Семейные хлопоты
16 марта 2022 г. в 09:49
Анна проснулась от ощущения тяжести. Еще бы! Сильная рука Якова уверенно лежала поверх одеяла поперек ее груди, одновременно удерживая ее рядом, и надежно укрывая, не желая Анну отпускать далеко от себя.
— Ну, Яков Платонович! Вы еще привяжите меня к кровати! - подумалось возмущенно Анне.
То, что ночью она сама усердно обнимала мужа и льнула в его объятия, она не помнила. Сейчас ей было жарко, тесно, и немедленно захотелось свободы.
Анна осторожно выбралась из теплого кокона, и на цыпочках, пока супруг не проснулся, побежала к кофру раздобыть что-нибудь из одежды и нижнего белья. Первым делом она выхватила из множества вещей невесомую батистовую сорочку с кружевом и накинула на себя.
Отлично! Не может же она разгуливать по комнате обнаженная, как продажная девица, так дело не пойдет. Анна пока не понимала как провести собственные границы, находясь так близко от мужа, и нужно ли их вообще проводить, но ей все еще было непривычно и неловко по утрам.
Каждую ночь Яков раздевал ее, освобождая от панталон и сорочки, а вот до одевания дело дошло лишь единожды — когда в комнате было прохладно, и она проснулась среди ночи.
Анна достала из кофра чулки, нижнюю юбку и остальную одежду. Если уж одеваться, так сразу в утреннее платье.
У Якова Платоновича был чуткий сон — привычка, взращенная еще с юношеских времен. Иногда она давала сбой, когда он сильно уставал и не высыпался, но не сегодня.
В училище крепко спящего однокашника товарищи могли подвергнуть какой-нибудь каверзе, а Яков, со своим самолюбивым горячим нравом, ни за что не стал бы терпеть проделки и шалости над собой. Терпению и смирению он всегда предпочитал раздачу тумаков задирам. Поэтому сейчас, почувствовав неясное шуршание недалеко от себя, он тут же проснулся, и сразу понял, что приглушенные звуки доносятся от вертикального сундука, у которого расположилась в довольно живописном виде его драгоценная Анна Викторовна.
Яков из-под приспущенных век тайно наблюдал за женой. Он чувствовал ее стремление оберегать свою честь даже от него, своего мужа. Это было и забавно, и трогательно.
Однако этим утром он не хотел портить редкий момент, и с мужским хищным интересом смотрел на жену.
Сначала зрелище было совсем, на его взгляд роскошным, жаль, что недолгим.
Анна изящно сидела на коленях, опустив ягодицы на пятки. Обнаженная спина была почти полностью укрыта колечками волос и лишь полоски молочной кожи просвечивали меж разметавшихся прядей.
Ягодицы и поясница с привлекательными ямочками были наполовину обнажены. Умопомрачительная картина, достойная кисти художника эпохи Возрождения. Вид обнаженной со спины супруги сильно взволновал Якова, но он не хотел смущать ее, поэтому даже ощущая закономерное томление, никак не обнаруживал перед ней, что уже не спит.
Анна, похоже, что-то все-таки почувствовала, потому что с быстротой вспугнутого зайца, почуявшего охотника, резко поддалась вперед, и натянула сорочку. Подозрительно оглянувшись на супруга, и не обнаружив признаков его пробуждения, она вновь обратилась к поиску вещей.
Яков мысленно лукаво улыбнулся. Анна была еще по-девичьи довольно стыдлива. Он относился к этому с пониманием. Если вечером, ночью она уступала его напору и страсти, отдавала свое тело во власть его смелых прикосновений, щедро сама делилась своими трепетными ласками с мужем, то утром чаще всего была обратная картина.
Аня по-прежнему пряталась от него, заворачиваясь в обилие невесомых вещичек. Плотно завязывала пеньюар и домашнее платье. Штольману нравилось все в его жене, и эта робкая пробуждающаяся стыдливая женственность тоже. Анна была идеальна. Она была естественна в проявлении своих эмоций и Яков понимал, что она не откроет сразу свою чувственность, ей нужно время.
Он даже был удовлетворен этой непорочностью, как может быть удовлетворен мужчина-собственник, когда он столь пылок и ревнив, и сам обладает высокими моральными принципами.
Штольман догадывался, что придет время, и Анна станет спокойнее. Она с удовольствием будет воспринимать его неприкрытый мужской интерес к себе, но он был готов ждать этого момента, сколько понадобится. А пока ему нравилось подыгрывать и этой утренней скромности, хотя его энергичному и темпераментному телу желалось совсем иного. Того же, что и ночью, ее пылкости, нежных податливых объятий и поцелуев. Да он бы вообще предпочел сегодня с женой из постели не вылезать!
Анна, будто почувствовав взгляд, сердито обернулась, но Яков никак не обнаруживал себя перед ней проснувшимся, продолжая лежать в той же позе.
Он неожиданно вспомнил, как она вчера рассердилась на него, когда он сказал ей о возможной уже сейчас беременности. С Анной Викторовной всегда так — никогда не знаешь, какую реакцию на его слова она выдаст. Да и он хорош. Что за поток резких слов он ей вчера выдал на-гора под влиянием эмоций.
«Я не племенная кобыла» — сказала гневно Анна как отрезала, сверкнула глазами, отказавшись даже обсуждать эту тему. Еще и возмущенно обвинила его в том, что он задевает ее скромность.
Почему? Якова немного беспокоил этот вопрос. Беременность — это естественный этап супружеской жизни. Он даже не ожидал от себя, с каким большим нетерпением будет ждать этого момента. У него так много нерастраченной любви и нежности, что хочется завладеть Анной всей без остатка. Его любви хватит и на нее, и на их детей.
Как это волнительно отдать ей часть себя самого и наблюдать за тем, как меняется ее тело в ожидании первенца.
Яков думал, что должно быть, это главное в мире таинство — быть свидетелем тому, как любовь помогает рождаться новому существу, маленькому и трогательному — одному общему от двух родительских половинок. Получить продолжение себя в любимой, это истиное счастье супружества.
Почему же Аня сказала, что он смутил ее? Может быть, она страшится материнства? Анна — единственный ребенок в семье, на ее глазах не росли братья и сестры. Насколько она вообще осведомлена о том, как протекает беременность, рождение ребенка?
Во всяком случае, он пока не будет говорить на эту тему, раз Анна испытывает неловкость, подождет удобного момента. Или за них быстрее все решит природа.
Тем временем Анна нашла все, что ей было нужно, и молниеносно убежала за ширму. Оттуда донесся ее голос, с нотками укора и хитрой язвительности:
— Я знаю, что Вы не спите! У Вас, Яков Платонович, дыхание почти сразу изменилось, как просыпаться изволили! Не притворяйтесь.
Яков засмеялся и решил вставать, раз он уже так очевидно изобличен в своем подсматривании за женой.
Из-за ширмы виднелись всполохи белых кружев нижней юбки. Анна почти справилась с нательным бельем.
Яков заправил кровать, давая возможность ей не торопиться и почти одеться, и только после подошел к любимой:
— Доброе утро! — сказал он, целуя её в щеку, — Анна Викторовна, жена сыщика и сама отличный сыщик!
Погладив ее пальчики, он отнял их от плательных крючков, и с удовольствием перехватил инициативу, довольно ловко помогая зашнуровать корсет, застегнуть красивое синее шерстяное платье с кружевным воротничком.
Анна быстро и уверенно собирала послушные локоны в объемный пучок перед большим зеркалом.
— Что бы Вы хотели на завтрак, Яков Платонович? — спросила она, подкалывая волосы шпильками и выпуская немного завитков в районе висков.
— Я буду все, что будете Вы, оставляю выбор за Вами. — улыбаясь ответил Штольман.
Уступая инициативу в бытовых вопросах, его радовала возможность понаблюдать за Аней со стороны, узнать ее с помощью простых житейских обстоятельств получше.
Яков подмечал и раньше, еще в Затонске, за Анной Викторовной, каждую мелочь. А теперь, после венчания, он мог узнать ее со скрытой от него ранее, домашней стороны жизни.
Каждая грань ее характера оказывалась интригующей, дополняла портрет жены новыми красочными деталями. Наверное он просто был очень влюблен в свою жену.
Штольман хотел было пойти за открывающей дверь супругой, чтобы сопровождать ее.
Анна поняла мужа без слов и погрозила пальчиком:
— Яков Платонович-Яков Платонович! Никуда я не денусь. Вот спущусь на первый этаж, и сразу же вернусь. С кофейником!
Не дожидаясь ответа, она, довольная собой, выскользнула за дверь.
Яков удержал себя, призывая к благоразумию. Ничего страшного, если Анна сходит, распорядится насчет завтрака сама. Если он будет продолжать опекать ее в том же духе, она, чего доброго, поднимет бунт. А бунт Анны Викторовны явление почти неукротимое.
Штольман приступил к утреннему ритуалу бритья. Он брился бы и на ночь, но заметил, как супруга по вечерам чувственно прикасается к его щетине. Ей явно нравилось ощущение его небритости на своей коже.
Бритье было простой ежедневной процедурой, лишенной флера романтики, но Анна Викторовна думала иначе. Она, тихонько вернувшись в их апартаменты, с замиранием сердца, восхищенно смотрела на Штольмана, уверенными отточенными движениями рук брившего лицо.
Когда Яков вытерся полотенцем, он сказал озорно выглядывающей из комнаты супруге:
— Идите сюда, Анна Викторовна!
Поцеловав ее несколько раз в губы и, беспорядочно, в лицо и шею, не выпуская смеющуюся от удовольствия жену из объятий, он спросил, что же она находит такого интересного в простом утреннем бритье, уже не первый раз?
— Вы просто очень красивый, Яков Платонович! — ответила Анна, любовно оглядывая его и прикасаясь пальчиками к гладким щекам. А когда бреетесь — особенно!
Яков покачал головой. Вот уж искренняя бесхитростная ценительница мужской красоты! Он вообще недоумевал, что Анна Викторовна нашла красивого в нем, серьезном мужчине средних лет, но она смотрела на него с таким любованием, что он, Яков, охотно верил, и ему были очень приятны ее слова.
В комнате на туалетном столике лежали пригласительные. Ими следовало заняться. Бал, музыкальный вечер, литературный салон. С легкой руки Княгини Багрянской их ждали в лучших домах Москвы, но по-настоящему важным было Штольману попасть лишь на один званный вечер. Он передал карточки жене.
— Анна Викторовна, справитесь с ответами?
Анна рассмеялась. Они с мамой столько таких вот писем отправили! Мария Тимофеевна любила наносить визиты и принимать гостей в ответ.
На оставшиеся без внимания пригласительные нужно было непременно ответить вежливым отказом, это была часть ритуала, ведь оставленные без ответа карточки означали, что приглашение принято. Хозяева будут ждать чету Штольман с визитом. Анна взяла карточки в руки, с интересом рассматривая.
— Вот здесь нам нужно сегодня обязательно появиться. — Яков указал Анне на черную карточку с золотым тиснением «Императорское Русское Географическое Общество».
— А Вы расскажете, зачем нам нужно посетить этот прием? — с интересом спросила она.
Яков улыбнулся. Любопытство было у Аннушки неискоренимым. Не просто справить новое платье, нарядиться и отправиться покорять московское общество, а знать зачем, почему. Штольман не стал скрывать.
— Мне нужно быть представленным нескольким людям, недавно побывавшим с картографическими изысканиями в Сибири. Поговорить с ними, забрать письма. Совсем скоро там, куда мы отправляемся, будет заложено строительство железной дороги, соединяющей Дальний Восток с Сибирью и Центральной Россией. Путешественники подготовят речь о своей миссии. Это географы, военные разведчики, инженеры. Благородная и просвещенная публика. — Штольман поцеловал жене руку. — Уверен, Вам будет тоже очень интересно послушать и быть представленной этим незаурядным людям.
Анна задумалась, рассматривая приглашение. Прием проводит московский генерал — губернатор, Великий князь Сергей Александрович с супругой. Нужно было надеть изящный закрытый наряд для вечера. У нее как раз есть подходящее бархатное платье теплого, нежного оттенка спелого персика. Она мечтательно заулыбалась. Якову непременно понравится ее наряд! Когда Анна примеряла его у швеи, она напомнила себе царевну из сказки.
— Аня, сколько Вам нужно времени вечером на сборы? — спросил Штольман.
— Если поможет горничная, то часа два, прическу я сама легко соберу, а вот с отутюживанием платья нужно будет повозиться.
Яков взглянул на брегет, отсчитывая часы до приема.
— Замечательно! — сделал вывод он. — Тогда я приглашаю Вас съездить за покупками, если мы этим не нарушим Ваш ритуал сборов.
— Ну разумеется, не нарушим! — азартно сказала Аня. — Не буду же я целый день крутиться перед зеркалом.
Анне очень хотелось прогуляться по зимней Москве. А вот заниматься покупками не очень. Разумеется, если Якову Платоновичу что-то нужно, то она с удовольствием с ним пойдет куда он скажет. А вот ей самой мама нашила столько всего. Еще ни разу не ношенные новые вещи лежали в сундуках и ждали своего часа, когда их молодая хозяйка войдет во вкус модничать и наслаждаться произведенным впечатлением в свете.
— Яков, — начала объсняться Анна, — у меня все есть, мама собрала мне приданого на несколько лет безбедной жизни. Я даже иногда с крайней досадой думаю, что столько вещей мне не сносить и много дольше.
— Нет Аня, так не пойдет, — улыбнулся Яков, взяв руку жены и приложил к груди, к сердцу, — Вы знаете, что невест принято баловать? У меня не было возможности поухаживать за Вами до свадьбы, все объяснения случились между нами так стремительно, и желание порадовать Вас подарками у меня осталось неудовлетворенным.
Потом, у меня есть основания полагать, что в Центральной России наша семья появится вновь, только спустя несколько лет. Отдаленность места службы почти наверняка не позволит вернуться обратно раньше, хотя бы в отпуск. Однако отдаленности тоже пугаться не стоит — почта в Российской Империи работает превосходно. У Вас будет возможность выписать все, что Вашей душе угодно. Но все же мне будет спокойнее, если часть покупок мы сделаем заранее. Прошу Вас уступить мне в этом вопросе и пойдемте скорей завтракать. — с шутливой просьбой завершил свою речь Штольман.
Подойдя к столу, Яков мысленно восхитился сервировкой. Аскетичный педант, в глубине души он был тонко чувствующим красоту эстетом. Штольман замечал, как Анна сама стремится к гармонии. Белоснежная льняная скатерть и салфетки, столовое серебро, фарфоровая посуда. Вся эта роскошь незаметно появлялась из их походного погребка — маленького сундучка для посуды и еды, и так же незаметно исчезала. Венчал сервировку пузатый серебряный кофейник с зажженой спиртовкой внизу.
На завтрак Анна взяла в трактире на первом этаже гурьевскую кашу — сваренную на молоке манку с орехами, сухофруктами, пряностями.
Также на столе было немного отварных яиц, только что испеченные калачи, завернутые в горячие салфетки, сайка, масло.
Анна была удивлена обилием фруктов в зимней Москве, не только традиционными яблоками и грушами, а также абрикосами, виноградом, вишней, лимонами и даже клубникой, но взяла к столу из этой роскоши лишь немного персиков. Всю эти прекрасные фрукты и ягоды выращивали прямо в городе, в круглогодичных теплицах деятельные купцы.
Кофе по-венски с сахаром и сливками, подогреваемый пламенем спиртовки, источал дивный аромат, искушая молодоженов.
Яков отодвинул для жены стул, усадил ее. Анна деловито разливала ароматный напиток в пару кофейных чашек, посматривая на мужа. Он задумчиво намазывал масло на сайку для себя и для нее.
Анна смотрела на Штольмана и думала, что кто бы знал, что Яков Платонович окажется таким ласковым мужем? Обычно суровый на службе в своем полицейском участке, сдержанный по обыкновению с ней, не балующий проявлением эмоций, закрытый. Еще месяц назад он в Затонске по обыкновению на рабочем месте, встречал ее то радостью, то хмурой внимательностью, то саркастично ссорился с ней, но почти неизменно держал дистанцию. Если бы она знала что он на самом деле такой. Такой добрый и заботливый, и так прекрасно к ней относится.
А сейчас она чувствует от него только всё большую любовь и ласку. Даже их размолвки не очень огорчают ее. Особенно если сразу за ними последует примирение… Яков ночью был таким нежным.
Конечно прошло всего ничего времени после венчания, но все-таки?
В чем секрет таких перемен в его настроении и поведении? Она и сама не знала, но догадывалась, что это взаимная любовь, которой они открыли двери в своих сердцах, доверились друг другу, так преобразила ее мужа.
Штольман будто почувствовал направление мыслей супруги, потому как улыбнулся и, подавая бутерброд, спросил:
— О чем же Вы думаете, Анна Викторовна?
— О Вас думаю, Яков Платонович, какой Вы замечательный, и о том, как я счастлива! — просто ответила Анна.
Яков улыбнулся своей скупой, недоверчивой, но радостной улыбкой, и заглянул Анне в глаза, словно пытаясь там что-то рассмотреть и найти другие ответы.
— Что? — с шутливым вызовом посмотрела на него супруга и рассмеялась, протянув ему персик.
После завтрака Яков Платонович велел извозчику направляться в район восточного проезда между Никольский и Ильинкой, где находилось несколько торговых пассажей, объединенных под единой крышей. Огромные здания, состоящие из трех наружных и одного полуподвального этажей. Свыше тысячи магазинов объединялись в нескончаемые ряды, по которым тек нескончаемый поток покупателей. Было красиво, но шумно и сутолочно.
В магазине пошива статского обмундирования Штольман заказал себе комплект формы полицеймейстера — плащ, летний и зимний мундир, сюртук, форменные шаровары, перчатки. Также подобный комплект парадного варианта формы, для торжественных случаев.
Приказчик, почтительно кланяясь, снял мерки, условившись выполнить работу за несколько недель и отправить господину по месту требования.
На Ильинке, в том числе, располагалось много магазинов, торгующих меховыми изделиями. Туда и держали теперь путь супруги Штольман, но перед первым же магазином Анна неожиданно заупрямилась:
— Яков Платонович, — зашипела Анна на ухо мужу, — может, все-таки, мы туда не пойдем? На эту сумму в Вашей Сибири можно купить небольшую деревеньку вместе с домами, огородами, мельницей и даже работниками!
На самом деле просто Аню пугали бесконечные примерки и подгоны одежды. Так повелось еще с детства. Мария Тимофеевна слишком переусердствовала, стремясь наряжать единственную дочь.
Штольман улыбнулся, перехватив неугомонную супругу за локоток и также склонился над ее ушком:
— Анна Викторовна, нам деревенька не нужна, а вот Вам хорошая теплая шуба просто категорически необходима, я настаиваю.
Анна возмущенно косилась на вереницы висящих изделий из роскошного меха всех видов:
— Это будет выглядеть слишком вызывающе для тамошних мест! Я буду выглядеть слишком вычурно — упрямо стояла она на своем, но старалась подобрать аргументы, объясняющие ее настроение.
— Это будет наоборот, уместно для тех краев, куда мы направляемся. — объяснял ей Штольман терпеливо, — Вы не знаете сибирских купцов и промышленников, Анна. Эти люди ворочают миллионами, их жены, как и они сами, а ровно и их наследники, одеты зимой сплошь в дорогие сибирские меха и Вам, моя дорогая супруга, не по чину мужа, появляться там в девичьем пальто.
Я уже не говорю о морозах в -40 градусов, снеге и холодных ветрах! Сибирь не Затонск и не Москва. — сказал Штольман и с иронией прикоснулся кончиком указательного пальца к ее щеке, убирая локон, за что получил в ответ сомневающийся взгляд.
В меховой лавке приказчицы, одетые в красивые серые форменные платья из шелка, наперебой стали предлагать различные варианты верхней одежды для такой привлекательной мадам.
Яков с Анной остановили выбор на шубе из серебристой лисы, пошитой мехом вовнутрь, покрытой серо-синим бархатом и расшитой жемчугом. Подол и воротник были оторочены все тем же серебристым мехом. К шубе прилагалась меховая горжетка, шапочка и муфта. Изящные кружевные серебряные пуговки как нельзя лучше гармонировали с этим сказочным нарядом. Анна в этой шубке и шапочке была похожа на снегурочку.
— Это что такое, любезный? — Анна спросила главного приказчика, недовольно ткнув пальчиком на выделанную лисью голову и лапы, «кокетливо» расположенных на горжетке, муфте и подоле.
— Мадам, — засуетился приказчик, — это мода сейчас такая, охотничий трофей как элемент отделки.
— Нужно убрать эти трофеи. — категорично отрезала Анна. — И отсюда тоже — она показала на лисью голову и лапки у воротника.
Из подсобного помещения выбежали еще две барышни и, вооружившись булавками, они отмечали, как нужно исправить изделие.
Яков, особо не раздумывая, купил себе шинель, пальто-редингот с цельной меховой пелериной мехом наружу, форменную меховую шапку. Лавочник, обрадованный крупным заказом, обещал непременно доставить все сегодня же вечером. Пусть мадам не беспокоится, ее шуба будет исправлена в лучшем виде!
Анна Викторовна, — покачал головой Яков, когда они вышли из лавки, — а в Вас чувствуется бунтарский дух. — Но выглядел при этом довольным, наверное потому что этот бунтарский дух он сам утихомирил, и она уступила ему.
Штольман завлек супругу еще в безумное количество магазинов. Они смотрели готовые платья по последней парижской моде, которые молоденькие приказчицы тут же садили по фигуре, вооружившись булавками и сантиметровой лентой. Они кружили вокруг Анны, подрубая подол по ее росту, убирая лишние сантиметры на платьях в талии.
Заглядывали супруги Штольман и в лавки с кружевом, где продавались восхитительные русские и иностранные, немецкие, французские и венецианские изделия ручной работы, в лавки с шерстяной одеждой.
В отделе перчаток, при примерке, молодцеватый бойкий купец так вцепился в Анины пальцы, поглаживая их, якобы расправляя плохо сидящую перчатку, что Анна замешкалась, смущенная, и только гневный взгляд Штольмана урезонил выскочку.
В каждом магазине они сделали дорогие, но качественные, полезные и нужные покупки. Часть бумажных свертков они несли с собой, часть должны быть доставлены в «Малороссию» к вечеру.
Наконец, они дошли до большого светлого холла с высокими потолками, украшенного расставленными большими зелеными растениями в кадках. В помещении стояли столы и кресла для отдыха покупателей. Здесь же для удобства гостей лежала почтовая бумага, каталоги магазинов и журналы мод.
— Анна Викторовна, какого цвета на Вас сегодня будет платье? — спросил неутомимый Штольман.
— Бархат, персикового оттенка, — ответила ему жена и буквально упала в кресло. Ей было жарко, и она немного утомилась от бесконечной многотысячной реки покупателей и лавочников, в которой они крутились последние несколько часов в сутолоке.
— Я сейчас вернусь.- оценил Яков ее физическое состояние и отошел к ювелирному магазину.
Анна проводила его глазами и, немного отдохнув, решила зайти в соседнюю лавку. Ее неудержимо влекло туда. Вывеска на входе гласила: «Лучшие серебряные изделия в русском стиле от купца П.И Сазикова».
Чего там только не было! Анна ходила от витрины к витрине, удивляясь мастерству фабриканта и разглядывая великолепные вещи. Сервизы с византийскими и русскими орнаментами, серебряные канделябры со скульптурами. Особенно ей понравился кофейник со скульптурой белочки, грызущей орешки, украшенный по мотивам сказки Пушкина.
Анна немного поговорила с купцом, рассказавшем ей о поездке на последнюю выставку серебряных изделий в Лондоне.
Повинуясь порыву души, она купила в этой славной лавке изящные серебряные погремушки для младенцев, почему-то сразу две. Нежно улыбаясь, она убрала их в сумочку.
— Мадам! — остановил ее улыбчивый лавочник, когда она собиралась уходить, — примите от меня скромный комплимент. - Он преподнес ей маленькую брошь с совушкой. — Эта вещь помогает славным людям, защищает их от внушений, и дарует мудрость — заговорщицки прошептал он.
— Спасибо — тепло поблагодарила Анна такого радушного хозяина магазина.
Яков довез Анну до апартаментов, помогая донести и разложить покупки. Позже он оставил ее отдыхать, собираться на прием, интригующе блеснув глазами, он пообещал помочь с выбором украшений перед выходом.
Сам он достал из кофра темный вечерний костюм, состоявший черного фрака, черных брюк, черного жилета, черного галстука и ослепительно белой рубашки. Яков отдал распоряжение горничной подготовить его после того, как она закончит с платьем Анны Викторовны.
Сам же Штольман поехал на вокзал, заниматься неотложными делами службы и провожать Алексея Юрьевича, сегодня начавшего свое большое путешествие в Сибирь.