Ревность
22 марта 2022 г. в 06:38
Еще до объявления второго танца, к Анне Викторовне подошел старший сын Долгоруких, Константин Владимирович. Таинственно улыбаясь, он пригласил Анну на вальс. Подавая ей руку, он неожиданно, тактично и робко справился о ее самочувствии.
- Да что он себе позволяет? К чему этот вопрос? - резко подумал Штольман. Отлично Анна Викторовна себя чувствует, если бы было что-то не так, он тут же заметил. Яков не терпел чужого интереса к Анне, ни когда она жила в Затонске, ни, тем более, сейчас, когда она стала его женой.
Долгорукий увел Анну, они шли за гордо вышагивающим распорядителем танцев, который поставил их пару на середину зала.
- Я прекрасно себя чувствую, спасибо, Константин Владимирович, однако, право, не понимаю Ваш вопрос, - ответила Анна.
- Простите за столь фамильярный интерес, Анна Викторовна, - продолжил он, объясняясь, - вальс - танец быстрый, я бы хотел протанцевать с Вами оба тура. У Вас голова не закружится? - улыбаясь, спросил Долгорукий.
- О, можете быть во мне уверены! - Подняла Анна брови и рассмеялась его опасениям. Она танцевала довольно ловко, учитель всегда хвалил ее. Тем более вальс!
Яков привычно проводил жену глазами, проверяя, всё ли в порядке. С некоторым неудовольствием он наблюдал ее с Долгоруким разговор и смех. Чем же Константин Владимирович так насмешил Анну Викторовну?
Штольман поспешил к Варваре Васильевне, которая на правах хозяйки выбрала Якова Платоновича танцевать с ним вальс. Жена генерал-губернатора с улыбкой подала ему руку, и они встали в полукруг, рядом с остальными гостями, ожидая приглашения распорядителя.
Тут Яков Платонович понял, почему так таинственно улыбался кавалер Анны Викторовны. Как лучший танцор гвардии, он открывал вальс вместе со своей партнершей.
- Предпочитаете быстрый или медленный вальс? - спросил Долгорукий, глядя на Анну.
- Я люблю вальс в два па. Кружиться, так кружиться! - улыбнулась Анна, она уже была в нетерпении. Целый зал в их распоряжении!
- Отрадно слышать! - сказал Константин Владимирович. - Нам танцевать два тура, во втором туре к нам присоединятся маменька с Вашим супругом, поэтому предлагаю в последней четверти танца сделать реверс, и перейти на медленный вальс.
Спасибо родители, за дальновидность! - с веселой благодарностью подумала Анна.
Мария Тимофеевна всегда настаивала на хорошей бальной подготовке, подчеркивая, что эта наука благовоспитанной барышне только на пользу.
Анна же в детстве тяготилась "танцевальной повинностью", один раз даже попыталась спрятать бальные туфли, чтобы не заниматься. Однако учитель-француз всегда подчеркивал, что барышня Миронова очень талантлива, еще бы желания побольше. На детских балах, при показательных выступлениях, он неизменно ставил ее себе в пару, как лучшую ученицу. Мама очень гордилась этим.
Константин Владимирович встал в позицию, удобную для быстрого вальса, спиной в центру. Они с госпожой Штольман стояли достаточно близко, склонившись плечами. Он галантно положил правую руку чуть выше талии Анны Викторовны. Долгорукий был достаточно искушенным в вальсе танцором, поэтому чуть выдвинулся и отклонился вправо, обеспечивая их паре эффектный разворот на глиссаде.
Оркестр начал играть быстрый вальс. Единственная пара танцоров плавно и легко скользила по паркету. Константин Владимирович прекрасно чувствовал партнершу, ведя ее в танце то левой, то правой рукой.
Анна Викторовна радостно улыбалась, вальс был чудесен. Ноги отсчитывали такт, действуя сами по себе, привычно отмеряя шаги, делая пируэты. Ей было очень волнительно от того, что столько взглядов обращены сейчас на нее и Константина Владимировича.
Штольман смотрел на этот танец и думал, что следующий вальс, не имеет значения где, и в каком порядке, на каком торжественном приеме он случится, Анна будет танцевать только с ним. Пусть он прослывет безумным ревнивцем и собственником. В быстром вальсе не было обычной бальной отстраненности партнеров, и видеть супругу, танцующую так близко с другим, было выше его сил.
Наконец, распорядитель дал сигнал выходить второй паре. Яков с удивлением отметил про себя, что его партнерша Варвара Васильевна танцует не хуже сына. В этой семье знали толк в танцах! Они протанцевали всего один тур, но держалась хозяйка раута превосходно.
Наконец, Долгорукий привел раскрасневшуюся Анну Викторовну к супругу, и с поклоном поблагодарил за танец, восхищенно сверкнув глазами.
- Вы великолепно танцевали, - ласково шепнул Яков комплимент жене. Он конечно, немного приревновал, но не портить же этим настроение его чудесной Анне Викторовне, так похожей в этот момент на распустившийся цветок чайной розы.
После вальса благородное общество невольно разделилось на кружки по интересам вокруг отдельных рассказчиков. Анна переплела пальцы с мужем, не желая далеко отходить от него. Она уже соскучилась! Штольман стал настолько близко к супруге, насколько позволяли приличия, и тихо таял от нежности, вдыхая аромат ее волос.
Анна с Яковом Платоновичем стояли в группе слушателей, против которой горячо беседовали два оратора - немолодой господин, граф Быстржановский и неизвестная Якову барышня, довольно прогрессивного вида. Она была небрежно, для бала, одета, и всем своим видом бросала вызов традиционному обществу. Платье без кринолина и даже без турнюра. Вместо изящной прически - распущенные волосы в короткой стрижке, и подколотые перья в качестве украшения.
Штольман и раньше видел подобных дам. Он знал, что за идеями охвачен их разум. Это были эмансипе - женщины, борющиеся за равные права с мужчинами. Штольман, по большому счету, разделял их взгляды, но ему претила форма самовыражения этих прогрессивно настроенных барышень.
- Худшее, что я видел в жизни, - горячился старик Быстржановский, - это курящая женщина! Простите мне мою вольность, но от курящего сигары человека пахнет просто нестерпимо! Эмансипе подчас в погоне за своими правами и, отрицая столь важный для дам опрятный внешний вид, становятся похожи на портовых грузчиков! Не только видом, но и даже одеждой!
Другая дама подхватила горячный выпад графа и фыркнула:
- Мы были не так давно в большом путешествии по Америке, и что вы думаете? Там местные женщины носят мужские брюки, столь открыто и вызывающе, что их силой выставляют из общественных мест.
- Вы против блумеров? - подняла бровь эмансипе, и Анна прониклась симпатией к этой смелой женщине, - ведь это очень удобно, широкие короткие штаны для занятий спортом или езды на велосипеде.
К беседе присоединился дядюшка Миронов, гордо держащий под руку Элен:
- Брюки-блумеры называют символом борьбы за права женщин. Можно подумать, что мужчины испугались, что женщины отберут у них штаны! - засмеялся Петр Иванович, весело покосившись на племянницу.
- Хуже курящей барышни только барышня на велосипеде! - горячо добавил Быстржановский. Абсолютно недопустимый в светском обществе механический агрегат! Дама, позволяющая себе поездки на подобной штуке, слишком компрометирует себя!
Яков, иронично слушая вечный спор прогрессивного и консервативного, посмотрел на Анну Викторовну, и увидел, как она возмущенно засопела.
- Я тоже езжу на велосипеде! - храбро сказала Анна и вздернула подбородок.
Старый граф, не поверив, уставился на госпожу Штольман. Казалось, в его картине мира сейчас совершаются грандиозные перестановки. Вот эта молодая женщина ангельского вида, супруга важного, строгого господина ездит на велосипеде?! Мир положительно сошел с ума!
- Где, где Вы нахватались этих идей? - спросил Быстржановский.
- Мне дядя из Парижа привез. - пожала плечами Анна Викторовна, кивнув на веселого Миронова. И брюки сразу пошили, чтоб удобно кататься было! - иезуитски добавила она.
- Я перешлю Вам, Анна Викторовна, Ваш велосипед из Затонска! - улыбнулся Петр Иванович.
Штольман подумал, что Анна Викторовна, негодница, вместе с дядюшкой, провоцируют беднягу графа.
- Вот вот, Париж. Все дурное из-за границы, - покладисто согласился граф.
Яков невольно вспомнил, как соблазнительно и восхитительно невинно выглядела барышня Миронова в своих штанишках. Позволит ли он ей надеть сейчас что-то подобное? Он не был готов ответить на этот вопрос.
Запереть и не пущать! На Анну все будут смотреть, сворачивая шеи! - крутилось в его голове.
- Господин Штольман, Вы же видный чиновник, - спросил Быстржановский, - неужели Вы одобряете это занятие молодой мадам?
Анна подозрительно посмотрела на мужа. В ее голубых глазах промелькнул лукавый вопрос.
- Прошу меня простить, я не готов публично обсуждать свой брак, - церемонно склонил голову Яков Платонович, - не нахожу возможным беседовать о наших отношениях с Анной Викторовной.
Анна опустила взгляд, иронично подумав, что она и спрашивать Якова Платоновича о велосипедах не станет, а просто сядет и поедет!
- Свобода женщин есть ничто иное как свобода наших сердец! - горячо сказала одна из дам, муж которой одобрительно кивал головой, поддерживая ее слова. - Это свобода экономическая в том числе, это право выбора, сколько и когда родить своему супругу детей!
- Почему бы любящему мужчине без борьбы не пойти на уступки своей женщине? - мягко спросил Петр Миронов, за что получил от многих дам взгляд, исполненный восхищения и благодарности.
Штольман понял, почему Петр Иванович пользуется таким успехом у дам. Он, положительно, очень добр, мягок и великодушен. За это его очень любит Анна. Пожалуй, ему стоило у него этому поучиться.
- Патриархальный уклад со скромной подчиненной женой, должен уйти в прошлое! - воинственно добавила эмансипе.
- Умри, но не давай поцелуя без любви! - весело пропела начитанная Елена Владимировна Корф. Ее забавляли, но не трогали эти споры. Будучи богатой вдовой, она была свободна как ветер, и ни у кого не находилась под опекой. Она могла курить, носить блумеры, и делать любые глупости, однако ничего эдакого не любила, чувствуя себя в светском обществе на своем, почетном месте.
Анна засмеялась, вспомнив, какая скандальная литературная героиня говорила эту фразу, произнесенную Элен, но сразу закрыла стыдливо рот ладонью, взглянув на мужа. Впрочем, Яков вовсе не сердился. Он был уверен, что насчет эмансипе, и их радикальных взглядов, они с Аней как-нибудь договорятся.
Яков поцеловал ей руку и, извинившись, оставил супругу в дамском обществе. Сам он отошел побеседовать по делам службы. Штольман заметил, что сенатор Семенов-Тян-Шаньский закончил свой разговор с китайцами.
Его собеседники составляли свой, отдельный от обывателей круг общения. Среди военных велась неспешная беседа о перспективах железной дороги в Сибири, и ее ветки в китайской Маньчжурии.
Штольман знал о больших планах российского правительства на освоение Дального Востока и о противодействии англичан, хозяйничавших в Китае, этим планам. Одной из его первоочередных задач была отладка контрразведческой сети на Дальнем Востоке.
- Господин Штольман! - отвлек его распорядитель. - Вы будете танцевать мазурку? У нас множество дам не нашли себе пару ни на первый, ни на второй танец.
- Я буду танцевать с супругой! - не стал слушать распорядителя Штольман и пошел за Анной Викторовной. Та смеялась, слушая дядюшкины истории.
- Анна Викторовна, позвольте мне пригласить Вас на танец, - поклонился Яков.
Анна ужасно смутилась.
- Яков Платонович, мне бы тоже этого очень хотелось, но мазурку занял Борис Петрович, - сокрушенно сказала она.
Штольман неожиданно разозлился. Хорошо еще, что Миронов деликатно оставил супругов наедине.
- Анна Викторовна, Вы специально это сделали? - спросил ее муж, чтобы призвать к ответу легкомысленную особу.
- Почему специально? - не поняла Анна. - Борис Петрович пригласил меня еще во время ужина. Если Вам угодно, - резко сказала Анна, я могу отказать, но тогда придется просидеть весь танец.
- Да нет, танцуйте, Анна Викторовна. - недовольно сказал Штольман, и пригласил на танец даму, стоявшую неподалеку.
Анна мысленно возмутилась негодованию Якова, но ничего не сказала, только вздохнула. С ним всегда так! Ох, уж этот господин надворный советник! Не знаешь, от чего может разразиться буря. Анна вела себя на балу подобно тому, как вели себя ее родители. Достойно, церемонно, строго соблюдая этикет.
Вскоре пришел чрезвычайно довольный сегодняшним раутом, оживленный Борис Петрович, и повел Анну Викторовну в центр зала.
Анна любила мазурку более других танцев, может быть потому, что очень любила музыку Шопена, а он написал несколько десятков мазурок.
Борис Петрович танцевал лихо, усердно. Было заметно, что он от души веселится, бойко подпрыгивая на променадах и ловко вытанцовывая фигуры. Лицо его покраснело. Не стоило ему пить много шампанского за ужином, - подумала Анна. Она едва поспевала за ним, стараясь держать танец в заданном партнером ритме.
Они встали в полукруг, дожидаясь своей очереди на исполнение фигуры, как вдруг Борис Петрович схватился за ворот рубашки, судорожно глотая воздух. Это произошло быстро и незаметно для окружающих, увлеченных танцем.
Проснувшийся в то же мгновение дар показал ей, в чем дело. Анна увидела сердце мужчины, хаотично отстукивающего абсолютно неправильный, непривычный ритм, сбиваясь окончательно. Ей стало ясно, что еще несколько мгновений, и он упадет на пол, скончавшись.
Анне нестерпимо захотелось спасти этого, в общем еще не старого человека, так любящего жизнь, и столь неожиданным образом завершавшего свой жизненный путь.
Аня решилась попробовать что-то сделать. Она быстро стянула перчатку и прижала руку к груди Бориса Петровича. Анна не понимала, что делает, ее руки сами на глазах творили настоящее чудо. Сильный жар прошел через ее пальцы, усмиряя разбушевавшееся сердце мужчины. Мгновение, другое, и расфокусированный было взгляд Бориса Петровича стал осмысленным, а его сердце, поначалу неохотно восстанавливающее ритм, начало мерно отсчитывать удары. Тук- тук, тук-тук.
- Отдохнуть Вам нужно, Борис Петрович, - участливо сказала Анна, и усадила его на стул. Промышленник удивленно смотрел на нее, а она на него. Им нужно было осмыслить, что сейчас произошло. Если Анна, в общих чертах, понимала случившееся, то ее партнер ужасно растерялся. Она перепоручила Бориса Петровича управляющему и отошла, на ходу надевая перчатки.
Анна не нашла Якова Платоновича, однако, заглянув в дамскую гостиную, забрала шубку и попрощалась с дамами, решив дождаться супруга в анфиладе.
Штольман встретил ее мрачным недовольным лицом.
- Что это было, Анна Викторовна? Вы зачем трогали промышленника? - возмутился супруг ее поведением.
Анна молчала. Что тут ответить на такой двусмысленный вопрос? Что сейчас не ответишь - все мимо, ибо провокация была заложена уже в самом вопросе.
- Да мне бы самой разобраться, Яков Платонович, - растерянно заметила она, - Борису Петровичу стало плохо, и я пыталась ему помочь.
- Странно, когда он выходил из зала, вслед за Вами, он был доволен и розовощек, как молочный поросенок. Велел кланяться Вам! - горячился Штольман. - Уверен, ему чрезвычайно понравились Ваши нежные прикосновения.
- Да что за фантазии! - возмутилась Анна, - Не смейте говорить обо мне подобное. Ей стало гадко, и она задохнулась от обиды.
- А Вы не ведите себя фривольно! - буркнул ей надворный советник, взяв своевольную супругу под локоток.
Анна была взволнована и тем, что она невольно сделала, и, самое главное, тем, что у нее, в результате, получилось. Она ясно поняла, что сегодня каким-то чудесным способом спасла человеку жизнь. Это надо было обдумать. Эх, жаль, что у дяди сейчас другие интересы и с ним не побеседуешь вечерком под светом канделябра. Ее муж был далек от мистики и необъяснимого.
Неужели она способна на такие удивительные вещи? Анна была захвачена произошедшим. От того, что Борис Петрович, как ревностно выразился Штольман "был розовым, словно молочный поросенок", ей стало светло и радостно.
Пусть только Яков не злится! Нужно было как можно скорее прекратить нелепую ссору с мужем, ведь она его так любит и не хочет, чтобы Штольман сердился из-за пустяков.
Сев в карету, Анна сказала Якову самым, что ни на есть миролюбивым тоном:
- Яков Платонович, давайте прекратим сердиться друг на друга, ведь мы с Вами этого вовсе не желаем.
Но Штольмана так просто было не остановить. Яков уже рассердился, обиделся, и увидев мягко улыбающуюся супругу, решил, что ей все равно на его переживания.
Можно радостно бросив мужа, танцевать с молодым гвардейцем, можно трогать голой рукой наглого богатого идиота! А он, Яков будет молча смотреть. Штольман жаждал только ему понятной справедливости.
- Нельзя ли, Анна Викторовна, не танцевать со всеми, кто приглашает Вас? - спросил он быстро и недовольно.
- Нет, нельзя, это не вежливо, - спокойно ответила ему супруга, - это стандартный бальный этикет. Я не должна отказывать в танце без веской причины. Это неприлично и недопустимо. Что мне сказать пригласившему? Что я ужасно нездорова? Или правду, что Вы настолько не желаете отпускать меня, что готовы поставить в неловкое положение?
- Вы сегодня выглядели необыкновенно радостной, танцуя вальс, - продолжил колко Штольман, - не похоже, что дело было только в этикете.
- Хозяин раута и его сыновья, по возможности, приглашают всех дам, вовлекая в танцы как можно большее число гостей. - растолковывала Анна супругу ее взгляд на происходящее, но он лишь недоверчиво хмыкнул.
- Вам понравилось танцевать с Долгоруким, Вы просто светились! - возмущенно сказал Штольман.
- Да, понравилось! И что? Мы отлично танцевали, и я не вижу в этом ничего плохого, - обиженно сказала Анна. - Если Вы столь ревнивы, то можете вообще меня на балы не брать! Охотно буду сидеть дома, пока Вы развлекаетесь. Лишь бы вот так не ссориться.
- Я подумаю об этом, Анна Викторовна! - желчно сказал Яков.
Они опять молчали. Через какое-то время Штольман раздумал сердиться взял Анну за руку, но она уже надулась, и с негодованием вырвала у него пальчики.
- Вы все испортили! - со слезами в голосе сказала она, и отвернулась, сцепив руки в замочек.
Яков почувствовал себя несправедливо отверженным. Он с досадой вздохнул, но не стал спорить. У Штольмана сдавило виски легкой головной болью, и он поморщился. У него было очень много бесед за сегодняшний вечер, многое предстояло обдумать. Сегодня еще предстояло поработать, чтобы утром отослать свои предложения полковнику Варфоломееву. Якову бы работалось гораздо легче, если бы они с Анной не ссорились.
В меблированных комнатах к супругам сразу пришла горничная, она помогла мадам Штольман переодеться, снять украшения, разобрать прическу. Анна облегченно выдохнув после жесткого корсета, встряхнула кудри, надела пеньюар поверх сорочки, умылась и скользнула под теплое одеяло.
Яков сел за стол, разложил документы и принялся работать, сохраняя очень огорченный строгий вид, не глядя на супругу. Он сосредоточенно писал, быстро заполняя какие-то бланки.
Аня беспомощно сидела на кровати. Однако! У ней не было опыта подобных ситуаций. Мироновы практически не ругались, отличаясь завидным добродушием. А если и ссорились, то не обижались друг на друга, вот так, как Яков, не молчали. Они могли повысить голос, но когда гнев проходил, снова общались. А Штольман такой вредный! Как ей погасить конфликт? Она не виновата ни в чем. Отелло, как есть Отелло! - подумала Анна.
Она легла и, незаметно для себя, уснула, так и не придумав ничего, но сон был поверхностный, тревожный.
Через некоторое время Аня опять проснулась, отметив, что бумаги Яков уже собрал, свечи догорали. Он стоял в рубашке у окна и смотрел на фонари.
Анна не выдержала, встала, подошла, и сама обняла Якова.
- Вы никогда мне не верите, - вздохнула она. Самый близкий мне человек - и не верите. Говорите какие-то гадкие вещи. Как будто подозреваете в чем-то. А я Вам всегда только правду говорю. Сейчас, например, чувствую, как у Вас болит голова в районе висков.
Анна чуть приподнялась на носочки, и мягкими пальцами сжала его виски, изо всех сил желая, чтобы боль отступила.
- Теперь должно пройти, - вздохнула она.
Штольман пораженно молчал, глядя на нее. Аня немедленно рассердилась на него за молчание.
- Ну и стойте тут, - топнула ногой Анна, - доброй ночи! - Она быстро легла в постель, отвернувшись.
Яков сердился сам на себя. Он чувствовал, что его поведение, к сожалению, несколько нелепо. Да что он, в самом деле, себе позволяет, когда рядом лучшая в мире женщина, его любимая Анечка.
В планы Якова не входило отпускать жену ко сну.
Он быстро разделся, и лег, пододвинувшись к Анне. Когда Яков начал целовать ее в шею, она взвилась фурией:
- Не трогайте меня! Вы считаете, можно безнаказанно портить мне настроение, а потом вот так мириться? Вы очень тяжелый человек! - зло сказала Анна. - Нет!
Она имела в виду, что сегодня на поцелуи уже не купится, и дорогой супруг ответит за все свои колкости и плохое настроение.
- Нет? - Неверяще, и как-то даже растерянно спросил Яков.
- Нет! - обиженно сказала Анна, и отвернулась от него.
Яков вздохнул, поцеловал ее в затылок, укрылся и тихо сказал:
- Добрых снов, Анна Викторовна!
Эта ночь была безумно долгой. Анна просыпалась уже несколько раз, а все потому, что ее супруг ворочался с бока на бок. Он явно не спал, иногда шумно дыша, но не решаясь обнять жену.
- Ну что же Вы так громко дышите! - сонно сокрушалась Анна и, перевернувшись, неожиданно стукнула мужа кулачком в грудь.
- Вы не спите, и я, из-за Вас, тоже не сплю, - она стукнула кулачком его еще раз.
Яков обрадованно воспринял этот жест как долгожданную ласку и сигнал к примирению, опять начав жарко целовать Анну в шею. Он был совсем не прочь таких примирений. Почему нет?
Аня вздохнула и перекатилась на мужа. Она легла ему на грудь, подперев щеку кулаком, и сказала:
- Не ревнуйте меня больше, это ужасно неприятно. Обещаете?
Ее нога в панталончиках, тем временем, легла на его бедро.
Кто-то стал совсем смелый в чувственных ласках! - подумал Штольман.
- Я не могу Вам обещать, Аня, Вы слишком привлекательны, Вы не замечаете какими глазами на Вас смотрят окружающие. Но я буду гибче. - сдаваясь, сказал Штольман и тяжело задышал, чувствуя как тонкая нежная рука начала гладить его по груди.
Анна вдруг почувствовала, что Яков сам не рад своей ревности. Ей было всего лишь обидно, а ему было по-настоящему больно от этого разрушительного чувства. Что-то глубоко личное, родом из детства, недоверие к близким, страх предательства терзал его чистую, светлую душу. Не было там никакой темноты! Никакой злобы или агрессии, только тщательно скрываемый от окружающих страх.
Я помогу тебе справиться с этим, Яша, - ласково подумала Анна, и начала целовать мужа.
Завтра им предстояло сесть на поезд и уехать из Москвы, начав путешествие на Восток, в далекую, заснеженную Сибирь.
Скорей бы! Подальше от интриг, светского общества и вездесущих поклонников Анны, - подумал Штольман, но вскоре голова его отключилась, сдавшись под чувственными поцелуями жены.
Штольман лежал на спине, млея от ласк Ани. Голова действительно уже давно прошла, и он чувствовал себя превосходно. Яков потянул вверх тонкую сорочку жены, обнажив ее прекрасное тело. В свете догорающей свечи ему было прекрасно видно молочно-белую грудь с маленькими сосками. Он нежно ласкал рукой мягкие полушария и любовался женой. Аня, будучи сверху, закрыла глаза и откинулась назад, наслаждаясь его неторопливой лаской. Она быстро привыкла доверять его умелым, нежным рукам. Ее муж был очень страстным мужчиной.
Яков любовался потрясающими распущенными волосами Анны, мягкими волнами закрывающими от него ее плечи и грудь. Он хотел не только смотреть, он безумно хотел целовать и ласкать любимую. Поэтому Яков приподнялся и, запечатлев на губах жены поцелуй, перевернул ее под себя, не разрывая объятий. Как он всегда мечтает о ней! И ему всегда будет мало.
Яков вдохнул аромат кожи у ее ключиц, и начал чувственными поцелуями осыпать ее скулы, шею, плечи и, особенно, мягкую грудь, нежно целуя соски. Маленькие вершины твердели под его губами и языком, а он все продолжал их целовать, чувствуя уже нестерпимое томление в паху. Он нежно целовал низ живота, не забывая стягивать с Ани панталоны. Вскоре они были отброшены в сторону.
Аня, улыбаясь, пальчиками ног нежно водила по бедрам и ягодицам мужа, соблазняя его еще больше, пока он не схватил ее шаловливые ступни, и не сжал ее ноги, сильно сжимая в коленях и обнажая вход в сокровенные складочки, направляя туда раскаленный член. Он фиксировал ее ступни у себя на плечах, добиваясь самого глубокого проникновения. Анино лоно сжалось, но податливо впустило своего мужчину, вновь сжимаясь, когда член чуть покидал его, и всякий раз поддаваясь обратно при каждом толчке.
Аня застонала и тяжело задышала, сливаясь с мужем в порыве страсти.
- Ты моя любимая. Я так тебя люблю, Анечка! - прошептал Яков, пульсируя и изливаясь глубоко в ее лоно.
- А я тебя, Яша! - горячо шептала ему Аня, слегка оттягивая его кудрявые волосы своей нежной рукой. Он наклонился к ней, сняв ее ноги со своих плеч и целовал Аню в губы.
Ее ненасытный муж изливался в нее долго, бурным потоком, растирая свое семя ей по ягодицам, животу, и розовым складкам. Яков нежно гладил и целовал Аню, дожидаясь, пока ее дыхание восстановится.
Потом перевернув разомлевшую от страсти супругу на живот, он положил подушку ей под бедра, так чтобы Анне было удобнее, и снова жадно ласкал ее шею, гладкую спину, целуя между лопаток и, не спеша, разводя ей ягодицы.
Почувствовав под головкой члена припухшие от его ласк складки, он обнял Аню рукой под низ живота, и резко зашел, добившись страстного стона жены. Яков почувствовал, как дрожит Аня в его руках от умелых, жадных ласк, и продолжал глубоко и сильно толкаться в ее тесном лоне. Придерживая ее живот горячей рукой, фиксируя Аню под собой, второй рукой он нежно сжимал ее грудь. Губами Яков целовал ее за ушком, иногда чуть прикусывая его.
Наконец, он достиг пика наслаждения и бурно излился в Аню, прижимая ее как можно крепче, пока пульсировало ее лоно, поглощая его горячее семя, часть которого уже текла по ее бедрам.
Потом он укрыл сонную жену одеялом, обнимая, поглаживая, целуя ее лицо, пока их обоих не сморил крепкий сон.