Притяжение влюбленных сердец

Анна сидела в вагоне первого класса и наблюдала в окно, украшенное нарядными расшитыми занавесками, как вещи, которые они с Яковом отобрали для поездки, грузят в багажное отделение поезда. Работники вокзала ловко подхватывали из передвижной тележки кофры и чемоданы, перенесли несколько объемных коробок. В них, среди прочего, находился новый фотографический аппарат мужа, бумага и реактивы для проявки фото. Здесь также были картонки с аккуратно уложенными шляпками Анны. Собирались они по отдельности, но тем не менее, теперь это были их общие вещи, их новоиспеченой семьи, лежащие в их общем семейном багаже. Аня улыбнулась, вспоминая как муж накануне объяснял ей, сколько чемоданов поедет с ними, а сколько будет оправлено почтой. Он тогда предложил ей выбрать одежду для ближайших недель, при этом большую часть места оставив Анне, выделив ей лучшие кофры для платьев. Супруга же, выслушав его советы, в какой-то мере взяв с мужа пример, оставила лишь необходимое. Она не будет легкомысленной кокеткой и затруднять их дополнительными хлопотами в дороге. Яков стоял на перроне и хмуро переговаривался с дежурным по вокзалу в ярком кителе, показывая ему бумаги. Служащий явно оправдывался, вид имел встрепаный и возбужденный, и в чем-то горячо заверял Штольмана. Яков поглядывал на свой брегет, с неудовольствием замечая погрешности в расписании. Их синий вагон был прицеплен ближе к середине состава и отличался планировкой от других вагонов первого и второго класса, в которых ранее семья Мироновых ездила в Москву к родне. Тогда Анне приходилось путешествовать в небольших купе, сидя на мягких диванчиках. Вещи они складывали в большие, укрепленные на стенах корзины. Сегодня же в их распоряжении было совершенно другое купе. Здесь был и большой стол, на котором стояла лампа с абажуром, и вместительный диван, с креслами, обшитыми красным бархатом. На стене висело огромное, в полный рост, зеркало в бронзовой раме. Ехать им предстояло около четырех часов, и Яков Платонович рассчитывал поработать с бумагами в дороге. Саквояж с документами уже стоял на тумбочке в ожидании господина надворного советника. Анна улыбнулась и начала рассматривать свой новенький дорожный несессер - подарок мужа. Казалось мастер, его изготовивший, перещеголял своих конкурентов в умении компактно уместить десятки, а то и целую сотню разнообразных предметов. Отделение с расческами и гребнями, кармашек с ажурными носовыми платочками, помады, косметические средства, мыло в мыльнице, зеркальца, ножницы, швейные принадлежности. Аня покачала головой, дивясь на такое произведение искусства. У Якова Платоновича был похожий, разве что менее претенциозный, наполненный элегантным походным мужским набором. Анна подумала о том, что её муж элегантен во всем. Зайдя в купе, Яков улыбнулся супруге. Он сказал, что все в порядке, доволен тем, как погрузили их вещи, и в целом, их местами. Вид у Якова был весьма удовлетворенный. Ему тоже понравилось их купе, где они проведут время вдвоем. Он разложил бумаги и, достав дорожный набор письменных принадлежностей, принялся что-то изучать. Анне очень нравились в муже его собранность и работоспособность. Она давно заметила, с какой потрясающей скоростью он читает, формулирует письменную речь, умеет работать с несколькими бумагами одновременно. Вид при этом у Штольмана совершенно невозмутимый, он успевает еще что-то отвлеченное говорить супруге, без видимого труда пишет еще и еще, ни на секунду не теряя цепкой мысли. Полюбовавшись на Якова, Анна достала из чемодана пару книг и журнал, решив, для начала, продолжить свое знакомство с творчеством Достоевского. Это была почти новая книга у Мироновых, она уже прочитала ее наскоро во время вынужденного заточения дома, а теперь хотела вчитаться в подробности, остановившись на избранных главах. Штольман изучал донесения прошлых лет с места его предстоящей службы и намечал список документов, выписки из которых он хотел бы истребовать из московского и петербургского архивов военного ведомства. Он, не без удовольствия, скрытно наблюдал за супругой, подмечая каждую деталь ее внешнего вида и каждый оттенок её настроения. Ничего не мог поделать с собой, на Анну Викторовну хотелось смотреть бесконечно. Он когда-то думал, что сможет без нее? Невозможно быть таким самонадеянным. Без Анны каждый день был бы мучением. Яков находил черезвычайно приятным ее общество. Рядом с супругой становилось очень тепло на душе. Штольман подумал, что она своей мягкостью внушает ему спокойствие, уравновешивает его. Своей добротой, лаской и легконравием Анна настраивает его на самый мирный лад. Яков вспомнил, как утром, встав с постели, она радостно поцеловала его. Он тогда пришел от коридорного, принес с собой несколько ведер горячей воды для ее утреннего купания. Яков сильно беспокоился о том, с каким настроением проснется утром его жена, и не будет ли она огорчена переменами своего самочувствия после их первой ночи. Аня же встретила его любящими глазами и сияющей улыбкой, от которой и его мир немедленно озарился радостью бытия. Анна сидела за чтением прямо, с идеально ровной спиной и изящным наклоном головы. Она держала книгу довольно высоко, на ладони левой руки. Дочитав страницу, Анна бережно переворачивала её подушечкой указательного пальца правой руки. Было во внешности Анны и её манерах какое-то благородство самого высокого разряда. Он заметил вдруг, как тревожны и сострадательны стали её умные глаза. Что же Анна Викторовна читает? Увидев название, Яков задумался. Повесть о жизни на каторге была эмоционально тяжелой и потрясла Анну. Особенно ее задели отдельные моменты. Аня читала о том, как люди, живя в остроге, смотрели через щели в частоколе на зеленую траву и степь, неделями не видя никакой живой природы. Еще ее поразило описание устройства кандалов, которые никогда не снимались, от которых появлялись незаживающие раны и отнимались ноги. Дойдя до описания содержания больных узников, она почувствовала невыразимое сочувствие к бедам людей. Зачастую их страдания были несоразмерны деяниям. Анна интуитивно отметила, что настроение мужа изменилось. Казалось, несколькими минутами ранее он был вполне благодушен. Теперь же, работая с теми же документами, он стал вдруг хмур и раздражен. Меж бровей Якова пролегла глубокая морщинка, глаза скептически сощурились. Решив не отвлекать мужа ненужными вопросами, она продолжила чтение. Анна читала о том, как узникам назначают за провинности удары палками тысячами штук, и что это все равно, что казнь, потому как каторжане после этого, если не падают замертво, то умирают от ран в лечебнице. Она подумала о том, что люди черезвычайно жестоки к друг другу и, невозможно, отбывая столь суровое наказание, хоть как-то стать лучше, исправиться, а не ожесточиться еще больше. Анна заметила, что ее супруг стал необычайно мрачен и суров. Он явно избегал ее взгляда, вчитываясь в строки документов, сжал губы и утратил свою привычную доброжелательную невозмутимость. Яков о чем-то хмуро размышлял. Может быть, своим присутствием она мешает ему работать? От этой мысли ей в тот же миг стало неловко и неуютно. Аня огорченно подумала, что еще утром Яков был таким нежным и внимательным, не сводил с нее своего любящего взгляда. Почему же сейчас он не смотрит на нее, молчит и злится? Она почувствовала себя ужасно несчастной. - Анна Викторовна, кто вам дал эту книгу? - неожиданно резко спросил Штольман. Анна сильно удивилась вопросу, но ответила: - Яков Платонович, я взяла с собой книги из домашней библиотеки. Мне говорили, что появились новые, пока я болела. Я увидела подборку, и, с папиного разрешения, взяла. - Анна Викторовна, это наиболее вредная и сомнительная книга, которая сейчас могла бы вас занять, в данной ситуации, - раздраженно и строго сказал Штольман, - я не одобряю ваш выбор. Он подумал, что это самое неуместное, что могли бы дать почитать его жене. "Записки из мертвого дома" - реалистичная и мрачная повесть, полная безысходности и тоски, о местах, подобных тем, куда они направляются, и где он будет человеком, вторым по важности после генерал-губернатора. - Полноте, Яков Платонович, - удивленно и оторопело ответила Анна. Она никак не могла взять в толк, что происходит, и что так рассердило его. - Я читаю эту книгу уже второй раз, нахожу все, что там написано, очень важным для публичного обсуждения. - Да, я заметил, все листы уже разрезаны, - все так же сердито сказал Яков, - позволите узнать, что вас растревожило больше всего? - Извольте, - сказала спокойно Анна. Она начала мирно перечислять все вопиющие, с ее точки зрения, примеры обхождения с арестантами. Анна даже достала тетрадку с записями, куда законспектировала некоторые моменты. Яков в раздражении слушал, как его Анна, с её тонкой душевной организацией, уже восприняла и осмыслила для себя все, что могла дать ей эта книга. Загибая пальчики, она, не забывая ничего, пересказывала и про клейменые лица, и про бритые вполовину головы, клопов, тараканов, нары в 3 доски шириной и другие ужасы, которые Достоевский описывал с явной целью опорочить систему наказания в Российской Империи. - Но позвольте, - раздраженно заметил Штольман. - о каких достойных условиях для людей, совершивших столь тяжкие деяния, вы говорите? Анна Викторовна, вы помните тех людей, которые отправились на каторгу за последний год в Затонске? Вы им сочувствуете? Этим насильникам, ворам и убийцам? Вы помните Громову, убившую двух молодых женщин? Вы помните Филина, убившего Олимпиаду Курехину и чуть не было не убившего вас? Вы помните немого Митяя и других? Считаете, что они достойны чего-то большего? Яков вспомнил почти о всех преступниках, которых они поймали, зачастую и с ее помощью. - Но, помилуйте, Яков Платонович, они ведь все равно люди. Если им сохранили жизнь, то к чему такие ежедневные мучения? Разве будет человек после столь длительных лишений хоть как-то способен жить в поселении? - горячо спросила Анна. - Эти люди превосходно живут после отбытия срока. Из Сибири им не дозволяется переселяться обратно, в западные губернии, а тем более, в столицу. Они работают, заводят семьи с такими же каторжными.. - спокойно, немного цинично сказал Штольман. Он вспомнил о Нежинской, которой грозила не то виселица, не то бессрочная каторга, но даже эта мысль не поколебала его. Судьбу свою Нина Аркадьевна выбрала себе сама. - Яков Платонович, но ведь есть люди, осужденные за менее тяжкие преступления. Но они содержатся в точно таких же условиях! Подумать только, этим людям не снимают кандалов даже тогда, когда они умирают в мучениях от болезней, и расковывают их только при захоронении. Ведь там же не только насильники и убийцы. Там есть воры, есть мошенники, есть политзаключенные, в конце концов. - спорила его жена. Штольман подумал, что политзаключенных там как раз таки на порядок больше, чем уголовников. Всех смутьянов вывозят в нынешние времена в острог, и небезысвестный ей писатель Достоевский сам отбывал наказание по обвинению в заговоре. Он ничего не сказал, но мрачно принял все рассуждения супруги на собственный счет - ему заведовать в тех забытых краях и полицией, и каторгой, и ссылкой. - Анна Викторовна, лучше выберите себе для чтения другую литературу, а эту книгу отдайте, - сказал Яков и требовательно протянул руку. - Мне что же, теперь и книги вам показывать свои и разрешения испрашивать? - с недоверием посмотрела на мужа Анна. Как это было обидно! Её ни разу в жизни не ущемили в выборе какой бы то ни было литературы. Аня читала целыми полками и дамские романы, и юридическую литературу папы, и всех писателей, что были дома. - Я буду сам смотреть, - поднял брови Яков. - Я обещал заботиться о вас. Считаю эту книгу опасной для вашего горячего сердца и неокрепшего ума, - сказал Штольман серьезно. Анна в неверии вскочила с дивана и воскликнула: - Это почему?... Неокрепшего ума?! Насколько же наивной, легковерной и глупой вы меня считаете, Яков Платонович! - ее красивые губы кривились от обиды. - Аня, я не считаю вас глупой, - спокойно и рассудительно пытался донести до супруги Штольман, - но вы легко сейчас осуждаете то, о чем не достаточно осведомлены. - Я не осуждаю сгоряча, я пока об этом слишком мало знаю, - запальчиво и обиженно говорила Анна. Вот это вот "пока об этом слишком мало знаю" уже не на шутку встревожило Якова. Он знал ее тягу к знаниям и умение добиваться своего. Если его жена поставила цель узнать, она узнает и составит об этом свое, несомненно сострадательное мнение и немедленно отвернется от своего мужа. - Аня, отдайте книгу, - он опять требовательно протянул руку и строго сказал: - Вы должны разделять мои взгляды. - А то что? - горько сказала Анна. - А вы мои взгляды не должны разделять? Ну хорошо, не разделяйте, - тут же поправила свою мысль она. - Но ведь вы и мне не дозволяете иметь мнение, отличное от вашего! Анна сделала быстрый шаг к двери, намереваясь выйти из купе, но Яков мгновением раньше схватил ее за локоток. - Сударыня, вы никуда отсюда не уйдете! - рассерженно сказал он. Это раньше вы могли убежать от меня при любой размолвке и не показываться неделями. А теперь, извольте, вы мне жена. - Да я просто в коридор хочу выйти, в окно посмотреть, - остро взглянула на Штольмана Анна, потупившись на миг, но тут же подняв на мужа голубые глаза, - это мне дозволяется? - В коридор можете идти, - уже мягче сказал Яков. Он расслабился, сообразив, что Анна никуда не собирается сбежать. Выйдя из купе, Анна сердито смотрела на проплывающую мимо деревеньку и пыталась понять, что же это такое сейчас было с Яковом Платоновичем и как ей вести себя дальше. Она хоть и сердилась на него, но не хотела ссориться в будущем. Дверь позади щелкнула, и Штольман встал рядом. - Анна Викторовна, что же, - напряженно сказал он, - мы так и будем с вами в ссоре? - Я с вами не ссорилась, - сказала его жена, потупившись. - Я не могу работать, пока вы здесь стоите огорченная. - Яков взял ее руку в примирительном жесте. - Вы так и будете обижаться? - Конечно же нет, - вздохнула Анна и зашла обратно. Яков вернулся следом за ней. Внутри купе он крепко обнял ее, прошептав: - Меня гнетет, что, отвергая мои взгляды, когда-нибудь вы, разочаруясь, отвергните и меня, - сказал Штольман совершенно севшим голосом. - Ну что за фантазии, Яков Платонович, - опустила голову Анна ему на грудь. - Я люблю Вас и никогда не отвернусь, что бы ни происходило. Потом она взяла злочастную книгу и отдала мужу, однако Яков, поцеловав ей руку, покачал головой и вернул книгу обратно. Поезд прибыл в Москву через пару часов. Штольман успел сосредоточиться и поработать, Анна почитать его сборник "Уложение об уголовных наказаниях". Потом они пили чай в вагоне-ресторане, ели засахаренные орешки, смеялись и никак не вспоминали недавнюю размолвку. Они оба не знали, что книга действительно оказалась у Анны неспроста и была выбрана с умыслом. Тем самым, о котором подумал Штольман. Чтобы Анна, вчитываясь, невольно отвращалась от человека, служащего интересам государства в таком непростом деле. На одной из книг из той подборки, до которой Анна еще не добралась, стояла дарственная надпись: "В знак сожаления о возникшем между нами недопонимании и в знак моего глубочайшего к Вам уважения, примите от меня этот скромный подарок. Надеюсь, книги развлекут Вас и ускорят выздоровление. Искренне Ваш, К.В. Разумовский.