Близкая далекая звезда

Невероятно тепло сегодня. Бирюза воды поблескивает под прямыми солнечными лучами и переливается всеми цветами радуги. Тонкие силуэты сакур покачиваются в такт дуновениям ветерка. Розово-лиловые пятна цветов осыпаются, застилая взгляд пеленой лепестков. Щебетание птиц, тихие перешептывания жриц в храме наполняют голову благоухающей безмятежностью. Ноги легко преодолевают каждый метр дороги, змеей обвивающей высокую гору. Негромкий стук гэта, как часы; рука еще решительнее впивается в чужую ладонь. Еще одна ступенька… Жрицы поворачиваются к нам, и одна из них кажется мне слишком удивленной. Она пристально смотрит на меня, а затем стыдливо прячется в тени. <…> запыхался и никак не может отдышаться, стоя позади меня, что-то бормоча себе под нос. Я привычно приподнимаю тонкими пальцами висящее на шее перо и демонстрирую его женщинам в однообразных одеждах. Они кивают, и я тщетно пытаюсь сдержать улыбку. Не замечая луж с островками нежных лепестков, я иду вглубь храма, не отпуская его руку. Я спиной чувствую его удивление, наверняка <…> впервые в этом месте. Доски мелодично скрипят под ногами, и мы наконец выходим к священному дереву и женщине перед ним. — Здравствуй, <…>, — она посылает мне робкую улыбку, сложив руки за спиной. — Здравствуй, мама, — спокойно говорю я, наблюдая, как она вся в фиолетовом стоит посреди дворика. Жрицы в растерянности разбредаются кто куда, а мой спутник предпринимает неловкую попытку поприветствовать своего Архонта. Он краснеет и опускает взгляд, складывая слова во что-то нелепое. Старенькая шляпка закрывает мои глаза от чересчур яркого солнца, когда я кланяюсь Архонту в знак уважения. <…> повторяет за мной. Белое пятно моих одежд буквально слепит меня. — Я бы хотел познакомить тебя со своим другом, мама. Это <…>, ты наверняка знаешь о его семье <…>. — Верно, — ее голос медленно достигает моих ушей, — Я знаю обо всем, чего добился его клан <…>. Очень приятно, что ты решил привести сюда своего друга, ведь долгое время ты скитался в одиночестве, <…>. Киваю вместо ответа. Это самый счастливый момент в моей жизни. Теплый воздух сбивчиво прорывается в легкие, и я чувствую легкий румянец на щеках. Яркие красные оттенки храма начинают казаться агрессивными. Краем глаза замечаю, что друг больше не улыбается. — <…>, — неуверенно тянет он, сгорбившись рядом. Я хлопаю его по плечу и спрашиваю, в чем дело. — <…>, я могу уйти? Просто ты <…>. — Что? — переспрашиваю я, — О чем ты, <…>? — Все знают, что у тебя нет <…>. Это нельзя изменить, — более уверенно произносит он, но я уже не могу смотреть на него. Я начинаю ощущать легкую головную боль от резко сдвинутых бровей, щебетание птиц натягивает мои нервы все сильнее с каждой секундой. Его слова не имеют смысла! — <…>, он прав, — грустно произносит мать, встревая в разговор, — Мне жаль. — Нет! — выкрикиваю я, находя себя стоящим на три шага назад. Сжав пальцами золотое перо, я чувствую, как оно трескается. Смотрю то на нее, то на друга, ощущая, словно внутри что-то твердеет, превращаясь в кусок льда. — Это неправда, <…>! — яростно выкрикиваю я, привлекая внимание жриц. Чьи-то обеспокоенные глаза мелькают в толпе. Становится слишком темно для шляпы от солнца, и я сбрасываю ее на землю одним движением руки. Тень сакуры, тень <…>, тень моей матери, тень… самого неба, с которого исчезли намеки на голубой цвет. Две фигуры смотрят на меня ошарашенно, испуганно. Я чувствую стук в висках, как льдинки внутри сталкиваются друг с другом и, ломаясь, ранят меня. Золотое перо раскалывается на три части и падает мне под ноги. Я пытаюсь вспомнить, кто стоит передо мной и что им от меня нужно, делая неуверенные шажки назад. Все вокруг превращается в серую кляксу, а плечи покрывают мурашки от резко наступившей прохлады. Проклятые лепестки продолжают кружиться в холодном воздухе, на их фоне уже отчетливо виден пар от моего поверхностного дыхания. Сколько можно?! Я поднимаю руку, чтобы стряхнуть надоедливые розовые пятна с волос, жадно вглядываясь в окружающий меня серый мир. Кажется, впереди меня что-то ждало… или кто-то. Мои пальцы наконец достигают головы и смахивают… пепел. Предо мной… дерево из пепла. Ледяной темной ночью. Я в ужасе спотыкаюсь и падаю на спину. Хватаю ртом стылый воздух, протыкающий меня иголками насквозь. Пепел опадает дальше, накрывая меня плотным серым покрывалом, и я кашляю, пытаясь пошевелиться. Словно сквозь невидимую стену до меня доносятся звуки чьих-то шагов. Мои глаза зажмурены, и я лишь догадываюсь о том, что этот некто опустился на землю подле меня. Необъяснимая паника все сильнее накрывает меня… И вдруг все прерывается, когда прохладные пальцы неловко касаются моей правой руки. Приятно и чужеродно для этого проклятого мира. За границей моего сознания я слышу мелодичные всплески, влажный воздух заполняет мои легкие. Я медленно открываю глаза и пытаюсь сфокусировать их на красно-белом пятне надо мной. — Ты-то тут что забыла? — монотонно и устало спрашиваю я у девушки в одежде жрицы. Темно-фиолетовые волосы астролога аскетично заплетены в косу и выглядят странно на фоне ее обычной прически. — Я тоже рада встрече, <…>… — колдунья замирает с открытым ртом, прищуриваясь, — В этом дурацком сне нельзя произнести твое имя? — недовольно спрашивает она с привычно вздернутым подбородком, всеми силами пытаясь вернуть мою головную боль. — Оно не стоит упоминания, — фыркаю я, слегка отворачиваясь. Снова тихий плеск. Я не сразу заметил, что окружение изменилось: вместо пепла меня покрывает ровная поверхность некоего водоема, глубокого лишь настолько, чтобы его волны сомкнулись на моей груди. Никакого течения, спокойствие… и в водной глади отражается множество звезд, свисающих на тонких веревочках с потолка… А Мона все так же смотрит на меня, сидя рядом, сведя брови на переносице от напряжения. — …В таком случае я могу называть тебя, как захочу, верно? — говорит она, ухмыляясь, — Планируешь и дальше тут лежать, Безмозглый Идиот? Она говорит это с таким вызовом, что кажется странным то, как нервно она потирает одну ладошку другой. Легкое колыхание белых рукавов нарушает идиллию всеобщей неподвижности. Меня раздражает то, что она возвышается надо мной, и потому я предпринимаю попытку сесть. Тонкими струйками блестящая в свете звезд вода стекает по моим плечам, теряясь в районе пояса. За моей спиной появляется несколько плодовых деревьев и я с радостью опираюсь на ствол одного из них. Одна фиалковая дыня с глухим плеском падает в воду. В следующую секунду Мегистус оказывается рядом со мной, упираясь плечом в соседнее дерево. — Прости, Мэг, сегодня я не настроен играть с тобой в битву как обычно. Можешь засунуть наши противоречия себе в рукав, — лениво выдаю я, глядя на туманную полоску горизонта — почти черную. Она возмущенно фыркает, а затем добавляет: — Ни за что не стану служить в храме, если меня занесет в Инадзуму. Эта одежда ужасна! Уж лучше питаться этими… — она поднимает из воды фиолетовый плод и сжимает его в руке. Я чувствую, как ее плечо слегка соприкасается с моим, — …а что это за фрукт? — Фиалковая дыня. — Вкусная? — Едва ли. Но разве это имеет значение? Я все также неподвижен, но вижу боковым зрением, как она достает что-то из рукава, проверяет, а затем кладет обратно. Ее голос становится тише, когда она продолжает: — Ты долго питался этим? Скитаясь в одиночестве без ночлега и теплой одежды… — тоска, словно дым, начинает заполнять воздух между нами, — …без цели, — еле слышно выдыхает она последние слова, и я поворачиваюсь к ней наконец. Плечи опущены, тонкая морщинка между бровей и кроткий сочувствующий взгляд — вот она в этот момент. Ее серые глаза отражают мой холодный взгляд, наделяя его грустью. Этот сон становится слишком реалистичным. — Пожалуй, — отвечаю я, вздохнув, и кончиками пальцев окунаю в воду слетевший с дерева листок. Мона сглатывает и кивает. — Я понимаю, — произносит она тихо, и от искренности ее слов, их глубины, целой истории, что кроется за ними, становится не по себе. Зеленый листок почему-то дрожит в моих бледных пальцах. Какое-то время мы сидим в тишине, разбавляемой лишь шелестом листвы. Крошечные рыбки огибают наши ноги, полностью погруженные в воду, и стайками исчезают вдали. — Несносный Гриб, — начинает она, набирая в легкие побольше воздуха, — Ты должен выйти отсюда. Сейчас же, — ее глаза светятся решительностью. — И по какой же причине? — усмехаюсь я. — Потому что это лживый мир и — да не дадут мне соврать эти картонные звезды — он совсем не стоит того. Я опускаю голову и серым взглядом изучаю рябь на воде от монотонных движений пальцами. — Среди всех людей, которых я встречала, — продолжает она, — ты отличаешься тем, что невероятно силен и способен принять правду такой, какая она есть, а не убегать, как остальные. Ты стремишься к тому… — Ты слышала, что у меня нет <…>, — перебиваю. — Я не могу расслышать это слово! — с легким раздражением отвечает Мона. — Неважно. В конечном итоге даже здесь не случилось ничего счастливого. Разве что… — я достал из воды злосчастную дыню и начал крутить ее в руках, — С твоим приходом стало немного приятнее. На этом все. Я нерешительно поворачиваюсь к гостье в моем мире и вижу, как светлые глаза расширяются. Сжав губы в тонкую полоску, Мегистус поднимается на ноги и замирает. Ее грудь вздымается и медленно опускается, прежде чем она без единого слова уходит в сторону, где когда-то был храм. Ее темные волосы, бело-красные одеяния жрицы — все это стирается в черном тумане, и я снова начинаю ощущать холод. Почему она ушла? Я качаю головой — это глупый вопрос, не стоящий размышлений. Я размахиваюсь и кидаю фиалковую дыню куда подальше. Громкий плеск эхом раздается у меня в ушах. А почему приходила? Прежде, чем я успеваю подобрать разумное объяснение и сформулировать ответ на свой вопрос, вдали снова слышатся шаги. Мгновение и Мона снова располагается рядом со мной. Я удивленно поднимаю бровь. — Мелкий Сморчок, — бормочет она, теребя краешек рукава, — Могу я задать тебе один вопрос? — Мы с великим астрологом уже стали друзьями? — ехидно переспрашиваю я, глядя на нее в упор. Не выдержав, девушка переводит взгляд на повисшую над горизонтом луну. — Нет, конечно, Злобный Шляпник! Просто… — ее косая челка мешает мне разглядеть выражение ее глаз, — Есть ли что-то, что принесло бы тебе радость? Может быть, небольшое желание? Я закусываю губу, недоуменно таращась на собеседницу. Краем глаза замечаю, как вдалеке срывается с гвоздя звезда и падает в воду. Девушка упрямо не поворачивается ко мне, но мое внимание заполучает легкий румянец на ее щеках. Затерявшийся лепесток сакуры, не иначе. — Да, пожалуй. Совсем маленькое, — Мегистус стремительно разворачивается ко мне. В ее глазах блестит надежда, и это странное наблюдение вводит меня в ступор, однако через несколько секунд я продолжаю, — Из-за приготовлений к <…> я был слишком занят… и так ни разу и не был в сумерском лесу. Я бы хотел разве что… посмотреть на те огромные светящиеся цветы, прикоснуться к ним, — тихо заканчиваю я, чувствую под собой короткую зеленую траву — гигантский водоем превратился в поле. — А что, если… — шепчет она, с волнением глядя мне в глаза и осторожно подбирая каждое слово, — Если я предложу тебе как-нибудь взглянуть на них? Скажем… завтра. Я невесело усмехаюсь и затем впадаю в задумчивость. Не дождавшись ответа, Мона встает и уверенно протягивает мне руку. Мягкая трава манит остаться тут, но я по какой-то непонятной причине поднимаюсь на ноги. Мегистус тихонько улыбается, когда я вкладываю свою ладонь в ее. Ее кожа наощупь приятнее, чем прикосновения к чему-либо другому в этом мире. Чужой вздох облегчения заполняет пространство вокруг меня, блики в светлых глазах напоминают звезды, и я расслабляюсь. — Превосходно, Неисправимый Кретин, — слышу я напоследок мягкий голос девушки прямо перед тем, как она начинает расплываться. Белый, темно-синий, красный сливаются в неопознаваемое нечто, вбирая в себя звезды, луну, траву… Вращение, вращение, вращение.

---

Первое, что я слышу — это звуки размеренного дыхания. — …боюсь, что на следующую попытку у нас не осталось вариантов. Нужно срочно придумать новый аргумент, иначе мы потеряем еще больше времени и… — моего слуха достигает знакомый голос. Я медленно разлепляю ресницы и приоткрываю глаза, лежа на спине. Темно-зеленый балдахин скрывает кровать от внешнего мира. Его полы слегка раздвинуты, и полоска дневного света плавно пробегает по простыне рядом со мной. Тело словно камень, и я силой воли заставляю себя подняться на локтях. И в тот же миг замечаю… Мона. Две узких кровати придвинуты почти вплотную друг к другу, и на одной из них лежит эта несносная колдунья… и держит мою руку. Прямо как там. Я сажусь, оценивая обстановку. Через щелочку света я вижу Путешественницу, что-то напряженно пишущую за столом. Ее летающая консерва молча хмурится, поглядывая то на нее, то на Буэр, стоящую рядом. Что за? — …вы уверены, что на этом все? — Архонт в задумчивости складывает ручки, — Может, нам стоит… Ее глаза вмиг расширяются, и она, не закончив мысль, тут же бросается раздвигать шторки. Кусачее солнце слепит меня, и я зажмуриваюсь, закрывая лицо свободной рукой. — Наконец-то! — восклицает Путешественница. — Черствый Мухомор! Проклятье, как ты нас напугал! — визжит писклявая белая штука, пока эти трое окружают меня, наполняя шумом все вокруг, — Мы уж было решили, что ты помирать собрался! — О чем вы? Что происходит? — недовольно говорю я, переведя взгляд на девушку, все еще лежащую рядом без движения. Буэр начинает просматривать какие-то данные в своей крошечной ладошке. — Мона Мегистус скоро проснется, ее показатели в норме. Просто она обычная смертная, и потому ей подобные путешествия даются сложнее, чем тебе. Что касается тебя… — она недовольно хмурит лоб, — Боюсь, тебе понадобится комплексная терапия примерно на сутки, так как повреждения весьма существенны. — Повреждения? Я же… В моей голове проносятся картинки гнозиса, слез, застилающих мне глаза, падения с большой высоты… — Именно так. После всего, что произошло ты… — Впал в кому! — вставляет своим противным голоском фея, треся ручкой в воздухе, — Мы пытались разбудить тебя, но ты не хотел просыпаться. — Сперва я переместила Путешественницу и Паймон в твой сон, но ты долгое время совсем не реагировал на них. Но даже тогда, когда им удавалось поговорить с тобой, ты каждый раз отказывался просыпаться. Один из твоих сослуживцев, Тарталья, также бывал в одном из твоих видений, — на этих словах меня передернуло, — Затем мы пробовали использовать незнакомых тебе людей, но это также не возымело должного эффекта. Прошло уже три месяца, и поэтому… — И поэтому вы решили привезти в Сумеру астролога из Мондштадта? — не понимающе хмыкаю я, снова глядя на спокойное лицо девушки, — Безумно интересная логика. — Ну знаешь! Ваши шумные споры не раз отвлекали нас с Люмин от ужина, — сердито кидает Паймон, зависая рядом с плечом Путешественницы, — Да и какая уже разница? Именно она смогла тебя оттуда вытащить. Прежде, чем я успеваю что-либо ответить, справа начинается копошение, и я спешно отдергиваю руку. Мона садится на кровати в темно-зеленой тени и сонно потирает глаза. Проморгавшись, она стремительно поворачивается и сверлит меня взглядом с недоверием и злостью. — Мона, мы так рады… — Ты, — перебивая команду поддержки, астролог тыкает в меня пальцем, фыркая. Я молча смотрю на него, вскидывая бровь, — Никчемный… Никчемный Тупица! Козел! Сволочь! Урод! Невозможный! Отвратительный! Жалкий! Невозможный!.. и отвратительный! — ее лицо становится красным от гнева, и я усмехаюсь. — Мы пожалуй, пока отойдем… записать полученные результаты, — чье-то пищание над ухом не может отвлечь меня от яростного монолога. — Ты ответишь за то, что мне пришлось бросить все заказы и дела и помчаться в другую страну, чтобы — о, чудо! — погулять по снам в идиотском прикиде жрицы! И почему вообще храм? Это твое место силы или что? — Мона уже стоит на своих двоих, продолжая свой поток возмущений, а я просто довольно смотрю на ее потуги, не в силах подняться с кровати. — …Погоди, ты сказала «по снам»? Их было несколько? — вставляю вопрос. — Да. Когда я заходила в тупик, я просыпалась и мы все вместе думали… — она зажмуривается, ее лицо теряет ярость и приобретает что-то вроде стеснения, — Неважно! Ты самая большая задница во всем Тейвате, понятно? — она забирает с тумбочки свои вещи, — Жду с нетерпением, когда смогу наконец размазать тебя по стенке за все часы моих страданий, — бурчит она, направляясь к выходу за шторы. Я смотрю на ее уставшие плечи и примятые волосы. Она останавливается на середине пути и отбрасывает один хвостик на спину. — Скоро наверняка приведут лекаря. Тебе стоит постараться и прийти в норму к завтрашнему дню, — Мона скромно отворачивается и добавляет: — Только так мы сможем сходить в лес и посмотреть на цветы. — Боюсь, это тебе необходимо нормально поесть и выспаться, — с усмешкой отвечаю, улыбаясь краешками рта, — Ведь я уже здоров. — До завтра, Глупенький. — Буду ждать.