Притяжение влюбленных сердец

Снег падал невесомым тонким покрывалом на двух возлюбленных, оказавшихся в ночном парке. Они стояли, прижавшись к друг другу, казалось, целую вечность. Время как будто остановилось, слова больше не шли. Яков обнимая, растворился в Анне и забыл обо всем, что их окружало. Он всегда запрещал себе чувствовать, находясь рядом с ней, опасался опалить свое закрытое холодное сердце. В то же время Яков всегда неосознанно ждал, что она сделает первый шаг, сломает эту стену, нарушит запреты и позволит быть рядом с ней. Аня любила родных и близких со всей широтой своей распахнутой души. Он же смотрел на этот пир чувственности и ревновал, даже завидовал тем, кого касалась ее тепло, не смея подойти и погреться. Теперь близость ее открытого доверчивого сердца и мягкого тела совершенно опьянила его. Она выбрала его. Он когда-то боялся обжечься? Сегодня Яков просто горел ярким огнем взаимной любви, вспыхнув как порох от ее признания. Казалось большего счастья и большей трепетной радости нельзя было представить. Он легонько целовал ее лоб, волосы, тонкую кожу возле виска, вдыхая нежный девичий аромат. И не было большего счастья, как просто вот так стоять тут рядом. Анна тихо дышала, прикрыв глаза и прижавшись к его груди. Она не издавала звуков, не говорила слов, и, слава Богу, не плакала. Однако она почти не шевелилась и Яков забеспокоился. - О чем вы думаете, Анна Викторовна? - осторожно спросил Штольман. Анна молчала. Потом она коротко вздохнула и сказала: - Давайте умрем, Яков Платонович, - Анна еще раз устало вздохнула. - и всегда будем вместе. Штольман улыбнулся ее наивным чаяниям. Чтобы быть рядом, умирать было необязательно. - Ну уж нет, я приложу все усилия, чтобы вы жили долго и счастливо, - тепло сказал следователь, - и я тоже. - Нам пора, Анна Викторовна. Ночь уже, вы совсем озябли, меня беспокоит ваше самочувствие. - Я не хочу уходить от вас. - жалобно сказала Анна. Яков еще не привык к тому, что они говорят искренне и без недомолвок, но ощущение от этого было очень приятное. Штольман как будто задышал свободнее и уверенне, кажется, он начал понимать Аню гораздо лучше. Плотина недоверия и приличий потрескалась и бурный поток взаимных чувств рисковал прорваться в любой момент. - А вы не покидайте меня. - просто сказал Штольман. - Я не хочу сейчас вас отпускать, нам нужно разобраться, поговорить нормально. Он уверенно взял ее руку в свою и твердо повел к выходу из парка, пока Аня не замерзла совсем. Где же поговорить им? Ничего не придумав, он повел ее в участок. Было смешно, глупо. Они опять встречаются в полиции, но приличия нужно было соблюсти. Ночью в трактире находиться барышне не по статусу, а о том, чтобы воспользоваться пустующей квартирой на Столярной, он и думать не хотел. Участок был вариантом лучшим из худших. В полиции хотя бы всегда были дежурные. Достаточно уже компрометировать ее своим поведением. Чего стоила только та пощечина на улице! Ему потом несколько раз приходилось держать ответ перед людьми, обеспокоенными тем, что происходит с Анной. Первым тогда на утро к нему, страдающиму угрызениями совести и головной болью, примчался Петр Иванович и, скинув маску легкомыслия, потребовал объяснений. Вторым, как ни странно, стал Коробейников, собравший в кулак всю свою смелость. Тогда Яков мучился от необходимости объяснить и поведение барышни, не допустив чтоб на нее легла тень осуждения, и самому оправдаться, пообещав что, что бы ни происходило между ними, он не позволит себе обижать ее. Анна доверчиво шла с ним по темным улочкам, ничего не говоря и не спрашивая. Яков крепко держал ее под руку, он раскаивался, вспоминая недавние картины бурного выяснения отношений. Если бы он сподобился поговорить с ней раньше, то, возможно, она бы не так резко отреагировала. Штольман чувствовал ответственность за ее слезы, за то что она пыталась убежать от него по темному парку. Якова всегда восхищало желание барышни Мироновой держать лицо в любой ситуации, сегодня же все вышло не так, и причиной этому была его несдержанность. В участке Штольман бодро скинул пальто и снял котелок, потом помог раздеться непривычно тихой Анне. Он усадил ее на стул и решил заварить сладкого чая. Яков надеялся, что выпив чай, Аня, наконец, скинет оцепенение, и они поговорят. Так и произошло. - Яков Платонович, - сказала Анна севшим голосом, вцепившись в подстаканник. - Я не смогу остаться без вас. Вы родной мне человек. Я часто была с вами непозволительно вспыльчивой, глупой. Простите меня! Я вела себя совершенно по-детски, мне многие говорили... Яков прижал свой палец к ее губам. Когда то она показала ему этот эффективный, но нежный жест и он перенял его. Он не хотел чтоб Анна говорила о себе столь нелестно. - Не продолжайте. - твердо сказал Штольман. Неужели она действительно извиняется перед ним? Винить без сомнения, она должна его. Аня испугалась. Яков Платонович никак не выражал своей заинтересованности в ней и не допускал мысли что останется. Конечно же нет! Он отведет сейчас ее, вздорную мечтательную барышню домой и навсегда оставит ее. Штольман напряженно обдумывал, как ему поступить. Яков гладил ее пальцы и собирался со словами, слова не шли. Говорить сегодня выходило не очень. Но нужно было что то сказать немедленно. Наконец, он озвучил неслыханную для себя дерзость: - Аня, я не могу остаться здесь. Я бы хотел.. - он сжал ее руки и заглянул в её отчаяные вопрощающие в глаза.. я хочу увезти вас с собой, - решился проговорить затаенную мечту он, - если вы согласитесь.. если посчитаете возможным столь радикальные перемены в своей жизни. Я женюсь на вас и вы будете мне женой, будете носить мою фамилию. Нам придется уехать, но я буду рядом с вами и мы будем вместе. Он задумался о том, что делает предложение, однако сделал вывод, что сказал все неправильно, плохо подготовился. К тому же он самонадеянно не учел мнение семьи Мироновых, он бесчестным образом нарушает их запрет, уговаривает, соблазняет их дочь. А ведь ему уже дважды отказали от дома! Как он может поступать столь вызывающе? - Я согласна поехать с вами, - быстро сказала Анна, не дав ему печалиться в самокритике. Она дала ему руку и Яков опять сжал ее, обдумывая происходящее. Учитывая всю её наивность, понимает ли Аня, на что соглашается? Понимает ли все последствия своего шага? Она останется без поддержки родных и близких, отправится в далекий путь с ним, человеком сложным и не всегда приятным, и будет жить в далеком сибирском городе, названия которого даже не слышала. - Анна Викторовна, - Яков заглянул ей опять в глаза, выискивая признаки её сомнений. Он терпеливо начал объяснять все сложности своей службы и все неудобства, которые ей придется претерпевать из-за него. Он рассказал ей о длинной, в несколько месяцев, дороге, о сугробах высотой с ее рост, об оторванности того мира от привычных удобств, так нужных юным хорошеньким барышням. Анна Викторовна в волнении вскочила и заломила руки. Она подбежала к темному окну и смотрела в него, будучи мыслями где-то совсем далеко. Штольман тут же встал за ее спиной, не желая быть дальше пары шагов от нее. - Яков Платонович, я не ребенок. - Строго сказала Анна. - Если того требуют обстоятельства, я могу быть очень серьезной. - Получалось говорить не очень серьезно, но зато нежно. - Я понимаю, что жизнь моя изменится, но я не передумаю. Я хочу прожить ее с вами, какой бы она не была. Совесть приказывала Якову остудить этот юношеский идеализм, но он не смог, потому что желал всем сердцем ее согласия. Он так долго жил один и был так одинок, что сейчас не находил в себе сил расстаться с этим чудом найденой любви. Ему эгоистично хотелось присвоить её всю без остатка. Якову слишком хотелось быть с Анной. Наблюдать каждый день ее милое лицо и делить пополам все дальнейшие моменты жизни. И он не стал больше рассказывать о тяготах службы. В конце концов, он тоже человек из плоти и крови, хоть иногда и притворявшийся железным. - Я даю вам слово, Аня, - сказал Штольман, что никогда не обижу Вас, не подведу и не предам. Я буду рядом, буду оберегать вас от невзгод и опасностей. Буду заботиться о вас. Яков говорил твердо, глядя в глаза. - Я обеспеченный человек, у меня достаточный годовой доход и накопления, вы не будете ни в чем нуждаться. Вы никогда не пожалеете о том, что решили довериться мне и оставить отчий дом. - Яков Платонович, - сказала Анна взволнованно. Я должна также предупредить вас, что я не очень хорошая невеста. Анна смущенно потупилась. Я практически ничего не умею делать из того, что пригодилось бы в подобных обстоятельствах. Я играю на музыкальных инструментах, но не умею варить обед. Владею языками, но не растапливаю печь. Не умею еще множества вещей, которые должна знать хозяйка дома. Когда я жила с родителями, мне казалось это не интересным и не важным, не хотела выходить замуж и избегала уроков домоводства, к которым приучала меня мама. Яков Платонович улыбнулся и поцеловал ее в завиток у виска. Вот уж невероятная в своей честности и скромности барышня и другой такой нет. - Это все умею делать я. - сказал Штольман. - Если потребуется. Но я не для того беру вас с собой, чтобы вы трудились на домашней кухне. Я способен обеспечить вам необходимый уровень жизни. Он поцеловал её руку. - Вы не должны ни о чем тревожиться, Анна Викторовна, доверьтесь мне. Анна светло улыбнулась и он обнял её. Яков хотел все сделать правильно, как с точки зрения закона, так и с точки зрения человеческой порядочности. - Все же я должен попытаться испросить прощения и благословения вашего батюшки, - серьезно сказал Штольман. - я слишком уважаю Виктора Ивановича, чтобы тайком увезти вас против его воли. - Родители не отпустят меня. - покачала головой Анна. - Запрут и не выпустят. Мама приведет хоровод женихов и выдаст замуж. И вы никогда не увидите меня. - взволнованно закончила барышня озвучивать свои страхи. Яков занервничал от такой перспективы, кровь забурлила, но он собрался с мыслями, призывая себя действовать разумно. - Отпустят. - немного подумав, сказал Штольман, привлекая Анну к себе. - Надо дать им шанс отпустить, тем более мы уезжаем не навсегда и не на край света. Он смотрел на нее и, что то решив для себя, нежно взяв за лицо, поцеловал в губы. Потом отстранился, вгляделся в её глаза, спрашивая согласия, и поцеловал опять. Этот поцелуй был решительным, долгим, страстным. Он продолжал поддерживать ее голову, словно опасался, что она разорвет поцелуй и отстранится. Аня вовсе не хотела отходить от Якова. Все, что она хотела, это то, чтобы он никогда не останавливался. Казалось, он долго хотел пить, и вот он нашел родник и никак не мог напиться, а Анна отвечала ему взаимностью, иногда переводя нежное дыхание. Это был их первый поцелуй взаимной любви, такой долгожданный и такой невинный. Яков словно заново узнавал свою Аню и то что ему открывалось, наполняло его душу трепетом. Штольман довез Анну до ворот усадьбы Мироновых и велел ждать его к обеду, сам же он пообещал, что все устроит и договорится. Он испросил обещания от невесты молчать, оберегая их тайну до его визита, не волноваться и не ссориться с семьей, а также обязательно поспать. Яков был собран и немного скован, глаза были беспокойными, но решительными. Он твердо был настоен на новый этап в жизни, он предвкушал его и это заставляло его сердце гулко стучать. Яков коротко поцеловал анину руку и, с трудом отпустив ее, проводил глазами до двери.