you are my sunshine

— Гейл пренебрежительно отнёсся к просьбе, — констатировал Пётр, нюхая чай в чашке. Очевидно, рацион тринадцатого дистрикта не пришёлся ему по душе, — какой-то кошмар… — Да, Петя, — ядовито согласилась Софья, — это кошмар. Потому что если одному из вас сейчас не придёт идея, как спасти Диму, то мне придётся переспать с разжиревшим гордым мужиком. Пётр замер после этих слов, но потом моргнул, потянул Софью за складки платья назад, чтобы она села к нему на кровать и перестала бесноваться. — Мы обязательно найдём решение, — тихо заверил он, — у нас ещё есть время. Супруга неуверенно повела плечом, задумчиво уставившись в стену, и Пётр ощутил глупую ревность к её сарказму. Ему стало совестно, но чем дольше тот думал, насколько цинично всерьёз рассуждать о том, чтобы Софья добровольно переспала с кем-то ради спасения сына, тем сильнее подступала к горлу тошнота. — А если нет? — вдруг дёрнулась она, выжидающе смотря на мужа, — если мы не сможем другой вариант найти? — Тогда я нисколько не буду осуждать? — робко предположил Пётр, не ожидая такого резкого давления в его сторону. Погладил по спине жену: — я ведь люблю тебя. — Какое у тебя доброе сердце, — злобно подметила она, — ждите. — Стой, Соня! — кинул ей вслед Журавлёв, — ты что, серьёзно идёшь… — Нет! — крикнула Софья, не оборачиваясь, — пока что. Она спустилась по лестнице в столовую, где обычно всегда было много народу. Выцепила в толпе взглядом Плутарха и, сдерживая неконтролируемую злость, отвернулась. Посмотрела по сторонам и всё-таки нашла объект своих поисков. — Эффи! — села Софья рядом с ней, — я так рада тебя видеть. — О, моя дорогая, — прижала руки к груди Тринкет, — ты выглядишь такой поникшей! Хотя казалось, что всё так хорошо… Расскажи мне! Софья придвинулась к ней ближе. Хоть её порой и раздражала жеманность Эффи, но Тринкет была хорошей женщиной. С ней было проще наладить контакт, поскольку она была бывшей жительницей Капитолия, вдобавок, она была всего лишь на год старше самой Софьи… Практически ровесница супруга. Короче говоря, чувствовались пересечения мнений. Иногда. — Эффи, — максимально грустно взглянула Софья, легко покоряя этим взглядом до глубины души Тринкет, — я боюсь, что мой сын погибнет. — Павел? — она резко повернулась назад, за дальними столами действительно сидел сын Софьи, — что с ним может случиться? Он же не солдат дистрикта. — Нет-нет, у меня есть ещё один сын. Эффи широко распахнула глаза, понимая что к чему. Конечно же. Ведущий Голодных игр имел необычные для Капитолия черты лица, точно такие же, как у Софьи. Это был не просто её родственник, а сын. — Разве сегодня ночью не должны… Не должны что-то предпринять? — переходя на шёпот, спросила Эффи. — Хотят, — подтвердила Софья, — но мой сын не победитель игр, он не в интересах Койн. Я пыталась поговорить с Плутархом и… Она опустила взгляд, её ресницы дрогнули. Эффи подняла её подбородок кончиками пальцев и испытующе взглянула на неё. Софья наклонилась к уху Тринкет и шепнула фразу, заставляя Эффи возмущённо вздохнуть. — Это отвратительно, — рассерженно произнесла она, и Софья со всем трагизмом на лице кивнула, — но, милая, чем же я могу тебе помочь? — Ты же дружишь с Китнисс, — пытаясь не потерять маску отчаяния и дружелюбности, произнесла Софья. Она взяла Эффи за руку, поглощая полностью её внимание, — я не переживу потерю своего любимого сына. Ей было стыдно манипулировать Эффи, но другого выхода не было. Софья обязательно её отблагодарит потом. Боевая Эффи, разумеется, сразу приняла это близко к сердцу, как что-то личное. И сейчас она подгоняла Софью, желая поскорее свести её с Китнисс. — Возмутительно, — не унималась Тринкет, — я была большего мнения о Хэвенсби. У меня слов нет. Трижды постучала в дверь, выждала паузу и добавила ещё один стук. Металлическая дверь приоткрылась, и Софья ойкнула, когда рыжий кот проскользнул между её ног. Она грустно посмотрела ему вслед, думая о том, что же сталось с собаками, которых они были вынуждены оставить. На душе стало паршиво. — Что такое, Эффи? — настороженно спросила Китнисс, из глубины комнаты на них также уставилась Примроуз. Она смотрела на Софью враждебно, и эти чувства были взаимны. — Китни, мне нужна твоя помощь! — взмолилась Эффи. Софья искоса посмотрела на неё. У Тринкет получалось давить на жалость гораздо лучше, чем это делала она. Ей оставалось только догадываться в чём преимущество Эффи: в искренности или нарочито подчёркиваемом косметикой миловидном лице. — Что тебе нужно? — обратилась Эвердин конкретно к Софье. — Эффи согласилась мне помочь. И бывшая сопроводительница трибутов двенадцатого дистрикта быстро переняла нить разговора. — Очень деликатная ситуация, Китнисс, — поджала губы Тринкет, — позволь нам войти. Сойка-пересмешница освободила проход, и Эффи проворно юркнула в полумрак отсека. Софья подозрительно огляделась, но поспешила за ней следом. Примроуз кивком головы попрощалась с сестрой и исчезла из комнаты. — Ты же знаешь, что этой ночью будут спасать Пита, — издалека начала диалог Эффи, — мы хотели бы узнать… не могла бы ты… — Не могла бы ты попросить спасти моего сына, — прямолинейно произнесла Софья, — я не обзавелась здесь надёжными союзниками, чтобы просить у кого-то ещё. Но я не хочу потерять его. — Это тот ведущий? — Да, он ведущий Голодных игр. — Почему я должна помогать ему? Он был ко мне жесток, — задумчиво пожала плечами Китнисс, — он не выглядел сочувствующим детям, которых отправляли на жатву. — Он сам был ребёнком, — заспорила Софья, — ему было всего восемнадцать в вашу встречу. — Неужели никто не согласился помочь? — не желая слушать оправдания, сменила тему Эвердин. — Хотели! — рассерженно повысила тон Эффи, — представляешь, Хэвенсби предлагал свою помощь за… за непристойные вещи! Китнисс спокойно взглянула на Тринкет. — Сноу заставлял меня любить Пита на камеру, угрожая жизнью. Это малая цена за спасение другого. — Но ты близка с Гейлом, — холодно заметила Софья, она отлично знала все слухи в дистрикте и, судя по взгляду Китнисс, попала в яблочко. — Именно, — вытянув паузу, неохотно согласилась Эвердин, — поэтому я не вижу проблемы. Плутарх всегда сдерживает обещания. Китнисс относится к ней враждебно и её совершенно не волнует проблема верности Софьи, она подросток, который привык играть на публику, разыгрывая любовь с Мелларком. Поэтому-то дилемма Софьи кажется ей мимолётным капризом. — Вам пора. Бэрроу встрепенулась, решаясь на откровенно грязный приём. — Мы спонсировали Руту, — призналась она, — я с супругом каждый год спонсирую самого молодого трибута, чтобы у него был шанс выжить. Мы спонсировали её. — Докажи. Софья тупо уставилась на неё, не зная, что именно хочет услышать Китнисс. Она медленно процитировала сообщение, которое оставила. Содержание остальных записок ей было неизвестно — их заполнял Пётр. — Мой сын не тактичен, — согласилась Бэрроу, — но он не убийца. Он не виновен в смерти трибутов. Дима вырос в столице, он не знает, насколько тяжело приходится людям из дистриктов… — Это так, — кивнула Китнисс, — он вырос в столице. И жесток ко всем, кто не может постоять за себя. — Я тоже родилась в дистрикте. Я жила в первом, — напомнила Софья, — и мой муж победитель игр. Да, не так уж и доблестно победил, как Хеймитч или ты. Но на играх хотят выжить, а не стать героем. Сначала ей показалось, что это нисколько не убедило лицо революции, но Китнисс взглянула на Эффи. Последняя моментально сделала максимально растроганное лицо, и Эвердин была вынуждена согласиться. Вероятно лишь потому, что год назад Пётр удачно решил проспонсировать Руту. — Хорошо, — вздохнула Китнисс, — я попытаюсь что-то предпринять. Софья порывисто обняла Эвердин. Она бы никогда не сделала это в здравом уме, но сейчас был момент из ряда вон. Теперь Бэрроу в полной мере понимала причину такой любви к лучнице из двенадцатого дистрикта. Она была понимающей. Вернувшись, кажется, спустя полтора или два часа, Софья перешагнула порог отсека. Поморщилась, искренне ненавидя тринадцатый дистрикт. Она жила словно крыса. Это место навевало лишь тоску и депрессию. — Соня? — полусонно позвал её Пётр, и Софья не удержалась от того, чтобы состроить обречённое выражение лица. Он приподнялся на локтях, — ты…? — Мне жаль, — хрипло выдохнула она. — Соня! — Софья присела к нему на кровать, и Пётр схватил её за руку, — время ещё не подходило к концу. Только шесть вечера… Бэрроу потерянно взглянула на него. — Ты разочарован? — Я… Конечно же нет! — заверил он, — я люблю тебя. У тебя не было выбора. Что я могу сделать? Тебе плохо? Позвать Степана? Софья позволила прижать её к себе, а затем холодно произнесла: — …Я была у Китнисс Эвердин. Ну что, приятно тебе, когда специально не договаривают? — СОНЯ! — А ты постоянно так делаешь, — кисло подметила она, хлопая его по лбу раскрытой ладонью, — это невесело. — Ты могла привести человека к летальному случаю! — Тебя или Хэвенсби? — моргнула Софья, наклоняясь к Петру. — Я может в своих мыслях думал, как попросить Журавлёва отравить его! — насупился он. Софья не удержалась, чтобы чмокнуть его в наморщенный нос. — Это не произойдёт, — заверила она. Теперь дышать даже как-то было свободнее, зная что шансы спасти Диму кардинально повысились. Софья решила сменить тему: — как твоя лапка? Пётр быстро забыл про обиду. — Мне сказали, что я буду хромать. — Я сомневаюсь, — поспешно отсекла Софья, — надо позвать Журавлёва. Он, конечно, не ортопед, но всё же… Супруг как-то странно взглянул на неё. — Я буду любить тебя хромоножкой, не волнуйся, — подмигнула она, — могла бы любить. Потому что этого не произойдёт. Софья растянулась рядом, урча как кошка. Казалось, что даже чувство вины отступило. Совсем немножечко можно позволить себе беспечности. — Ты такой лежебока, — вдруг заметила она. — У меня перелом! — Ну да, но лежебока. Целыми днями лежишь, — фыркнула Софья, — хоть книжки умные читаешь? — Сказки для Лены — это умные книжки? — Я считаю, что это научная литература. Послышался топот. Лена проворно напрыгнула на них двоих, заставляя кровать волной прогнуться. Из Софьи будто весь воздух вышибли. Зато воинственная девочка без зазрений совести легко проскользнула в серединку, оттолкнув отца от матери. — Вы без меня лежите, это нечестно! Софья схватила одеяло и накинула его на Лену. — А когда Дима вернётся? — вдруг поинтересовалась она, очевидно подслушав разговор, и сердце Софьи сжалось. — Скоро, Ленуся.

***

Софья хлопотала вокруг чрезвычайно бледного Дмитрия. Китнисс сдержала слово. Не было известно, каким образом, но своего сына Софья увидела. Только вскоре пришедшие новости её поразили: каждый из спасённых трибутов был подвергнут жестоким пыткам. Питу, который умудрился предупредить о грядущем подрыве дистрикта, досталось больше всех. Насколько Софье было известно, то Джоанна Мейсон, одна из победительниц, заработала сильнейшую гидрофобию, а сам Мелларк набросился на Китнисс, как только проснулся. Ей не было ничего известно о других, но Софья подозревала, что вряд ли их дела обстояли лучше. Дмитрий напоминал полотно. Журавлёв осматривал его руки, и она лишь мельком заметила, что некоторые пальцы чересчур неестественно смотрятся. Где-то не хватало ногтей, а выше по руке был ряд точек. Как оказалось, от инъекций с ядом ос-убийц. Их предупредили о том, что поведение сына может быть ненормальным. Что он, вероятно, может вести себя также, как Пит, и искренне советовали оставить его до тех пор, пока Дмитрий не проснётся, но Софья не могла заставить себя с ним расстаться. Не снова. — Если он помутнился рассудком, — твёрдо сказала она присутствующему супругу и Журавлёву, — мы его не осудим. Он не захочет убить нас намеренно. — Ого, — не скрывая сарказма, произнёс Степан, — попытаюсь это запомнить, когда он приложит меня о пол, как тот пекарь Эвердин… — Заткнись, — оборвала она Журавлёва, взглянув на супруга. Мол, поддержи меня. — Димуля ни в чём не виноват, — кивнул Пётр, поглаживающий сына по волосам и борясь с желанием подоткнуть одеяло в пятидесятый раз. Вообще-то Дмитрий в этом не нуждался, просто Пётр справлялся со стрессом по-своему. Это было проще, чем нарезать круги по госпиталю, как Софья. Слишком долго сын вообще не просыпался. Это было немудрено: его притащили с ужасным обезвоживанием. Софья была уверена, что помимо этого он ещё и голодал. И все они приняли решение, что ни в коем случае Дима не должен остаться один. Если кто-то собирался уйти, то ему должна быть замена. Возможно, Софья по-своему сходила с ума, но, во-первых, Пётр поддержал её, а во-вторых, на мнение остальных ей было плевать. В тот день Софья прикрыла глаза всего на пару минуточек, но проснулась от резкого крика. Она вскинула голову и увидела проснувшегося сына. — Дима! — моментально очутилась она подле, — я ужасно переживала. Я так скучала! На этот раз Софья побоялась даже его обнимать. Она считала, что может случайно нанести ему вред. Стоило дождаться Журавлёва. Но зато Софья была с ним. — Что… Что с тобой случилось? — вдруг поинтересовалась она, но дверь скрипнула и двое врачей подозрительно покосились на него. Дмитрий, кажется, помнил в целом мало. У него не было никакой конкретной информации. Он вообще чисто случайно заработал беду на свою голову. Софью оттеснили, и она щедро одарила всех мешающих оскорблениями. Но не влезала, боялась как-то помешать. Она не знала, как теперь будет вести себя её сын. — Что такое? — вдруг образовался рядом Журавлёв. — Дима проснулся, — объяснила Софья, — смотрят, что с ним не так. Ты можешь позвать Петра? — Да пока твой любовничек на костылях сюда допрыгает, его уже излечат, — недовольно буркнул Степан, но повиновался её просьбе. Он казался совершенно спокойным. Может быть у Дмитрия была лёгкая бессонница, но он не подавал никаких девиантных признаков. Всё выглядело очень умиротворённо. Пока Павел совершенно случайно не наткнулся на его тараканов. Брат Дмитрия крайне ловко свистнул булочку из кафетерия, чтобы, осыпая оскорблениями нерадивого брата, запихнуть лакомство ему под подушку. Это было ночью, поэтому Павел прокрался в палату незаметно. Он не ожидал, что как только тронет брата за плечо, тот взорёт, будто его режут — поэтому он быстро зажал его рот рукой, чтобы тот не разбудил половину части. — Не верещи! Всё потонуло в тишине. И именно в этот момент Дмитрий со всей силы укусил Павла. Тот с шипением попытался отдёрнуть руку, но на этом ничего не кончилось — Дима вцепился в ладонь до побеления пальцев, так, что бинты на них пропитались кровью от разорванных ран, взгрызся сильнее, заставляя вскрикнуть уже Павла. Тот без особых разбирательств вырубил его ударом по шее. Потому что с Питом поступили точно также. Итак, каков наш диагноз? Как оказалось, бессонница появилась исключительно потому, что Дмитрий теперь панически боялся тишины. Он не мог спать, если не было хоть каких-то звуков, а потому всю ночь напролёт разговаривал сам с собой. Тишина повергала его в животный страх. Выходом было либо подселить его к каким-то пациентам и обрести их на вероятные увечья, либо постоянно поддерживать минимальный шум в его палате. Но президент Койн распорядилась экономить всё электричество. Единственным выходом для Софьи было взять этих всех покалеченных членов семьи в одну кучку и заставить их присматривать друг за другом. В плане, она посчитала это хорошим решением. В одном отсеке, как правило, есть минимум четыре кровати. Неужели они не смогут все сжиться друг с другом? Вдобавок из-за других спасённых мест стало маловато. Поэтому выбора не было: извольте жить в муравейнике. Дмитрия очень тепло приняла семья. Когда его наконец-то выпустили из-под опеки врачей, Леночка постоянно дула на его покалеченные пальцы, приговаривая, что всё пройдёт. Павел, обычно хладнокровный по отношению к брату и чувствующий к нему явную антипатию, пустился ещё несколько раз на воровство, добывая для него кубики сахара. — Вы меня не любите, да? — однажды поинтересовался Дмитрий, перестав тупить в тарелку на завтраке, и уставился на мать с отцом. — Это неправда! — покачала головой Софья. — Да, вот. Ты наш любимыш, — согласился Пётр, без колебаний отдавая ему свой завтрак. Так уж повелось, что Дмитрий стал ужасно худощавый. Отец посчитал, что сможет выжить без этих скудных ежедневных завтраков. И Павел совершенно случайно воткнул нож в стол рядом с мужчиной, который охарактеризовал разговор отца и сына пидорским из-за поцелуя Петра в лоб. — Рука соскочила, — прорычал он, — уж очень мяса захотелось. Однако лечению бессонницы это не способствовало. Дмитрий всё также панически избегал тишины, и в один момент до ужаса напугал мать, когда неожиданно рухнул в середину кровати, где обычно спали дочери. Софья возмущённо уставилась. — Ты так храпишь, я засыпаю под это, — оправдался он, и мать покраснела до кончиков ушей. Пётр засмеялся. — Смешно тебе? На самый край двигайся, иначе Лене с Аней места не хватит, — проворчала Софья, но выгонять сына не спешила. — Видишь, какая удача пережить эти прекрасные моменты из прошлого, — намекая на некогда маленького Диму, также спящего между родителями, произнёс Пётр. — Раньше он был гораздо компактнее, — закатила глаза Софья, — а теперь вы — два кабана! Дмитрий возмущённо пискнул, но придавленный подушкой он звучал очень приглушённо. Софья положила на него сверху руку, слегка приобнимая.

***

Вереница дней потеряла значение для Софьи. Теперь вся её семья была в безопасности. Большего она и не просила. Конечно ей казалось, что вот-вот будет какой-то подвох от Плутарха, но она была честна с собой: он не мелочный. Вряд ли такой стратег, как он, уцепился бы за личную неприязнь. Вдобавок, он вёл себя так, словно между ними ничего не произошло. И может быть Софья взвыла от однотипности дня, но сегодня был случай из ряда вон. Один из победителей, Финник Одэйр, решил жениться на Энни, девушке, спасённой вместе с другими пленниками. Софья знала, что ей нужно сделать. — Что это? — удивлённо спросил Финник. — Кольцо с сапфиром, — улыбнулась Софья, — невеста должна блистать на своей свадьбе, а будущий супруг радовать неожиданными подарками. Одэйр выразительно взглянул, и она быстро вложила ему в кулак кольцо. — Я безмерно благодарна за спасение своего мужа, — честно сказала она, — и я хочу сделать этот подарок. Разве камень не подходит под её цвет глаз? — Подходит лучше всего, — усмехнулся он. Именно таким его и видела Софья на экранах, — слухи не врут, вы правда хороший спонсор. Они попрощались. Софья радостно утонула в свадебных хлопотах, вписавшись в дуэт с Эффи. Конечно стилистом она не являлась, но легко могла в закромах отыскать что-то особое. Тринкет распорядилась ей сплести голубой венок из незабудок, поскольку что-то должно было в образе уравновесить синий сапфир. Софья спорить не стала и нарвала цветов с поверхности. Только сейчас она ощутила немыслимую тоску. Как же ей всё это время хотелось увидеть солнце. Пока она плела, к ней подключился Пётр, трещащий маловажные новости. Он ужасно любил сплетни, но под землей, живя как кроты, мало чего происходило значительного, а если и происходило, то это знали все, но Софья раз за разом делала вид, словно слышит впервые. — Я в шоке, — наигранно произнесла она, пытаясь совладать с настырным супругом, который решил шутки ради своровать цветы из корзины, да повтыкать себе в волосы, — отдай! Он проворно вскочил с места, и Софья его опередила, аккуратно вытаскивая стебельки и щипая его за руку. Перелом сросся, но, кажется, что-то пошло не так. Пётр действительно стал хромать. Журавлёв пообещал предпринять какие-то меры, но пока возможности не представлялось. Сам Пётр по этому поводу не переживал. Хоть он и был очень неловким и у него стали периодически болеть ноги, оптимизма было хоть отбавляй. Единственное, что заставляло его ворчать, так это неугомонность Лены. Теперь у него совершенно не было шансов угнаться за ней, но Леночка понимала положение дел и позволяла себе быть медленной, чтобы Пётр раз за разом ловил её. Софья закончила венок. Она была рада возложить его на рыжеволосую макушку Энни. Пусть она провела совсем мало времени с ней, но почему-то невеста Финника напоминала ей Лену. Были в ней какие-то детские черты. Только в этот момент Софья осознала, что эти трибуты были едва ли старше её детей. Китнисс и Пит вовсе младше. Её жизнь оказалась в руках воинственной группы подростков, и это чертовски пугало. Но поскольку в жизни произошло так много ужасов, ей было уже всё равно. Просто плыви по течению. Именно поэтому Софья легко забылась на свадьбе Финника и Энни. — Наша свадьба была лучше, — озорно заметил Пётр, подхватывая её сзади и кружа в пол оборота. — Почему? Потому что богаче? — Потому что ты была моей невестой! — легко пояснил он. Он любовно смотрел на неё, но что-то переменилось в его взгляде. Софья взглянула за своё плечо. Конечно. Плутарх Хэвенсби. Пришлось дёрнуть супруга за рукав и развернуть его спиной к правой руке президента Койн. — Забудь про него, — попросила Софья, — жизнь своё возьмёт. — А если не возьмёт? — Ну меня он точно не взял, — горько отшутилась она, пытаясь совладать с клокочущем отвращением в груди. Пётр отрывисто чмокнул её, как только уловил подавленный взгляд. — Можем уйти, если хочешь. — Брось, я выдержу эту гадюку, — улыбнулась она. Призвали к тишине. И священник положил на их руки белую ленту. Софья повертела головой, пытаясь понять где её дети, но они были с Брокдорфом в противоположном углу этого маленького сада. — …мы будем одной жизнью, одной целью, одной судьбой, — трепетно произнёс Финник. Они обменялись клятвами, и священник призвал к поцелую. Пётр обхватил лицо Софьи, словно слова относилось непосредственно к ним, и нетерпеливо поцеловал. Она охотно ответила, кладя руку ему на плечо. Заиграла бодрая музыка. Совершенно не классический вальс, который обычно бывает, но от этого исходила особая атмосфера. — Сегодня без танцев, Сонь! — Нужно же было тебе покалечиться в такой ответственный момент, — она широко улыбалась от нахлынувшей нежности, чувствуя беззаботность с супругом. — Я могу компенсировать это упущение, — позволил себе покружить супругу Пётр, а когда она прижалась к нему, прошептал: — сегодня ночью, например. — Ты невыносим, — шикнула на него Софья, — потише! И вообще, тут никакого уединения нет. — А мы Степана прогоним, у него-то наверняка отсек пустующий. — Мне нравится этот план, но это тринадцатый дистрикт, — фыркнула она, — нашёл место. — А что с ним не так? Софья приблизилась к нему, шепнув на ухо, что все жители этого дистрикта страдают бесплодием и слабым иммунитетом. Ни о какой контрацепции речи и не шло. — Дикий народ, — согласился он, — но у меня есть козырь в рукаве. Для него как раз ничего не нужно… Ещё чуть-чуть и у Софьи будет красное лицо. Она заткнула его поцелуем, лишь бы он не раскидывался своими непотребными мыслями на чужой свадьбе. — Что будет, когда всё закончится? — поинтересовалась она. — Как ты относишься к седьмому дистрикту? — С людьми, как Джоанна, спорить бы не стала, — хихикнула Софья, — но там леса. Я люблю леса. Да и ты, наверно, тоже? Там столько охотничьих угодий… — Да-да, можно ловить оленей. Он ещё раз её покружил, чувствуя ужасную боль в колене, но умудряясь не проронить и звука. Софья всё равно заметила. Ненавязчиво предложила посидеть. В этом маленьком зелёном оазисе она чувствовала себя спокойно. Ей очень сильно хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она совсем забыла, что зелень здесь едва ли настоящая. Что солнечных лучей она не видела уже два месяца.

***

— Вы ненормальные! — огрызнулся Степан, поднимая сырой кусок мяса над головой, пока Лена и Егор петляли вокруг врача. Софья восторженно слушала хвастовство Дмитрия, как он в одиночку повалил огромного оленя с пятиметровыми рогами, который чуть не пустил на шашлык отца и брата. — И я выстрелил ему прямо в лоб, спасая их, — делая вид, что скромен, объяснил он. Дмитрий чувствовал себя хорошо. Страх тишины покинул его. И Софья была рада, что вместе с этим он покинул их кровать, хотя её материнское сердце предательски бушевало, когда ей пришлось это сделать. Чувствовалась нереалистичность момента. Много лет назад это произошло, но всё вернулось к исходному положению. Может ли это быть последний раз? Но её разум говорил, что да. Это последний. И она с какой-то затаённой грустью прогнала его прочь. А затем от них упорхнула и Лена, оставляя в родительской кровати лишь Анечку. — Так и было, — поддакнул Пётр, поздно замечая, что даже засученные рукава не спасли его рубашку от крови животного. Она попросту стекла по локтю, — чёрт… — Еле выжили, — равнодушно бросил Павел, подхватывая нож, чтобы помочь отцу, — теперь, видимо, будем отрабатывать это чудесное спасение. — Вот-вот! Нечего мне трудиться. Я тут самый усталый. Пётр спрятал улыбку. Поднял голову. На диванчике сидела Аня, играющая с плюшевыми животными. Она тоже подняла голову и очень осуждающе взглянула на отца. Он помедлил, играя в гляделки с дочерью. Сегодня Анечка на него затаила глубокую обиду, потому что, когда проснулась, обнаружила ужасное покушение на тело матери. Пётр шутливо утром предложил, как он говорил, «помацать сисечки» Софье. Та согласилась. И Аня уличила отца в этом ужасном действии. Пётр лишь тревожно думал, насколько память двухлетнего ребёнка хороша и является увиденное одним из разновидностью психической травмы. Не сказать же дочери, что мама, вообще-то, общая. И он просто сливки месил для Ани. Поджав губы, он не выдержал этот осуждающий взгляд и вернулся к разделке туши. Пусть это останется между ними двумя. Пыла на разделку ему не хватило, поэтому Пётр быстро сдался. Пришлось крикнуть через пол дома Кристиану, чтобы тот спустился вниз и помог с оленем. Брокдорф молча смотрел на этот кровавый водоём, а затем тихо поинтересовался, помнит ли Пётр, что сначала надо повесить тушу на крюк, чтобы кровь стекла. Пётр глупо хлопнул глазами. Он забыл. Журавлёв облокотился на стену, устало смотря на царившую анархию. Он зациклился на Петре. Нет, не потому, что резко испытал хоть какое-то больное ощущение симпатии. От него все ещё Степана периодически тошнило. Просто ему нужно было посмотреть, осталась ли хромота у собаковода. Нога срослась неправильно, поэтому пришлось ломать снова. Но Журавлёв довольно хмыкнул, не видя признаков отклонения от нормы. Софья, как и предполагала, ощутила отчуждение в Капитолии. После революции всё стало вверх дном, и боясь преследований, она вынужденно согласилась на авантюру Петра — перебраться в седьмой дистрикт. И не жалела о содеянном. Ей нравились поляны с цветами, где совсем нет деревьев и ничего не препятствует солнечным лучам; Софья все ещё боялась мошкары, но раз за разом выбиралась в лес, чтобы увидеть хоть что-то живое, после стольких дней в тринадцатом дистрикте, огромной и холодной камере. На кухне приятно чем-то пахло. Хоть она и не умела готовить, но с охотой принимала любую помощь. Журавлёв и Брокдорф стали не просто гостями, а их соседями, более близкими, чем предполагалось. Они все жили под одной крышей, потому что их нездоровое проживание под землёй заставило их чувствовать потребность друг в друге. Но они смогли позволить себе на последние сбережения достаточно большой дом для всей их семьи. Может теперь они не богаты, но счастливы. А рукастых людей у них полно: придумают что-нибудь. Вон один Кристиан чего только стоит. Послышался стук в дверь, и Софья обогнула Дмитрия, чтобы открыть. С диким лаем на неё набросился бигль, и громкий вскрик Петра где-то за спиной точно дал понять, что это уже вымахавший Фридрих. — Ты жив, — ахнула Софья, но это не относилось уже к повзрослевшему щенку. Она смотрела на своего отца. Глаза Георга блеснули, и Софья порывисто обняла его, чуть ли не накидываясь, как это делала Лена. Ещё чуть-чуть и она бы сбила отца с ног. Она не получала о нём ни единой весточки. Все её поиски были безрезультатными. Софья вынуждена была смириться с его кончиной, а сейчас перед ней был её живой и здоровый отец. — Это занимательная история, — анонсировал он, но его взгляд быстро заплясал по помещению. Увидел Дмитрия. Все были в сборе, — но я вижу, что это того стоило. Лена восторженно крикнула, перепрыгивая через диван, чтобы поприветствовать деда. Павел пнул Дмитрия по голени, заставляя последнего ошалеть. Просто из вредности, чтобы добраться до деда первым. Братская антипатия. Всеобщее умиротворение и спокойствие дополнилось последним кусочком паззла.