Сильнейший из магов

— Что тут творится? — раздается громогласно откуда-то спереди. — Что вы, каиниты, тут устроили опять? Сквозь замершую толпу, пихаясь локтями, идут стражники. Отличить их от обывателей проще простого — только они тут ходят в кольчугах и шлемах на голове. Идут уверенно, точно видя цель, ведь голое пузо Гадрела над головами людей указывает им путь. Тут ошибиться сложно. — Проповедник Гадрел, вы опять надрались средь бела дня? — вопрошает стражник, что идет первым. Скорее всего главный. Вон шлем какой, с узором, не то, что у двух других. Гадрел от такой фразы отшатывается на шаг назад, и его голая спина со светлыми кучерявыми волосками придвигается опасно близко к лицу Каина. В принципе, ровно поэтому и получается эти волоски рассмотреть. Не лучшее зрелище. — Да как вы!.. Поклеп! — возмущается Гадрел, оборачивается через плечо и не сразу находит за спиной мелкую макушку. Снова двигается вперед, на край импровизированной земляной сцены, прокашливается и выдает. — Мы сопровождаем Великого Каина в его обитель! Расчистите путь! Стражники тоже замирают, осматривают каинитов, выглядывают за их спинами Каина и двое в простых шлемах начинают смеяться. Их главный тяжело вздыхает. — Коль решили представление устроить, так хоть народ бы предупредили, — назидательно выдает он и машет рукой на своих подчиненных, чтобы перестали, наконец, ухохатываться. Те притихают, но все равно скалятся. — Представление? — переспрашивают горожане, и неуверенные шепотки разносятся прочь по толпе. Видно, что люди с облегчением выдыхают. Некоторые даже начинают расходиться по своим делам. — А кто вообще про костер начал кричать? — тихо недоумевает кто-то из стоящих поблизости горожан. — Варварство же! — И не говори! Дикость! — поддакивает его собеседник. И такие шепотки тоже волной разносятся среди людей. Они тихо недоумевают, хотя сами же только что требовали сжечь еретиков. Видимо, пыл угас и люди задумались. Ну и зашибись. А то быть дровами для костра очень не хочется. Люди успокаиваются и расходятся. Но каиниты упрямые! Чтоб их. — Какое еще представление?! Это самый-пресамый настоящий Каин! — громко и возмущенно отрицает Лина, а другие ей вторят и начинают наперебой доказывать стражникам, что их предсказание сбылось. Стражники, явно не ожидавшие такого отпора, вытягивают в удивлении лица и смотрят за спины фанатиков, рассматривают. Выдержать такие взгляды сложно. Будто подозревают сразу во всех смертных грехах и выискивают обличительную надпись «убийца» где-нибудь на лбу. Хорошо, что простому люду уже стало не интересно, и почти никто к словам фанатиков не прислушивается и не приглядывается. Хотя та голосистая бабка все еще неодобрительно смотрит, а с ней и немногие другие все еще заинтересованные. Их сильно меньше прежней толпы, и теперь они ничего не кричат, только наблюдают. Пристально так, неприятно. И Каин сам не сразу замечает, что старается спрятаться от всех этих взглядов за мохнатой спиной Гадрела. — И вот этот шкет, по-вашему, Великий Каин? — спрашивает главный стражник, даже не пытаясь скрыть скепсис в голосе. — Да мелкий их надурил! — приходит к логичному выводу другой и снова начинает смеяться. — Не смейтесь над Великим Каином! — звенит возмущением голос подростка. Молодой паренек дрыщавой наружности спускается с земляного пьедестала, подходит вплотную к стражникам и тычет длинным пальцем в нос их главному. — Великий одним лишь взглядом сжег гору на далеком горизонте! И вас сожжет, если будете над ним потешаться. Так и знайте, велик его гнев! Другие каиниты подхватывают и тоже слезают, чтобы отругать стражников и отстоять честь Великого Каина. Самому Каину, конечно, оно нафиг не сдалось. Легче и логичнее было бы сейчас согласиться с предположением о представлении и свалить наконец в церковь, чтобы там, за закрытыми дверями, нормально все обсудить. Но нет, эти лезут на рожон и наседают на городскую стражу. — Не тычь в меня, тщедушный, — говорит стражник и шлепает по руке пацана. — И нечего тут сказки рассказывать. Ребенок просто лжет, а вы, бешенные, верите. Не вернется Великий маг, смиритесь уже. А ты, — стражник смотрит прямо в глаза Каину и тоже пальцем тычет, — мелкий бесстыдник, вместо того, чтобы дураков обманывать, лучше бы вернулся в свою канаву, из которой ты… Договорить ему не дают. Стоящая рядом Лина со всей дури бьет стражника по лицу. Звон пощечины прерывает и все остальные реплики. И стражники, и каиниты, и немногие наблюдатели вмиг замирают. — Ахатов свет, — выдыхает кто-то из толпы. — Бог наш светлый, — вторит кто-то другой. Ладонь сама ложится на лицо с тихим хлопком. Ну Ёшкин кот! Устроили тут потасовку со стражей. Могли же просто пройти мимо. Ну подумаешь, вашу веру они не разделяют. И ведь правы стражники, надурили вас, фанатиков, а вы и поверили. Надо как-то выруливать, пока это не обернулось арестами за нанесение вреда представителям закона. Маленькое тело движется медленнее, чем хотелось бы. Слезать с земляной сцены сложно и даже немного страшно. Пусть и всего метр высоты, но для мелкого ребенка это уже довольно существенно. Еще и огромная для него ряса путается в ногах, из-за чего Каин почти падает, когда соприкасается голыми стопами с дорогой. Неуклюже поддерживая полы рясы, он протискивается между замершими каинитами прямо к эпицентру назревающей бури. Стражники тем временем продолжают стоять и глупо хлопать глазками. У Лины сложное выражение лица и замершая после удара рука. Она все еще злится за оскорбление, но при этом напугана собственным безрассудным действием. — Пошли уже, — говорит Каин как можно уверенней и хватает Лину за руку, обходя оторопевших стражников. Она безропотно движется за ним, не вынимая ладони из маленькой ручки. — Я есть хочу, — жалуется он, наконец приводя эту немую сцену в действие. — Конечно, Великий Каин! Как мы можем задерживаться? — очухивается Гадрел и тоже начинает неуклюжий спуск со своего помоста. — Нам пора, господа стражники. Великий Каин голоден, слышали! Вы двое, — тыкает он в дрыщавого парнишу рядом со стражниками и его друга, — бегите вперед и передайте на кухню, чтобы срочно готовили трапезу! Парни кивают с самым серьезным видом, на который способны, и стартуют с места, ловко растворяясь в толпе прохожих. — А ну стоять! — отмирает один из стражников. — Девку оставьте! Она нарушила закон. Нежная рука в детской ладошке заметно дергается и ее пальцы сжимаются сильнее. — Это какой закон она нарушила? — приходится остановиться и снова развернуться к стражникам. Конечно, и ежу понятно, какой. Но не соглашаться же теперь с ними. Лина, вроде как, его защитить хотела. Тупым способом, но все же. Да и ребенок она еще. К черту пока законы. — Нападение на городскую стражу! — выпаливает главный стражник. — Ну и иди тогда к своим старшим, расскажи, как на тебя, бедного-несчастного, напала эта хрупкая девчушка. Пожалуйся, как сильно она тебя избила, вперед. Веселый и уверенный детский голосок разлетается по затихшей улице, чтобы сразу после этого разразиться громким смехом толпы. Стражник, отхвативший по лицу, весь пыхтит, ноздри как бык раздувает, щеки все красные. Он обиженно фыркает, разворачивается и уходит, распихивая людей локтями. Двое других, совершенно растерянные, спешат за ним и оглядываются на ходу. Лина тоже смеется, расслабившись. — Чего смеешься? — отчитывает ее Каин максимально строгим голосом. — Зачем ты его ударила? Нельзя людей просто так бить! — Но В-великий, — отвечает она. — Это было не просто так. Он тебя оскорбил! — Это были просто слова, они ничего не значат. Лина больше не отпирается и смиренно идет следом. А за ними и другие каиниты. Гадрел обгоняет их и идет впереди, указывая путь.

***

Вскоре толпа вокруг становится гуще и громче. Рыночная площадь. Рассмотреть ее с высоты роста ребенка не получается. Да и фанатики обступают плотным кольцом, оберегая от чужих. Зато крики зазывал слышны отлично. Судя по задорным возгласам, тут продают вообще все: от каких-то овощей, рыбы и предметов быта по типу горшков и ножей до украшений, тканей и стройматериалов. Даже скот кто-то продает. Настоящий средневековый рынок. Церковь находится сразу за рынком. Двухэтажное деревянное здание с куполом и цветными витражами. Сквозь распахнутые настежь двери видно, как в главном зале среди деревянных скамеек и каинитов в рясах бегают дети. Очень много детей. Мальчишки — в одинаковых холщовых рубашках и штанах, а девчонки — в одинаковых платьях самого простого покроя. Их гораздо больше, чем каинитов в балахонах. Они смеются, играют в догонялки, но все останавливаются, когда видят входящего в двери голопузого Гадрела. Каиниты кланяются, дети оглядываются на них и тоже склоняют головы. Им интересно, потому они очень неуклюже пытаются подсматривать. Выглядит комично. — Прошу, Великий Каин. Это наша скромная церковь, — оглашает Гадрел, отходя на шаг в сторону и указывая рукой куда-то в центр помещения. В стенах этой залы его голос звучит еще мощнее, чем на улице. Громкий, хорошо поставленный, уверенный. — Ага, — мямлит в ответ Каин и делает пару шагов вперед. Внутри совершенно обычная старая церквушка, почти никаких богатых убранств, только свежие цветы разложены по скамейкам. Можно было бы даже назвать ее бедной. Возможно, таковой она и является. Не просто же так стражники обвиняли Гадрела в алкоголизме. Тогда можно понять, почему каиниты так сразу поверили, что случайный мальчик под деревом является их Великим магом. Они просто отчаянно хотели в это верить. Ну а Лине он вообще помог и тем самым уже доказал ей свою святость и величественность. — Приветствуем Вас, Великий Каин, — говорит один из каинитов. Он поднимает голову, и его глаза, полные восторга и совсем немного неверия, начинают бегать по сторонам. Он очень старается не смотреть на Каина, не рассматривать его самым наглым образом, и все равно не может удержаться. Довольно высокий, тонкий, тоже еще совсем молодой парень. Он плавно указывает рукой куда-то вглубь здания и с легкой дрожью в голосе добавляет. — П-прошу за мной. Лина совсем расслабляет пальцы, мягко убирая их из маленькой ладошки. Каин понимает, что дальше она с ним не пойдет. Жаль. Он уже успел привыкнуть к ощущению теплых, пусть и жестких натруженных пальцев. Без них внутри все сжимается, утихнувший страх снова приподнимает голову. Нужно идти вперед. Одному, без поддержки. Парень ведет его через весь большой зал и заводит в неприметную дверку. Там коридор, освещенный только за счет открытых дверей по сторонам. Шершавые половицы под ногами скрепят, вторя шагам. Откуда-то спереди доносится шум и голоса. И только они разбавляют неловкое молчание. Впрочем, каиниту, похоже, оно не кажется неловким. Его спина гордо выпрямлена, подбородок приподнят, а шаги ровные и уверенные. Они приходят в столовую. Там уже накрывают на длинный деревянный стол. Приносят фрукты и ягоды, овощной салат. Хотелось бы мяса, но учитывая, что повара предупредили буквально только что, приготовить что-то путное он все равно бы не успел. Парень объявляет присутствующим, что прибыл Великий Каин, и те сразу кланяются, на несколько секунд прекращая любую деятельность. Каина проводят к скамье рядом со столом. Он усаживается и ему сразу подносят тарелку с хлебом. Он свежий, еще теплый, хрустит корочкой и пахнет просто божественно! За такой хлеб можно простить любые грехи. А мелкое тело, оказывается, проголодалось. Есть хочется безумно. Потому он вгрызается в горбушку и из последних сил сдерживается, чтобы не застонать от удовольствия. Он оглядывается, чтобы сказать хоть что-то каиниту, но того уже не видно. Зато в столовую быстрым шагом заходит Гадрел. Уже в рясе, тоже с узорчатой золотой вышивкой, только из темной ткани. За счет контраста выглядит более нарядной и богатой. Он подходит к столу, кланяется и садится на скамью напротив. Другие каиниты тихохонько разбегаются, оставляя их наедине. — Рад, что тебе нравится наша скромная трапеза, — улыбается Гадрел, смотря на довольно жующего Каина. Ну да, тут довольство сложно не заметить. Жрет он так, словно голодал не меньше недели. — Позволь рассказать тебе, как мы живем. Слова «пока твой рот занят едой» не произносятся, но явно подразумеваются. Звучит совсем чуточку обидно, но резонно. Сам Каин с полным ртом бы сейчас говорить не стал. А тут такой отличный повод помолчать и послушать. Каин кивает, и Гадрел заводит шарманку. Он рассказывает, что они все живут по учениям самого Каина, которые дошли до них сквозь века и бережно передавались от каинита к каиниту. Что всю свою жизнь посвящают помощи другим, в частности, сиротам, которые как раз бегают по главной зале. В этом городе, который зовется Антар, они содержат свой приют и принимают вообще всех детей, которые нуждаются в крыше над головой. Рассказывает, что горожане часто приходят в эти стены за советом или недоступным им знанием, и каиниты с радостью делятся, помогая и направляя. Расхваливает местных, мол, такие щедрые, и продуктами делятся, и деньги жертвуют! И если с детьми все понятно, то вот это уже звучит подозрительно. Потому что Гадрел уделяет рассказам про щедрые пожертвования уж слишком много внимания. Зато этого времени хватает, чтобы наесться и немного подумать над насущным. Например, над перепалкой со стражниками и реакцией толпы. — Это все очень интересно, но лучше расскажи мне о стражниках, — прерывает он Гадрела. — Почему они подумали, что ты опять пьян? Часто пьешь? — Н-нет… Что ты, Великий? Как бы твой преданный слуга посмел?.. — Слушай, я же вижу, что церковь в упадке, почти все каиниты молодые и худые, недоедают, а значит, пожертвований на самом деле мало. Я мелкий, а не глупый. Ну так что? Каково положение вещей на самом деле? Гадрел слушает, и с каждым словом его глаза все сильнее тускнеют. Ему не нравится суровая правда. Он тяжело вздыхает и опускает плечи. Детская рука пододвигает ему тарелку с фруктами. — Ты воистину мудр, Великий Каин. И наблюдателен. Не подумай, что я хотел обмануть, просто… Гадрел неловко затыкается. — Ты хотел показать, что меня еще помнят и чтят. Не волнуйся, я бы не расстроился, если бы про меня вообще никто не знал. И ведь Каин даже не лжет. Действительно бы не расстроился. Но имеем, что имеем. — Не успокаивай меня, Великий, — отвечает Гадрел, качая головой и печально улыбаясь. Он неловко поглаживает залысинку, растрепывая тонкие волосенки. — Я глава этой церкви, и должен жить и работать ради ее процветания. Но единственное, что я мог делать до этого момента, это ждать тебя. — Хорошо, что дождался. И все-таки, что не так? — не унимается Каин. — Дело в том… — начинает Гадрел и снова запинается. Он снова треплет редкие волосы на макушке, тяжело вздыхает, и опустив глаза в стол, говорит. — Я не достоин своего места. Некогда процветающую церковь я привел к бедности. Я хотел служить твоим идеалам, которые перенял в детстве, на которых вырос, и передать их следующим поколениям. Но не смог. Сейчас его голос звучит не так уверенно, как раньше. В нем сквозит неприкрытая слабость, и Каину она до боли знакома. Ругать себя сложно только в первые несколько раз, а когда уже привыкаешь, становится легко подбирать слова. Но они все равно ранят. Каждый чертов раз. — Единственное, в чем я преуспел, — продолжает Гадрел, — так это выставить себя посмешищем. Я нашел старые записи и обнаружил среди них предсказание о твоем возвращении в мир. Но они были на старом диалекте. Я не смог толком перевести его, а просить помощи у других… Не хотел. Был слишком горд. Чем больше он говорит, тем сильнее горбиться его спина, а голова опускается все ниже. Каин откладывает кусочек хлеба и молча слушает, как это взрослый дядька ему исповедуется. Ребенку, который сам за себя постоять не может. Ребенку, которого считает личным кумиром. — Я понял, что ты явишься в третий день после полной летней луны, но ни точного месяца не распознал, ни года. На радостях решил, что тебя надобно встречать в ближайшую подходящую дату. Весь город вывел. Но я ошибся. И много раз потом ошибался. За два десятка лет церковь потеряла всякое уважение у местного люда. Сколько? Двадцать лет он этой херней занимался? Действительно фанатик! Теперь уже все на свои места встает: скучающие лица других каинитов у дерева, его собственное отчаяние, негодование людей и пренебрежение стражников. Люди просто не верят ему, потому что он как тот мальчик, который кричал «волки». И сейчас, когда по его мнению «волки» пришли, ему уже никто не верит. И правильно делают, в общем-то. — И что ты собираешься делать? Ты же не надеялся, что я вместо тебя все проблемы решать начну, — строго объявляет Каин. — Конечно же, нет, Великий Каин, — сразу отзывается Гадрел и поднимает голову. — Я объявлю во всеуслышание, что ты вернулся, и люди… — Тебе не поверят, — перебивает его Каин. — Сегодня мы это уже видели. Гадрел так и застывает с приоткрытым ртом. Повисает молчание. В столовую вносят блюдо с жареным мясом. Никаких жареных поросей, как это показывают в фильмах. Нарезанное ломтиками куриное филе, присыпанное какой-то травкой. Ну да, готовится быстрее, логично. Зато как вкусно пахнет! От одного только запаха уже слюна течет. Молоденький каинит, больше похожий на подростка, ставит блюдо на стол, быстро кланяется и сразу же убегает восвояси. — Ты это заварил, тебе и расхлебывать, — подытоживает Каин и берется за курицу. Гадрел смотрит на него, хмурится и явно что-то обдумывает. Когда Каин заканчивает обжираться, Гадрел вдыхает поглубже и встает из-за стола. — Ты прав, Великий Каин. Я придумаю, как исправиться, и обязательно представлю тебя миру, как полагается. Он кланяется и выходит из столовой. Зовет какого-то Терри, и вскоре в дверях появляется тот самый каинит, который провожал его по коридору. — Отведи Великого Каина в его покои, когда он закончит с трапезой, — велит Гадрел, и паренек ему кивает. Отлично, нянька назначена.