Я обратил её
Во время расправы над группой Караморы я впервые увидел Алину вблизи. До этого она попадала в поле моего зрения только во время слежки — урывками, и то обычно со спины. Её история была очевидна и ничем не отличалась от тысячи историй других женщин-революционерок: несчастное детство, обида на весь мир, и сильное желание победить зло. В расширенном пакете услуг часто прилагается влюбленность в руководителя ячейки. В общем, она казалась обычной неспокойной девушкой в окружении грубых, суровых и жестоких мужчин. Стоило же мне на неё взглянуть внимательно, как ореол буйной анархистки ушел. На стуле сидела не Софья Перовская — принципиальная террористка, которую ничего не остановит, а Вера Засулич — запутавшаяся, чистая, невинная девочка, которую просто повели за собой, обозначив ориентиры. Влюбленная глупая девочка, которая жила не для себя, а для других. Я думал, что за сто одиннадцать лет меня невозможно разжалобить и достаточно сложно удивить в тех случаях, когда дело касается работы. А этой хрупкой девочке — удалось, хотя она даже не пыталась. Мне стало жалко её. Её не успевшую толком начаться молодость Её постепенно раскрывающуюся красоту Её непрожитую жизнь и неиспытанные чувства.«Чистейшая красота»
Свечников смотрел на меня как на идиота, но я действительно чувствовал себя как шестнадцатилетний отрок, впервые увидевший что-то прекрасное и светлое в ужасном мире. Мне казалось, что она сможет начать с чистого листа. Мне казалось, что я делаю правильно и её спасение — спасение России. Я действовал вопреки кодексу, вопреки здравому смыслу — зато по собственному чувству справедливости. Они должны были умереть, а она — жить.Я успокаивал её
Меня всегда забавляли книги, героями которых были вампиры. На моей памяти лишь в трех их описание походило на реальное, остальные же вызывали гомерический смех. Просто подумайте: В «Вампире» Джона Полидори герой-вурдалак соблазняет девушек, женится на них — и все это только для того, чтобы выпить всю их кровь. Слишком много действий для утоления голода, не находите? Или в Англии кровь пить можно только у родственников? В «Кармилле» Джозефа Фаню вампирша не только ведет ночной образ жизни, но еще и сквозь стены проходит, и в кошку обращается, если нужно. С её возможностями ей не девушек нужно соблазнять, а злодеев ловить. В «Дракуле» Брема Стокера главный герой, во-первых, вообще списан с известного охотника на них, а во-вторых, действует по крайне нелогичному принципу «сначала дама, потом проблемы». Вот только теперь было не до смеха, ведь и я в каком-то смысле стал Дракулой. Обратил девушку, решив все за неё, хоть и из лучших побуждений. Ведь для меня вампиры — те же люди, просто им для жизни нужна не вода, а кровь. Только я не подумал, что есть вампиры для неё. А для Алины мы — чудовища. И она для себя теперь — чудовище. Мне никогда не были понятны люди, что убивали себя — они казались слабыми, инфантильными, не готовыми переживать боль и страдания, брать на себя ответственность. Но её я вдруг понял. Лучше бы не понимал — не проснулась бы совесть. Не закричала бы: «Какой ты идиот, Руневский!» Не забила бы маленькими слабенькими ручонками в грудь. Не открыла бы глаза на то, что я — причина, по которой Алину разрывает сейчас изнутри.«Я не чудовище, нет»
Глаза Алины заволокло страхом и ненавистью, мозг — желанием убить себя, тем самым прекратив все душевные муки. Видимость принятия как ветром сдуло, стоило девушке наброситься на Кровяника из-за неутоленной жажды. Но мы в ответственности за тех, кого обратили. Поэтому сейчас моя рука — на её плече, мое пальто — на её теле, и я говорю то, что хотел бы услышать сам — от Алины.«Конечно, вы не чудовище. Вы — та, кто его поймал»
Я защищал её.
Нет, я решительно не понимал, как Алина могла связаться с таким человеком, как Петр Каразин. Он собрал группу мародеров, которая совершала разбойные нападения и убийства, прикрывая их бравыми лозунгами о справедливости и счастье для всех. Он подвергал свою любимую опасности каждый раз, посылая её вперед — внедряться в состоятельные семьи в виде горничной, кухарки или машинистки. В отличие от него, её лицо не скрывала маска, и Третьему отделению не составляло труда, при желании, выйти на неё и арестовать. Наконец, он бросил её умирать, спасая собственную шкуру. И этот человек, который в моих глазах был последней гадиной — любим. Я тысячу раз прокручивал в голове свои претензии к нему, и большинству из них можно было найти оправдания. Да, он революционер, но я сам был таким когда-то. Да, он радикален, но никто не знает, что его сделало таким — жизнь или воспитание. Но кое-что всегда оставалось непрощенным. Он. Её. Убил. Убил тем, что убежал, не пытаясь ничего выяснить о том, кто я и зачем. Убил тем, что заразил её своими бреднями и ввел в ячейку. Убил тем, что влюбил в себя и подверг опасности. Может он её и любил — но по-своему, по-детски, когда любишь скорее не человека, а собственное чувство к нему, то, какой ты рядом с ним. Потому что взрослая любовь — это защита, это способность забыть себя ради другого.«Вы мне доверяете?»
Я забываю о себе, когда за нами гонится каппа.«Что же, найдите её»
Я забываю о себе, глядя на Дашкова, в глазах которого нет ничего, кроме ненависти и кровожадности.«А Алина?»
Я забываю о себе, сидя в Петропавловской крепости, так и не зная, где она сейчас и что с ней.«Черт с ним, Юсупов — так Юсупов»
Я забываю о себе, когда стоит выбор — она или я. Интересно, кто первый заметил, что мы становимся сильнее, когда защищаем то, что дорого? Кто открыл, что привязанность есть сила, а не слабость?Я боялся её потерять
Когда мне было шестнадцать лет, я боялся крови, боли и смерти. Когда мне было пятьдесят лет, я боялся нарушить правила и подставить Свечникова. Сейчас я боюсь лишь одного — потерять её. Еще два часа назад она стояла передо мной, как Венера Боттичелли — богиня, сошедшая на землю к простым смертным. А я не дышал, чтобы её не спугнуть, хотя верил: теперь это навсегда. Но от прощального крика повешенного Богрова все мои мечты, надежды и чаяния треснули и рассыпались, обратились в пыль. Что, если Каразин не оставит нас в покое? Что, если Алина помнит его и что-то до сих пор к нему чувствует? Что, если из неё не до конца выветрился «караморовский» дурман?«Ревнуете?»
Я не в силах открыть правду любимой девушке. Я подлец, трус и негодяй. Зато Алина сейчас со мной, жива и счастлива. А Карамора — один.Я люблю её
«Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна»
Смерть, даже для таких, как мы — неизбежна. Наша жизнь ограничена всего шестью столетиями — временем, достаточным, чтобы пройти полностью Эрмитаж, но не вечностью. А потому нет смысла откладывать, временить, ждать до лучших времен. Нужно делать — здесь и сейчас Нужно любить — целиком и полностью Нужно жить — пока есть время. Я понимаю, что Алина умрет когда-нибудь. Предчувствую, что и сам погибну не от старости. Но как бы хотелось провести всю оставшиеся годы с ней. И последующие жизни — тоже.Kocham cię, моя маленькая. Kocham cię