Тайна крови

Подхватив меня на руки, Эстебан побежал в сторону замка. Юноше не мешала мокрая почва под ногами и пелена воды. С каждой секундой, боль становилась всё сильнее и сильнее. Я терпела это, так как не хотела пугать Колиньяра. — Господин Фильер! — залетает в лазарет. Август Фильер был очень старым и мудрым мужчиной, который умел абсолютно всё, хоть и полностью слеп, от слова совсем. Насколько помню, то он ослеп ещё до моего рождения. Доктор сухой, худой высокий дедулька с седыми волосами и низким голосом. У него нет детей, жены и внуков, так как всю свою жизнь Август посвятил медицине. Папа говорил, что он единственный человек, который вызывал такое восхищение, от которого становилось трудно дышать. — Что случилось? — поднимается с кресла, отрываясь от бумаг, — Эсмилир? — Бедро, — прошептала. — Так и знал. Глаза господина были белыми, почти прозрачными, из-за катаракты. Он прекрасно ориентировался в пространстве и слепота ему вовсе не мешала. — Прошу, — моет руки, указывая на кушетку. Эстебан аккуратно уложил, снимая с меня мокрый плащ. Юноша промок насквозь. Капли стекали по тёмным волосам. — Герцог Колиньяр, — берёт полотенце, — вы хотите остаться? — Да, — кивнул. — Нет, — закрыла глаза, — выйди, пожалуйста. — Эсми, — замялся, — лир. Госпожа, я… — Пожалуйста, — повторила чуть строже. Шумно выдохнув, он всё же вышел из лазарета, но я прекрасно знала, что Колиньяр стоит у самой двери. — Итак, — улыбнулся, — рассказывайте. Я поведала ему о том, что произошло. Август долгое время молчал, а после решил провести осмотр. Признаться честно, чего-то более ужасного, чем эта боль, прежде не испытывала. Срывая голос в попытках стерпеть эти адские муки, невольно вспомнила то, что делала с нами сумасшедшая старуха, а точнее, мадам Нора Янсенн. — Мы закончили, — протягивает мне мокрое полотенце. — Спасибо, — откидываюсь, — чуть Создателю душу не отдала, — вытираю лоб. — Эсмилир, — присел напротив, — какой тип у твоей боли? — Физическая? — удивляюсь. — Нет, — мотнул головой, — психосоматическая. — То есть? — Травма была получена тобой, — пытается подобрать слова, — в самый тяжёлый период жизни. Физическая боль перекрывала моральную. — Да, — киваю. — Со временем кости срослись, правильно, между прочим, без проблем и осложнений, — поправил усы, — но, — соскочил, — боль осталась. Причина? — Не знаю. — Твоё подсознание решило именно так бороться с душевными терзаниями или переживаниями. Испытывая боль в бедре, ты напрочь забываешь о мыслях в голове. Понимаешь? — подмигнул. — То есть, — пытаюсь сесть, — я сама себе внушила, что бедро болит? — Относительно, — задумался, — твоя травма стала для меня новой загадкой. Видишь ли, у людей, которые имеют проблемы с тазобедренным суставом или костями, ярко выраженная хромота. У тебя она периодически появляется. — А лечиться как? — Прежде всего, ты должна понять, что чем больше нагрузка на душу, тем сильнее боль в бедре. Тебе нужно делиться своими переживаниями, задумками и мыслями с кем-то другим. — Проблематично… — Откройся себе, для начала. — Боль — реакция организма на стресс? — Верно, — одобряюще кивнул, — рецепт лечения кроется внутри тебя. Всё просто. Как считаешь, какой твой смертный грех из семи? — Гнев. Я хорошо держалась на людях, показывая хладнокровие, но когда оставалась одна, превращалась в чудовище. Однажды, разгромила всю комнату и даже не помню из-за чего. Мой же гнев, к сожалению, меня же убивал… — Все мы со своими недостатками, Эсмилир. Надо научиться их использовать во благо. — Был бы учебник… — В голове, — стучит пальцем по виску. Мужчина подошёл к столу, что-то достал из верхних ящиков, налил это в кружку и протянул мне. — До дна. Не задумываясь, я выпила содержимое кружки и тут же пожалела о своём поступке. Надо было хотя бы понюхать. — Не смей выплёвывать. — Гадость! — проглатываю, — что за ужас? — вытираю язык. Напиток невыносимо горький и кислый одновременно, плюсом, на вкус ужасен. Рот вяжет. — Болеутоляющее, — смеётся, — со временем привыкаешь к этому. — Кошмар, — скривилась. — Оно поможет тебе уснуть и восстановить силы. Ступай. — Спасибо вам, — киваю, поднимаясь с кушетки. Поправив влажную одежду и попрощавшись в доктором, тихо покинула лазарет. Колиньяр сидел на подоконнике закинув ноги, скрестив руки на груди и приложив голову к окну. Мокрые волосы юноши стали слегка кудрявыми, непослушными. Спит. — Эстебан, — прошептала, едва касаясь плеча. — М-м-м? — открыл глаза. — Пойдём, ночь на дворе уже. Он еле как поднялся, протирая сонные глаза. Мы дошли до моей комнаты абсолютно молча, я хотела уже попрощаться с молодым человеком, но он нагло попёрся за мной. — Я не уйду, — закрывает двери, — пока не узнаю о тебе больше, чем кто-либо. — Тогда, — улыбнулась, — ты здесь поселишься. — Это не шутка, Эсми, — фыркнул, — мне надоело то, что ты постоянно что-то прячешь от меня и утаиваешь. Между нами есть страсть, влечение, близость, но нет доверия. Что это за отношения такие? Чисто ради секса? — Избавь меня от этого, Эстебан, — закрываю лицо руками. — Могу уйти, — обижено отвёрнулся, — и не возвращаться. — Прекрати вести себя как ребёнок. — А я и есть ребёнок! — подлетает, — мне всего семнадцать лет. — Тебе сказку на ночь рассказать? — О себе, — с вызовом посмотрел, — между возлюбленными должно быть доверие и искренность. Прошу, — взял меня за руку, — не отталкивай меня. — Открываться кому-то — болезненно. — Я не причиню боль, — глаза бегают, — мой выбор пал на тебя. Он окончательный. — Хорошо, — сдаюсь, — что ты хочешь узнать? — Чем ты увлекаешься? Что тебе нравится? С одной стороны, вопросы были лёгкими, а с другой, они вогнали меня в ступор. А что я люблю? Работа в оранжерее — источник лекарств, работа с учениками — обязанность. — У меня, — замялась, — нет какого-то хобби. — Вообще? — удивился. Моё сердце не выбирало себе увлечение. Я училась тому, чему скажут и не возмущалась. Выбора особо не было. Только сейчас поняла, что как таковой цели тоже нет. Точнее, она была, но в связи со сложившейся ситуацией, можно считать обратное. — Да… — Музыка? Рисование? Шитьё? Фехтование? — Лишь навыки, — пожимаю плечами, — мне нечего рассказывать о себе, Эстебан. Я пустой сосуд. Осознание собственной ничтожности убивало. — Исправим, — усмехнулся. Колиньяр отпустил мою руку, отошёл на несколько шагов и припал на одно колено передо мной. — Что? — опешила. Юноша достал неописуемой красоты кольцо, в центре которого находился лунный камень. Он смотрел мне прямо в глаза, не сдерживая улыбки и волнения. Сердце пропустило несколько ударов. — Пусть луна свяжет тех, чьи жизни имеют значение друг для друга. — Эстебан… — Не перебивай, — шикнул, — я не жду твоего ответа сейчас. Хочу выразить серьёзность своих намерений и сказать, что не планирую отступать. Мне хочется положить весь мир к твоим ногам, дарить тебе свою любовь и заботу. Твой холод, злоба, замкнутость и сложный характер — меня не пугают. Я готов залечить твою израненную душу, так как, — облизнул губы, — она этого достойна. С удовольствием буду твоей опорой и защитой. — Эстебан, — повторила. Я не сдержалась. Зарыдав, отвёрнулась от него, убегая в сторону окна. — Эсми, — подошёл сзади, — почему ты плачешь? — Я, — ком в горле, — я… — Так, — повернул к себе лицом. — Не смотри, — вытираю слёзы, — не надо. — Почему? — Ты не должен видеть меня в таком состоянии, Эстебан… — В чём причина твоих слёз? Что-то тебе не понравилось? — Нет, нет, нет, — затараторила, — всё просто потрясающе. Просто, — вздыхаю, — после смерти родителей, у меня было очень тяжёлое время. Со мной плохо обращались, били часто и самый близкий человек предал. — Подробности будут? — Моя сестра, — не скрываю слёз, — продала меня чокнутой старухе за три монеты, на которые купила какого-то вина. Бабкой оказалась мадам Янсенн. — Та самая? — приоткрыл рот. — Именно. Женщина всячески издевалась, пытала и мучила молодых девушек, большинство забивала насмерть. Она ставила над нами различные лекарские эксперименты, пыталась создать что-то новое. Я родилась с карими глазами, но из-за её деяний, цвет будто выцвел. Раньше, они очень сильно болели, не давая возможность выйти на улицу днём. — Как ты сбежала? — Ударила её кочергой, выхватила ключ и дала дёру в неизвестном направлении. Чуть позже, на рыбном рынке, меня нашел граф Арно Савиньяк, который узнал меня и приютил. — Мне так жаль, — голос Эстебана дрогнул, — очень… Ему было больно от моих слов. — Мы были для неё рабами. Нора не считала нас за людей, даже к скотине лучше относилась. Она мне снится иногда… — Шрамы на спине — её рук дело? — Да… Мадам стало скучно. — Давай так, — вздохнул, — я заканчиваю обучение и мы уезжаем в моё родовое поместье или куда-то подальше. — Я не могу… — Забудь про других, Эсми! — крикнул, — поживи для себя, подумай о своём будущем… — Твоё будущее… — А что с ним? — перебил, — я — наследник герцогства. Отец обмолвился, что устал и хочет на покой, это значит, что после завершения учёбы, состоится моя коронация. Я дам тебе всё: спокойную и счастливую жизнь, безопасность, счастье, а взамен попрошу немного. — Чего же? — Доверяй мне, говори со мной. Моя мама, — осёкся, — знала, что болеет, но папе не рассказала. Боялась расстроить его или просто не захотела, за что и поплатилась собственной жизнью. Когда мы узнали об этом, было уже поздно. Оставалось только верить, ждать, молиться… Не будь меня, отец бы наложил на себя руки, — слёзы навернулись, — в итоге, он превратился в глубоко несчастного человека, а я вырос без материнского тепла. Мне не хочется для нас такого… — Я хочу быть рядом с тобой, но если уеду из дворца, кардинал может посчитать меня за предателя и убить, увидев опасность. — Нет… — Он поступил так с моими родителями. Изгнание из дворца — его инициатива, Эстебан, и именно Сильвестр отправил людей в нашу деревню, которые убили их. — Эсми, — хлопает глазами. — Они с отцом были хорошими друзьями, но это не помешало ему. Чего уж говорить обо мне? Кардинал держит меня в замке, терпит и пытается быть вежливым из-за того, что я очень много знаю. Понимаешь? — Понимаю, — тяжело вздохнул, — всё будет хорошо, только, верь мне… — Я боюсь. Мне страшно… — Что тебя пугает? — гладит по щеке. — Не знаю, — еле слышно ответила, — состояние такое… — Какое? — Нехорошее. Предчувствие плохое… — Ты просто устала и тебе необходимо отдохнуть, — целует в лоб, — пора спать. — Думаешь? — Знаю, Эсми… Эти кольца, — переводит тему, — парные, — указал на свое, — отец сделал их сам незадолго до смерти мамы, но подарить не успел… Когда-то, он показал мне изделие и сказал, что я должен подарить его той, которая станет моим смыслом. Признаться честно, я удивился, когда папа привёз его на свадьбу. — Для Тати? — Для тебя, — улыбается, — он смирился и принял мой выбор. Дрожащими руками, он надел кольцо на безымянный палец и поцеловал костяшки. — Холодные, — обхватил руки, с целью согреть в своих. — Даже не знаю, что и сказать… — Твоей улыбки будет достаточно. Набравшись смелости, я решила признать очевидное. — Я люблю тебя, Эстебан, — выдыхаю, — искренне и по-детски. Не могу перестать думать о тебе, о твоих руках, голосе. Кажется, я зависима. Ты заполонил все мои мысли… — Мне стоит гордиться? — смеётся. — Да. Он крепко обнял меня, а я почувствовала головокружительный аромат пихты и кедра. — Описать то, что я к тебе чувствую — невозможно, так как слов таких не знаю. Это что-то необъяснимое и одновременно прекрасное. У меня бабочки в животе порхают, — зарылся носом в волосы. — Тебя надо показать врачу… Это странно. — Прекращай ворчать как старая бабка, ах, — заливисто расхохотался, — совсем забыл. — Молоко с губ вытри. — Ещё не обсохло. Обожаю эти взаимные издевательства друг над другом. Моё любимое.