Паркинсон из школы убегала. Чтобы не столкнуться с отцом лицом к лицу в ситуации, когда нужно было бы принимать решение, стоя по разные стороны конфликта. «Именно поэтому Минерва приказала нас запереть! Именно поэтому нас так легко выпустили из замка!» — понимание настигло Панси с запозданием. Но лучше поздно, чем никогда.
Посетив хранилище, Панси повеселела. Все-таки деньги дают некую уверенность в завтрашнем дне, да и в сегодняшнем тоже. Теперь можно было расплатиться с Розмертой за комнату и еду. Панси ненавидела оставаться в долгу. Розмерта и так сильно рисковала, укрывая, по сути, военного преступника. Об оплате Розмерта не говорила ни слова, но об этом и не надо было говорить. Дурой Панси не была. К тому, кто платит, относятся лучше, чем к тому, кто не платит. Даже если это старый друг семьи. Но если он оказывает всем платные услуги, почему он должен делать кому-либо исключения на основании старых связей? Помочь, спасти, протянуть руку помощи в безвыходной ситуации — одно, а если ситуация перестала быть безвыходной и появились возможности, то зачем нарушать привычный порядок вещей.
Мысль о том, сможет ли егерь заплатить за свои зелья, вызвала у Панси горькую нервную усмешку. Она не станет обсуждать с ним ничего! Какие к черту зелья, когда — Долг жизни!
Какого Мерлинова хрена она полезла в те кусты.
По совету Розмерты Панси наведалась и в Хогвартс. Ей понадобилось вся ее сила воли, чтобы вновь ступить на школьный двор. Панси стиснула зубы. Нужно было пройти этот путь до конца. Она, в конце концов, учится здесь!
Руины Большого зала привели ее в смятение. Ничего больше не будет, как раньше.
Исполняющая обязанности директора Минерва Макгонагалл встретила Панси весьма сухо, недружелюбно. Еще бы — Панси посмела наставить палочку на самого великого Поттера! Мотивы этого поступка были неизвестны Макгонагалл. Да и к лучшему.
Панси не поддалась эмоциям и напомнила, что она все еще является студенткой. Макгонагалл скрипнула зубами и разрешила мисс Паркинсон забрать личные вещи из спальни факультета Слизерин. «Стала бы я тебя спрашивать, вобла сушеная», — думала про себя Панси. Действительно, проникнуть за вещами на факультет через подземный ход труда бы не составило. Могли возникнуть проблемы с аврорами. Они прилежно несли дежурство, охраняя пустой, частично разрушенный Хогвартс от погибшего злого властелина. Какая доблесть.
Основной вопрос, который Панси обговорила с Макгонагалл, касался сдачи экзаменов ЖАБА. Учиться семь лет и остаться без свидетельства об окончании школы было как-то расточительно. А ведь потраченное время жизни не вернешь, оно уходит безвозвратно и навсегда.
Минерва сказала, что экзамены состоятся, как и положено, в июне, но не в школе, а в Министерстве. Посоветовала обратиться там к Гризельде Марчбэнкс, которая вновь стала Председателем Волшебной Экзаменационной Комиссии. «Похвально, мисс Паркинсон, что вы задумываетесь о будущем», — на прощание сказала Минерва. Простила, поняла Панси. Ох уж эти учителя. Покажи им хорошее отношение к учебе — и ты самый лучший человек на земле.
***
Скабиор послушно пил зелья. Панси меняла ему повязки. Кости срослись, и днем Скабиор тренировал руку, повторяя движения волшебной палочки для различных заклинаний. Пока без палочки. Костерост костеростом, а рука продолжала ощутимо болеть. Даже магия не всесильна, увы. Обезболивающие зелья помогали, но ненадолго. И их тоже нельзя было пить слишком часто. Нога заживала медленнее. Скабиор вставал, сам добирался до ванной. Старался делать это максимально быстро — головокружение не прекращалось, а если встать резко, то он мог и упасть. И падал. Поднимался, цепляясь за стул и матерясь. Ночью голова не только кружилась, но и болела. И, казалось, от зелий боль становилась только хуже. Панси, устав за день от чтения учебников и суеты в «Трех метлах», быстро засыпала вечером на своем диванчике за ширмой. А среди ночи вставала и подходила к кровати Скабиора. Садилась на край кровати рядом с подушкой. Клала одну ладонь ему на лоб, а другую поверх головы, туда, где была эта его невозможная крашеная прядь. И молча сидела. Смотрела, как он постепенно перестает кусать губы от боли и засыпает. Потом осторожно ложилась рядом. Не убирала рук от его головы. Проверила, если уйдет, то спустя самое большее час он опять начнет метаться по подушке, скрипеть зубами и материться сквозь сон. А потом окончательно проснется и станет кусать подушку, лишь бы не закричать от новой волны боли. Конечно, он не кричал, но звуков издавал достаточно, чтобы, находясь с ним в одной комнате, уснуть было невозможно. О существовании Заглушающих чар Панси будто бы и не слышала никогда. Она помнила слова мамы, что самая сильная магия передается через руки. И изо всех сил передавала свое желание, чтобы Скабиор наконец выздоровел. Чтобы у него ничего не болело. Ей было все равно, кто он такой и что представлял из себя в жизни вне этой комнаты. Здесь и сейчас он был просто человеком. И Панси было просто важно и нужно, чтобы у него было все хорошо. Почему? Она подумает об этом позже. «Когда-нибудь примерно никогда», — вновь и вновь обещала себе Панси. «Когда он наконец уберется из моей жизни», — думала она иногда и не знала, верить себе или нет. В открытое окно комнаты было хорошо слышно, как в роще за железной дорогой пели соловьи. С вечера, когда небо становилось темно-синим, и до утра, когда солнце раскрашивало его золотом, маленькие птички старательно высвистывали что-то про любовь. Ночью Панси и Скабиор не разговаривали, не было сил. Выплеснув всю энергию яда и сарказма за день, майскими короткими ночами они сохраняли молчаливое перемирие. А утро начиналось так. — Доброе утро, цветочек, — говорил егерь. — Как спалось? — Херово спалось. Как ты думаешь, почему? — Панси с трудом открывала глаза и заставляла себя встать. — Потому что тебе не хватает мужской ласки, — подмигивал егерь. Синяки с его лица сошли, и царапин осталась только пара самых глубоких, но и те уже заживали. — Ой всё, помолчи, Скабиор, — закатывала глаза Панси и шла умываться. Он все время говорил о сексе. У Панси уже все уши завяли. Говорил все время какие-то пошлости. А ночью вел себя как хаффлпаффская первокурсница. Не делал попыток обнять или поцеловать Панси. Только придерживал за плечи, чтобы с кровати не упала. «Боится, что обижусь и не приду, а как голова болит, терпеть неохота», — угрюмо думала Панси. Не то чтобы она прям мечтала с ним целоваться, вот еще. Мысли ее были заняты совсем другими людьми.