«Сегодня вечерней лошадью я уезжаю в свой любимый город Одессу,
город каштанов и куплетистов».
Буба Касторский, оригинальный куплетист.
1 сентября 1936 года. 15:30. Кабинет С. М. Кирова. Москва, улица Дзержинского, дом 2. Первого сентября тридцать шестого года Максим был приглашен в кабинет товарища Кирова, где и узнал, что Политбюро одобрило участие ограниченного контингента советских войск в гражданской войне в Испании, а товарищ Сталин дал добро на участие в этой войне Максима. Но, не успел Максим обрадоваться разрешению, как Киров добавил в бочку меда ложку дегтя, выдав Белову список технологий, которые до отъезда будет необходимо передать различным научно-исследовательским институтам и конструкторским бюро. И с этого момента для Максима началась настоящая гонка со временем, осложненная к тому же тем, что Николая Виноградова Киров отправил на стажировку в библиотеку с целью изучения принципов каталогизации материалов. Чтобы достойно завершить свое участие в работе над новой бронетехникой, Максим подготовил материалы по новым, еще не известным сортам стали, которые затем были отправлены на Ижорский завод, в недавно созданную Центральную броневую лабораторию. Если у тамошних специалистов все получится - Советский союз будет обеспечен и новой броней для танков, и траками для гусениц повышенной прочности, и твердосплавными бронебойными сердечниками для подкалиберных снарядов. Помимо стали Максим подготовил материалы по титановым и алюминиевым сплавам, и в первую очередь - по дюралюминию. Его производство требовалось наладить как можно скорее и в как можно больших масштабах, а то и дальше придется делать самолеты из тряпок и фанеры. Не ограничиваясь одними только металлами, Максим подготовил также материалы по различным вариантам полиэтилена, полиамидным волокнам и поликарбонатам. Эти материалы после прохождения через копировальную лабораторию отправятся на изучение в город Мытищи, в Головной институт по проектированию предприятий искусственного волокна. Больше всего Максима интересовали полиамидные волокна, ведь это не только капрон, но и арамидные ткани, которые отлично подойдут для защиты экипажей бронетехники от вторичных осколков, выбиваемых снарядами из тыльной стороны брони. В перспективе же пакеты из арамидных тканей могут стать основой для индивидуальных бронежилетов. Полиэтилены и поликарбонаты были гораздо более универсальными материалами. Применительно же к военной технике, полиэтилен мог использоваться в качестве неплохого изолирующего материала, а поликарбонат - в качестве более прочного аналога плексигласа, использовавшегося при изготовлении фонарей кабин военных самолетов. У Максима были и другие планы на счет применения поликарбоната, но он пока не спешил делиться ими с окружающими. Следом за новыми материалами в переданном Кировым списке шли радиотехнологии, впрочем, Максим и сам понимал, что что для будущей военной техники потребуется большое количество радиостанций. Поэтому Максим начал готовить материалы по более новым электронным лампам, которые должны стать гораздо дешевле и экономичнее тех, что производятся сейчас. Особое внимание он уделил малогабаритным «пальчиковым» лампам, которые только-только начали производить в США, ведь наличие подобных ламп позволит создать портативные рации, вроде знаменитых американских «Уоки-Токи», они же «Motorola SCR-536». Не ограничиваясь одними только ламповыми технологиями, Максим подготовил материалы по p-n переходу, полупроводниковым приборам на его основе и даже простейшим интегральным схемам. Последнее, конечно, было сильно опережающей технологией, но Белов посчитал, что чем раньше ученые начнут в нее вникать, тем лучше. Помимо ламп и полупроводников, Максим распечатал заметку об использовании при изготовлении контурных катушек литцендрата - многожильного провода с изолированными друг от друга слоем эмали жилами. Использование литцендрата вместо обычного провода должно повысить добротность катушек на тридцать, а то и сорок процентов. Также он добавил рекомендацию по более активному использованию печатных плат на текстолитовой основе, на всякий случай приложив к ней технологию их изготовления. Затем, от технологий, необходимых для производства новейшей отечественной бронетехники, Максим плавно перешел к средствам борьбы с бронетехникой вражеской. Гражданская война в Испании станет толчком для развития танков, а значит, уже сейчас нужно начинать разрабатывать надежные противотанковые средства. Пушек Максим решил особо не касаться, ограничившись лишь написанием докладной записки с описанием основных противотанковых орудий как довоенной разработки, так и тех, что были разработаны уже в годы войны. По мнению Максима, этого было вполне достаточно, тем более что пушки, которые Грабин уже разрабатывал для нового танка, после небольшой доработки могли быть использованы и в качестве противотанковых орудий. Пехота же остро нуждалась в надежном ручном противотанковом оружии. Противотанковые ружья и ручные гранаты Максим отмел сразу, считая их бесперспективными. Значит, оставался только ручной противотанковый гранатомет. Засев за ноутбук и внимательно перечитав все статьи о гранатометах, он какое-то время колебался между РПГ-7 и РПГ-16. У обоих гранатометов были свои достоинства и недостатки. Главным плюсом «семерки» было то, что он использовал надкалиберные гранаты, мощность которых было легко повысить путем простого увеличения их головной части. РПГ-16 же, использовавший гранаты калиберные, обладал гораздо более высокой кучностью, позволяя уверенно попадать в танк с расстояния до восьмисот метров. «Да и черт с ним, что мощность гранаты нельзя увеличить! - подумал Максим, остановив, наконец свой выбор на «шестнадцатом» гранатомете. - Триста миллиметров брони она пробивает уверенно, так что на ближайшие десять-пятнадцать лет ее хватит. А там что-нибудь новое разработаем!» Определившись с прототипом гранатомета, Максим начал подбирать конструктора, способного воплотить его в металле. И выбор его пал на Леонида Васильевича Курчевского. В прошлом Максима Курчевский, выполняя заказ начальника вооружений РККА Тухачевского, мечтавшего заменить всю артиллерию безоткатными орудиями, разработал целый ряд динамореактивных систем. Кончилось это тем, что тридцать седьмом году Курчевский был обвинен в создании бесперспективных образцов вооружений по заданию врага народа Тухачевского и расстрелян. В этой же истории все работы по созданию безоткатных орудий были свернуты сразу же после снятия с должности начальника вооружений РККА Тухачевского и назначения на его место талантливого артиллериста Говорова. Сам же Курчевский, оказался не у дел, из-за чего сильно расстроился, не зная, что отстранение от всех работ по динамореактивным орудиям спасло его от расстрела. Словом, Курчевскому, в спешном порядке переведенному в Московский Реактивный НИИ, отправились чертежи гранатомета и выстрела к нему, а ленинградский Государственный оптический институт получил задание на разработку гранатометного оптического прицела. Дойдя до вопроса о развитии авиации в переданном ему списке, Максим тяжело вздохнул. Касаться этой темы ему очень не хотелось, поскольку в самолетах он разбирался куда хуже, чем в сухопутной технике, не говоря уже о стрелковом оружии. Но, вне зависимости от его желания, заняться вопросом развития авиации ему пришлось, ведь, хотя авиация не выигрывает сражений сама по себе, именно она определяет, чьи пехота и танки выиграют сражения на земле. Начал Максим, впрочем, не с собственно самолетов, а с пламенных моторов, которые, если верить гимну военно-воздушных сил, у авиаторов вместо сердца, ведь при отсутствии хороших двигателей все дальнейшие рассуждения о самолетах были лишены смысла. Покопавшись в своем ноутбуке, Максим выяснил, что лучшими авиационными моторами в Советском союзе были моторы АШ-82ФН и его модернизированная версия АШ-83. Оба мотора представляли собой четырнадцатицилиндровую двухрядную звезду с инжекторным впрыском топлива. АШ-83 отличался от своего предшественника в основном тем, что был форсирован по наддуву и оборотам, в результате чего номинальная мощность увеличилась до одной тысячи пятисот восьмидесяти пяти лошадиных сил, а максимальная - до тысячи девятисот. Вторым авиационным мотором, который Максим хотел предложить советской промышленности стал двенадцатицилинровый V-образный двигатель ВК-108, только переоборудованный под систему непосредственного впрыска топлива. Преимуществом этого двигателя было то, что он позволял устанавливать пушку в развале цилиндров, вследствие чего лучше подходил для истребителей. От разработки же авиационных дизелей Максим решил полностью отказаться. Не то, чтобы эта тема была совсем уж бесперспективной, напротив, она имела определенные преимущества, вроде использования в качестве топлива более дешевого керосина, вот только нормально работал такой авиационный двигатель на высотах не более двух с половиной тысяч метров. Для гражданской авиации такой двигатель еще худо-бедно подходил, но для военной - уже нет. Поэтому Максим и не стал уделять этой теме внимания, решив, что на ближайшие годы хватит и обычных бензиновых двигателей, а лет через десять уже появятся турбовинтовые и турбореактивные двигатели. Затем Максим задумался о вооружении будущих самолетов. От пулеметов винтовочного калибра он решил отказаться сразу. Если сейчас, в тридцать шестом году, от таких пулеметов еще есть толк, то году к сорок первому - сорок второму они станут полностью бесполезны. Остаются крупнокалиберные пулеметы и пушки. Задание на пушку калибром в двадцать три миллиметра, равно подходящую как для авиации, так и для бронетранспортеров, конструкторское бюро Таубина уже получило, осталось решить вопрос с пулеметом. Уже был ШВАК калибром двенадцать и семь десятых миллиметра, а в следующем году должен был появиться пулемет Березина того же калибра и он, честно говоря, нравился Максиму гораздо больше. В отличие от пулемета Шпитального и Владимирова, использовавшего специальные патроны с выступающей закраиной, пулемет Березина использовал те же патроны, что и крупнокалиберный пулемет Дегтярева. Определившись с двигателем и вооружением, Максим приступил к написанию собственно плана развития авиации и начал он с самого сложного, а именно - с истребителя. Чем больше Максим читал материалы об истребителях в своем ноутбуке, тем больше он убеждался, что создать один истребитель на все случаи жизни у него не получится, как бы ему это этого ни хотелось. А вот разработать полный спектр истребителей на основе двух базовых моделей показалось ему вполне реальным. Оставалось только определиться с этими самыми базовыми моделями. Основным высотным истребителем-перехватчиком в годы войны был МиГ-3, разработанный конструкторским бюро Артема Ивановича Микояна и Михаила Иосифовича Гуревича. Этот самолет имел лучшую для своего времени маневренность на высотах свыше семи тысяч метров, что для перехватчика было просто замечательно. Однако, опыт Великой Отечественной войны показал, что большинство воздушных боев ведется на высотах от двух до пяти тысяч, на которых МиГ-3 уступал по маневренности немецкому Me-109. Другими недостатками данной машины были высокая посадочная скорость и крайняя сложность управления, вызванная задней центровкой самолета. Поэтому-то Максим и решил взять за основу нового высотного истребителя опытный образец МиГ-11, в котором большинство вышеуказанных недостатков было устранено. От использования в конструкции дерева Максим предложил полностью отказаться, сделав планер цельнометаллическим. Вооружение самолета должно состоять, как минимум, из двух двадцатитрехмиллиметровых крыльевых пушек и двух крупнокалиберных пулеметов. Разработку истребителя Максим хотел поручить все тем же Микояну и Гуревичу, трудившимся сейчас в конструкторском бюро Поликарпова. Они уже достаточно опытные конструкторы, чтобы справиться с поставленной задачей, да и Поликарпов им поможет, как более старший и опытный товарищ. В перспективе же, Максим предлагал выделить Микояна и Гуревича в отдельное КБ, и, присовокупив к ним конструктора-двигателиста Архипа Люльку, поручить им разработку первого отечественного реактивного истребителя. Но о реактивном истребителе Максим решил подумать потом, а пока он отправил на печать эскизы и аэродинамические схемы самолета МиГ-11 для передачи их в КБ завода номер восемьдесят четыре, главным конструктором которого и был Николай Николаевич Поликарпов. Детальных чертежей Максим решил не давать, считая, что возникновение и развитие советской конструкторской школы важнее ускорения работ по самолету. Пока эскизы печатались, Максим приступил к изучения ситуации с фронтовыми истребителями, предназначенными для завоевания господства в воздухе. Исходя из прочитанного им, лучшими советскими истребителями были Як-9 и Ла-7, совершившие свои полеты в сорок втором и сорок четвертом годах. Обе машины имели примерно одинаковую маневренность, но самолет Лавочкина отличался крайней легкостью управления, а самолет Яковлева - способностью модифицироваться в самые разнообразные типы самолетов. После долгих размышлений Максим решил все же остановиться на Як-9 в качестве прототипа, все же возможность быстро модифицировать самолет под конкретные задачи дорогого стоит. Эскизы самолеты были отправлены конструктору Александру Яковлеву, которому предстояло доработать планер самолета, заменив тканевую обшивку хвоста на дюралевую, и адаптировать машину под новый, более мощный двигатель. Вооружение на базовой модели самолета должно состоять из двадцатитрехмиллиметровой пушки в развале двигателя и двух пулеметов калибра двенадцать и семь десятых миллиметра в крыльях. Также Яковлев должен заранее предусмотреть возможность создания как трехпушечной версии самолета, так и вариантов с одной пушкой, но калибром тридцать семь или даже сорок пять миллиметров. После истребителей Максим занялся фронтовыми бомбардировщиками. Их в СССР было, в общем-то, всего два вида - Пе-2 и Ту-2, причем «Пешка» уступала «Тушке» по всем параметрам, кроме заметно более низкой стоимости и способности выполнять фигуры высшего пилотажа, что было совсем нехарактерно для бомбардировщика. В конечном итоге, Максим сосредоточился на доведении до ума именно Ту-2. Машина с самого начала была весьма неплохой, а уж когда на нее поставили двигатели АШ-82ФН, она стала лучшей в своем классе. Здесь же она с самого начала будет разрабатываться под новые улучшенные моторы АШ-83, так что Максиму оставалось указать на необходимость улучшения обзора рабочего места штурмана и замены пулеметов ШКАС на крупнокалиберные пулеметы Березина - и все, можно будет хоть сейчас запускать в производство. Также на основе Ту-2 можно будет создать отличный высотный разведчик. На высоте около одиннадцати тысяч метров, куда способен забраться этот самолет, бессильна зенитная артиллерия и крайне проблематичен перехват немецкими истребителями. А вместо тысячи килограмм нормальной бомбовой нагрузки в самолет можно установить большое количество различной фотоаппаратуры. «Да, и не забыть написать служебную записку о тактике применения фронтовых бомбардировщиков, - подумал Максим. - Наши бомбардировщики, в отличие от немецких «лаптежников», довольно скоростные, так что бомбометание с отвесного пикирования для них не подходит. А вот бомбометание с пологого пикирования дает весьма неплохие результаты, но при этом не делает самолет легкими целями для зенитного огня и не подвергает конструкцию перегрузкам. Да и вероятность не успеть вывести самолет из пике в данном случае снижается до минимума». С тяжелым же бомбардировщиком все было еще проще, поскольку единственной актуальной моделью данного класса на момент начала войны являлся Пе-8. И, если ранняя модификация данного самолета, имевшая пятый двигатель, приводивший в действие воздушный компрессор для нагнетания воздуха в основные двигатели, была так себе, то поздняя, с двигателями АШ-82, представляла из себя отличный самолет с дальность полета до пяти тысяч восьмисот километров и бомбовой нагрузкой до пяти тысяч килограмм. Ее-то Максим и взял за основу проекта нового бомбардировщика, присовокупив к нему эскизы самолета «Т», представлявшего из себя проект глубокую модернизации Пе-8 с улучшенными летными характеристиками, и схему оборонительного вооружения по схеме американского B-17. Если товарищ Петляков и его начальник Туполев справятся, Советский Союз получит не только усовершенствованную версию Пе-8 из прошлого Максима, но и альтернативу дальнему бомбардировщику ДБ-3. Что-то же более мощное, вроде Ту-4, по мнению Максима в настоящий момент не требовалось, хотя, сразу после разработки и отладки двигателя АШ-83, ОКБ Швецова стоит поручить создание более мощного мотора мощностью не менее двух с половиной тысяч лошадиных сил, а КБ Туполева - разработку более тяжелого бомбардировщика. Но это будет потом. Со штурмовиком же все и вовсе было однозначно - только Ил-2 в его двуместной модификации. Разумеется, Максим предложил целый комплекс доработок, чтобы сделать самолет лучше и главным образом это касалось сиденья стрелка, которое необходимо было убрать внутрь бронекорпуса. Конечно, при этом возрастет масса самолета, но это было не страшно, новый, более мощный двигатель справится. Прочие же доработки заключались в замене пулеметов ШКАС на крупнокалиберные пулеметы Березина, а также в удлинении выхлопных патрубков двигателя и оборудовании их пламегасителями, чтобы выхлоп не слепил пилота и не демаскировал штурмовик. На этом, собственно, доработку Ил-2 можно было и закончить. В качестве пассажирского и транспортного самолета Максим решил предложить американский Douglas DC-4, производство которого начнется только в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. При наличии двигателей АШ-83 его будет вполне реально скопировать. И, наконец, уже в качестве некого курьеза Максим решил предложить советским авиаконструкторам заняться разработкой вертолета. Читая материалы по двигателям, Максим к своему большому удивлению узнал, что один из вариантов двигателя АШ-82 устанавливался на вертолеты Ми-4, а на первый советский вертолет Ми-1 ставился двигатель, представлявший из себя половинку этого мотора. Опытное конструкторское бюро по винтокрылым аппаратам уже существовало, а Михаил Леонтьевич Миль уже разработал фундаментальные основы аэродинамики для подобных машин, включая и общую теорию несущего винта. Вот Максим и решил начать работу над винтокрылым аппаратом на одиннадцать лет раньше, чем это было в его истории, а заодно ввести в оборот само слово «вертолет», придуманное Камовым только в сороковом году. В идеале ему хотелось получить что-то вроде Ми-4, только с верхним расположением двигателя, как на Ми-1. Впрочем, какой-то особой необходимости в вертолете Максим не видел и рассматривал этот проект исключительно как задел на будущее. Закончив с технологиями из списка, Максим решил отвлечься от военной тематики и чем-нибудь облагодетельствовать еще и народное хозяйство. Оставалось решить, какая именно сфера народного хозяйства на этот раз не уйдет обиженной. С добычей полезных ископаемых все было гораздо лучше, чем в его истории. Нефтяники вовсю осваивали нефтяные месторождения Татарстана и потихоньку начинали присматриваться к Западной Сибири. По всей Сибири же строились предприятия, добывающие медь, олово, алюминий и даже титан. Словом, товарищ Сталин грамотно распорядился полученной от Максима картой полезных ископаемых. С автомобилями тоже все было гораздо лучше, чем в известном Максиму прошлом. С конвейеров заводов ГАЗ и ЗИЛ уже сошли первые грузовые автомобили, созданные по переданным Максимом чертежам. Пусть пока только гражданского назначения и исключительно с задним приводом, но и это, по мнению Максима, было большим достижением! Наконец, Максим нашел ту область науки и промышленности, которую еще не коснулось его внимание, а именно - фармакологию. А поскольку его собственные познания в этой области ограничивались пониманием того, какие таблетки в каких случаях нужно принимать, он призвал на помощь Грету Шнайдер, которая, будучи дочерью врача по происхождению и санинструктором по военно-учетной специальности, разбиралась в медицине заметно лучше него самого. Изучив известный Грете список простых лекарств, Максим смог разобраться с состоянием фармакологической промышленности в СССР и в мире. Оказалось, что аспирин уже пять лет производится в Казани, анальгин, по словам Греты, считался тогда быстрорастворимым аналогом пирамидона и производился в Германии, про парацетамол же Шнайдер и вовсе не слышала. Ситуацию нужно было срочно исправлять, и в Научно-исследовательский химико-фармацевтический институт были отправлены соответствующие формулы. На мгновенное исправление ситуации Максим не рассчитывал, понимая, что пройдет некоторое время, пока химики синтезируют и испытают препараты, однако, он считал, что страна все равно получит нужные ей лекарства гораздо быстрее, чем это случилось в его истории. Не забыл Максим и об антибиотиках. И пусть сэр Александр Флеминг еще в тысяча девятьсот двадцать девятом году выделил первый антибиотик и назвал его пенициллином, получить стабильную формулу препарата англичанам удалось только в тридцать восьмом году, а наладить массовый выпуск - и вовсе в сорок третьем. В СССР же пенициллин начали производить лишь в следующем, сорок четвертом году. Помимо пенициллина Максим озаботился также и вопросом создания стрептомицина - второго в истории антибиотика, являвшегося эффективным средством против туберкулеза и чумы. Этот препарат был открыт в сорок втором году американским ученым Зельманом Ваксманом, а в сорок шестом году, после нескольких лет тестирований и доработок начал применяться для лечения туберкулеза. Ждать столько времени Максим не собирался и подготовил материалы по антибиотикам к отправке во Всесоюзный институт экспериментальной медицины, указав в сопроводительной записке, что к работе над новыми препаратами нужно обязательно привлечь Зинаиду Виссарионовну Ермольеву, выдающегося микробиолога, сумевшую в сорок втором году получить отечественный пенициллин. Максим уже собирался закончить с медицинскими препаратами, если бы не вмешалась Грета, которую, как санинструктора, в первую очередь интересовали простые и надежные препараты, которые можно применять на поле боя, а не какие-то там сложные антибиотики. В частности, ее очень интересовали быстродействующие обезболивающие препараты, а также антисептики. «Я олень! - подумал тогда Максим, с трудом удержавшись от того, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. - Про промедол-то я и забыл! Хорошо, Грета подсказала, а то так бы и не вспомнил!» Благодарно чмокнув девушку в румяную щечку, Максим полез искать соответствующие материалы. Начал он, впрочем, не с промедола, а с антисептиков, а именно - с фурацелина, в известном Максиму прошлом разработанного в сорок седьмом году в Риге. Преимущество этого препарата перед спиртом заключалось в том, что он не обжигал ткани и мог спокойно использоваться при как при открытых ранах, так и при обработке слизистых оболочек. Распечатал Максим материалы и по тримеперидину, чаще называемому промедолом. По своему действию этот препарат близок к морфину, но обладает менее выраженными побочными эффектами. Насчет же того, что промедол является наркотиком и может вызвать зависимость, Максим не переживал. О таком явлении, как наркомания, в Советском Союзе еще не слышали, а одна-две дозы в случае ранения зависимости не вызовут. Вместе с самим препаратом Максим решил разработать и шприц-тюбик, благо уже скоро в СССР начнется производство полиэтилена для него. Вообще, после замечания Греты Максим начал задумываться о выдаче всем красноармейцам индивидуальных аптечек, наподобие хорошо известной ему аптечки АИ-2, но, по здравому размышлению, решил отложить этот вопрос на потом. Следовало сперва понять, лекарства какого назначения будут нужны бойцам и какие из существующих препаратов для этих целей подойдут. «Ну вот, только я решил отстраниться от военщины и заняться чем-то мирным, как тут же вернулся обратно к армии. Судьба у меня такая, что ли?» - вздохнул Максим и отправил на печать первую из многих статью по ядерным технологиям, решив, что это будет последней темой, которую он подготовит к отправке в соответствующий НИИ. Отправка советских войск в Испанию была назначена на первые числа ноября и подготовить больше материалов Максим просто не успевал, тем более что ему и самому нужно было подготовиться к командировке, а это оказалось не так просто, как он поначалу думал. Полевую форму нового образца, например, пришлось заказывать в ателье, причем как себе, так и девушкам. Уж больно нестандартный был у них рост. В итоге были пошиты комплекты формы как для обычного, так и для жаркого климатов, а для девушек - еще и комплекты женской формы с юбкой, и платья для ношения вне строя. То же самое касалось и обуви, которую так же пришлось шить на заказ. Производство армейских ботинок нового образца уже началось, но вся изготовленная обувь пока что шла исключительно в отдельные армейские части, вроде спешно формируемой Ворошиловым добровольческой бригады. Вот Максиму и пришлось через Власика узнавать адрес хорошего сапожника, который и пошил на всю компанию как высокие ботинки для выходов в поле, так и ботинки для формы для жаркого климата вместе с женскими туфлями для ношения вне строя. Новое оружие Максиму по должности пока что не полагалось, так что получить его не удалось. Однако, никто не мешал ребятам каждые выходные выбираться в третью ШОН, где новое оружие уже появилось, и тренироваться там его использовать. Заодно и обкатали новое снаряжение. Для Максима, к примеру стало большим удивлением, что все, что он хотел навесить на себя, не помещается у него на поясном ремне. В конечном итоге ему все же удалось расположить на поясе сумки для трех барабанных магазинов к штурмовой винтовке, гранатную сумку, сухарную сумку и две фляги. Все же Максим собирался не куда-нибудь, а в Испанию, где весьма жарко, так что лишний носимый запас воды не повредит. Пистолет, не поместившийся на пояс, Максим решил носить в нагрудной танкистской кобуре, отрегулировав ее лямки так, чтобы сместить ее немного к подмышке. Подсумок с пистолетными магазинами разместился на правой лямке подвесной системы, сразу над гранатной сумкой, место же на левой лямке занял боевой нож. Словом, на первый взгляд, получилось довольно удобно. Впрочем, после первого же прохождения полосы препятствий в полной выкладке в снаряжение пришлось вносить свои коррективы. Три сумки под барабанные магазины размещались не симметрично, поэтому при беге они перетягивали пояс на левую сторону и откровенно мешали. Поэтому Максиму пришлось оставить только две сумки под магазины, что заметно снизило вес снаряжения, а заодно и позволило перевесить подсумок для пистолетных магазинов на пояс. Грете же пришлось более серьезно пересмотреть свое снаряжение. Одним из любимых видов оружия Шнайдер, делавшей упор на скоростную стрельбу, стал пистолет-пулемет с барабанным магазином, но в контексте командировки в Испанию ей пришлось выбирать между третьим подсумком для барабанного магазина, носившимся сзади на поясе, левее сухарной сумки, и второй флягой, которую можно было повесить на его место. Отказываться от второй фляги Шнайдер не пожелала, но и мириться с уменьшением на треть боекомплекта тоже не захотела, поэтому, скрепя сердце она заменила три барабанных магазина на шесть коробчатых, которые носились в двух сумках на груди, и тут же столкнулась с другой проблемой: револьвер, носимый в штатной закрытой кобуре на правой стороне пояса, и раньше-то было трудно достать быстро, а из-за наклонно расположенной сумки для магазинов, это стало еще неудобнее. Проблему эту Шнайдер решила, найдя второй поясной ремень и повесив на него открытую кобуру по типу танкистской, которую она носила на левом боку. Посмотрев на это, Киу заказала себе оперативную кобуру, на которой справа вместо кармашков для запасных магазинов был карман для глушителя. После того, как Максим, Грета и Киу определились с конфигурацией своего снаряжения, они еще неоднократно проходили полосу препятствий и совершали марш-броски в полной выкладке, после которых постоянно что-то подтягивали и подгоняли. Наконец, снаряжение было признано идеальным настолько, насколько это, вообще, возможно, и дело осталось за малым - добиться от товарища Кирова разрешения взять в Испанию более серьезное оружие, нежели имевшиеся у них сейчас пистолеты. Вопрос этот Максим собирался решить тридцатого октября тысяча девятьсот тридцать шестого года, когда он явился на прием к Сергею Мироновичу с отчетом о проделанной работе. Два месяца спустя... 30 октября 1936 года. 11:00. Кабинет С. М. Кирова. Москва, улица Дзержинского, дом 2. - Да, Максим, вы не перестаете меня удивлять, - удовлетворенно произнес Киров, выслушав доклад Белова. - Поверить не могу, что вы столько подготовили за такой короткий промежуток времени! Тут и практически готовый план развития авиации, и столь необходимые нам лекарства, и ядерные технологии… - На ядерных технологиях я хотел бы остановиться поподробнее, - сообщил Максим. - Я специально не стал распечатывать чертежи ядерного реактора и атомной бомбы, ограничившись лишь большим количеством научных статей. Там рекомендации отказаться от экспериментов с тяжелой водой и сосредоточить все усилия на изучении урана, описание технологии его обогащения, материалы по использованию в качестве замедлителя ядерной реакции графита вместо тяжелой воды и что-то там еще. Подробнее я объяснить не смогу, с ядерной физикой я знаком исключительно на уровне школьной программы и понимаю только самые основы. - Ну, я и этого не проходил, так что понимаю даже меньше вашего, - хмыкнул Киров. - Но, думаю, товарищи Иоффе и Курчатов разберутся. Скажите, а почему вы не хотите дать нашим физикам готовые чертежи? - Я боюсь, что, если я это сделаю, мы сможем гораздо раньше получить атомную бомбу, но при этом серьезно затормозим развитие советской ядерной физики, - пояснил Максим. - А это очень опасно. Я, вообще, стараюсь не давать полностью готовых решений, а подталкивать ученых и конструкторов в нужном направлении, формируя тем самым научные и конструкторские школы. - Понимаю, - кивнул Киров. - Что ж, наверное, вы правы. Атомная бомба не стоит того, чтобы рисковать ради нее будущим нашей науки. Тем более, что прямо сейчас она нам и не нужна. - Тут дело не в том, когда у нас появится атомная бомба, а в том, что у нас она должна появиться раньше, чем у американцев, - заметил Максим. - Именно поэтому я распечатал еще и информацию по американской атомной программе с краткой справкой по участвовавшим в ней ученым. Сама эта программа, получившая название «Манхэттенский проект», стартует только в сорок втором году, но начать заниматься ее срывом нужно уже сейчас. Как говорится, паровозы нужно давить, пока они еще чайники. - Как-как вы сказали? - удивился Киров, а услышав от Максима анекдот про мужика, попавшего под паровоз и с тех пор ненавидевшего чайники, от души рассмеялся. - Хороший анекдот, жизненный! И очень подходящий к ситуации. И каким образом вы предлагаете сорвать американскую атомную программу? Ликвидировать ключевых участников? - Не обязательно, - покачал головой Максим. - Часть ученых можно попробовать переманить к нам. Думаю, члену Коммунистической партии Германии Эмилю Фуксу или, например, сочувствующему коммунистам Роберту Оппенгеймеру будет лучше работать в СССР, чем в Англии или в США. Что же касается остальных ученых, то кое-кому из них, и правда, можно устроить несчастный случай, как и руководителю проекта Лесли Гровсу. - Я вас понял, Максим, - кивнул Киров. - Я внимательно изучу ваш доклад и подумаю, что можно будет сделать, чтобы не дать американцам первым создать атомную бомбу. - И чуть не забыл, Сергей, Миронович, - спохватился Максим. - Я не стал отправлять материалы по атомным технологиям на копирование, посчитав их слишком секретными. На мой взгляд, пусть лучше наши ядерщики удивляются необычному способу печати, чем информация о ядерном оружии просочится наружу. - Не могу с вами не согласиться, - кивнул Киров. - Насколько я понимаю, эти материалы находятся сейчас у вас на квартире? - Так точно, - кивнул Максим. - Тогда завтра утром я вызову транспорт с сопровождением и заберу эти материалы в спецхранилище, - решил Киров. - А затем лично проконтролирую передачу этих документов в Радиевый институт. Да и курировать эти исследования придется лично мне. Замолчав, Киров взял со стола трубку и принялся неторопливо ее набивать. Максим же, помня, что Сергей Миронович разрешил ему курить в кабинете, потянулся за папиросами. - Что ж, Максим, с результатами вашей работы вы меня ознакомили, теперь давайте поговорим непосредственно о вас, - раскурив трубку, произнес Киров. - Конструкторы уже начали работу над новыми моделями бронетехники, и я с уверенностью могу вам сказать, что идея создания Особого Информационного Бюро полностью себя оправдала. Конструкторы уверены, что все проекты подготовлены компетентными специалистами, а товарищ Белов является простым докладчиком. - Это хорошо, - кивнул товарищ Белов. - Не хотелось бы привлекать к себе внимания больше, чем уже есть. - Все верно, Максим, - согласился Киров. - Что же касается вашего статуса в рядах НКВД... Так получилось, что в настоящее время вы являетесь куратором разработок стрелкового оружия, моим личным порученцем и сотрудником Особого Информационного бюро. Я решил освободить вас от этих должностей и назначить на должность особоуполномоченного при наркоме внутренних дел. По сути, вы остаетесь моим порученцем, только с более широкими полномочиями. Доступ в Осинформбюро при этом у вас, разумеется, сохранится. - Постараюсь оправдать, - серьезно кивнул Максим. - Как особоуполномоченный, вы также назначаетесь командиром группы особого назначения, в которую помимо вас войдут также сержанты Шнайдер и Линь. Кодовым обозначением вашей группы будет… - задумавшись, Киров замолчал. - «Авангард», - предложил Максим. - Пусть группа называется «Авангард». - А что, неплохо! - оценил Киров. - И звучно, и со значением! Также вам нужен личный позывной. У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет? - Ну-у-у... пускай будет «Странник», - чуть подумав, ответил Максим. - В честь любимого литературного персонажа. - Пусть так, - согласился Киров. - Приказ о вашем новом назначении уже готов, завтра вместе с товарищами сержантами зайдете в управление кадров и получите новые удостоверения со всеми положенными спецметками. - Есть, - кивнул Максим. - На время вашего пребывания в Испании ваша группа будет подчинена непосредственно товарищу Артузову, - продолжил Киров. - Перед вашим отъездом я вас ему представлю. Артур Христианович человек опытный, так что с советами к нему не лезьте, разве что в самых критических случаях. Разумную инициативу, впрочем, можете проявлять. - Понял, Сергей Миронович, - кивнул Максим. - Я просто лейтенант госбезопасности и командир группы особого назначения, ничего более. В принципе, если отбросить мое послезнание, то так оно и есть. - Все верно, Максим, - подтвердил Киров. - А поскольку товарищ Артузов не в курсе вашего происхождения, то и своих иновременных знаний ему не демонстрируйте. Пока же у меня для вас новое задание. - Слушаю вас, Сергей Миронович, - подобрался Максим. - До вашего отъезда вам с товарищем Виноградовым предстоит перенести в помещение Особого Информационного бюро ваши ноутбук и принтер. Да и вообще, лучше будет, если вы оставите в спецхранилище бюро все ваши устройства из будущего. - Вас понял, Сергей Миронович, - подтвердил Максим. - Разрешите выполнять? - Выполняйте, Максим, - кивнул Киров. Кивнув на прощание Сергею Мироновичу, Максим покинул его кабинет и отправился искать Виноградова. 30 октября 1936 года. 17:00. Москва, улица Дзержинского, дом 2. Николай обнаружился в библиотеке стоящим за стойкой и увлеченно ворковавшим с симпатичной девушкой примерно одного с ним возраста. Девушка была среднего роста, с выразительными серыми глазами и светло-русыми волосами, заплетенными в длинную толстую косу. Николай что-то тихо рассказывал девушке, а та мило улыбалась ему, отчего на ее щеках возникали очаровательные ямочки, делавшие ее еще красивее. Полюбовавшись пару минут на эту идиллию, Максим аккуратно нажал на головку звонка, стоявшего на стойке. Мелодичный звон заставил парочку отпрянуть друг от друга. - Ну вот, такой момент испортил... - протянул Виноградов. Девушка же постаралась придать себе строгий и деловой вид, и у нее это почти получилось, если бы не предательски порозовевшие щеки. - Привет, Николай, давно тебя не видел! - поздоровался Максим. - Здравствуй, - кивнул Виноградов и посмотрел на девушку. - Познакомься, это Наталья, моя наставница в библиотечном деле. Наташенька, это Максим, мой, можно сказать, коллега. - Рад знакомству, - улыбнулся Максим. - Здравствуйте, Максим, - кивнула Наталья. - Может, хоть вы мне расскажете, чем вы таким занимаетесь, что Коле нужно освоить библиотечное дело. - Увы, не расскажу, - все также улыбаясь, развел руками Максим. - Без санкции товарища Кирова не могу. Продолжить расспросы Наталье помешал посетитель, появление которого заставило девушку вернуться к своему рабочему месту за стойкой. Максим же кивком головы предложил Николаю отойти в сторонку. - Привет еще раз, - тихо произнес Максим, оказавшись подальше от стойки. - Хотел было спросить, как у тебя дела, но сам уже вижу, что неплохо! - не удержался он от подколки. - Ну-у-у… в общем, да, - улыбнулся Виноградов. - Даже уходить отсюда не хочется. Что-то случилось? - Случилось, - кивнул Максим. - Я только что от Сергея Мироновича, он велел установить в Осинформбюро ноутбук с принтером, ну, и, вообще, перенести туда всю мою электронику. - Слушай, давай в понедельник этим займемся? А то, если честно, не хочется заниматься этим на выходных… - предложил Николай, покосившись на Наталью. - Понимаю, - хмыкнул Максим. - Ну, добро, давай в понедельник. Уезжаем мы во вторник вечером, так что, если что-то пойдет не так, у нас будет время все поправить. Ладно, пойду я, не буду тебя больше отвлекать. - Давай, Максим, до понедельника! - кивнул Николай, пожимая Белову руку. 3 ноября 1936 года. 12:00. Москва. Последние дни перед отъездом получились не менее бурными, чем предыдущие два месяца. На следующий день после доклада Киров, как и обещал, зашел к Максиму домой, чтобы забрать материалы по ядерным исследованиям. Был день субботний, но Сергей Миронович, казалось, об этом не задумывался и работал совсем без выходных. Вместе с Кировым в управление отправились и Максим с девушками, которым нужно было получить новые удостоверения, благо, что отдел кадров в преддверии отправки сотрудников НКВД в Испанию также не заморачивался таким понятием, как выходные и работал чуть ли не круглосуточно. Пришлось, конечно, отстоять небольшую очередь, но новые документы ребята получили довольно быстро. - Куда дальше? - поинтересовалась Грета, когда троица вышла из отдела кадров. - В оружейную, - ответил Максим. - Мы теперь числимся группой особого назначения, так что имеем право получить что-то посерьезнее, чем карманные пистолеты. И, девочки… - предвкушающе улыбнулся Максим. - Да, товарищ лейтенант? - хором спросили Грета и Киу. - В оружейной не стесняемся и требуем все, что считаем нужным, - закончил свою мысль Максим. - Не хотелось бы испытывать в чем-либо нужду, поэтому с собой берем все, что к полу не прикручено! - А что прикручено - отрываем и тоже берем? - в тон Максиму поинтересовалась Киу. - Именно так, - хмыкнул Белов. «Что-то посерьезнее» в понимании Максима представляло из себя новейшую автоматическую винтовку, принятую на вооружение под обозначением АВС-36. Вместо штатных коробчатых магазинов Максим решил взять двухсторонние барабанные, которых он с запасом набрал аж пять штук, и дополнительно затребовал себе тяжелые пулеметные сошки и низкократный оптический прицел. Пару штурмовой винтовке составил тяжелый пистолет ПТ-36 с двумя запасными магазинами, а вместо излишне длинного на взгляд Максима штык-ножа он решил взять более удобный боевой нож. Прекрасные спутницы Максима тоже довооружились, но, если сержант Линь была весьма умеренна и ограничилась лишь снайперской винтовкой и пистолетом с глушителем, то вот сержант Шнайдер вооружилась так, словно она собралась штурмовать штаб националистов в одно лицо. Помимо того, что Грета решила взять с собой и новый пистолет-пулемет, и дробовик, она взяла с собой и полагавшийся к дробовику штык-нож, и боевой нож. Дополнялось все это метательными ножами и револьвером. А ведь ей еще и санитарную сумку носить! Помимо оружия Максим с девочками набрали себе полный комплект снаряжения, включая каски, фляги, котелки, и даже часы с фонариками. Белов, считавший, что запас карман не тянет, требовал у кладовщиков все, что только можно было получить. Те, впрочем, узнав, что явившимся к ним сотрудникам предстоит командировка в Испанию, не ворчали, а спокойно выдавали все необходимое, а заодно сообщили, что все оружие и снаряжение можно будет отправить багажом. Эта новость несказанно обрадовала Максима, которому отнюдь не улыбалось таскать повсюду штурмовую винтовку и беспокоиться о ее сохранности. Поэтому с собой ребята взяли только всякую мелочь вроде часов, а все остальное по описи кладовщики упаковали в большой деревянный ящик, который в присутствии Максима и опечатали. Помимо подготовки к командировке в Испанию нужно было еще перенести всю электронику из будущего в помещение Особого Информационного бюро, располагавшегося все там же, в здании Кремлевского Арсенала. Впрочем, на фоне беготни, связанной с получением новых документов, а также оружия и снаряжения, процесс переноса прошел совершенно буднично и даже как-то незаметно. Максим с Николаем упаковали всю электронику из будущего в ящик, который под бдительной охраной красноармейцев кремлевского полка был перенесен на новое место. Там один из ноутбуков был подключен к принтеру, второй же ноутбук вместе с планшетом были убраны в спецхранилище, устроенное в одной из комнат без окон и снабженное прочной железной дверью. 3 ноября 1936 года. 19:00. Квартира М. И. Белова. Москва, Большой Кремлевский дворец. И вот наступил вечер вторника. Отправлявшиеся в Испанию Максим, Грета и Киу, а также взявшийся проводить их Виноградов собрались в квартире Белова и ждали, когда подадут машины, которые и отвезут их на вокзал. Из багажа у Максима и девочек было всего по одному чемодану, в которых находились комплекты полевой формы, обувь, умывальные принадлежности и некоторый запас белья. Также, в соответствии с распоряжением товарища Артузова, все трое взяли с собой по одному комплекту гражданской одежды. Вот, собственно, и все, что члены группы «Авангард» брали с собой в Испанию. - Пора, - произнес Максим, в очередной раз взглянув на циферблат новеньких «командирских» часов. - Присядем на дорожку! Посидели. Максим и Николай на стульях, а девушки - на кровати. Минуту спустя Максим встал и подхватил чемоданы - свой и Киу, Виноградов же поднял чемодан Греты, не слушая возражений его хозяйки. Выйдя из квартиры, Максим запер на ключ квартиру, которая была его домом в течении последних полутора лет, и которую он, как ему казалось, ближайшие года два не увидит. На улице Максима уже ожидали две машины - закрепленный за ним легковой «ГАЗ-6», и небольшой грузовичок «ГАЗ-4». Последний понадобился по той простой причине, что на «ГАЗ-6», как, впрочем, и на его американском предке «Ford model A», багажник был не предусмотрен. Вот и пришлось ради трех не самых больших чемоданов запрашивать грузовой автомобиль. Погрузив чемоданы в кузов пикапа, все четверо забрались в легковой автомобиль, прочем Максим оказался зажат между двумя девушками на заднем сиденье, Николай же вольготно разместился рядом с водителем. Не то, чтобы Максим возражал против прижимавшихся к нему горячих девичьих тел, но сидеть втроем на заднем сиденье автомобиля было все же тесновато. Впрочем, до Киевского вокзала было недалеко, а пробок в то время в Москве не было, так что терпеть тесноту пришлось недолго. На вокзале выяснилось, что поезд для отправляющихся в Испанию сотрудников НКВД уже подан, и Максиму с девушками только и оставалось, что отметиться у дежурного по эшелону, после чего отправиться занимать места «согласно купленным билетам». А поскольку Максим, Грета и Киу входили в состав одной группы особого назначения, то и выделили им одно купе на троих. В купе разместились так же, как и во время поездки в отпуск - девушки заняли нижние полки, а Максим разместился на верхней. Прежде, чем убрать чемодан в багажное отделение, Белов достал из него первый том учебника испанского языка и положил его на свою полку. - А как вы с местными товарищами общаться собираетесь? - усмехнулся Максим в ответ на заинтересованные взгляды девушек. - Вы, кстати, какие иностранные языки знаете? Ну, кроме русского... - В школе французский учила, - пожала плечами Грета. - Ну, еще в Германии. А после переезда в Советский Союз забросила. В школе-коммуне, где я училась, французский не преподавали... - А почему в ШОН не продолжила учить? - поинтересовался Максим. - Насколько я помню, французский там преподают. - А в ШОН мне в качестве иностранного языка зачли мой родной немецкий и сделали упор на обучение меня русскому языку. Научили строить предложения по-русски и поставили произношение, - пояснила Грета и чуть смущенно улыбнулась. - Слышали бы вы, как я «каркала» до поступления в ШОН! - Понятно, - кивнул Максим. - А ты, Киу? - На родном шаньсийском, - ответила Киу. - Еще хорошо понимаю мандаринский. - На каких?! - не понял Виноградов. - Я думал, твой родной язык - китайский! - Так нет его, китайского языка, - вздохнула Киу. - Китай есть, а общего языка нет! На севере говорят на мандаринском, в Шаньси - на шансийском, а на юге - на кантонском, миньском и еще нескольких. Причем, некоторые языки настолько не похожи друг на друга, что жители соседних провинций могут друг друга просто не понимать! Это просто кошмар какой-то! - Вот оно как... - озадаченно протянул Николай. - Не переживай, Киу, - улыбнулся Максим. - Вот придут в Китае к власти коммунисты и создадут стандартный китайский язык. - Это радует, - вернула улыбку Киу. - А ты кроме немецкого еще какие-нибудь языки знаешь? - Английский знаю, - ответил Максим. - Говорю свободно, но за англичанина не сойду. Ладно, это все, конечно, замечательно, но проблемы общения с испанцами никак не решает. Остается надеяться, что удастся найти переводчика, понимающего если не русский, то хотя бы немецкий. Так вот они и болтали, пока дежурный по вагону не попросил провожающих покинуть вагон. Пожав на прощание руку Максиму, Николай вышел из купе, а еще через пять минут поезд тронулся, чтобы утром пятого ноября прибыть в Одессу.