Близкая далекая звезда

Мелкие цветочки на тюли равномерно покачиваются. Тусклый, почти исчезающий свет дня проходит сквозь них и окончательно растворяется в глубине комнаты. Тучи, дождь — словно грустный фильтр, заставляющий действительность терять свою привычную яркость. Даже ярко-синий прежде звездный глобус кажется лишь серым призраком своего настоящего цвета. За пределами комнаты холодные капли неспешно скатываются с крыши и тонут в бесформенных лужах, отдаваясь в ушах приглушенным плеском. Чарующе спокойная, хоть и печальная атмосфера. Мона чуть прикрывает и без того бесполезное сейчас окно шторкой: кто знает, вдруг заскучавшим от безделья в дождливый день горожанам захочется подсмотреть за ней. Верно, она тоже остается дома, так как звезды в такую погоду ни за что не покажутся. К тому же… теперь у нее есть другие дела. В небольшой темной комнате, уставленной множеством приборов и других атрибутов лаборатории, на скрипучем деревянном стуле сидит молчаливый юноша. Он меланхолично смотрит в окно, сложив руки на коленях, и терпеливо ожидает следующих действий. Девушка подходит к столу с пакетиком серебристого порошка, как обычно принесенного им, и достает стеклянную емкость для смешивания ингредиентов. Под капельную симфонию за окном колдунья сосредоточенно доливает холодную воду к серебрящейся субстанции. В тени, расползающейся от фигуры девушки по столу, серебро поблескивает так невероятно, что трудно смотреть. Затем в ход идут еще парочка экстрактов, которые теперь всегда есть в коллекции Моны. Перемешав все, девушка окидывает парня, все еще сидящего к ней спиной, задумчивым взглядом. Сегодня этого будет мало. С двойной порцией в миске, что чуть больше той, которую она обычно берет, и тонкой кисточкой в руке Мона подходит к Скарамучче. Уставший и разбитый — он смотрит на нее с тяжестью, но при этом открыто. Ничего не спрашивая и ни на что не отвечая, он принимается снимать замокший в дожде верх чужеземной одежды. Так бывает, что он приходит к ней — именно во время дождя. И не то чтобы Мона ждет, но никогда не покидает небольшую съемную квартиру в эти дни. Впервые, когда это произошло, девушка была напугана и несговорчива, но теперь… Наверное, со временем она стала понимать. — Думаю, тебе стоит раздеться до белья, — по-странному спокойно произносит астролог и видит, как без особого сопротивления юноша снимает остальные элементы гардероба. Следом за инадзумской рубахой в угол комнаты отправляются и шорты с сандалиями. Мона оглядывает его стройное тело, и Скарамучча с досадой прикрывает глаза, нарочно не касаясь спиной деревянных планок. В этот раз их действительно больше. В этот раз они словно повсюду. Трещины. Сильный, властный Предвестник с невероятным могуществом — в то же время хрупкая фарфоровая кукла. На руках, ногах, животе, спине и даже на лице — по всему тему белой паутиной расползаются трещины, то сходясь друг с другом, то расходясь в разных направлениях. Большие, сразу бросающиеся в глаза, и совсем маленькие, почти не заметные. В темноте пасмурного дня становится заметно, как от них исходит слабое свечение, словно невероятная божественная сущность может через подобные щели пролиться в этот мир. Мона вздыхает и ставит миску на подоконник. С серьезным выражением лица она формирует на затылке крупный пучок и закалывает несколькими шпильками, чтобы ничего не отвлекало ее от кропотливой работы. На мгновение она переводит взгляд на тумбочку у двери. Список инструментов, что нуждаются в плановой замене на более современные, пополнялся в течение нескольких последних недель и будет с радостью вручен гостью. Сев на хлипкую табуретку возле Предвестника, астролог аккуратно поднимает мужскую руку и подносит ближе к себе. Тонкая кисточка обмакивается в серебристую жидкость, словно в краску, и осторожно касается первой трещины. Бледные пальцы юноши слегка дергаются, но остаются на месте. Ему больно? Или, может быть, холодно? Скарамучча как обычно с силой закрывает глаза, но она не знает, что он чувствует в этот момент. Может, проводя кистью по этим белеющим угловатым полоскам, она касается его израненной души?.. Первая закрашенная трещина переливается серебром, и астролог переходит к следующей, уже на самом запястье. Маленькие мазки очерчивают контур и затем уже заполняют белое нутро раствором. Предвестник не издает ни звука, и поэтому девушка периодически бросает взгляд на бледное лицо, чтобы убедиться в том, что все делает правильно. Плотно сжатые губы чуть расслабляются, а значит, он уже привык к неприятным ощущениям. Как он объяснил во время своего самого первого визита в дом астролога, хоть его тело и бессмертно, душа куклы слишком уязвима. Каждая печаль или любое другое негативное потрясение вместе со злобой и обидой заставляют его буквально покрываться трещинами, словно древнюю вазу. В противовес этому радость, любовь или что-либо другое позитивное помогают ранам заживать и затягиваться самим по себе. Однако… с фальшивым сердцем, вложенным в его грудную клетку учеными Фатуи, он не способен испытать все это. Единственное, что может принести удовлетворение — лишь ощущение покоя. Чтобы хрупкая кукла не разбилась, ее трещины нужно замазывать. Склонив голову с темными короткими волосами, старательно скрывающими прикрытые глаза, юноша помогает удерживать навесу его плечо. Мона снова окунает кисточку в серебряную краску и подсаживается чуть ближе, чтобы лучше видеть выходящие из-под ее руки черточки. Невероятно аккуратные. Кажется, с каждым разом она все старательнее исполняет эту работу… Никто не должен знать о том, кем на самом деле является Шестой Предвестник Фатуи. Помимо того, что это большая тайна, врученная ему создательницей в виде золотого пера, не каждый человек может принять и осознать такое. Но астролог, чей дар простирается дальше привычного понимания вещей, сразу разгадала секрет молодого странника. И по спокойному взгляду синих глаз девушка понимает, что он не сомневается в ее умении хранить столь ценную информацию. Он безмолвно доверяет профессионализму девушки, что никогда не спросит о том, что расстроило его на этот раз. Закончив с руками, астролог молча касается голого плеча парня, и он разворачивается, наклоняясь немного вперед. Мона хмурится: на спине линий меньше, чем она думала, но все они шириной не меньше пальца. Слегка подрагивающая от напряжения рука девушки перекрывает трещину на шее — сразу под торчащими темными волосками — и перемещается к лопаткам. Тяжело дыша, Скарамучча подставляется под каждое движение Моны, чтобы получающаяся картина была идеальной. Подтянутые мышцы нервно вздрагивают под бледной кожей, когда колдунья тихонько стирает пальцем лишнюю краску, случайно выскользнувшую за четкие контуры. Наверное, это из-за того, что на улице с каждым мгновением становится еще темнее — то ли дождевые тучи решили навсегда лишить город свободы яркого солнца, то ли это вечер надвигается слишком быстро. Мона увеличивает расстояние между ними, поднимаясь и откладывая кисть. Но как только колдунья делает всего один шаг в сторону, мужская рука с серебряными прожилками останавливает ее. — Не ходи, — тихо говорит Скарамучча, не поднимая головы, и Мона в нерешительности садится обратно. Словно читая ее мысли, юноша щелкает пальцами, и лампа, стоящая рядом, загорается. В ее холодном свете кажется, что острые позвонки парня, не защищенные одеждой, выпирают еще сильнее. Когда спина оказывается от плеч до поясницы покрыта серебром, Скарамучча наконец может с осторожностью опереться на спинку стула. С его губ срывается рваный вздох, когда он медленно опускается на нее и откидывает голову назад, все еще держа глаза закрытыми. Нежные руки астролога разгибают ногу и кладут ступню на колени девушке. Выполняя действия уже на автомате, Мона осматривает тело юноши, абстрагируясь от всех знаний о нем, что ей известны. Переместившись на бедра, она приходит к выводу, что при всей его худобе и моложавости, Скарамучча отлично сложен. Незаметно для себя самой, девушка все чаще невесомо проводит подушечками пальцев по мягкой коже… Кисточка с новой порцией краски касается твердого живота, и Мона следит за реакцией парня. Все также молча, он принимает каждое ее прикосновение. Белые зигзаги устремляются выше, будто стараясь разрезать грудь Предвестника, но постепенно и они заполняются жидкостью с металлическим блеском. Остается уже совсем немного. Слегка раздвинув ноги Скарамуччи для удобства, девушка располагается между ними на своей маленькой табуретке, сосредоточенно склонившись над парнем. Удрученно вздохнув, она рисует кончиками пальцев узоры на молочной коже вокруг самой крупной из трещин. В центре грудной клетки сверху вниз пролегает почти черная щель шириной в два пальца. Пусть она коротка, но гораздо глубже всех остальных. — Эту не получается замазать, — холодно произносит колдунья, наблюдая за тем, как исчезают в темной глубине серебряные мазки. — Не страшно… — на выдохе отвечает Предвестник, — Когда-нибудь ее заполнит что-то более существенное, — его слова перемежаются равномерными краткими вдохами, и Мона инстинктивно кивает, переходя к еще одной, совсем крошечной трещинке возле ключицы. В конце концов, астролог поднимается с табуретки, отодвигая ее далеко в сторону. Замерев над юношей, она еще раз обводит взглядом его почти полностью обнаженное тело, а затем мягко берет за подбородок. Темные ресницы его слегка подрагивают, когда кончик кисточки берется за самую тонкую трещину — на щеке. Мона прикусывает губу, максимально сосредоточенная на движениях правой руки, пока левая придерживает голову юноши в одном положении. Из приоткрытой форточки все так же доносится монотонное течение дождя, а еле ощутимый ветерок холодит спину девушки. Согнувшись, она стоит над Скарамуччей, завершая процедуру, выводя последний штришок. Ее рука отлипает от чужой скулы и зависает в воздухе, не выпуская кисть. Работа завершена. Словно чувствуя это, Предвестник открывает глаза и в тот же миг сталкивается взглядом с серыми глазами астролога. Он не проверяет ее работу — знает, что все идеально — а лишь смотрит, не произнося ни слова. Мона не двигается, позабыв о том, что ее левая рука все еще обрамляет дугу нижней челюсти Скарамуччи, а он не напоминает об этом. — Ты очень красивый, — слетает с губ девушки почему-то без какого-либо стеснения. Рука с кисточкой все еще находится где-то в пространстве и не торопится возвращать инструмент на место. Еще более глубокие и темные при таком освещении глаза впитывают спокойствие на девичьем лице. Ни тени улыбки, ведь на такое, он скорее всего не способен. Но он садится чуть прямее, а затем переводит взгляд на правую руку Моны. Ярче, чем прозвучало бы каждое его слово, говорят прикосновения. В темной комнате вдруг перестает гореть лампа. Бледные пальцы касаются перемазанных в краске и еле ощутимо сжимают. Проведя пару раз большим пальцем по темным ногтям девушки, он приподнимает ее руку, и кисточка, выскользнув, падает на пол. Сухие губы касаются нежной кожи астролога, покрывая поцелуями легкими, как сон. В который раз приблизившись губами к наружной стороне ладони, Скарамучча поднимает глаза на Мону, и в этот момент ей кажется, что нет более красноречивой благодарности за оказанную ему услугу, чем этот взгляд.